Знай, тем вовек покоя нет…
Альбий, середина лета… где-то там, что в Нихоне, что в Минь, сейчас тепло, лотосовые поля в цвете и яблочный запах. А Асахи Фурукадзе сидел здесь, изредка подкидывал опустившемуся на подоконники с внешней стороны ворону крошек, смотрел на всё больше смахивавшую на реку из-за дождя мостовую Стовратных Рив, на до нитки промокших мрачных разносчиков газет, на бежавшую, что-то крича и прыгая в любую лужу, городскую ребятню, на серые, холодные стены и ждал, когда уже закончится этот день. И завтра собирался сидеть и ждать, и послезавтра… Разве что вечером сегодня, наверное, придётся-таки отправиться на приём в честь помолвки младшей дочери четы Камелия, Соньи, с Вайсом Келли, маркизом Кэмпбеллом, — всё — только если пойдёт Рюу-аники, разумеется, но Рюу ведь пойдёт! Значит, идти должен и Асахи. А как не хотелось! Ещё и О`Каллахан там будет… ей-то всё шуточки, карнавальной Скрипачке в венецианской маске, а ему, между прочим, жить! …Впрочем, справедливости ради, сейчас маски генеральская падчерица носила лишь двух видов: примерной — условно, условно «примерной» — девицы из пансиона Хельги и, скорее, модифицированную итальскую (во всяком случае, помнил Асахи только благодаря давешнему маскараду в Итали), чем какую-то иную, закрывающую пол-лица бело-золотую; хотя последняя, наверное, и не одна была, две минимум — повседневная и парадная. И, опять же, справедливости ради, чувство юмора (как и характер) у О`Каллахан было отвратительным всегда, передавалось по наследству на духовном (учитывая, что дочерью генералу она не приходилась; кажется, потому что кто знает наверняка?) уровне, и с чувством этим проще смириться. Асахи и смирялся, причём усиленно: третий год всячески избегал столкновений вплоть до добровольного затворничества. Есть три вещи, на которые смотрят бесконечно, но приближаться не хотят: текущая вода, горящий огонь, занимающиеся делом люди. Примерно так выходило и с О`Каллахан — любить её (даже не любить, а просто испытывать симпатию) можно было только со стороны. И в отдалении, очень-очень в отдалении. В принципе, работать тоже, и в первых двух утверждениях Асахи исходил именно из последнего — личного — опыта. В первую встречу, этого не признавать не получалось, падчерица генерала производила самое благоприятное впечатление — светловолосая, нельзя отрицать — красивая, в предельно практичной и правильно подобранной одежде, — но стоило пообщаться с ней чуть дольше минуты… Хотя, если объективно, она прекрасно стреляла (в том числе и с двух рук) и весьма недурно фехтовала, так что именно в плане работы личные качества отходили на второй план. И до тех пор, пока они работали вместе, Асахи терпел, но сейчас? Когда за почти три года их компания не собиралась ни разу? И не факт, что соберётся снова хоть когда-нибудь? Нет, увольте! Асахи отвлёкся от нерадостных мыслей, взял со стола свежую булку и придвинул к открытому окну, чтобы ворону было удобнее есть (у него самого настроения не было совершенно), мимоходом — вслух — пожалел, что закончились яблоки, хотя яблоки в Ривах росли кислые до ужаса, почувствовал, как начинает клонить в сон и решил сменить род ничегонеделания с просто сидения у окна на, допустим, сидение у окна с книгой. Любой книгой, от приключенческих романов, ставших весьма популярными сравнительно недавно, с началом исследований материка Америго и населявших его племён дикарей-инлов, над которыми аники даже улыбнулась пару раз (видимо, или чувство юмора авторам досталось не в пример лучше того, что у Скрипачки, или писали несусветную чушь), и до сложноклассифицируемой чуши о благородных наёмниках-"крыланах» (вообще-то, не меньшей, но такой известности, как ни странно, не приобретшей); да, в библиотеке семьи Фурукадзе хранились и более полезные экземпляры, скажем, посвящённые появлению тех самых крыланов, но от всех более полезных Асахи клонило в сон только сильнее, а к шпагам в тренировочном зале аники ему приближаться запретила. И как, спрашивается, он должен поддерживать форму? Его же сестра, если… когда они встретятся, убьёт за такое!.. Рюу такие мелочи не волновали. Спать Асахи, хотя прежде нередко мечтал, чтобы его не трогали по неделе-другой, не любил. Теперь… сейчас… уже три года. Без месяца три. Потому, в основном, не любил, что по ночам Асахи и без того снились гибельные пески Тарха, революционеры Франкса, бури Океана Тоски, та майская гроза над Штормовым Пределом и дикарские племена инлов — хотя, впрочем, не так всё это и важно было по сравнению с другим, редким, но, наверное, куда больше связанным с реальностью: иногда по ночам ему снилось, как его названая, не