Одиночество крови

Jasmine You Отделаться от Аарона оказалось сложнее, чем я мог себе представить. Просто настроения идти куда-то, тем более на ночь, во всеобщую суматоху счастья и веселья, по возвращении домой мне совершенно не хотелось. И, честно говоря, одно воспоминание о клубе вызывало во мне лишь негативные эмоции. Только вот, когда перешагиваю порог квартиры, Мали, улыбаясь, вручает мне букет из бордовых роз с прикреплённой запиской и конвертом, в котором я обнаруживаю те самые два приглашения. Даже именные. Правда, имена на них вызывают у меня лишь гаденькую ухмылочку. — У тебя намечается весёлая ночь и ты, конечно же, не хочешь брать с собой сестру? – Мали беззлобно ворчит, а я уже полагаю, что планы у сестрёнки на вечер имеются, и мой отказ вряд ли повлияет на её настроение. — Прости, дорогая, но ты права. – Целую её в щёку, уходя к себе в комнату. — Родители звонили! Нас завтра вечером ждут дома! – посылает она мне в спину. Ах, чёрт… А я ведь и забыл, что обещал приехать. И даже не сказал никому из вас о своём грядущем отсутствии. Что ж, ну и ладно. Позвоню от предков, вряд ли Хизаки удивится. А у вас будет время привести свои отношения в порядок. Я упорно стараюсь не думать о тебе, о том, что я действительно поставил точку в том, что начало происходить между нами. Жалею? Не знаю… Наверное, просто нет пока осознания того, что случилось. Но, как ни крути, раз за разом мысли всё равно возвращаются к тебе, и я невольно вспоминаю то, что было вчера, до той сцены вечером. Вздрагиваю, когда раздаётся телефонный звонок, и ещё до того, как беру трубку, я уже знаю, что это Аарон. — Откуда у тебя мой номер? — Связи, Юичи. Просто связи. – Он улыбается в трубку. – Ну, как? Вы готовы к предстоящей ночи? — Вообще… ты знаешь… — Я не приму отказа, Ю. – Так уверенно, резко, холодно. Вздыхаю в трубку, открывая шкаф и проводя кончиками пальцев по готовому костюму. — Ладно, я понял. Но приеду я один. — Что-то случилось? Мне показалось, или его голос едва дрогнул? — Да нет… ты же в курсе, какие у меня отношения с моим Лестатом. – Усмехаюсь, делая акцент на последнем слове. Ещё чуть-чуть, Юджи, и я привыкну так звать тебя. — К сожалению… В любом случае, два приглашения у тебя. Как поступать со вторым – решать тоже тебе. Я пришлю за тобой машину в девять, будь готов. — Хорошо. Я понял. Вешаю трубку, садясь напротив зеркала и нехотя проводя расчёской по волосам. У меня есть время, чтобы создать тот самый образ. Правда я не знаю, для кого и зачем. … Ровно за секунду, как я выхожу из квартиры, прихватывая с собой оба приглашения, чтоб сестра, не дай бог, не узнала, куда я и что я, телефон приветливо начинает жужжать. И я на секунду теряю дар речи, видя на дисплее твой номер. Спускаясь в лифте, молча выслушиваю твой монолог, и во мне вновь борются две силы. Как же мне хочется сейчас послать тебя на все четыре стороны! Но что-то меня останавливает. Как будто чья-то невидимая рука закрывает мне рот, не давая перебить, а потом, чужой, холодный голос шепчет на ухо слова, которые я произношу в трубку: — Отлично. Приезжай. Адрес и название, я надеюсь, ты помнишь. Приглашение я оставлю у охраны, назовёшься Лестатом и тебя пропустят. Но не ищи меня там, и делай то, что тебе хочется. Запретить тебе приехать я не могу, ты волен делать что хочешь. Но я буду надеяться, что этой ночью мы с тобой не столкнёмся. И да… завтра я уезжаю в Нагою, на неделю. Это просто к сведению. – И с этими словами вешаю трубку, садясь в ожидающую меня машину. И когда мы прибываем к клубу, я делаю всё так, как и обещал тебе – оставляю одно приглашение у охранника, объясняя ему, как и что, и затем только прохожу в помещение, которое уже до отказа набито народом разного вида, возраста и поведения. Найти Аарона не составила труда, он очень удачно стоял прямо у входа в центральный зал и, судя по всему, ждал меня. — Ты потрясающе выглядишь… — Широко распахнув тёмные глаза, выдыхает он, смерив меня взглядом. Усмехаюсь про себя, одаривая старого друга улыбкой. Сегодня будет очень хорошая проверка для меня, смогу ли я долгое время находиться в этом облике, в этом корсете, платье. — О чём вы договорились… — Ни о чём. – Спокойно пожимаю плечами, прикуривая от зажигалки Аарона и идя следом за ним в глубь зала, ловя на себе заинтересованные взгляды. – Я полагаю, что он приедет. Я оставил приглашение у охранника… — Отлично. – Аарон странно улыбается, подводя меня к одному из столиков с табличкой «заказано». – А теперь, Юичи, пускай всё идёт своим чередом. И не забывай, сегодня – твой день, твой праздник. Здесь и сейчас тебе дозволено всё. – Он вновь как-то двусмысленно улыбается, подзывая одного из барменов, веля принести шампанское. Опускаюсь на мягкий диванчик, действительно радуясь, что меня не повели вновь в вип-комнату, а столики очень удачно скрываются в боковом углублении зала и сюда практически не попадает никакой свет, значит, найти тебе меня будет почти невозможно. По крайней мере, в начале вечера. Kamijo Впечатление такое, что говорил не ты, а кто-то чужой и далекий сказал мне механические слова твоим голосом. И это после той ночи, после того утра, когда ты сам признал меня своим хозяином. Конечно, в такие минуты слова могут быть бессознательны, но только не в случае