Одиночество крови

Kamijo …Утром я выскальзываю из постели раньше, чем мой ангел просыпается. Он знает, что теперь мы увидимся только завтра вечером, и смутно подозревает, что я солгал ему о поездке к родственнику в пригород Токио. Что ж, тем хуже для него. Дождь прекратился, почти совсем прекратился, осталась лишь прохлада и туман, как близнец похожий на лондонский. Интересно… вампиры смотрели на неспешные воды Темзы, стояли напротив здания Парламента? Или ждали в тайных пристанищах своих возможных жертв, и по совместительству – возможных любовников? Я сам до конца не понимаю, зачем мне это нужно. Может, увидеть тебя еще разок наедине и понять, что ты – пустышка, а может – чтобы еще раз напиться твой крови. Это сладко будоражит сознание. Зажигаю свечи. Много. Разных. Ароматические, восковые, фигурные, гелевые… Квартира тонет в мягком коньячном полумраке, любовно скрадывающем долгое отсутствие здесь человека. «Это просто комната» — сказал Луи тогда, готовясь рассказать о своем создателе. Почему я вспомнил о Луи? Из окна, тщательно закрытого плотными занавесками, видны огни автострады, и если приоткрыть створку – я услышу шум. Но сейчас в ушах явственно отстукивает только одно – звук твоего сердца, будто ты где-то совсем рядом. Расстегиваю рубашку до пояса, понимая, что промедление – смерти подобно. Бокал коньяка был бы сейчас очень кстати, но… А может, ты и не придешь вовсе? С чего ради ты должен это делать? Если только… Если только не выглянуть сейчас на лестницу, убедившись, что я по-дурости пришел сюда, а ты сидишь дома и хохочешь надо мной. Какой удар по самолюбию! Но – сам виноват. Открываю дверь, в первое мгновение вздрогнув от неожиданности, даже забыв о традиционной «маске». И только спустя какой-то мгновение, пока мы молча рассматриваем друг друга, я привычно растягиваю губы в улыбке. Я не могу сказать, что знал, что ты придешь, но вру тебе именно это, беря за плечо и без всяких слов утягивая в прихожую. И в этот миг я понимаю, зачем затеял это все, зачем бросил Хизаки одного, зачем притащился сюда, зачем сейчас осторожно снимаю с тебя очки, вглядываясь в темные глаза. — Ты заставил меня ждать, Жасмин. – Кончиками пальцев вверх по запястью, словно ножом. Иначе, отчего ты так вздрагиваешь? Жасмин. В интимном полумраке, среди свечей и тяжелого аромата воска и меда это имя звучит особенно сладко. Я уже говорил, для чего оно создано, и какой имеет эффект. Тишина. И в этой тишине каждый твой вздох, каждый взмах ресниц кажется оглушительно громким, а стук сердца похожим на звук вращающихся лопастей вертолета. Я снова чувствую себя изголодавшимся зверем, и ничего не могу с собой поделать, притягивая тебя к себе, скользя руками по тяжелой ткани пальто. Зачем?.. Дьявол, зачем? Почему мне не удержаться? Jasmine You Температура в квартире, кажется, слишком высокой. И от свечей отчего-то слепит глаза. Не один я, кажется, сегодня решил устроить маскарад. Что ж, это даже радует. — Дела-дела, Юджи. – Улыбаюсь тебе, отозвавшись на реплику об ожидании. Если ты не врёшь, если ты действительно ждал меня – плюс один в мою пользу. И пока всё складывается слишком удачно. Я и подумать не мог, что мои желания настолько быстро можно осуществить. Мягко выскальзываю из твоих рук, и на какое-то короткое мгновение, пока я скидываю пальто, пока стряхиваю с волос капельки дождя, мне кажется, что мы поменялись ролями. Жертва ты, а я же, напротив, охотник, который поставил себе цель во что бы то ни стало получить именно тебя. Но ведь, если подумать, в этом определённо есть некая доля правды. Вновь смотрю на тебя, откровенно скользя взглядом по обнажённой шее, по линии кожи между полами практически полностью расстегнутой рубашки, и меня вновь ударяет в жар, перекрывая кислород. Вновь это дурманящее желание, подталкивающее на любые рискованные поступки. Только сейчас я