Одиночество крови

Jasmine You Напряжённо выслушиваю твой рассказ о том, где, теоретически, находится Аарон и далее по тексту. Признаться честно, слышать всё это сейчас мне совершенно не хочется, но быть в курсе событий, так или иначе, необходимо. Наги утыкается мордочкой мне в ладонь, пока я машинально тереблю пальцами уголок бумажной салфетки, смотря в одну точку, переваривая всё то, что ты только что озвучил. И всё равно не понимаю, для чего нужно ехать в это проклятое место. С этим клубом у меня не связано никаких положительных воспоминаний, и, наверное, стоило тогда послушать свой внутренний голос, и не ходить туда. — Знаешь, я тут подумал… Я не хочу писать заявление в полицию, не хочу разбирательств и всего прочего… Нет, это я не неумело перевожу тему, просто воспоминания о делах на сегодня после твоего рассказа накатывают с дикой силой, и мне даже кажется, что я вновь чувствую себя усталым и вымотанным под ноль. — Неужели ты хочешь всё так оставить? – Сказать, что ты удивлён, это ничего не сказать. Улыбаюсь тебе, погладив кончиками пальцев по руке: — Да. Хочу. Лишние проблемы в виде таскания по судам и прочего нам не к чему. А что касается клуба… Надо такси брать, расправимся с этим делом побыстрее, и поедем в клинику. И тебя надо показать, и мне выслушать всё, что думают о моих анализах. – Мрачно подмечаю этот момент, поднимаюсь из-за стола. Ты быстро расплачиваешься с подошедшей официанткой, пока я вызываю такси, кутая Нагою в своё пальто. Я уже почти уверен, что день будет долгим, и лучше бы на месте всей этой беготни по городу были съёмки. На площадке совершенно точно можно было бы позабыть обо всех проблемах, так не вовремя навалившихся на плечи. Пока мы добираемся на такси до места следующего действия, меня не оставляет какое-то проклятое чувство дежа-вю. И так некстати звонит сестра. — Да, дорогая? — Юичи! Какого… что ты за вещи мне такие пишешь?! Что случилось, пока меня не было в Токио?! – Нет, Мали не кричит, это сложно назвать криком. Чуть отодвигаю трубку, откашлявшись, ловя твой недоумённый взгляд. — Сестра недовольна. – Мило улыбаюсь тебе, следя, как Наги ползает по твоим коленям, и возвращаю трубку к уху, — Мали, понизь громкость. Тебя пол-Токио слышит. — Ты не ответил. – Твёрдо, но тихо говорит она. — Это долгая история. Лично всё расскажу. Когда приедешь в Токио, езжай по этому адресу… — Быстро диктую ей адрес отеля, называя номер комнаты и то, на чьё имя она вписана. — Юи-кун… Я ничего не понимаю… — Голос Мали звучит растерянно и ошарашено. — Просто сделай так, как я тебя прошу, идёт, сестрёнка? — Хо… Хорошо… Я к девяти буду… Облегчённо вздыхаю, откинувшись на спинку сидения, пряча телефон, и мысленно торжествуя. Вполне возможно, сестра не станет затевать сцены истерик в момент, пока я буду вещать о том, как мило у меня прошли прошлые сутки. Когда машина тормозит у клуба, от одного названия на вывеске меня бросает в жар. — Ками… Можно я в машине посижу? – Заглядываю тебе в глаза, почти умоляюще сжимая пальцы, как-то по инерции гладя пса по спине. Kamijo Не скажу, что и мне сейчас приятно видеть этот главный вход, видимый мной уже столько раз. Чувства совершенно противоречивые. Если бы я только мог – немедленно бы сейчас развернулся и ушел отсюда куда глаза глядят, тем более что двери опечатаны желто-черной полицейской лентой. Перевожу взгляд на тебя, размышляя над твоим вопросом, и да, очень хочу сейчас сказать, что и сам схожу, нет проблем, все в порядке. Но врать тебе после всего, что было вчера, да и сегодня утром я больше не могу. — Ю… — Тихо, беря тебя за руку так, чтобы не видел водитель. – Ю, пожалуйста, пойдем со мной? Я точно так же не хочу идти туда, но Кайске сказал, зачем-то нужно. — Ками, ты понимаешь, что у меня вызывает это место? – Как-то слишком устало, но не вырывая пальцы из моей руки. — Понимаю. Слишком хорошо понимаю, я сам то же чувствую. Но вместе… как-то, может, легче будет. Пара мгновений, ты тяжело вздыхаешь, откинувшись на спинку, глядя перед собой. И я сейчас ничего не могу прочесть по твоему лицу, даже просто того, что у тебя вызываю я сам, ведь наверняка же думаешь про нас с Аароном. — Хорошо. Пошли. Дождя утром не было, поэтому подсохшие лужи на асфальте даже не выглядят отталкивающе. И странно, но на первый взгляд наглухо закрытые двери нам открывают после первого же стука, как я успеваю заметить – полиция в штатском. Ни одного из служащих клуба не видно, даже