с тобой – ты понимал, что говоришь. Ты открыл мне всего себя, а сейчас вновь пытаешься сделать вид, что любые наши отношения, кроме деловых – табу. И… и вот какого черта меня это ТАК волнует?! Полчаса на сборы, и вот в зеркале я снова вижу создание без возраста, приверженца иной эпохи. И какая же удачная идея с линзами – теперь никто не поймает выражения моих глаз, никто не сможет подловить меня на чувствах. Это как своего рода щит. При мне сейчас все, что ты так любишь, от длинных свободно спадающих локонов до тонких запястий, выглядывающих из пены кружевных манжет. Прищурившись, смотрю на себя. Как ты сказал, назваться Лестатом и меня пропустят? Хорошенькое дело, помниться, я ведь не просил тебя напрямую называть меня так. Тогда кто…? До Акасаки добраться не так сложно, если есть своя машина. Да и нужный мне клуб находится практически сразу – как-никак, это единственное не освещенное заведение, если не считать вывески, горящей слабо-зеленым неоном – «White Noise». Даже теперь, выходя из машины и невзначай глянув на медленно стекающийся на вечеринку народ, я не могу до конца понять, зачем я здесь. Потому что меня привлек твой странный знакомый? Потому что в том виде, в каком я сейчас, мне явно будут рады? Или потому что где-то там ты, наверняка расположился в каком-нибудь темном углу, и цепляешь все, что под руку попадается, медленно напиваясь. И вновь – зачем? У меня чувство, что что-то происходит. Происходит независимо от нас. Словно под кожу мне кто-то пустил тонкие нити, как следует затянув узлы, не причиняя боли, а концы точно так же связал с тобой. Сообщающиеся сосуды. Охрана у клуба подстать, совсем не то, что тогда, в неработающий день, когда Аарон приволок нас сюда. Юноша в маске и каком-то тонком блестящем одеянии, больше открывающем, нежели прячущем, кажется мне именно тем, кем надо. Осталось только собраться, сделать глубокий вдох, и забыть на этот вечер свое настоящее имя, происхождение, всю прежнюю жизнь. Сегодня я буду ИМ. — Для меня должно быть приглашение. – Чуть улыбаюсь парню, склонив голову вниз, удачно спрятавшись за спавшей на глаз витой прядкой. — Лестат, если не ошибаюсь? – Он улыбается в ответ без всякого стеснения, будто не на работе тут, а так, отдыхает. — Спасибо. Забираю из его рук блестящую карточку с каким-то текстом на обороте, и прохожу в зал, чуть поморщившись от громкой музыки и обилия народа. Кто во что горазд… Кажется, сегодня здесь большая всеобщая вечеринка. Интересно было бы побывать на приват-пати. Наверняка Аарон и такие устраивает. …Стоит подумать о человеке – и он тут же появляется. Это срабатывает почти безотказно, по крайне мере со мной. Наверное, не вздрогнуть от неожиданного прикосновения руки к моему плечу мне удалось только лишь потому, что я в некотором роде ждал этого. Оборачиваюсь, убирая с плеча волосы, и внимательно смотрю в темные глаза Аарона, кажущиеся мне омутами. Непонятно, но он умудряется каким-то образом пленять меня, несмотря на наше, скажем так, не самое теплое знакомство. — Пойдем. Он без лишних слов берет меня за руку, ведя за собой. А мне кажется, я не иду, а скольжу среди клубов сигаретного дыма, незаметной тенью проносясь мимо танцующих девушек – по виду европеек, таких юных и свежих, едва ли совершеннолетних; мимо изысканных и томных готов, не из тех разряженных шутов, что можно встретить на улице – эти другие; мимо двоих парнишек, отчаянно ласкающих друг друга прямо возле стены. И все это не кажется пошлым, смешным или противоестественным. — В твоем клубе политика свободная. – Осторожно вынимаю свои пальцы из ладони Аарона, остановившись в шаге от вип-комнаты. — Как и везде. – Он усмехается, глядя на меня слишком уж изучающее. — Запрещено только проявлять нетерпимость. Ну и, разумеется, все посетители должны с рассветом покинуть помещение на своих ногах. До недавнего момента моим планом было попасть сюда, определить контингент, и постараться отыскать тебя, Ю, несмотря на запрет. Теперь же, когда твой старинный приятель решил сам уделить мне так много внимания, мне отчего-то сложно сказать ему «нет» и пойти шататься по клубу. Аарон потягивает руку, беря прядку моих волос и перебирая ее, не разлохмачивая. — Нравится? — Вполне. Еще увидев Юичи, я подумал, что и от тебя стоит ждать чего-то в таком роде, Лестат. В голове испуганной птицей проносится мысль – черт, что же я делаю? Зачем… Это опасная игра. Но тут же беру себя в руки, привычно улыбаясь дежурной улыбкой. — Я рад, что тебе нравится. – И откуда в моем голове эта неприкрытая лесть, приторная сладость, словно после бокала вина? — Будь моим гостем. – Аарон берет меня за плечо, другой рукой отдергивая красный бархатный полог и приглашая в приват. Зачем ему это нужно? – мыслей уже нет. Что будет дальше? – вот что меня сейчас занимает. …Кажется, будто громкая музыка разом стала тише, но как такое может быть, если от зала нас отделяет всего-то тканевая драпировка? — Виски? Вино? Абсент? Аарон стоит, мне же жестом велев сесть, и смотрит так, будто что-то вычисляет. — Вино. — Красное? – Его глаза вспыхивают чуть ярче. — Красное. …У меня сложилось впечатление, что вина было больше, чем нужно. И постепенно, непонятно, как и с какой скоростью, то первое впечатление от знакомства с Аароном стерлось