всё-таки решаю чуть-чуть придержать его. — И как же ты хочешь, чтоб проходил желанный тобой сеанс? – Улыбаюсь, поглядывая на тебя из-под длинных ресниц, медленно двигаясь спиной по коридору в сторону комнаты, проводя пальцами по стенам, понимая, что ты ловишь каждый мой жест, каждый вздох. Ты так же медленно двигаешься на меня, непроизвольно облизывая губы, а я стараюсь не отвлекаться по мелочам, следя за тобой, чтоб ни в коем разе не оступиться, не позволить тебе чего-то лишнего, но лишнего только в данный конкретный момент. Так же спиной захожу в комнату и неспешно опускаюсь на мягкий ковёр, на мгновение зажмурившись от света свечей. Ты садишься в кресло напротив, а я понимаю, что сейчас куда-то исчезли, испарились и скованность, и неуверенность, и боязнь того, что будет. — Мм.. ты же не против? – Достаю из кармана пачку сигарет, выуживая из неё одну и прикуривая от дрожащего огонька ближайшей свечи. Откидываюсь на одну руку на полу, делая глубокую затяжку, прикрывая на мгновение глаза, и, запрокинув голову, выпускаю струйку белёсого дыма в потолок. — Камиджо?.. Почему именно Лестат? – Пожалуй вопрос в тишине комнаты прозвучал слишком резко, так как я замечаю как ты чуть вздрогнул, тут же напрягаясь всем телом. Смотрю на тебя в упор, чуть склонив голову к плечу, нарочно слегка поведя плечом ровно настолько, чтоб тонкая ткань лёгкого свитера с широким воротом соскользнула вниз, слегка оголяя кожу. Мне кажется, что воздух в комнате становится густым и звенящим, а из каждого угла чужой, незнакомой квартиры – ползут, как по твоей команде, тёмные тени. Делаю очередную затяжку и пускаю дым колечками в твою сторону, вытянув ноги на ковре и всё так же держа голову склонённой к плечу. Интересно, кто кого гипнотизирует сейчас: ты меня или наоборот? * * * У меня одного ли здесь чувство, что каждый из нас изо всех сил сдерживает вполне естественного желания броситься друг на друга, опрокидывая свечи, сдирая одежду, кусая обнаженные участки кожи. Мне уже кажется, что я грежу наяву, видя все это своим собственным воображением, но вместо этого – всего-то сижу в кресле, машинально поглаживая кончиками пальцев подлокотник, вслушиваясь в твой голос. Кажется, будто свечи летают в воздухе, а не стоят мирно в канделябрах, что твоя кожа, даже несмотря на то, что ты так далеко от меня – пахнет дурманом, и начинает медленно сводить с ума? На твой вопрос о Лестате только улыбаюсь, тряхнув волосами. — Неужели ты не понял еще сам, а, Ю? Нет, ты все-таки слишком далеко. Я так не могу. Мне необходимо чувствовать тебя всей кожей, всем телом. С медленно грацией кошки сползаю с кресла, придвигаясь прямо по полу к тебе, забрав из пальцев сигарету и прикурив, выпустив дым в твою сторону. — Ты же знаешь, что у каждого человека есть двойник. Он может жить в другом полушарии, быть другого пола, национальности, возраста… Еще он может быть героем фильма или, — Склоняю голову на бок, проведя указательным пальцем по твоим губам, все еще не отдавая тлеющую сигарету, — Или персонажем книги. Каждый выбирает по себе. Видишь, что я выбрал? Ты спрашивал о «репетиции». О сеансе вампиризма, хотя не уверен, что это был сносный предлог. — Как твоя рука? Беру твои пальцы в свои, натыкаясь на бинт поперек ладони. Значит, закрыл все-таки. Поддавшись какому-то внутреннему порыву, разматываю эластичную повязку, разглядывая запекшуюся царапину с явным сожалением. Это было так восхитительно – касаться тебя губами, чувствовать частичку твоей жизни, перетекающую в мое тело. Проведя дорожку кончиком языка по тыльной стороне ладони, без предупреждения впиваюсь в твое запястье, немного прокусывая до крови. Не с целью ранить тебя, всего лишь из интереса к своим возможностям. Ты вздрагиваешь, но руки не вырываешь, впрочем, и не отстраняясь от меня. Неужели тебе не страшно? Не страшно видеть давно знакомого человека