Рыжий

      Мунха стоит посреди догорающего главного дворцового зала и не понимает, в какой момент ее жизни все пошло по наклонной. Вокруг алеющий огонь, охвативший горы трупов гвардейцев, решивших, что они могут свергнуть императора. Его ее власть. Ее. Все знают, кто правит на территории Юань.       Все знают, кто здесь истинный император.       В центре пепелища слишком жарко, до дурноты горячо — печет шею, руки и лицо. Девушка не понимает, когда же все, черт возьми, пошло не так. Не двигается — все слишком ужасно, мерзко, кроваво. Ноги, точно корни старых деревьев, вросли в пол и не решаются сделать и шагу. Крики, стоны.       Глаза не застилают слезы, просто потому что она уже видела. Видела и похуже. Власть пытаются захватить почти каждый день — уже не ново, уже не так восприимчиво и больно, как в первый раз.       Просто неожиданно. Просто пиршество в честь дня рождения юного принца — Аюшридары, в миг превратившееся в драку, побоище, в смерть.       Ки Нян была спокойна, даже когда в сантиметре от ее лица просвистела стрела, пущенная каким-то храбрецом. Будущего императора тут же увели. А Мунха просто не смогла покинуть место кровавой битвы с остальными девушками.       Мунха сражалась. Выхватила меч у одного из врагов — уже мертвого — и поспешила на защиту служанок. Те не виноваты. Никто не виноват. Так почему же всегда гибнут невинные? Вопрос грубо въелся куда-то под язык. Меч разрезал плоть врагов точно, ровно, быстро.       Почему страдают невинные?       Кто бы ответил, кто бы объяснил. — Госпожа!!!       Кричала служанка. Ее служанка.       Сзади.       Удар.       Кровь на ее худых, трясущихся от усталости руках.       Невинная кровь.       Удар.       Глаза не видят. Все в крови.       Убийца.       Язык зудит. Руки болят. Лицо в крови.       Утерев длинным рукавом красного платья глаза, залитые алой жидкостью, девушка осмотрелась в поисках нападавших. Почти все мертвы. Среди врагов тела служанок и евнухов, служивших во дворце. Спаслась лишь жалкая горстка, что сейчас пряталась за спиной у Мин. Девушка слышала, как они плачут, как стучат их зубы от страха и боли. Мунха чувствует тяжесть на сердце. Камень, что тянет вниз, куда-то в пучины беспроглядной тьмы.       Убийца. — Заткнись, — шепчет себе под нос, находит взглядом воинственную фигуру императрицы Ки, ловит ее благодарный взгляд и кивает.       Мунха устала. Меч, тяготивший руки, отбрасывается в сторону. Девушка отталкивает от себя навязчивые тела подоспевших служанок и бредет черти знает куда — подальше отсюда. От запаха смерти и грязи.       От себя не убежишь. — Заткнись!       Кричит громко, надрывно, разгоняет стайку птиц своим возгласом и замечает, что оказалась в саду, у того самого дерева, где любила так часто размышлять часами. Сакура уже давно отцвела, да только со временем стала только краше — пышная листва, могучий коричневый ствол, упирающиеся своими корнями глубоко в землю. Сколько этому дереву?       Здесь тихо. Восстание подавлено. Слышна лишь возня снующих то туда, то сюда служанок — кто-то же должен помочь раненным. Кто-то же должен убрать тела. — Вы умеете сражаться, — тягучий, до боли знакомый голос господина канцлера слышится где-то позади, приглушенно — он старается говорить тихо, спокойно. Мунха не поворачивает головы, только спину выпрямляет и плечи расправляет — нечего ему видеть ее такой сломленной. — Я же Мин, меня с детства не только этикету обучали, господин. А вот вас я там не наблюдала. Где же вы были все это время? — У меня было особое поручение, госпожа.       Она ловит напряженным слухом его тяжелые шаги. Раз, два.       Три. Четыре.       Насколько же он осмелится приблизиться?       Семь, восемь. — Стойте! — испуганно выдает девушка. Мужчина непозволительно близко, она ощущает спиной холод, исходящий от его доспехов. Отшатнуться не может — впереди дерево, упрется носом и будет выглядеть глупо.       Еще глупее, чем сейчас. — Что вы себе позволяете? — голос возвращает себе самообладание. Мунха ловко изворачивается и высоко задирает голову — Тогто весь в крови. Всего на мгновение тело напрягается, а руки готовы дернуться к его лицу, чтобы узнать, его ли кровь.       Не его. Она уверена. Она знает. — Ты достойно сражалась, госпожа.       Резко переходит на «ты». Делает осторожный шаг вперед и вот она уже ощущает за спиной твердость сакуры. Сердце начинает колотиться, как ненормальное, а испачканные кровью руки упираются в грудь Тогто. Не имеет права.       Он не имеет права делать так. — Прости, — неожиданно тихо. Куда-то в макушку. — Я должен был быть рядом. Защищать. Не дать и пальцем к тебе притронуться.       Мунха хочет сказать, что она вообще-то в порядке. Почтичто. Но не может. Язык не шевелится, слова застряли где-то в горле, а из глаз вот-вот польются непрошеные слезы. Она в порядке, просто устала. — Все… — слова даются с трудом, она делает рваный вздох и продолжает, — хорошо.       Тогто просто стоит рядом, не касается, выдыхает ей в волосы. Просто рядом. — В следующий раз, — она слышит нотки стали в его голосе, — ты без промедления покинешь место боя, поняла, госпожа?       Мунха бы разозлилась. В другой момент бы точно — сейчас же нет сил и желания. Сейчас бы уткнуться в его грудь, да выплакаться. Поделиться болью, остыть. — Вы мне не указ, — шепчет еле слышно, осторожно пытается отпихнуть, но натыкается на злость во взгляде и неподвижность его тела. Он не имеет права смотреть на нее так.       Она видит, как он усмехается с ее действий, как наклоняется к уху и обжигает то своим горячим дыханием. — Либо ты слушаешься, маленькая госпожа, либо я запираю тебя у себя в поместье на всю оставшуюся жизнь.       Мин задыхается. От недовольства, от осознания всей наглости канцлера и собирается сказать что-то не менее наглое и злое в ответ, как он тут же отходит от нее, отвешивает легкий поклон и оповещает: — Императрица приказала позвать вас к себе. Дело срочное. Поторопитесь.

***

      К концу дня Мин приводит себя в порядок. Зажигает в покоях пахнущие чем-то приятным свечи и укладывается спать. В голове вертится фраза, брошенная канцлером, близость его тела и слова, сказанные ей императрицей чуть позже.       Тебе придется пошпионить для меня, Мин.