совсем. Теперь он казался мне даже прекрасным. Не только внешне. Странно, что он решил пообщаться вдвоем, вежливо отказывая редким посетителям, заглядывающим к нам. А я бы не отказался посидеть с кем-то из них – прекрасные, юные, такие очаровательно бесшабашные, почти все они были навеселе, и этим еще более привлекательны. — Твое вино очень быстро пьянит. – Ставлю бокал на низкий столик, удобно усаживаясь нога на ногу. Аарон тихо смеется, небрежно убирая с лица волну темных волос, а я ловлю себя на мысли, что мне просто физически, до боли тянет прикоснуться к ним. К нему. — Наверное, ты просто слишком быстро пьешь. Слишком быстро. Вот уж точно – это все слишком быстро. Прошло не более двух часов с моего звонка тебе, Юичи, а я уже так легко забыл, кто я. Забыл даже тебя, сидя с твоим другом и откровенно допуская черные мысли о том, что хочу его. Или это просто вино? Нет-нет, Юджи…или как, черт возьми, мне теперь к себе обращаться? – я захотел его еще до первого глотка вина, хотя, признаться, вино тоже сделало свое дело. — Откуда Жасмин знает тебя? – Позволяю себе невзначай провести ногтями по его шее, благо, что он так близко. Слишком близко. — Какая разница? Главное, что ты пришел ко мне. Подавшись вперед, он запускает руку в мои волосы, нежно перебирая их, закрыв глаза и вдыхая запах духов. А я чувствую медленно, но верно просыпающуюся дрожь. — Меня с ума сводят твои глаза. Посмотри на меня еще. — Всего лишь линзы… — Тссс… — Его указательный палец запечатывает мои губы, — Но ты-то настоящий. Настоящий? Кем он меня видит – вампиром, зверем? Аарон, без сомнения, глубоко творческая личность, а таким людям свойственны фантазии, переходящие в реальный мир. И просыпается непонятно откуда взявшееся желание ему подыграть, сделать так, чтобы иллюзия не обрывалась как можно дольше. Припоминая кое-что, кладу руку на его плечо, слегка сжимая пальцы. И улыбаюсь, чуть откинув голову назад, глядя из-под ресниц. — А ты ведь, возможно, моложе меня… Прелестное дитя… С этими словами осторожно целую его в шею, склонив голову, а он лишь крепче обвивает меня одной рукой, другой для равновесия упершись в диван. — Мне казалось, ты меня возненавидел. Тогда, пару дней назад. — Шепчу ему на ухо, позволяя и дальше перебирать мои волосы. — Ненависть – очень сильное чувство, Лестат. Как и любовь, только со знаком… — …минус. Заканчиваю его фразу, приоткрыв глаза и вглядываясь в его лицо – опущенные веки, изгиб бровей, и приоткрытые губы. Он кажется сонным и очень пьяным, но я знаю, что это только кажется. Вновь опустив голову на его шею, вдруг понимаю, что отголоски той жажды, что я чувствовал с тобой, странным образом пробудились во мне и с твоим старым другом. Сейчас больше всего на свете мне хочется его крови, просто видеть, как она выступает на крохотных ранках, как он поморщиться от боли, а затем вздохнет от наслаждения, когда я соберу губами его боль. — Ну же… Свистящий шепот, Аарон послушно подается ко мне, я обвиваю его за талию, проведя кончиком языка по шее, за ухом, чувствуя запах незнакомых, таких непривычных духов. Но мне нравится. …И в тот самый момент, когда я дарю ему кровавый поцелуй, а он что-то шепчет едва слышно, не теряя, однако, иллюзии своей холодности, за своей спиной я слышу чьи-то шаги. Кто-то отдергивает драпировку, замирает на секунду, кажется, я даже слышу, как учащается дыхание и распахиваются в неверии глаза. И в ту же секунду грудь слева пронзает болью, словно кто-то с размаху вогнал иглу. Охнув в шею Аарону, зажмуриваюсь от резкой боли, понимая, что нечем дышать. «Сердце» — мелькает в сознании за секунду до того, как красная пелена перед глазами не сменяется темной. * * * Душно, чёрт, как же душно. Воздуха нет, он весь пропитан какими-то ядовитыми парами, они разъедают лёгкие, слизистую, давят на глаза. Дрянь! Сволочь! Предатель! Меня трясёт как в лихорадке. Бежать, бежать отсюда. Как можно дальше и быстрее. Закрыть глаза ладонями, раствориться в табачном дыме. Просто исчезнуть. Предатель! Предатель! Предатель! Но я не могу сдвинуться с места. Кто-то, что-то держит. Невидимо, сковывает движение, сжимает виски, заставляя смотреть, смотреть, смотреть. Мне холодно, я почти чувствую, как немеют кончики пальцев, ладони, руки. И, кажется, я практически прирос к одному месту, судорожно ловя губами ускользающий воздух, моргая так часто, что кружится голова. Как во сне подношу к лицу руку, осторожно проводя кончиками пальцев по влажному следу от глаза до подбородка, и сознание совсем уходит куда-то. Но, в какой-то момент это невидимое «Что-то» отступает, давая возможность контролировать свои движения. И враз музыка из зала оглушает. А я отчаянно стараюсь не слушать текст. «… Will become a vampire! Will look with other eyes! Will listen with other ears! Will drink with another mouth!..» Срываю с шеи украшение в виде бус с розами, буквально слышу каждый удар бусины об пол, и вылетаю прочь из этой комнаты, стараясь отключить мысли. А сердце как сумасшедшее стучит в груди, просясь наружу. И так больно. Чертовски больно. Не вижу перед собой буквально ничего. Чёртов корсет, чёртова юбка, они мешают двигаться так, как мне бы того сейчас хотелось. Ноги сами несут в сторону бара, и я почти не чувствую столкновений с людьми на танцполе, не