в таком состоянии, не страшно доверять безумцу свою руку, даже не морщась от боли, причиняемой моими зубами. Прижимаясь ртом плотнее, вдруг чувствую внезапно пробившийся пульс. Бешенный. Так у человека бьется сердце только во время смертельного страха, или… занятий любовью. Осторожно кладу твою руку тебе на колени, почти не отрываясь от нее, фактически склонившись надо тобой, а затем резко поднимаю голову, чувствуя на губах алую влагу. Мне бы так хотелось сейчас… только одного. Вытягиваюсь всем телом чуть назад, подхватывая с низкого столика два бокала с вином. Один протягиваю тебе, из другого отпиваю сам, не до конца стерев кровь с губ. Нарочно. — Попробуй вино, Ю. Мне до безумия, почти до боли интересно, какое же из предложенных «вин» ты попробуешь. А пока что скольжу взглядом по твоему телу, остановившись на высоком вязаном вороте, скрывающем шею. Эта деталь мне определенно не нравится. — Сними свитер. Неужели тебе холодно? – наклонившись ниже к тебе, говоря на ухо, чуть щекоча волосами твои виски, отчего по телу резко проходит дрожь. * * * Либо мой болевой порог изменился, либо я сам так этого желал, но твой укус не причиняет практически никакой боли, лишь какой-то лёгкое покалывание под кожей. Судорожно ловлю губами воздух, чувствуя твои губы и прокручивая в голове всё то, что ты сказал про образ, двойника. Может быть, ты прав. Тогда самое время задуматься мне, кем же может быть мой двойник. Только боюсь, в такой ситуации здравая мысль меня вряд ли посетит. Скольжу взглядом по твоим губам, как завороженный смотря на капельки моей крови на них, и сердце в миг замирает, после начиная биться с удвоенной силой. — Кровь – это жизнь, верно? Ты слишком неосторожен с ней, относясь к этому так, как будто она всегда будет рядом с тобой, на расстоянии вытянутой руки. Это слишком безответно с твоей стороны… — Почти шёпотом произношу всё это, меняя позу напротив тебя, вставая на колени, и провожу большим пальцем по твоим губам, стирая с них алые капельки. Мне кажется, что я начинаю сходить с ума. Всё это больше похоже на дешёвый зарубежный фильм, нежели на мою реальность, в которой я привык жить. Забираю из твоих рук второй бокал, осторожно отставив его в сторону на пол, даже не прикоснувшись к вину. — Каждый вампир становится любовником для своей жертвы. – Ещё тише, ещё приглушённее звучит мой голос, а удары сердца отдаются где-то в висках. Медленно снимаю свитер, делая глубокий вдох, и быстрым движением убираю с лица волосы. От твоего взгляда на мгновение мне становится не по себе, но это чувство достаточно быстро проходит, стоит мне только поддаться желанию, огненным цветком распускающемуся внутри меня. Резко дёргаю тебя за ворот рубашки к себе, горячо выдыхая в шею, чувствуя, как твои пальцы сжимают мои плечи, и от этого из груди рвётся глухой вздох. Медленно провожу языком от ключиц вверх по твоей шее, уже сейчас прекрасно понимая, что за то, что я сделаю в следующий момент ты вправе меня убить. Не сильно прикусываю кожу чуть ниже уха, ощущая каждой клеточкой тела, как ты напрягся, сильнее сжимая мои плечи. У меня есть ровно десять секунд до того, как ты оттолкнёшь меня, и мне этого вполне достаточно. Быстро расстегиваю одну из булавок на джинсах, запуская пальцы в твои волосы, что так приторно сладко светятся в отблесках свечей, и, чуть оттянув их назад, резко, достаточно сильно провожу остриём булавки по бледной коже на шее. Мне показалось или ты вскрикнул? От неожиданности ли, от боли, или же от чего-то иного, а, Юджи? На месте тонкого пореза выступают капли тёмной крови, и я осторожно провожу кончиком языка по ним, собирая всё до последней, и тут же сжимаю кожу зубами, чувствуя, что от этого кровь сильнее выступает на порезе. Именно то, что мне надо. * * * Едва ли не единственный случай в моей жизни, когда я потерял контроль полностью, полностью