бармена, и в кои-то веки тяжелые драпировки на окнах раздернуты, помещение заливает холодный весенний свет, резко окрашивая обманчиво-готическое посещение в стандартный обывательский цвет. Это все кажется обломком мечты, наверняка какой-то грани мечты Аарона. Все-таки я провел с ним достаточно времени, чтобы это понять. К нам выходит офицер, вежливо спрашивая мое имя, почти не обратив внимания на тебя. И это вновь кажется мне странным, зачем им я? — Вы можете пройти в рабочий кабинет прежнего владельца. Там все бумаги, первое сверху – письмо, видимо, личное. — Что значит прежнего владельца? – Смотрю на тебя, а ты смотришь на меня, точно так же наверняка ничего не понимая. …Кабинет Аарона остался прежним, окна здесь нет, поэтому все точно так же, как и в его присутствии. Кажется, он вот-вот войдет в эти двери, и привычно усядется в кресло, заложив ногу на ногу. Видимо, ты это тоже чувствуешь, потому что выглядишь как-то совсем хмуро, тихо покашливая в сторону. На дубовом столе и в самом деле лежат какие-то бумаги, и первым, поверх всего – конверт. Ни подписи, ни адресата, просто большая буква «К» написанная вензелем. — Тебе, видимо… — Тихо говоришь мне, прожигая взглядом этот конверт. Офицер уходит, предоставляя нам право прочесть письмо в одиночку. Разрываю конверт, усевшись на поверхность стола, а ты стоишь рядом, все так же угрюмо вглядываясь в ровные строчки мелкого, каллиграфического почерка. И с первых же слов меня бросает в жар, а после – в смертельный холод. «Dio mio, это все так глупо. Должно быть, ты сейчас презираешь меня, но я хочу, чтобы ты знал. Мне гораздо тяжелее и больнее, чем было тебе. Что такое три недели? Это даже не месяц, это почти и не срок. Пускай ты совсем скоро забудешь меня, вычеркнув из памяти наше случайное сумасшедшее знакомство, только вот знаешь, мне этого совсем не хочется, не хочется, чтобы ты меня просто так забыл. Ты знаешь, dio mio, мне ведь тоже дорог Юичи. И что бы ты не думал – он мой друг, мы знакомы уже очень и очень давно. Но в любви и на войне все средства хороши, а в том, что я любил и продолжаю любить тебя – не сомневайся. Отдав последний приказ относительно Жаса через полчаса после твоего ухода – я не знаю, что будет дальше. Моим людям даны инструкции действовать по обстоятельствам, и может, читая эти строки, ты уже строишь планы как найти меня и отомстить. Не пытайся. Ты меня не отыщешь. Понимаешь, в этой жизни некоторым порой выпадает шанс получить целый мир в обмен на душу. Очень по-мефистофелевски, правда? Но каждому уготовано свое, поэтому я о своей участи ни разу не пожалел и жалеть не буду. Объяснять тебе что-то и рассказывать род моей деятельности я не имею права. Тебе ни за что меня не найти — официально Аарон Ионеску, студент-первокурсник киотской музыкальной консерватории, умер пять лет назад. Здесь, в Токио, только Юи звал меня этим именем, наравне с немногими служащими «White Noise». В моем распоряжении несколько фамилий и четыре подданства, так что не трать сил и времени, ища черную кошку в темной комнате. Теперь о клубе. Я оставляю его тебе. В начале письма я сказал, что не хочу, чтобы ты забыл меня, поэтому прими от меня этот подарок. Ты можешь делать с ним что хочешь, но это действительно неплохой бизнес, и как оказалось, в Токио есть свободная ниша и соответствующий контингент людей, готовых посещать это заведение. Мне бы хотелось, чтобы одно из ваших выступлений прошло именно здесь, а еще очень жаль, что я так и не увидел того, о чем так долго тебя просил. Наверное, ты заметил, что в этом письме я ни разу не назвал тебя Лестатом. Dio mio, видимо, это просто злая шутка Бога, либо Дьявола. Ведь случается так, когда понимаешь, что тебя высшие силы с кем-то навсегда связали. А вот ЕГО с тобой связать может, забыли, а может, не успели. Не судьба, видимо, и это обидно вдвойне. Я буду всегда тебя помнить и верить, что мы больше никогда не увидимся. Потому что если встретимся, один из нас убьет другого. Морально или физически – все равно.» …Заканчиваю читать, бросив письмо на стол. И боюсь даже посмотреть на тебя, даже просто шелохнуться. Потому что точно знаю, что ты тоже прочел все вместе со мной, до последнего слова. Господи…Аарон. Ну, зачем только он вообще появился в моей, в нашей жизни? * * * Меня с детства учили, что читать чужие письма – плохо, ровно так же, как и копаться в чужих вещах. «Воспитанные мальчики так не делают» — говорила моя мама. Что ж, может и так, у меня же роль мальчика не воспитанного. Да и к тому же, ты так открыто предоставляешь мне возможность пробежаться глазами по тексту на листе бумаги, что я не вижу смысла строить из себя правильного человека и отказываться от столь заманчивой возможности. Только вот… Не слишком радует меня весь текст, написанный знакомым почерком. — Ну, что, Камиджо-сан? – Улыбаюсь, удобнее устраивая у себя под мышкой Нагою, который как-то не слишком доволен атмосферой, посему тихонько тявкает время от времени. – Теперь ты не только негласный лидер Versailles, но и счастливый обладатель этого злачного места! Прими мои поздравления, дорогой.