реагирую на их слова и жесты. Сейчас в этом мире не существует ничего, кроме оглушительной музыки и давящей, сводящей с ума терпкой боли и обиды, что волнами поднимается к груди, сжимая горло тисками. Предатель! Предатель! Предатель! Отталкиваю девушку, стоящую напротив бармена, явно пытаясь завести полезное и приятное знакомство. Юноша удивлённо смотрит на меня, пока я пытаюсь прикурить не слушающимися пальцами, и молча ставит передо мной пепельницу. — Водки. Не узнаю своего голоса. Но это уже не важно. Бармен молча ставит на стойку стопку водки, искоса наблюдая, как я выпиваю залпом, тут же затягиваясь сигаретой. И от алкоголя в груди начинает колоть ещё сильнее, ещё ощутимее, болезненнее. Как… как ты… как ты мог? Нет, мне должно быть плевать, только почему же настолько больно сейчас? — Ещё. Бармен пожимает плечами, наливая ещё сто грамм в рюмку, и вновь следит, как я залпом выпиваю гадкую на вкус жидкость. Не замечаю, как сигарета успевает истлеть до фильтра, и лишь болезненно ощущение чего-то обжигающего даёт понять, что я совсем забыл о никотине. Судорожно тушу окурок в пепельнице, тут же закуривая новую. Очертания предметов постепенно размываются, как будто на только что законченную картину вылили ведро воды. Звук музыки отходит на второй план, я огражден от него невидимой плотной стеной. Но меня продолжает трясти, и я никак не могу успокоиться. — Ещё? – С усмешкой спрашивает бармен, изучая меня взглядом. Неуверенно мотаю головой в ответ, пробегая взглядом по полочкам с бутылками за его спиной. И киваю на бутылку виски, кладя на стойку купюру. — Это за счёт заведения. – Парень улыбается, ставя передо мной бутылку и чистый стакан, и тут же отвлекаясь на подошедших к барной стойке клиентов. Я не чувствую своего тела, оно как будто не моё вовсе. Неуверенно поднимаюсь со стула, забирая бутылку, и бесцельно иду сквозь танцпол, периодически делая мелкие глотки ненавистного напитка. «Предатель… Предатель… Предатель…» — Стучит в висках, а перед глазами так и стоит сцена в чилауте. Ты и Аарон. Вместе. Ненавижу. Сплёвываю на пол, тормознув возле уже знакомого охранника, и вглядываюсь ему в глаза, облокотившись плечом о стену. Он вопросительно смотрит на меня, ожидая, что же последует дальше. — Тут есть выход на крышу? – Прикуриваю, когда он подносит ко мне зажжённую зажигалку. — Есть. Но туда нельзя. — Мне – можно. – Щурюсь, выдыхая дым чуть выше его плеча. И рядом с нами как по взмаху волшебной палочки нарисовываются ещё двое охранников. — Всё нормально. – Он отмахивается от остальных и кивком предлагает следовать за ним. Отталкиваюсь от стены, идя следом, отчётливо ощущая, как меня штормит. Буквально через пару минут мы останавливаемся у железной двери в конце коридора. Сюда даже не доносятся звуки музыки и темноту разрезают лишь небольшие свечки, в хаотичном порядке расставленные по каким-то углублениям в стенах. — Там – лестница. Она выведет на крышу. Аарон знает? — Нет. И… Знаешь, не говори ему. Хотя… – Усмехаюсь, делая глоток виски. – Не думаю, что меня кто-то хватится. Не смотри так, глупостей я делать не собираюсь. – Хлопаю его по плечу, когда он отступает от двери, толкнув её. – Не говори никому, идёт? — Ладно… — Нехотя соглашается охранник, и мило улыбается, когда я вкладываю в его руку две крупных денежных купюры. — Значит, договорились. Он кивает, отдавая мне ключи, видимо, от двери, ведущей на крышу. А на лестнице-то темно как в могиле. Подхватываю подол юбки, на ощупь двигаясь вперёд. Когда охранник захлопывает за мной дверь, я лишаюсь последнего источника света, и, чертыхнувшись, стараюсь двигаться медленно и осторожно. А ступеньки тут чертовски крутые. Интересно, кто додумался не ставить перила и лишать это место всего света? Каждый мой шаг, каждый вдох эхом отдаётся от каменных стен, и мне становится слишком жутко. Делаю пару глубоких вдохов, тут же запивая их обильной порцией виски, который неприятно жжёт горло. Надо же, чем дальше я нахожусь от тебя, тем слабее становится боль в груди, и терпкая обида почти не ощущается. Или всему виной алкоголь? Пока я дохожу до конца лестницы, успеваю порядком устать и даже начинаю проклинать свою глупую и нелепую затею с выходом на крышу. Ещё несколько минут у меня уходят на подбор ключа. Дабы глаза уже успели привыкнуть к темноте, это чуть-чуть упрощает задачу. Как только я делаю шаг на крышу, мне в лицо ударяет сильный, пронизывающий ветер. Кажется, температура воздуха упала слишком сильно, и не предусмотрительно было с моей стороны выходить в таком виде. Ветер нещадно треплет волосы, рвёт подол юбки, стараясь буквально сбить меня с ног. Вдыхаю холодный свежий воздух, а глаза болят от резкой смены темноты и, пусть слабого, но света. Тут, на высоте не слышны практически никакие звуки с улицы. Виски осталось катастрофически мало, но, как ни крути, он греет. Или же просто под алкогольным опьянением, я не чувствую особого холода. Осторожно ставлю бутылку на бетонное покрытие крыши, и неспешно иду к её краю. И вновь кажется, как будто какая-то неведомая сила подталкивает меня вперёд. Даже ветер меняет угол своего направления, поддувая мне в спину. Останавливаюсь впритык к бортику на краю крыши, и сжимаю пальцами тонкое ограждение, напоминающее недоделанные