поддался, и тотчас же поплатился за это. Боль обрушивается так внезапно, а ведь еще секунду назад я дрожал от восторга обладания тобой. Твои слова о том, что вампир становится любовником своей жертвы, заставили мою кровь вспыхнуть, а в теле что-то сладко дернуло, пока не появилась острая боль в шее. — Ах ты, вампиреныш… С размаху пришпиливаю тебя на спину к ковру, крепко держа обе руки, чувствуя, как жжет царапину на шее, но на это плевать. Низко наклоняюсь, обманчиво-нежно выводя на твоих ключицах какие-то узоры, после чего резко кусаю в шею, тут же почувствовав во рту кровь и даже слегка испугавшись, не причиню ли тебе слишком большой вред. Но ты всхлипываешь и запускаешь пальцы мне в волосы. Значит, согласен… ну, что ж. — Я стану твоим любовником, если ты станешь моей жертвой. Хочешь? Ты чувствуешь, что я могу выпить тебя всего? До капельки?.. Резко опустив руку вниз, нащупывая замок твоих джинс, одним движением расстегивая их и мягко потянув ниже. Другой рукой веду по груди, царапая, нарочно болезненно обводя соски, спустившись по маленькой впадинке до пупка. — Ты прав. Кровь – это жизнь. И сейчас я хочу твою, Юичи… Жизнь или тело? Чем мне больше хочется овладеть, подчинить, чтобы только в этой комнате на несколько часов почувствовать себя настоящим Лестатом, держать в объятиях свою желанную жертву и упиваться собственным величием. Только почему у меня такое чувство, будто это не ты, а я попался в какую-то ловушку, захлопнувшуюся сразу за мной. …Рывком переворачиваю тебя на живот, надавив ладонью между лопаток, заставляя лежать смирно, и склоняюсь, покусывая кожу, шею, водя языком по хрупкому позвоночному столбу. — Соленая… — шепчу, как безумный, намекая на то, что мне безумно нравится вкус твоей кожи. Ты силишься поднять голову и посмотреть на меня хотя бы боком, но я жестоко держу тебя за волосы, не давая встать. Шея, плечи, спина, поясница – я знакомлюсь со всем, что мне попадается, без робости и стеснения, время от времени возвращаясь к вискам и губам, потому что ты лежишь щекой на ковре, глядя перед собой широко раскрытыми, совершенно черными глазами. А я шепчу какой-то бред, что-то о том, что хочу видеть в темноте, слышать о чем говорит ветер, что хочу быть таким, как сейчас, всегда. Ю, дай мне… Я сам до конца не знаю, чего требую от тебя, но понимаю одно – мне необходим ты, ты весь. Кажется, что если я овладею тобой, сегодня, сейчас – я получу вечную жизнь. Бессмертие и проклятие. …Джинсы снять с тебя не так уж и просто, но в итоге они оказываются небрежно закинутыми на кресло, рядом со свитером. А я сажусь на колени около тебя, поглаживая все твое тело, с какой-то необыкновенной нежностью наклоняясь и касаясь губами коленных сгибов, где кожа самая нежная и тонкая. А потом вновь, без всякой логики начинаю ставить все новые и новые укусы на твоей шее. Так, что вскоре она вся покрывается маленькими ранками, а позже, возможно, и синяками. От твоей царапины кровь с моей шеи стекает ниже, капая тугой мелкой капелькой на грудь, возле соска. Ты замечаешь это, тут же облизнув губы. «Испей моей крови и живи вечно» — это так притягательно. Ну же, Ю… всего одно касание, вперед, это так просто. — Укуси меня. – Хриплым шепотом тебе на ухо, в тот самый момент, когда моя рука сжимается вокруг твоей плоти, заставляя тебя чуть развести бедра, приподнявшись навстречу мне на ковре. Свечи потрескивают и искрят, мне кажется, что сейчас в этой комнате происходит что-то поистине сокровенное… * * * Внутри меня борются два существа, два пульсирующих желания: подчиниться тебе полностью и оказать сопротивление. И я не знаю, какой из этих вариантов более желаем для тебя, какой из них заманчивее для меня. Тени от свечей рисуют причудливые узоры на моей коже, и, кажется, я уже начинаю задыхаться от твоих укусов, от запаха крови, который резко ударяет в нос, но