— Натягиваю на лицо максимально беспечную улыбку, и прохожу по периметру кабинета, нервно закуривая. Я не узнал ничего нового из письма Аарона, обо всём, что там написано по части ваших отношений – я догадывался. Ведь у меня было уйма времени, чтоб окончательно всё разложить по полочкам, да и ты не слишком сильно скрывал эту связь, что теперь в прошлом. Но, знаешь, Оджи, ведь одно дело предполагать, накручивать себя и сопоставлять факты, и совершенно другое – иметь неопровержимые доказательства, кои оставил Аарон на этом клочке бумаги. И сейчас, нервно затягиваясь, тихо кашляя в сторону, я думаю лишь о том, что мне хочется совершить акт насилия, выраженный в удушении. Только я пока не решил, кого ж больше мне хочется придушить своими собственными руками: тебя, сидящего в нескольких шагах от меня, ловящего каждый мой вдох, или Аарона, что находится за тысячи миль от этого места и вряд ли терзается угрызениями совести. Мне противно, тошно от одной лишь мысли, что твои руки касались его, что ты дарил этому поганцу поцелуи, ласкал его, спал с ним. А в последнем я ни капли не сомневаюсь. Но ещё больше выводит меня из себя то, что он обладал тобой. Невольно у меня перед глазами вырисовываются картинки того, как это могло быть, даруемые моей щедрой на руку фантазией. И это подобно китайской пытке. Без тени сомнения или неловкости, тушу окурок о подоконник, небрежно отправив его в корзину для бумаг. Уверен, ты простишь мне такую невинную выходку. А нервы словно гитарные струны натянуты, я сейчас слишком хорошо понимаю, что в связи со всеми событиями, мне нужна эмоциональная разрядка, при чём совершенно не важно, какой она будет. — Юичи?.. – Твой голос в тишине звучит очень не кстати. — Что? – Вскидываю тонкие брови, резко развернувшись к тебе от окна на каблуках. Бедный Наги даже вздыхает у меня в руках. – Ну, как? Тосковать по Аарону будешь, нэ? Может… Может, мне тебя ещё с кем-нибудь из своих старых друзей свести? Поверь, разочарованным ты не будешь. – Мило улыбаюсь тебе, видя, как меняется твоё лицо. — Что ты такое говоришь!? — А что я такое говорю? – С ноткой удивления в голосе, подходя к тебе. – Просто озвучиваю свои мысли. Или, слушай, как тебе партия моей сестры, м? Хотя нет, тебе же мальчики больше по душе… Но ты не волнуйся, я повспоминаю, кто у меня есть такой, чтоб тебе понравилось. Уверен, что найду оного. Каждое слово я буквально цежу сквозь зубы, не понимая, откуда же взялась эта желчь внутри меня. Но как же хочется сейчас вновь одарить тебя градом пощёчин, знал бы ты, Оджи… Наверное, сейчас это и правда тянет на ревность. Ревность, которую притормозить, приструнить невозможно, можно лишь ждать, когда она вновь уляжется в своё тёмное место или дать ей вырваться наружу, отпустить. Сейчас я думаю лишь о том, что никогда в жизни не умел выбирать друзей. Аарон, человек, который был мне бесконечно близок, в какой-то мере дорог… Человек, которого я запомнил, вынес из своего детства и искренне был рад той встрече, с удовольствием воткнул мне нож в спину. Причём практически в реальном понятии. И от этого нестерпимо больно. Кажется единственным другом, который был рядом со мной всегда, является лишь родная сестра. Правда сейчас я уже начинаю слишком явно сомневаться в том, что когда-нибудь при какой-либо удачной возможности она не предаст меня. Впрочем, полагаю, что так грязно и подло сделать она всё равно не сможет. Я вижу, как ты смотришь на меня, с толикой какого-то непонимания. Что, непривычно видеть, что я тоже могу испытывать хоть какие-то человеческие чувства? — Прости. Мне надо на воздух. – Быстро иду к выходу, крепче прижимая к себе взволнованную собаку. Наги очень чутко чувствует перемены в моём состоянии, настроении, поэтому сейчас нервничает, не тявкая, а поскуливая у меня на