перила. Внизу, на земле, как будто всё вымерло. Токио блистает разноцветными огнями, где-то далеко несутся по трассе машины, но вблизи этого здания жизни нет. Дрожь в теле уже почти прошла, и я, сильнее сжимая пальцами перила, встаю на бортик края крыши, закрывая глаза, подставляя лицо, всё своё тело холодному ветру. Предатель. Предатель. Предатель. Кровь продолжает пульсировать в висках, и неумолимо кружится голова. * * * — Что с тобой? – Тихий-тихий голос над ухом заставляет немного очнуться и крепче сжать покатые плечи, утыкаясь лбом в грудь. А железная лапа все не отпускает, как будто сердце останавливается, не хочет больше качать кровь, и перед глазами – черные точки. — Все хорошо? Аарон поднимает мое лицо за подбородок, тревожно вглядываясь в глаза. — Наверное, слишком много выпил… Откидываюсь на мягкую спинку дивана, закрыв глаза, и почти бессознательно сжав руку своего спутника, почувствовав, как он в ответ ласкает мои пальцы. Что же я творю? Я ведь его совсем не знаю… Дурак-дурак, ну как так можно было? Ведь не пятнадцать, и даже не восемнадцать уже. — Знаешь, ты прости меня, ладно? – Делаю попытку заглянуть ему в глаза, неожиданно заметив в его взгляде красные огоньки. И я знаю, что точно такими же бывают глаза и у меня. — Не извиняйся. – Аарон чуть усмехается, вмиг опять становясь серьезным. — Я тебя полжизни искал. Запускаю пальцы в свои волосы, четко понимая, что он сумасшедший, а я дурак – но верю ему. Верю и знаю, что в глубине души он прав. Образ Лестата сыграл со мной злую шутку вначале приблизив тебя, Ю, но одновременно привлекая и этого юношу, очень странного и очень красивого. Меня всегда тянуло к необычным людям. — Меня ли? Ты искал ЕГО. — Ты еще не понял… Он улыбнулся мне грустной улыбкой, и встал с дивана, намереваясь уйти. И в ту же минуту я понял, что вовсе не хочу, чтобы он уходил. — Меня зовут Юджи. – Успеваю сказать ему вслед, огромным усилием воли удерживая себя от желания пойти за ним. — У тебя есть другое имя. Оно мне милее. — Аарон… — Ты знаешь, где искать меня. Приходи в любое время. А сейчас мне надо идти. Он выходит, а я долго еще сижу, глядя в одну точку, со всей силы вцепившись пальцами в обивку дивана, и уговариваю себя. Уговариваю себя допить вино, выйти, расслабиться уже и успокоиться. Найти тебя, по крайней мере, постараться найти тебя. Или же, если это не получится, снять себе кого-нибудь на ночь, просто забыться, утром не вспомнив даже лица, не то, что имени. Внезапно зигзагом в мыслях вспыхивает образ Химэ. Наверное, даже хорошо, что у нас с ним вышло так – я сам себе противен сейчас. Дешевая подстилка, почти что шлюха без каких-либо ценностей и устоев, подлец и сволочь, не заслуживающий ничего, кроме презрения. И Хизаки слишком хорош, слишком чист для меня, чтобы я позволял себе еще мечтать о нем, в глубине души понимая, что от чувства к нему мне никогда не избавиться. Он все равно будет терзать меня, все равно будет сниться ночами, и просыпаться я буду, шепча его имя. С тобой все иначе. Если Хизаки – мой воздух, то ты – сердце. Сердце и кровь, я не могу без тебя. И только теперь до меня доходит, что же я наделал тогда, поддавшись порыву злости и поставив на тебе знак. Если еще учесть, что утром накануне мы были близки, и близость эта закончилась полным взаимным удовлетворением, страшно представить, каково тебе носить возле сердца отметинку в виде анка, пускай даже ты ее и смыл. А если попытаться свести на нет то, что я натворил, еще неизвестно, чем в итоге это обернется для тебя. Да и для меня. Связь, заключенную не по согласию, еще сложнее разорвать, чем предначертанную, и плата за такое слишком высока. Придется мучить тебя, себя, мучиться самому с тобой, и без. Потому что отныне чем мы ближе друг к другу – тем острее чувствуем и печаль, и радость, и любовь и злость. В груди все еще неприятно покалывает, когда я выхожу в главный зал, силясь разглядеть ставший почти привычным твой силуэт. Но даже близко похожего никого не вижу, тебя словно нет, ты испарился. …Спрашивая о тебе тут и там, я начинаю думать, что нахожусь в каком-то анреале. Либо они все делают вид, что не знают о тебе – ведь не заметить тебя было невозможно. Куда ты вообще исчез-то? Ведь точно приехал, Аарон говорил мне… Замираю возле бара, глядя невидящими глазами в сторону молоденького бармена, и убеждаю себя не верить в невозможную чушь, будто это ТЫ появился на пороге читлаута, в тот момент, когда я целовал Аарона. — Желаете что-нибудь? – Парень за стойкой чуть улыбается, а я совершенно машинально успеваю заметить, что он на все сто отвечает образу незабвенного Амадео – изящный и очень молодой европеец, с теплыми карими глазами. — Водки. – Это срывается почти непроизвольно. — Что за ночь такая. Или водка резко стала популярна? – Бармен наливает мне в рюмку прозрачную, как слеза, жидкость. — И среди кого популярна? Смотрю сквозь мерцающие грани, отчего-то не решаясь выпить залпом, знаю ведь, что до кондиции мне осталось совсем чуть-чуть. — Была тут одна… особа. Хихиканье молодого человека заметно действует на нервы. — И что же? — Ничего. Заказал две стопки, выпил залпом, взял виски – и ушел. — Ты же сказал «особа»? Юноша наклоняется, глядя на меня заговорщически. — Их тут таких полно. Но я-то девчонку от мужика