сейчас её вид, её вкус, оставшийся на кончике языка не вызывает во мне никакого сопротивления, отвращение, а наоборот, — пьянит пуще любого вина. Каким-то краешком сознания я понимаю, что ты совершенно не отдаёшь себе отчёт в том, что ты делаешь, что говоришь, но совсем скоро, более чем уверен, я стану таким же. Каждая клеточка тела чувствует пульсирующую боль от твоих зубов и, закрывая глаза, я как будто вижу всё со стороны: свечи, комнату, нас на пушистом ковре. Это похоже на какой-то наркотик, как будто каждая свечка в комнате источает аромат опиума, кружа голову, срывая последние барьеры между реальностью и нашей фантазией, желаниями. Часто и горячо дышу, дрожа всем телом, скользя по тебе взглядом, следуя взглядом за капелькой крови, медленно стекающей по бледной коже, которая в этом тусклом свете кажется мраморной, хоть я и понимаю, что это скорей всего – иллюзия, обман зрения. Буквально срываю рубашку с твоих плеч, успев поразиться, откуда у меня может быть столько силы, чтоб в теперешнем состоянии я мог заставить крепкую ткань трещать от силы моих рук. — Ты решил свести меня окончательно с ума, а, Оджи? – Обращение к тебе само срывается с губ, и я понимаю, что отступать уже поздно, да и некуда. Глухо простонав тебе в шею от очередного движения твоей руки, набираю в лёгкие больше воздуха, и больно, ощутимо, до капель крови прокусываю тонкую кожу на шее, чуть выше пульсирующей бледной венки, чуть ниже той самой царапины, из-за которой я моментально оказался обездвижен, прижат к полу. Запускаю пальцы в твои волосы, отводя твоё лицо чуть в сторону, крепко сжав подбородок, и продолжая покусывать беззащитную кожу, оставляя яркий, горящий след, медленно втягивая в себя ту кровь, которую твоё тело согласилось подарить мне. От солоноватого вкуса во рту вновь очень кружится голова, и я не в состоянии сдержать стона, оставляя укус за укусом на шее, плечах, царапая твою спину ногтями, сдирая кожу. Подобной ночи я не мог представить даже в самых смелых мечтах, впрочем, чувство реальности давно сошло на нет, и, наверное, поутру я буду вспоминать всё это как очередной мой сон. С тем лишь отличаем, что следы на коже от твоих зубов за ночь никак не сойдут, не затянутся. — Юджи… пожалуйста… — Шепчу тебе на ухо, скользнув ладонью на твой пах, мелко дрожа в твоих руках от желания, захлестнувшего меня с головой. Дрожащими пальцами расстегиваю застёжку ремня, находя твои губы своими и жадно целуя, чувствуя в твоём рту привкус своей крови. * * * Это уже не просто голод, это жидкий огонь по венам. Мне чудится, что все пространство кругом наполнено сладким ароматом безумия, безумия двух тел, отчаянно мечущихся в каком-то общем клубке из губ, капель крови, вскриков и шепота, тонких пальцев, блуждающих по коже. Мне начинает казаться, что после всех этих укусов, после того, как мои губы выпачканы в твоей крови, время останавливается, а может, и идет вспять. Я все ставлю и ставлю на тебе метки, царапая кожу на бедрах, в какой-то момент разводя твои ноги и довольно грубо заставляя тебя обнять меня ими. — Это ты сводишь меня с ума… Я хочу тебя… я с ума сойду, если… В горле пересыхает, ты запускаешь пальцы мне в волосы, говоря что-то, запрокинув голову, но я уже не слышу. На твоей шее поблескивают укусы, кое-где алеет кровь, запекаясь на ранках, и я наклоняюсь, чувственно вылизывая их, и кровь начинает сочиться, что доставляет мне большую радость. …Я не помню миг, когда мы соединились в одно, помню только твой крик, испугавший меня, но я уже не могу остановиться. Сегодня ты подспудно разбудил во мне зверя, и понадобиться хорошая жертва, чтобы его усмирить. Вскрикнув и подняв тебя за бедра выше, продолжаю сжимать твою плоть в руке, ведя вверх-вниз, в какой-то момент понимая, что нужно уделить тебе чуть больше нежности. Ты выгибаешь шею для укуса, но получаешь поцелуи. Я