руках, тихо-тихо. — Юи, погоди! – Не успеваю выскользнуть за дверь, как ты хватаешь меня за рукав пальто. — Камиджо! Мне надо на воздух, я не точно выразился? Отпусти… — Даже не поворачиваясь к тебе, крепко сжимая ручку двери, что костяшки пальцев становятся белыми, и упрямо смотрю перед собой. Ты безвольно разжимаешь пальцы, даруя мне свободу, и я пулей вылетаю за дверь, мимо редких людей внутри клуба, а хлопок входной двери в это помещение гулко отдаётся у меня за спиной. Улица встречает меня свежим воздухом, ярким солнцем, голосами людей. Вновь закуриваю, давая знак таксисту, чтоб не ждал нас и отправлялся по своим делам. А в голове мечутся, сталкиваясь и разбиваясь, мысли. Мысли, от которых очень хочется избавиться, но как уничтожить их – я не знаю. Может быть, сейчас я повёл себя совершенно не верно, неправильно, я не могу здраво оценивать ситуацию. Наверное, мне не стоило говорить тебе таких слов, позволять вновь дракону, живущему внутри меня, вылезать наружу. Но я вновь оказался слишком слаб. Почти моментально уничтожив сигарету, достаю мобильник, набирая твой номер. В трубке – длинные гудки, и у меня даже начинает складываться впечатление, что ты просто не хочешь со мной говорить. — Да?.. – Как-то подозрительно тихо, я даже не знаю, сколько прошло времени с моего ухода из клуба. — Юджи, мне тут не в кайф стоять у клуба…Когда закончишь со своими делами, выходи на главную улицу. Я там буду. Полагаю, что в будний день в такой час найти свободную скамейку мне удастся. — Хорошо… — После секундной паузы отвечаешь ты, и я чётко ощущаю, что ты совершенно перестаёшь понимать, что происходит в этой жизни. Готов побиться об заклад, ты не думал, что я действительно буду ждать тебя, и уж тем более отзваниваться, сообщая своё место нахождения. — Ну, тогда договорились. Не задерживайся что ли… — Изучаю асфальт под ногами, и, дождавшись очередного знака согласия с твоей стороны, прячу телефон в карман, выходя на главную улицу. Но даже в будний день народу тут предостаточно. Конечно, большая часть людей – это иностранцы, с восхищением обсуждающие то, что они уже успели увидеть, и дающие оценку каждому кафе, магазину на этой улице. Остальная составляющая – это подростки разного школьного возраста, бесцельно шатающиеся по улице, наслаждающиеся хорошей весенней погодой, и мне то и дело на глаза попадаются счастливые парочки, которым внутреннее я начинаю завидовать. Дохожу до одной из уличных лавочек со сладостями, и долго изучаю ассортимент. Немолодая продавщица приветливо улыбается мне, давая какие-то советы по выбору вкусностей, но мне сейчас это мало интересно. В итоге останавливаю свой выбор вишнёвых мандзю и, расплатившись, выбираю одну из немногих свободных скамеек. Нагоя крутиться рядом со мной, виляя хвостом и явно намекая, что тоже совсем не против отведать сладостей. — Попрошайка ты, Наги-кун. – Улыбаюсь, выложив на ладонь два пшеничных шарика, на которые пёс тут же набрасывается, дрожа от радости всем телом и чуть ли не повизгивая от привалившего случайно счастья. Наблюдаю за ним, периодически посматривая в сторону, откуда должен появиться ты, и буквально считаю про себя секунды. Ожидание это самое невыносимое, что может быть. * * * Ты стремительно выбегаешь за дверь, бросая меня в оглушительном одиночестве, а в голосе продолжают крутиться твои слова. Нет, я понимаю, что все это – шутка, издевка, но вместе с тем такая горькая, что становится откровенно неприятно. Но от чего такая реакция? Что это – просто обида на то, что у меня были отношения не только с тобой все это последнее время, сам факт что из-за меня тебя чуть не покалечили, или… Или банальная ревность? Если последнее, то все становится гораздо, гораздо сложнее. Проходясь туда-сюда по кабинету, вдруг понимаю, что понятия не имею, что мне с этим неожиданным подарком делать, да и нужен ли он мне вообще? Я совершенно не смыслю в такого рода бизнесе, а моя основная работа не даст мне прохлаждаться здесь каждую ночь, утопая в бесконечных вечеринках. Но ведь, черт, помещение вместе с территорией – это не какая-то безделушка, которую можно снять, если не понравилась, и хранить в банке, как драгоценный камень, до лучших времен. …Выхожу в основной зал, рассматривая интерьер при дневном свете, и понимаю, что в таком виде, в каком здесь все сейчас – мне совершенно ничего не нравится. Ночью этого не замечаешь, да и по большому счету все равно. Мельком пробежав взглядом листки