всегда сумею отличить… Через пять минут мне удается вытянуть из привлекательного молодого человека, что он видел, как ты шептался о чем-то с охраной, затем исчезнув из поля зрения общественности через неприметную дверь. Как позже выяснилось – ведущую на крышу. Бог ты мой, за окном, должно быть, такая погода, что добрый хозяин собаку не выгонит, а тебя нелегкая понесла на крышу! Не иначе – сумасшедший. — В вашем распоряжении танцпол, бар, читлаут и вип-зал. Туда ходить НЕ надо. Как и следовало ожидать, едва я приближаюсь к двери, указанной барменом, как рядом появляются еще двое – по виду, неприметно расставленная по периметру зала охрана. — Это черный ход на крышу. Если вам хочется подышать – есть мансарда… — Пропусти его. Я тот час же узнал этот голос. Передо мной стоял, приветливо улыбаясь, Аарон. — Вы с Юичи предсказуемы, как дети. Всегда известно, где вас стоит искать. – Он отпускает охрану, опершись о стену боком и внимательно глядя на меня. — Я не знаю точно, там ли Жасмин, просто… — …чувствуешь? И вновь, только теперь уже он заканчивает за меня фразу. Все-таки ощущение, что мы точно были с ним знакомы в прошлой жизни – не уходит. Причем, знакомы хорошо. — Думаешь, он видел нас? — Не знаю. – И по его глазам вижу, что Аарон не врет. — Извини. — Конечно… — Он распахивает передо мной дверь на лестницу, вдруг беря за локоть, — Знаешь, а ты ведь и правда чувствуешь его. Хотел бы я знать, почему. Ох, Аарон, милый мальчик, как бы я сам хотел знать – почему. …На улице – собачий холод. Ни капли не спасают ни полы плаща, хотя я кутаюсь в него, ни прочая одежда, рассчитанная на то, чтобы впустить малейшее дуновенье. Все-таки, черт, концертный же костюм. А ты стоишь у перил, в опасной близости от края, крепко держась за поручни. Ветер треплет волосы, ты пытаешься убрать непослушные пряди, каскад черных перьев на плече развевается, и это кажется зловещим. Полы юбки безжалостно хлещут по ограждению, но ты словно бы этого не замечаешь. Как и холода, непогоды вокруг тебя. У твоих ног, на полу стоит пустая бутылка виски. Значит, еще и набрался, причем конкретно. Господи, Жасмин, ну что же ты делаешь? Что я делаю… Окликать тебя внезапно страшно, ты ведь совсем не подозреваешь, не видишь меня за своей спиной. Поэтому я достаю телефон, набирая тебе со скрытого номера, и через пару мгновений раздается сигнал сотового у тебя на поясе. Одному богу известно, куда ты умудрился его запихнуть, но преимущество перед сумкой налицо. Улыбаюсь, глядя на тебя, слушая в трубке гудки вызова, и затем твой слишком сухой, слишком неокрашенный голос. — Да? Две секунды, и между ними – удар сердца. Как бы мне хотелось сейчас коснуться губами твоих плеч, согревая озябшую кожу. — Обернись, Ю... * * * Две секунды мне достаточно, чтоб даже в таком состоянии узнать твой голос. Ещё секунда уходит на осознание, что ты сейчас стоишь на крыше, за моей спиной, мне кажется, что я даже чувствую, как ты улыбаешься. Молча убираю трубку от уха, наклоняясь чуть вперёд, до боли сжимая пальцами ограждение. От высоты и алкоголя кружится голова, но каким-то краем сознания я понимаю, что сейчас одно неосторожное движение и – мне конец. Никогда не любил высоту, но сейчас нет даже пресловутого страха. Лишь желание остаться на краю, раскинув в стороны руки и закрыть глаза. И будь что будет. Выставляю вперёд руку с телефоном, всё ещё не нажимая на сброс, и резко разжимаю пальцы, смотря, как телефон теряется в темноте, а после, через короткое мгновение раздаётся глухой звук соприкосновения пластика и асфальта внизу. Глубоко вдыхаю холодный воздух, убирая с лица непослушную чёлку. Я не вижу тебя сейчас, но слух словно обострился. — Стой на месте. – Коротко, тихо, но я знаю, что ты меня слышишь. – Не двигайся, иначе я сделаю глупость. И шаги за спиной пропадают. Я слышу, как часто и тяжело ты дышишь. А в висках с новой силой начинает стучать. Предатель. Сукин сын, да как же тебе смелости, духу хватило сейчас найти меня? — Убирайся. – Цежу сквозь зубы, медленно поворачиваясь, стараясь не наступить на подол. И когда я смотрю на тебя, а у меня за спиной буквально разверзается бездна – становится страшно. Возвращается этот привычный страх высоты, и меня вновь трясёт. В сочетании с тобой сейчас в нескольких шагах от меня чувство схождения с ума лишь усиливается, как и мелкая, противная дрожь во всём теле. — Юичи… — Убирайся. Я что, непонятно выражаюсь!? Или у тебя со слухом что-то случилось?! – Злость и обида поднимаются изнутри к горлу, и предательски щиплет глаза. – Я не хочу тебя видеть! – Я стараюсь не повышать на тебя голос, но с каждой секундой контролировать себя становится всё сложнее. А ты продолжаешь стоять, смотря на меня, и, кажется, совершенно не думаешь куда-то уходить. Ветер новыми порывами рвёт юбку, развевает твои волосы. Сейчас ты чертовски красивый, и твой взгляд буквально гипнотизирует меня. Вновь это гадкое чувство, когда не можешь ничего сделать. Часто моргаю, медленно спускаясь с бортика, но продолжая оставаться на краю крыши. Ты наступаешь на меня, что-то говоря, а я медленно пячусь по краю крыши, подхватив с пола бутылку, в которой и глотка-то уже не осталось. Я не слышу, что ты сейчас говоришь мне, лишь чувствую, как с каждым вдохом дышать становится всё