целую тебя в шею, в виски, целую маленькие ранки, нашептывая тысячу безумных слов, резким движением отбрасывая с лица растрепавшиеся волосы, задержав взгляд на наших тенях, лежащих на противоположной стене. Меня заворожило то, как ты выгибался подо мной, тело тонкое, как стрела, было совершенно. — Жасмин… Это шепотом срывается с моих губ в тот миг, когда я понимаю, что мне мало. …Выхожу из тебя, не обращая внимания на разочарованный всхлип, и резким движением откидываюсь на спину, притягивая тебя к себе, заставляя сесть сверху. Так у меня получается направлять твои движение куда лучше, я ведь помешан на контроле. И ты это знаешь. — Давай же… Принеси мне жертву, Ю… Это безумие. Ночь, разорванная криками и каплями нашей крови на ковре и телах друг друга – это безумие. Сладкая судорога пронзает меня внезапно, я выгибаюсь, беззвучно крича, выпуская из легких только один тяжелый стон, и удерживаю твои бедра, приподнимаясь, либо притягивая тебя к себе, чтобы поцеловать в плечо или укусить в шею. Один из укусов кровоточит так сильно, что капельки попадают на меня, а ты размазываешь их пальцами по моей груди. — Смотри на меня… В глаза! – Мне кажется, что ты зажмуриваешься. Не могу. Я должен тебя видеть. Сдерживать стонов я не мог бы даже при самом большом своем желании. Ты взмахиваешь волосами, закинув голову, чуть разомкнув губы, и я жалею, что слишком далеко сейчас, чтобы тебя поцеловать. Моя жертва. Моя самая сладкая жертва, которая сама пришла в мои руки. Что ты сделал со мной, отчего? Отчего только твоя кровь способна заставить меня потерять голову? — Жасмин… еще… быстрее… Все жестче, не кусай губы, я хочу сделать это сам. Проводя кончиками пальцев по твоей груди, чуть сжимаю соски между пальцами, глядя, как твоя кожа покрывается мурашками. Дышу все быстрее, понимая, что еще немного – и откажут легкие. Настолько сильны влажные стоны вперемешку с хрипами. * * * Чистое безумие. Раньше я никогда до конца не понимал смысла этих слов, соединённых в одно сочетание. Теперь же, кажется, я осознал всю их полноту, их истинный смысл. Твой шёпот, твои касания и поцелуи, то слишком грубые и властные, то, напротив, чересчур нежные, дурманящие – заставляют тело дрожать ещё сильнее, ещё ощутимее становится желание, которое кажется бесконечным. Оно въедается в кожу, сочиться по венам, мешаясь со ставшей уже сладкой кровью. Оно готово испепелить изнутри, если, не дай боже, не дать ему выхода. Сейчас я не понимаю, как мог ждать, терпеть, следить столько времени за тобой. Мой единственный Дьявол, которому я готов отдаться без остатка, ради которого готов сойти с ума этой ночью. И уже абсолютно плевать на боль, она смешивается со сладким чувством наслаждения, которое, как нежный цветок, распускается внутри, и я вижу его в твоих глазах. Первый раз за долгое время, именно в эту ночь, я увидел, что темнота в твоих глазах не такая уж и пугающая, но затягивающая в себя ещё сильнее, не оставляя шансов выжить вне неё. С каждым движением, кусая губы, не в силах противиться этому, я отдаюсь тебе, желая лишь об одном – чтоб ты до конца своей жизни, на веки запомнил эту ночь и вкус моей крови на своих губах. С каждым движением, стоны становятся всё чаще, громче, и я с трудом удерживаюсь, чтоб не закрыть глаза, растворяясь в этом бесчеловечном, но прекрасном наслаждении. Мог ли я себе представить, чем кончиться эта ночь? И чем обернётся тот поступок в ателье? Я готов с точностью сказать, что нет. Я желал, мечтая и отдаваясь во снах лишь тебе, но никак не мог допустить мысль, что часть моих сокровенных тайн станет реальностью так скоро. И сейчас, когда пик наслаждения всё ближе, из подсознания всё быстрее выплывает мысль, светясь бледным светом: «Жертва не я». Быстро облизав губы, не в силах управлять дыханием, выгибаюсь на тебе, простонав твоё имя и царапая ногтями ворс ковра, пропитавшийся