документов, подтверждающих мое владение этой собственностью, я узнаю, что у меня в подчинении что-то около тридцати человек, включая барменов, администраторов, охраны и кордебалета. Администраторы временно взяты под арест, потому как хотя в самом клубе никаких запрещенных препаратов и не нашли — у посетителей было в избытке. — По большому счету, вам это ничем не угрожает, конфисковать собственность власти не имеют права. – Юрист, крутящийся рядом со мной и, как выяснилось, ожидающий меня с самого утра, разъясняет отдельные пункты договора. И я начинаю понимать, что заведение не просто приватизировано – Аарон построил его на выкупленной земле, с фундамента. — Вы можете вступить во владение собственностью с будущей недели, когда будут улажены все формальности. – Пожилой уже мужчина пристально смотрит на меня, затем переведя взгляд на окружающий нас филиал Ада. – Думаете вновь его открыть? — Не знаю… Может быть… — Бормочу растеряно, про себя внезапно подумав, что если и надумаю вновь сделать этот клуб посещаемым, это будет уже совершенно, в корне другое место. Зазвонивший в кармане сотовый заставляет меня нервно вздрогнуть, а в следующий момент замереть от неожиданности, когда я вижу на экране номер. Несмотря на то, что ты вышел вроде бы «на воздух», я совсем не был уверен, не уехал ли ты куда подальше, и теперь мне вновь придется играть роль мальчика для битья. — Я сейчас буду. – Выдыхаю в трубку, по-быстрому свернув все разговоры и пообещав заехать в контору к уже знакомому юристу на днях. Остается последнее дело, прежде чем я покидаю этот теперь уже мой клуб. Письмо Аарона, как последний прощальный привет, все-таки вновь посеявший непонимание между нами, теперь кажется мне проклятием. Я не верю ни единому слову из того, что там написано, кроме, может, последних строк. Действительно, если когда-нибудь нам с ним доведется пересечься, эта встреча закончится плохо. Для него. Камин в кабинете не затоплен, и с минуту я смотрю на ворох золы за витой решеткой. Но, в конце концов, это не единственный путь. Сажусь в кресло, неожиданно мягкое и удобное, стараясь не думать, как часто видел на этом месте Аарона, и придвигаю к себе пепельницу, беря сложенный вдвое листок с вензелем «К», аккуратно подпаливая уголки от зажигалки. Взвившееся пламя пожирает письмо, мне остается только наблюдать, как в извивающейся агонии исчезают эти слова на непонятном языке. «Dio mio…» Вот так, Аарон. Больше от тебя ничего не осталось. И никогда я больше тебя не вспомню, дав самому себе слово не произносить твоего имени. На улице наконец-то солнце. Пробиваясь сквозь плотный слой туч, оно блестит на асфальте, отражаясь от влажных чистых клумб, жаль только, что они еще не зацвели. Но на деревьях вовсю разворачиваются почки, ветки уже даже не угрюмо коричневые, а какого-то особенного оттенка, смешанного с зеленым. Похожего на твои глаза. Иду вперед, внимательно глядя на людей, спешащих по своим делам, детей, играющих или бегущих куда-то – те, что постарше, наверняка школьники, прогуливающие уроки. Я бы тоже так хотел стать сейчас просто школьником, Юи, как когда-то давно, и никогда не знать всего того, с чем пришлось мне когда-то и особенно в последнее время столкнуться. Углядываю тебя на лавочке, с уже настолько привычной глазу фигуркой собаки на коленях, что знаешь, будь я художником – непременно запечатлел бы такую сцену. Ты смотришь куда-то вдаль, видимо, ожидая, что с той стороны появлюсь я, но может, моя уверенность необоснованна. Или я просто слишком большого мнения о себе, ведь то, что ты ждешь тут, а не ушел в неизвестном направлении – уже говорит о многом. Тихонько подхожу к тебе сзади, даже на расстоянии слыша, как Наги, довольно урча, расправляется с чем-то, что ты ему дал. Заглянув через плечо, вижу в твоей ладони мандзю, да еще и, судя по цвету, вишневые. Это у нас настолько схожие пристрастия? — А мне попробовать дашь…? Наклоняюсь к твоему уху, чувствуя, как весенний ветерок шевелит твои волосы, отбрасывая пару прядок на мое лицо. Ты чуть оборачиваешься, а я так и стою, опершись локтями о спинку лавочки, глядя на тебя, склонив голову на бок. * * * Вздрагиваю от твоего голоса, и смотрю через плечо: — Ты же не любишь сладкое. Нагоя, управившись с лакомством, так и норовит залезть в пакет и выхватить себе ещё немного вкусностей. Сажаю собаку на колени, цыкнув на него, от чего пёс недовольно фыркает, и внимательно смотрит на тебя. — Но иногда