сложнее, а перед глазами раз в пять-десять секунд вспыхивают белые точки. — Заткнись! – Я не выдерживаю на десятом шаге от тебя, крепко сжимая горлышко бутылки. – Не хочу ничего слышать! Не хочу знать ничего! Прочь! Пошёл прочь! Предатель! – Последнее слово само срывается с губ, а следом я со всей силы разбиваю бутылку о край крыши. Мелкие осколки летят к твоим и моим ногам, часть их падает куда-то вниз на улицу. У меня к лицу приливает кровь, и дышать становится совсем нечем. Голова кружится так, что я практически не улавливаю никаких предметов, перестаю даже пытаться сфокусировать на тебе взгляд. На ватных ногах делаю два шага в сторону от края крыши, безвольно разжимая пальцы на горлышке бутылки, чувствуя, что один какой-то осколок всё-таки задел пальцы. Но это не важно. Боль физическая такая далёкая, почти неощутимая, и я продолжаю одними губами шептать, как ненавижу тебя, повторять это резкое, болезненное слово «предатель». Хочется закрыть уши руками, ибо звон тишины, которой не должно быть сейчас здесь начинает сводить с ума, а точки перед глазами всё более удачно сливаются в давящую темноту. Дышать. Нечем дышать. — Будь ты проклят, Оджи… — Выдыхаю, облизывая холодные губы, и совсем не чувствую земли под ногами, не могу сделать вдох и этот звон в ушах, темнота перед глазами окружают, давят, уносят куда-то прочь отсюда. * * * Жасмин, Жасмин… Такой собранный, такой серьезный, молчаливый, порой злой и упрямый. И такой слабый, трогательный… Сам не знаю, почему думаю так, ведь ты кричишь мне обидные слова, ты резко просишь не подходить к тебе, ты говоришь слова ненависти. Но «ненавидишь» при этом Оджи. ОДЖИ. Принца. Своего…? Медленно оседаешь на грязный пол, чуть закинув голову, и я лишь успеваю поймать тебя под локти, не давая упасть окончательно. Твои глаза закрыты, а губы все еще непримиримо сжаты, и это красноречивее всяких слов, что ты мог бы сказать мне. Начинается мелкий дождь, и я только теперь, глядя на твое лицо, глядя, как капельки дождя падают на твой высокий лоб, вижу, какой ты красивый. Насколько ты красивый. Если бы только я узнал тебя раньше, гораздо раньше, как знать, может, у нас бы что и вышло… Предатель. Ты назвал меня предателем. Странно слышать от тебя эти слова, я ведь ничего не обещал тебе. Никогда. Я мог только дать тебе несколько минут высокого наслаждения, или же ночь под одним одеялом, или невесомый поцелуй в уголок губ. Но никогда я не говорил, что люблю тебя или что вечно буду тебе верен. Дурацкая ситуация с Аароном мне самому пришлась не по вкусу. В первую очередь, потому что меня все-таки сильно потянуло к этому человеку, а я такое не люблю… И потом, из головы не идет тот миг, когда я почувствовал боль в сердце. Обнимая и целуя другого человека, НЕ тебя, я почувствовал боль. Значит ли это, что отныне я смогу прикасаться только лишь к тебе, притом, что когда мы вместе, единственное желание, возникающее у нас – разорвать друг друга на куски. Стараюсь удержать тебя, крепко поддерживая под талию, но ты выше меня и тащить мне тебя трудно. Да еще эти костюмы неудобные, по лестнице нам не спуститься – полетим оба кубарем. Оглядевшись, вижу невдалеке что-то вроде небольшого уступа у стены, в этом месте навес заслоняет участок крыши от дождя. Через силу дотаскиваю тебя до него, устраивая так, чтобы ты сидел. И осторожно убираю с лица прядки волос, в очередной раз думая, какой же ты дурак и зачем так напился. Тебе вообще пить нельзя, Ю. Ты выбросил свой телефон, и он наверняка грудой обломков покоиться внизу. А между тем сегодняшний насыщенный вечер явно подходит к своему логическому концу, надо как-то выбираться отсюда, но не могу же я тебя бросить тут одного? За руль мне тоже нельзя – вино Аарона еще не выветрилось из головы, стало быть, снова остается такси. Осторожно прислонив тебя к своему плечу, быстро набираю уже известный номер, диктуя адрес, и сам не понимаю, как, но начинаю обнимать тебя, прижав к себе, словно самую большую драгоценность. А в ушах и перед глазами стоит твой крик, твоя злоба, и эти брызнувшие во все стороны осколки стекла. Бросал ли ты в меня, или же в принципе – я не знаю, но вдруг замечаю, что ты все-таки поранил ладонь. Опять. Когда-то все началось с этого… Вернее, началось у меня, но как знать, вдруг у тебя это все имело место быть намного раньше? «Что вы находите в хороших мальчиках? – Они умеют любить, не убивая» — какая верная фраза, и как жаль, Ю, что мы с тобой отнюдь не хорошие мальчики. Может, будь мы ими, мы смогли бы любить друг друга, не причиняя раз за разом боль, словно соревнуясь, кто кому больнее врежет. Ты слишком пьян, слишком устал, да еще это платье – о том, чтобы привести тебя в чувства и речи быть не может. Придется все-таки тащить на себе. Или… Заставив заткнуться совесть, быстро ныряю в темноту лестницы, спускаясь вниз и вылетая в помещение, тут же к своему счастью наткнувшись на охранника, слава богу, рослого. И объясняю ему, как и что, прося помочь, однако парень соглашается только после определенного денежного знака на купюре. Надо непременно сказать Аарону, чтобы поувольнял этот зажратый персонал к чертовой матери. …Вместе нам удается погрузить тебя в приехавшее такси. Надо сказать, на руках у высоченного секьюрити ты смотрелся более чем