кровью, покрытый капельками воска со свечей. И мне кажется, что я слышу твой ответный стон в тот момент, когда у меня за спиной раскрываются крылья, а ты так сильно впиваешься пальцами в мои бедра, что становится больно. Не в силах отдышаться, понять то, что случилось сейчас вокруг меня, безвольной куклой сползаю с тебя на пол, утыкаясь лицом в ковёр, продолжая царапать его ногтями, судорожно дыша, всё так же тихо всхлипывая сквозь частые, рваные вдохи. В комнате воцаряется какая-то пугающая тишина, разрываемая лишь треском свечей и нашим горячим дыханием. Сейчас мне страшно пошевелиться, страшно вдыхать воздух, страшно слышать частые удары сердца. Но страшнее всего – взглянуть на тебя и… и увидеть вновь холодную, отрешённую пустоту в глазах. * * * Слишком ослепительно, будто рождение нового мира. Экстаз приходит сквозь боль, и эта боль от жадности обладать твоим телом настолько сильна, что нет возможности хотя бы подумать, представить, как мы посмотрим друг на друга. Для меня сейчас существуешь только ты, только твои прикосновения, только эта комната, посреди которой я сейчас лежу, раскинув руки, стараясь отдышаться от нахлынувших эмоций. Мне казалось, что несколько самых длинных мгновений я лежал на небесах. Тело приятно ныло, только было жаль, что ты так быстро покинул меня. В груди появляется саднящая боль от слишком рваного дыхания, я прикрываю глаза, облизав губы, и дышу спокойнее, глубже, безвольно касаясь кончиками пальцев твоей спины. Усилием воли приподнимаюсь и опускаюсь на локоть, перегнувшись, глядя на тебя. И восторг во мне перемешивается с ужасом от того, на что теперь похоже твое тело. Я сам не знаю, какой бес вселился в меня и заставил проделать все это с тобой. — Жасмин. Наклоняюсь ниже, проведя ладонью по твоей щеке к виску, но ты упрямо не хочешь открывать глаза. Неужели тебе страшно? Глупости. Ты ведь никогда ничего не боялся. Кто из нас двоих жертва, а кто охотник? Кто кого настиг этой ночью, кто чьи фантазии воплотил? Если я твои – я в проигрыше. Если ты мои – проигрываешь ты. Наклоняюсь еще ниже, невзначай положив руку тебе на плечо и заставляя лечь на спину. Осторожно целую один из укусов на груди, вдруг поддавшись какому-то порыву, ложась рядом с тобой, взяв твою руку в свою, и чуть сжав пальцы. Я, как и прежде, не могу дать тебе всего того, чего бы ты хотел. Эта ночь – просто уступка моему желанию и твоей страсти, рвущейся наружу задолго до того вечера в ателье. — Теперь доволен? Свое ты получил… — Вяло усмехаюсь, поднося твою руку к своим губам и легко целуя пальцы. – Ведь ты же хотел меня? Поворачиваешь голову, глядя на меня. И во взгляде я не могу прочесть все, как в раскрытой книге, как это бывало с Хизаки. Хизаки. Я впервые вспомнил о нем, совершенно случайно подумав, что теперь все эти следы на моем теле сходить буду недели две. Но почему-то никакой злости нет, напротив. Думаю, я долго еще буду любоваться кровавыми поцелуями, оставленными тобой, и придумаю, что сказать Хизаки, он просто не сможет упрекать меня, а со своей совестью я всегда договорюсь. …Замечаю на полу отставленный тобой бокал вина, сажусь, потирая шею, горящую от твоих ласк, и делаю несколько глотков, склоняясь и двумя пальцами приоткрывая твой рот. — Ты так и не попробовал. Выпив один фужер на двоих таким уникальным способом, я устраиваюсь на полу, положив руки под голову, и жду, жду, наверное, минут десять, пока ты не переборешь себя и не прижмешься к моему боку, повернув голову и слегка касаясь губами соска. Расслаблено улыбаюсь, глядя в потолок, окрашенный топленым медом от яркого блеска свечей. Веки становятся тяжелыми, все-таки ты успел вымотать меня, иссушить до дна, и сил хватает только на то, чтобы кое-как дотянуться до кресла, стащив с него плед, и накрыть им нас обоих, так и оставшись лежать на мягком ковре, постепенно уходя в сон.