кровная сестра вскидывала вверх ладонь в прощальном жесте и уходила. «Sayonara» (нихонское «прощайте» произносилось, когда шанс на новую встречу стремился не то что к нулю, а к минусу). Именно так говорила (это, пожалуй, было единственным отклонением: в жизни она покинула дом, где они собрались тогда, молча) сестра во снах, и каждый раз Асахи был уверен: ей просто неинтересно среди слабых, сестре нужны равные соперники и… равные соратники? Наверное, и они тоже, но, если смотреть правде в глаза, сестра вряд ли нуждалась в ком-то рядом — ушла ведь три года назад, не попрощавшись, а за ней разошлись и остальные. Все — «пока не придёт время собраться опять» (как сказала, опять же, сестра). Только вот Асахи сомневался, что загадочное время всеобщего сбора когда-нибудь настанет: кровью захлебнулась революция во Франксе, составлены карты песков Тарха и графики ветров над Океаном Тоски, найдены безопасные пути через Штормовой Предел, даже инлы выучили свой урок… Вот крыло Рюу-аники после похожей ситуации так и осталось, разбросанное по городам и странам. Здесь, в Ривах, например, были аники и некоторые из Камелий, временами появлялись генерал О`Каллахан и следующая за ним почти неотрывно леди Мария, но крыла Нието больше не существовало. Тогда это казалось нормальным, время мирное, к тому же, уже через семь-восемь лет после крыла Нието пришло крыло Фиар, но сейчас-то ситуация сложилась совсем другая!.. Впрочем, Асахи был совершенно обычным «штабным», в боевых столкновениях не участвовал почти никогда, а потому совсем другая ситуация его не волновала ни капли, пусть об этом болит голова у сестры, её же не зря гением зовут и в пример самому Асахи вечно ставят!.. Асахи просто не любил спать, и причиной этому абсолютно точно не стал поступок сестры. К тому, что его с кем-то сравнивают, Асахи привык давно. Пожалуй, слишком — и «слишком давно», и «слишком привык», — хотя не то чтобы его семья была совсем уж плохой. Даже наоборот, если честно. Здесь, в Стовратных Ривах, в пример ему ставили Рюу-аники (то есть, разумеется, леди Фурукадзе или Фурукадзе-старшую; «аники» — это, всё же, обращение домашнее), в крыле — сестру… спасибо, впрочем, что не брата этой самой сестры — Кама мог быть сколько угодно гениальным механиком, талантливым инженером и неплохим врачом, но это не отменяло его… лёгкой шибанутости, выражаясь словами одного знакомого Асахи (возможно, своей одарённостью своей же шибанутости Кама и был обязан; Асахи не особо вдумывался). И, да, с Камой он сталкивался далеко не единожды, так что масштабы «лёгкости» примерно представлял. Асахи, признаться, вполне понимал, что и до Рюу-аники, и до сестры, и до Камы ему, пусть в разных сферах, далеко, за жизнь не добраться точно, но что с того? Как минимум, пытаться никто не запрещал… кроме аники со шпагами, да.***
Под окном негромко насвистывали успевшую накрепко врезаться в память за неделю полушутливую переделку, и не подпевать, хотя бы в мыслях, выходило плохо. «Невесте маркиза Кэмпбелл Семнадцать — юных ж лет! Но столь изысканных манер И в Альбии всём нет! И чёрный взор, и чудный нрав…» — это было забавно в чём-то, пусть ради сохранения смысла и пришлось пожертвовать ритмом и, кое-где, рифмой; собственно, благодаря столь оригинальной рифмовке к Асахи впервые закрались подозрения, а после догадаться оказалось несложно. В самом деле, кто, кроме де ла Фер, на такое осмелится?! И кто вообще может предположить, просто предположить, безо всяких доказательств (будем милосердны), что рядом с де ла Фер в тот момент не было Кератри?.. У самого Асахи со стихами не складывалось никак: он успешно путал ямб с хореем, амфибрахий от амфибии отличал только благодаря сёстрам и их исключительным талантам к мотивации, а единственной ассоциацией с венками в его голове остались цветы. Но (опять же, благодаря сёстрам) с классикой ознакомлен был более-менее, потому мотив творения де ла Фер узнал сходу. Ладно. Стоило начинать собираться на приём к семье Камелий, иначе аники опять будет недовольна, а с недовольной Рюу-аники станется ещё на месяц запретить к шпагам приближаться. Асахи Фурукадзе легонько подтолкнул — ну, лети уже, пора бы крылья размять! — сидевшего на руке ворона (когда только перебрался?), успевшего склевать булку целиком, развернулся и замер. — О, небо, хочу себе облачный атлас, — он определённо пригодится, вспоминая таланты незабвенного дуэта в ориентировании. А ворон прилетел со стороны парка через час, за хвостик держа в клюве яблоко. Зелёное и кислое. Даже с подоконника хорошо различался лежащий на прикроватном столике серебристый прямоугольник.…кто небу сердце отдал.