можно сделать исключение. – Улыбаешься, а я молча протягиваю тебе пакетик, вставая со скамейки. — Я отпустил таксиста, погода вроде бы позволяет дойти до клиники пешком, к тому же, тут не так и далеко. Киваешь мне в ответ, с удовольствием уничтожая запасы пшеничных шариков. И мне даже кажется, что главный любитель сладостей здесь не Наги, а ты. В сравнении с последними неделями, погода действительно удалась на славу. Воздух тёплый, и ощущение полноценной весны всё ближе. Совсем скоро зацветёт сакура и в этом районе Японии, тогда уже с уверенностью можно будет говорить о том, что и до лета рукой подать. Нагоя с интересом крутит мордочкой, удобно устроившись у меня в руках, и изучает всё происходящее вокруг него. Ты что-то рассказываешь мне о клубе, идя рядом, но я улавливаю лишь краем уха твой голос, совершенно не вдаваясь в то, о чём ты говоришь сейчас. Для меня любое воспоминание о данном месте окрашено в чёрные цвет, а портить себе настроение окончательно я совершенно не хочу. Поэтому в тот момент, когда ты, видимо, ожидаешь, что я отвечу тебе что-то на освещённую ранее тему, я лишь пожимаю плечами, чуть улыбаясь тебе. Мне просто нечего сказать. И даже не потому, что я не слышал, о чём шла речь, а скорее по той причине, что я действительно не имею мыслей на этот счёт. Клиника сейчас единственное полноценное дело на сегодняшний день, раз уж покончено с этой внеплановой поездкой в «White noise», а на заявление в полицию я решил закрыть глаза. Пока Аарон не в стране, я не думаю, что моему здоровью что-то может угрожать. Эти двое типов вряд ли решат действовать самостоятельно, хотя бы в целях отомстить за то, что случилось. Всё-таки, они не так глупы, как могло бы показаться, а, значит, о данном инциденте стоит забыть. Чуть меньше, чем через час, мы добираемся до клиники, где нас уже, на удивление, ожидают. Молоденькая медсестра уводит тебя в соседний кабинет, а я остаюсь ждать врача, честно говоря, не горя никаким желанием узнавать результаты анализов. Нагоя даже успевает задремать у меня на коленях, и когда врач заходит в помещение, я уже практически перестаю его ждать. — Ох, Кагеяма-сан, простите за задержу. Сегодня так много дел. – Он деловито проходит к своему столу, попутно раскрывая мою медицинскую карту, извлекая оттуда результаты анализов. — Ничего страшного…. – Напряжённо смотрю на него, машинально почёсывая собаку за ухом. — Ну-тис… Что мы имеем? Ага…. Хм…. – Мужчина сравнивает старые и новые результаты, но в лице особо не меняется. – К сожалению, особых изменений нет… Как дела с таблетками? — Отлично. – Еле слышно вздыхаю, поджав губы. — Температура была? Жалобы? — Нет. Ни того, ни другого. – Да, я бессовестно вру, но что мне остаётся делать. Мне на столько противны все эти заморочки по поводу здоровья, и я так устал от всех этих врачей и больниц, что нет уже никаких сил. — Тогда заканчивайте пить курс таблеток, что вам выписали в Аичи, и те, что вчера я оставил вам. И после этого заезжайте к нам… — Опять анализы? – Со скорбной ноткой в голосе. — Да, и обследование. Но оно не займёт больше двух часов. – Врач тепло улыбается мне, сцепив пальцы в замок на столе. — А у меня есть выбор? – Поднимаюсь со стула, держа Нагою подмышкой. — Боюсь, молодой человек, что выбора у вас нет. – Врач продолжает улыбаться, провожая меня взглядом. Выхожу в холл, с удивлением отмечая, что тебя всё ещё нет, и пошатавшись пару минут по коридорам, решаю всё-таки выйти на улицу. Запах медикаментов и вся эта стерильность нагнетает небывалую тоску. Пока Нагоя радостно бегает по лужайке рядом с клиникой, закуриваю, щурясь от яркого дневного солнца, и теперь ко мне приходит мысль о том, что я просто не знаю, что делать дальше. С одной стороны я не вижу смысла ждать тебя, ведь ехать тебе вместе со мной в номер отеля нет необходимости. Съёмки отменены, при чём я даже не знаю, на какой срок, и остаток дня обещает быть свободным. И уже сейчас я предчувствую ту неловкость, которая почти гарантированно возникнет, как только ты выйдешь из дверей клиники. * * * Отвратительно-яркое солнце прямо-таки заливает кабинет, пока я дожидаюсь пластического хирурга, беспрестанно думая о том, как бы успеть выловить тебя до того, как ты выйдешь из клиники и отправишься на все четыре стороны. Потому что мне-то с тобой обратно в гостиницу идти – никакого резона нет. — Вы сможете что-нибудь с этим сделать? В дневном свете порез, надо сказать, зашитый твоим