неумение отпускать

Они вместе уже три месяца, и всё вроде бы хорошо было. До недавних пор. Кошелева и сама не заметила, как оказалась отношений несчастных заложницей. Как попала в клетку с табличкой «Осторожно, абьюзивные отношения». Её туда посадили безжалостно, ключ выкинули и забыли инструкцию подложить, где написано, как отсюда выбраться. Осознание на девчушку свалилось так же неожиданно, как и чёткое понимание того, что продолжать со Свободой пытаться вместе что-то строить бесполезно. Их карточный домик от малейшего порыва ветра распадается. И осознание это зацепилось, как будто к ней приросло, стало навязчивой идеей поменять что-то в жизни. Кислород перекрыло. А ей тяжело вдвойне, потому что не расскажешь никому о собственном грузе на сердце. Родители за две тысячи километров находятся, они для Кошелевой в последнее время — картинка, пытающаяся отчаянно согреть сердце её, в экране телефона по вечерам. Пытающаяся согреть, но не греющая. Через скайп, увы, объятия крепкие ещё не передаются. Друзей, которым бы она доверяла на сто процентов, в Москве нет. Вот вам и минусы переезда. Есть Трущев, которому она отчего-то верит. На подсознательным уровне, чувствуя ментальную связь, невидимую, но крепкую. Крепче, чем им положено. Ему бы она точно рассказала, почему-то даже не сомневается в этом. Знает, что Трущеву доверять можно. Но Сережа — Максима лучший друг, поэтому, видимо, она поддержки любой лишена. И разгребать самой придется. *** 12/09/18 — Крис, с кем ты там так долго переписываешься? Мы всё-таки фильм пришли смотреть, да и кто это вообще такой навязчивый тебе строчит?! — Анисимов начинает закипать, сам себе отчёта не отдавая. Его просто окутывает злость, которую парень объяснить не может. И не то, чтоб его это пугало. А вот её — да. — Хорошо, Максим. Извини, пожалуйста, — она нервно улыбается, встречаясь с бушующим, практически черным океаном в его глазах. Телефон поспешно в карман прячет. Лишь бы Свобода не злился. Лишь бы его взгляда осуждающего не видеть. *** 24/09/18 — Максим, я пойду прогуляюсь с Назимой через два часа, хорошо? — тихо просит она, когда пара на диване очередной фильм смотрит. — Что? Нет, Кристина, ты постоянно сбегаешь, мне надоело, — Анисимов за руку девушку хватает движением резким, сдавливает запястье хрупкое, — Проведи наконец-то время со мной! — Но мы же вместе круглые сутки, — девушка хмурит брови, не зная, что делать дальше, — Я уже две недели ни с кем не виделась, это же... — Она не договаривает. Кошелеву прерывает двери громкий хлопок. Оглушающий. Давящий на барабанные перепонки. Он не пускает. Не доверяет? Боится чего-то? Она обиду глотает и смиренно пишет подруге короткое: «Нет, сегодня никак, прости». Отношения важней, да ведь, Крис? Да? *** 05.10.18 — Ты где была? — Я подкрашивала ресницы в туалете, всё в порядке, ты чего? — А почему мне не сказала?! — Максима гневная речь жестами широкими сопровождается, такими, что Кристина боится, как бы он не задел её случайно. — Да меня не было пять минут от силы! — Это ты оправдываешься сейчас? Чтоб никуда без меня не ходила, особенно в таких местах! — Кошелева клуб душный взглядом окидывает и кивает коротко. Спорить бесполезно. Он же всего лишь о ней заботится? Просто его забота иначе проявляется. Не так, как девушка привыкла. *** Дверь открывается, в коридоре слышится голос до ужаса знакомый: «Кри-ис, я дома!» Кошелева знает, что за приветствием последовать может, поэтому пугливо в коридор заглядывает, тихими шагами подходя к нему. Целует — привычка. И выдыхает облегченно, когда отстраняется наконец, когда рука его её талии больше не касается. — Привет, — улыбка нервная, кажется, её с потрохами выдает. Девушка никогда не умела скрывать эмоции, и, кажется, это — весомый, значимый минус. Максим хмурится. Не нравится ему это все. — Пойдем сядем, нам нужно поговорить. Анисимов еле удерживается от какого-то едкого комментария в стиле: «А с каких пор ты мне указывать стала?». Но молчит, стискивая зубы, и Кошелевой это на миг уверенности в себе прибавляет. Тяжело, тяжело до дрожи в кончиках пальцев тонких. Но она должна. Вдох-выдох. — Ты знаешь... Знаешь, у меня внутри сегодня как будто внутри мостик жизненно важный оборвался. Я вдруг поняла, что ты меня контролируешь, и не просто, а буквально не даешь дышать. Стой, не перебивай, пожалуйста. Хоть р а з дослушай, — в голосе тихом дрожь слышится. Анисимов медленно, но верно близится к тому состоянию, когда потеряет контроль над собой. И Кристина ощущает это. Каждой клеточкой тела. Но не останавливается: — Я почти физически начала это чувствовать. И мне не кажется, что это нормально. Слышишь? Я чувствую недоверие с твоей стороны, ты как будто хочешь меня удержать. Откуда это чувство возникло? Что я сделала? — она слышит сбитое дыхание Максима, и сердце обливается кровью, — В любом случае, нам надо что-то менять. Прошу, прошу-у, — шепчет она под стук колотящегося в бешеном ритме сердца. — Ты хочешь меня обвинить в своих замашках? Я виноват в том, что ты придумала себе какую-то историю в голове и хочешь выставить меня тираном? Кристин, ну это ведь смешно. — Да нет же! Я бы не стала ощущать это просто так. Мне кажется, ты постоянно меня ограничиваешь. — Что за бред?! Прекрати обвинять меня в каждой своей проблеме, прекрати начинать споры, ты же не хочешь, чтобы мы постоянно находились в ссоре из-за тебя? — он знает, куда давить. Анисимов девчонки слабые стороны давно выучил наизусть. И теперь ловко, искусно ими играется, усилий особых не прикладывая. — Да, ты... ты, наверное, прав. Извини, — Кошелева верит хочет верить в то, что ей на самом деле показалось. Уговаривает саму себя, убеждает, что он любит. И что все сомнения — лишь плод юного и крайне богатого воображения. Ей лучше молчать. Да только вот от молчания все гложущие тебя сомнения не уйдут в пустоту. Она, малышка глупая совершенно, напридумывала себе сказок про живущих в любви принцесс, у которых каждый день сродни празднику. И больно ударилась об реальность, когда её дни сродни пытке оказались. Прямо в осколки разбитые вляпалась. И сейчас сидит в спальне, закрытой на ключ, смеётся звонко над тем, что почти что осталась одна. Самым горьким смехом за всю жизнь свою, смешанным с отчаянными всхлипами. Почти что истерика. А пять минут назад губы чужие целовала, успокаивая себя мыслями о том, что она будет счастлива в этих отношениях. Когда-то.