неумение отпускать

Максиму, кажется, не жаль. Наоборот. Анисимову это всё удовольствие приносит. Моральное наслаждение и спокойствие. На душе сразу легче становится — а остальное Максима не особо волнует. Главное, что после таких срывов ему дышать легче, и в легких кислорода запас увеличивается. Злость отходит на второй план, а власть и контроль будто бы снова возвращаются в его руки, которые вот-вот норовят почернеть от тех слёз горьких Кошелевой, которые на них неоднократно попадали. Да, она плакала прямо при нём. Да, не могла сдержать слабости. Как норовящая упасть хрупкая статуэтка, стоящая прямо на краю полки. Но на следующий день Кошелева снова ярко улыбалась, целовала в лоб и провожала на студию, а значит, Максим уверен был, всё у них нормально. Стерпит как-нибудь. Он и сам не понял, как пришёл к этому. Внезапно совсем, как-то резко, желание опекать свою вторую половинку переросло в какую-то навязчивую идею, глаза тугой повязкой ему завязав. И развязать уже не получается, как ты ни пытался бы. Максим на самом деле контролировал каждое действие своей девушки, всегда почти что за ней по пятам ходил, будто бы иначе не умеет попросту. Девчонке и шагу не давал ступить. Свобода как будто соткан стал из агрессии, ревности и десятков непонятных страхов. И продолжал тонуть в этом, захлебываться. Сузил круг её общения, ревновать стал к каждому второму мужчине, с которым Кошелева разговаривает. А самое странное — поводов девушка Свободе не давала. Ни единого. В нём лишь собственничество заиграло, и не просто так, а захватив его разум целиком, повернув мышление в другую абсолютно сторону. В ту, которая девчонку неопытную пугать начала до жути. Но у Кристины руки связаны, она кричит в пустоту. И мольбы о том, чтоб быть услышанной, испаряются в спёртом воздухе гостиной, так и не доносясь ни до единого человека, который помочь мог бы ей. Стать кругом спасательным. Неужели она пойдёт ко дну? *** — Кристин, солнышко, ты чего такая грустная? — он бровью ведёт, ковыряет в тарелке яичницу остывшую. Конечно, Анисимов догадывается. Знает. Но мысли собственные далеко в себя прячет, заставляет рассеяться их среди потока других, и делает вид, что искренне верит в то, что настроение Кошелевой со вчерашнего утра не изменилось совсем. — Ничего. Просто задумалась, — снова фальшивая улыбка, взгляд поникший. Кристине надо бы научиться хоть как-то с эмоциями справляться. А пока что она в этой игре проигрывает по всем фронтам. Но сдаваться ещё не хочется. Рано слишком. — Ладно, не грусти, — он волосы тёмные взъерошивает, в макушку целует с нежностью, что забыта почти что. А она молчит, позволяет Анисимову касаться её. Потому что бессильна. Потому что в глубине души всё еще любит. Потому что на части разрывается, не знает, бедная, к какому из сотни голосов внутри прислушаться. Их много, они друг друга перебивают, рвут внутри у нее всё беспощадно. И ни один других громче не звучит. — Я на студию пошёл, ладно? Не скучай, — Анисимов ключ от квартиры хватает, прячет его в карман поспешно. Так, что Кристина и заметить не успевает. Он слишком хитёр — она обречена. Убеждает себя, что хорошо всё, что снова на места положенные стало. И что ей на самом деле казалось. Все это время казалось. Девчонка парня провожает, а после в ванную идёт, рутинные дела её отвлекают ото всех мыслей. Нет больше паутины запутанной в голове юной. Хоть на время, на срок необычайно короткий. Пусть лучше дела каждодневные её голову заполняют. Хоть на пару часов. Её от готовки ужина отвлекает уведомление, громкое настолько, что Кошелева чуть ли не подскакивает. Тапочками смешно шуршит и берёт телефон в руки. Трущёв сообщение прислал. От: Серёжа «Привет, Крис, как дела? :)) Может прогуляемся через полчасика? Мне скучно, и я как раз около вашего района. А Максим занят.» 