врачом ночью весьма аккуратно, все равно выглядит устрашающе. — Повезло, что гематом серьезных нет. – Деловито говорит хирург, рассматривая мою ладонь. – В любом случае надо дождаться снятия швов, но и не такое закрывали. А пока хорошо бы сдать анализы. — Зачем? – Как-то анализы не входили в мои планы. — Чтобы исключить возможность нарастания келоидной ткани на месте косметического шва. — А это… — Сейчас я вам все разъясню. …Вышло так, что покинуть хирургическое отделение у меня получилось лишь спустя полчаса. Нет, мне не плевать, конечно, на свое здоровье, но голова уже просто кругом идет от всех этих медицинских терминов. Но сейчас, осторожно надевая перчатку на поврежденную руку, я ни капли не жалею, что получил этот шрам. Ведь если бы не инстинкт, побудивший меня схватиться за нож – неизвестно, как и что бы теперь было. Заживет, куда денется. Спускаясь по ступенькам, щурюсь от солнца, цепляя на нос темные очки, и понимаю, что что-то в мире изменилось, а я не заметил. Потому что прямо перед собой вижу тебя, пинающего камешки на асфальте, и видимо, дожидающегося меня с каким-то завидным упорством. Припоминаю, что такси у нас нет, равно как и я не на машине. И вообще, что за черт, Ю, уж с тех гонораров, которые выплатили тебе за Node of Scherzo, вполне можно было что-нибудь прикупить. — До гостиницы далековато будет. А до моего дома еще дальше. – Подхожу к тебе, отмечая, что ты как-то пристально смотришь на меня. – Какие будут предложения? — Тебе вовсе нет нужды ехать со мной в гостиницу. – И снова это упрямое выражение, чуть удивленно приподнятые тонкие брови. — А зачем ты тогда меня ждал? — Я… Одной рукой приобнимаю тебя за плечи, подзывая Наги, и чувствую что, видимо, ты все же успел озябнуть. — Я провожу тебя до отеля. Мне все равно потом к Кайе надо, а там же рядышком… Проклятая скованность не дает покоя ни тебе, ни мне. А от твоего взгляда уже откровенно становится как-то грустно. Потому что в лучшем случае ты разрешишь мне посадить тебя на метро и на этом все, а в худшем, через пять минут я отправлюсь туда один. — А тебе зачем к Кайе? – Слишком тихо, и голос даже заглушает грохот машины проходящей совсем рядом автострады. — Обещал… Мы медленно идем по направлению к мосту, тут и там встречая как-то уж очень легко одетых людей. Видимо, первый в череде непогоды солнечный денек выманил их всех на воздух. Я всегда любил весну, знаешь? Потому что даже в городе ее пьянящий запах кажется свежим, а выхлопные газы – какой-то неотъемлемой частью жизни. А еще интереснее то, что ты молчишь, и идешь со мной рядом, чуть улыбаясь. Я бы хотел знать, чему. Я бы вообще хотел знать, что будет дальше, Юи. …Кайя оказывается именно тем ураганом, который оказался способен расшевелить тебя. Несмотря на утренний час, певец просто невероятно прекрасен, и даже его полностью лишенное макияжа личико кажется каким-то по-детски милым. Такой эффект не способен передать ни один самый искусный мейк-ап. — Юи, вы оба с ним чокнутые. – Кайске кивком указывает на меня, как-то боязливо протягивая на ладони потявкивающему от восторга пребывания в таком интересном жилище Наги, что-то вроде тоста. — Он сегодня уже можно сказать позавтракал. — Улыбаешься ты, с удовольствием отпивая ароматный горячий чай. Уж что-что, а это у Кайи всегда найдется. — Вы мне не ответили. – Хозяин квартиры продолжает изучать нас недобрым взглядом. — Что, уже «мы»? Юи, ты смотри… Смеешься, как-то очень мило опять уткнувшись в чашку с чаем, заложив ногу на ногу и слегка болтая ею в воздухе. Кайя тоже улыбается, запахивая поплотнее халат и беря на руки наевшегося сладостей Нагою, утыкаясь носом в его ушко, подходя ближе к нам обоим. — Покажи-ка ладонь… ого! И шею покажи… — Он вздыхает, как и в очередной раз за сегодня. – Если б знал, что все так будет, ни за что бы тебя одного не пустил… — И что бы было? – Смотрю на тебя. И ты как-то старательно уводишь взгляд. Действительно, что бы было? Но вернее будет сказать – чего бы не было. Не было бы капель крови у лифта. Не было бы пореза на руке. Не было доктора и час ночи и ночевки в гостинице. Не было бы очередного утра и твоих слов, твоей откровенности, которую удается видеть так редко. А что бы было тогда с тобой – я даже думать не хочу. …Наверное, это произошло под наплывом чувств и мыслей о том, что случилось, но моя рука как-то машинально сжимает твою, лежащую на столе. От Кайи это не скроешь, а он вообще очень тактичный