впечатляюще. Ни дать ни взять, «спящая красавица». В машине подтягиваю тебя ближе к себе, удобно устраивая твою голову на своем плече, и неожиданно сам для себя целую тебя в лоб, в щеки, чувствуя странный соленый привкус. Слезы? Слезы…? Ты – плакал? Это потрясает меня настолько, что я могу лишь недоуменно молчать всю дорогу до дома, и только возле самого подъезда ты вдруг приоткрываешь глаза, но взгляд такой мутный и плавающий, что едва ли ты соображаешь, где находишься. — Тише, Ю, спокойно. – Шепчу тебе, крепче обнимая за плечи, и прикидывая, а доведу ли тебя до лифта. Сейчас ты и впрямь похож на большую безмолвную марионетку, которой так легко управлять. Неосознанно утыкаешься носом мне в плащ, прерывисто, часто дыша, и у меня складывается впечатление, что тебе сейчас очень и очень хреново. — Может, врача вызвать? – В сотый раз спрашиваю, дотащив тебя до квартиры и крепко держа под руку, силясь одной рукой открыть дверь ключом. — Нет… — Дрожащей рукой пытаешься провести по глазам, но ничего не выходит, ты лишь вновь бессильно прислоняешься к двери, одними губами моля открыть ее уже. – Ты – подонок… — Хорошо, хорошо, согласен. – Все, что угодно, лишь бы ты отцепился от косяка и прошел в комнату. …Помогаю тебе дойти до дивана, на который ты тут же опускаешься без сил, и пары мгновений мне достаточно, чтобы понять – ты снова не здесь. Где-то не здесь. Сижу рядом с тобой, спрятав лицо в ладонях, и с ужасом чувствую, что перебираю в памяти то солнечное утро, нежного и открытого тебя, понимая, что это был не просто секс, как мне привычно было думать. Совсем даже не близость в удовольствие, это было что-то несоизмеримо большее. Оно едва успело вспорхнуть над нами, и тут же грубо разбилось оземь из-за твоей дикой выходки с телефонным звонком. Ты же сам все поломал, Юичи… В свете люстры ты выглядишь экзотической восточной принцессой, которая спит. Осторожно снимаю плащ, чтобы не потревожить тебя, и решаюсь. Как бы нелегко не было тебя раздеть, избавить от всех этих шмоток, тому есть две причины. Ты и так утром будешь чувствовать себя как разбитое корыто, а если еще и в корсете будешь спать – не факт, что я вообще добужусь до тебя. Вторая – сами по себе костюмы. Они же все-таки концертные… Наверное вообще глупо было надевать их в клуб, но что уж теперь сокрушаться – дело сделано. Медленно, аккуратно, чтобы не потревожить лишний раз – снимаю с тебя платье, расшнуровывая корсаж полностью, осторожно снимая рукава. У тебя даже дыхание не сбилось, только вот кожа горит огнем. Ну, разумеется, конечно – простудился, дурачок… Под корсетом у тебя ничего нет, и я огромным усилием воли одергиваю себя, заставляя не пялиться на обнаженные участки кожи, хотя сейчас они соблазнительней прежнего. Знаешь, мне было бы проще, будь между нами всего лишь физическое влечение, секс без обязательств, это было бы нормально. Но вот так… Отчего меня бьет дрожь, когда я вижу, что ты надел чулки, точно зная, что их все равно под юбкой не видно? Черта характера или же просто желание завершить образ до конца. …Ты красив, очень красив какой-то ангельской и вместе с тем порочной красотой. Наверное, я все еще пьян, с чего бы тогда мне сейчас так хотелось наклониться и осыпать поцелуями твои ноги, ласкать, гладить всю ночь напролет, пока ты спишь. До утра, пока ты не проснешься и не разобьешь опять вдребезги хрупкую сказку. Тебя тяжело, невозможно любить. Но сейчас, когда я избавляю тебя от твоей прически, мягко прочесывая пальцами волосы, в голову лезут мысли – а что было бы, если бы я предложил тебе попробовать? Попробовать хотя бы встречаться, как нормальные люди, а не ломая комедию перед согруппниками. Ездить куда-нибудь вместе, иногда оставаться на ночь друг у друга, или звонить порой, просто узнать, как дела. Или сказать, что соскучился… Наверное, если бы ты позволил мне, я бы хотел попробовать. Только ты не позволишь. Для тебя я теперь «предатель», а это значит, что утром ты покинешь мой дом, уедешь к родителям в Аичи, как и планировал, а когда вернешься – все останется так же, как было. Холодная стена отчуждения, не друзья, не враги, случайные любовники, в глубине души ненавидящие друг друга. Но еще останется анк, написанный кровью у сердца, а затем еще и запечатанный поцелуем. Одна кровь на двоих, один мистический знак вечности. Вечной принадлежности. И острая, почти физическая боль от измены. Жасмин, что же я наделал? Тебе ведь никуда не деться теперь от меня… Избавив тебя от почти всех атрибутов твоего образа за исключением макияжа, который только смывать, укрываю тебя одеялом, еще несколько секунд глядя, словно запоминая черты лица, глажу по волосам, подаваясь вперед и прижимаясь к ним, легко целуя. Ты меня таким никогда не увидишь, клянусь, и пускай моя нежность тоже останется тебе неведома. Иначе мы просто не сможем больше находиться врозь. Вместе – тоже. Замкнутый круг. …Ворочаясь с боку на бок в постели, слишком большой и холодной для меня одного, решаюсь на самую последнюю свою глупость, связанную с тобой. Пускай наутро у меня будет болеть все тело и голова, и я буду проклинать себя за это, но остаток ночи проведу рядом с тобой. В кресле, укрывшись пледом, слушая твое тихое глубокое дыхание. Ты спишь. Хотел бы я знать, что тебе снится, Жасмин.