13:57 Кристина перечитывает текст, кажется, раз семь. Улыбается шире, чем ей следовало бы, сама не понимает, почему. От: Кристина «Да, конечно! Давай тогда у кафе напротив нашего дома? Через полчаса?» 13:58 Ответ приходит почти мгновенно. От: Серёжа «Договорились!» 13:58 Кошелева телефон убирает обратно на стол, даже не замечая, как настроение её меняется в другую совершенно сторону. Она себя окрыленной чувствует, казалось бы, от мелочи такой. Сборы занимают, как Крис и предполагала, около получаса. Часы показывают 14:30, и Кошелева торопливо кладёт бумажник в сумку, дергаёт ручку двери. Дёргает раз, потом второй, третий. Не поддаётся. Кажется, девушка уже со счету сбилась, сколько раз дергала ручку неподдающуюся. Дверь проклятая ни от ударов ногами не открывалась, ни от криков её отчаянных вроде: «Да давай уже! Сколько можно!» Она вдруг подбегает к полке, на которой второй ключ всегда лежит — там пусто. Будто бы и не было там ключей никогда. Будто бы померещилось ей. Понимание приходит резко, отдаётся болью по всему телу. Мгновенно, пронзает её хрупкие конечности насквозь. Он её запер. Одну в этой душной и тесной квартире, ставшей Кошелевой вмиг ненавистной. Кристина будто ото сна проснулась, в реальность с головой окунувшись. В жестокую, леденящую кожу реальность. Она опрокидывает стул в порыве гнева, наблюдая за тем, как тот приземляется на пол. О стену холодную опирается и скатывается вниз, с каждой секундой все больше понимая, как же она влипла. Дорожки из слёз покрывают юное лицо, а телефон с назойливыми Сережиными: «Ты где» и вовсе откинут в другой конец комнаты. Ей просто плохо. Кошелева задыхается. Максим настолько ей не доверяет. За что? Что, чёрт возьми, она натворить такого могла, чтоб некогда любимый её, дорогой сердцу человек так вести себя начал? *** «Серёж, я заперта. Представляешь? Даже не знаю, что добавить. Оба ключа у Макса.» Она громко шмыгает носом, злостно на кнопку «Отправить» жмёт. Кажется, Вселенной в злые шутки поиграть захотелось. Только вот правила никто не огласил, и Кристина вот-вот загубит себя, потеряется в игре этой. Размышления девушки звонок прерывает. — Да, Серёж, привет, — дрожащий голос скрыть не удаётся. — Крис, ты как? Плачешь что ли? Блять, погоди. Всё нормально, я уже подхожу к подъезду. — Спасибо, прав... — Кристину прерывает звонок так резко оборвавшийся. Кошелевой хоть кто-нибудь объяснит, что за чертовщина происходит? Слёзы высохли на лице припухшем, и девчонке кажется уже, будто бы она больше плакать не способна. Выплакала уже всё, что можно было. *** День у Максима проходит чудесно, поэтому домой тот возвращается в прекрасном расположении духа. Из машины выходит, к дому неспеша направляется. И, кажется, Трущёва видит. — Серёж! Серёж! — Анисимов подбегает к другу, что по телефону с кем-то увлеченно слишком разговаривает. Он какой-то встревоженный слишком. У Максима внутри тугим узлом предчувствие нехорошее завязывается, перекрывая кислород. Трущёв сбрасывает звонок и, хмуря брови, подходит к Максиму. Молчание обоюдное в пару секунд длиной вечностью кажется. Что происходит? — Привет, — не успевает начать Свобода, как сразу оказывается под взглядом Сергея недовольным. — Что-то случилось? Трущёв, кажется, возмущен. — Ты правда запер Кристину в квартире?