мальчик, поэтому, чуть улыбаясь, выходит, сославшись на звонок Хироки, про который, конечно же забыл. Пару минут тяжелого молчания, радует лишь одно – ты не вырываешь руку из-под моей руки. — И дальше что? — Что? Это похоже на диалог двух обреченных. Наверное, так разговаривает сам с собой человек в ночь перед казнью, ожидая утра не со страхом, но с какой-то обреченной покорностью. «Я не знаю. Я знаю только одно…» — хочется мне сказать, но слова не идут. В который раз рядом с тобой мне нечего сказать не от того, что все уже сказано, а просто потому что не подобрать достойных слов. — Не надо. – Ты будто прочел мои мысли, как будто узнал, что я хочу сделать в следующий момент. Но извиниться за себя я могу лишь мысленно, наклонившись вперед и дотронувшись губами до твоей щеки, чуть скользнув в сторону, к виску, вдыхая ни с чем не сравнимый запах моего ангела. И в тот момент, когда я чувствую твои пальцы, мягко зарывшиеся мне в волосы, я верю, что Бог действительно есть. И что ему не плевать на нас. А ведь день сегодня совершенно свободный. И мне так хочется провести его с тобой, и даже есть план на этот счет, только вот согласишься ли ты – другой вопрос. — Ю… — Чуть отстраняюсь, не выпуская твоей руки. – Ю, а давай сейчас дойдем до гостиницы, ты оденешься потеплее, и мы…пойдем в парк аттракционов? У тебя глаза становятся просто огромными, словно ты не веришь своим ушам. — Что-о? — Значит, решили. Быстро встаю, пробормотав что-то о том, что нужно еще сказать пару слов Кайе, и вылетаю в гостиную, закрыв дверь и прижавшись к ней спиной, быстро дыша. Что же это, Господи…. Что же… это? * * * Чёрт возьми, я тебя просто не узнаю. За последние сутки ты изменился ещё больше. Но самое страшное не в этом. Самое страшное то, что мне не хочется идти наперекор тебе, и своих мыслей, поступков, желаний я тоже не узнаю. Это похоже на какой-то затянувшийся сон, который из кошмара перетёк во что-то яркое и тёплое. Твои слова о парке развлечений ставят меня в тупик. Я мог, пожалуй, ожидать чего угодно – предложений пойти посидеть в кафе, остаться у Кайи, или, на худой конец, просто побродить по городу. Но ты превзошёл себя. И судя по всему мои слова уже ничего не решат. Ты всё решил за нас двоих, и, может быть, оно и к лучшему. Мысленно прощу прошения у Кайи, закуривая на его кухне, предварительно открыв окно, садясь на широкий подоконник. Улица за окном залита мягким ярким светом, и я почти ощущаю, как настроение, которое было очень омрачено походом в клуб, постепенно становится лучше. Из комнаты слышен голос Кайи, который очень эмоционально о чём-то говорит тебе, но из-за преград в виде стен и дверей слова у меня разобрать не получается. Лишь изредка я выхватываю своё имя. Продолжаю смотреть на улицу, на неспешно идущих прохожих, которые, кажется, успели позабыть обо всех своих делах, попав под весенние лучи солнца — до того момента, пока сигарета не начинает обжигать пальцы. Выбросив окурок, легко спрыгиваю с подоконника, и выхожу в гостиную, заставая очень любопытную картину. Кайя сидит на диване, держа на коленях Нагою, и наблюдает за тобой. А ты как маятник ходишь туда-сюда, что-то нечётко бурча себе под нос. Еле сдерживаю смешок, облокотившись плечом о дверной косяк. — Камиджо, перестань маячить. У собаки сейчас голова закружится. Ты замираешь на месте, подняв на меня какой-то слишком растерянный взгляд. Улыбаюсь тебе, кивнув в сторону коридора. — Ну, так ты идёшь? Или же твоё предложение, желание, перестало иметь силу? А в самом деле, почему бы и не поехать туда? В конце концов, эмоциональная разрядка таким образом поможет нам обоим. Отвлечься от проблем и серых будней, окунувшись в атмосферу детских развлечений – это очень действенный способ. — А… да-да, иду. – Киваешь мне, тут же подхватывая на руки собаку, и я замечаю, как одобряюще улыбается Кайя, едва заметно кивнув мне. Даже пешком мы умудряемся добраться до отеля за очень короткий промежуток времени, и всю дорогу, так же, как и раньше, в воздухе висит тишина. Но она не выглядит напряжённой или гнетущей, и у меня чувство, что просто никто из нас двоих не хочет разрушать её. — Так, я быстро. Посиди с Наги пока, хорошо? Ты киваешь, когда мы заходим в номер, и присаживаешься на подлокотник кресла недалеко от двери, держа собаку на руках, о чём-то сюсюкаясь с ней. Нагоя виляет хвостом, топчась на твоих коленях, уже как-то привычно тыкаясь мордочкой тебе в лицо. Пока вы заняты друг другом, я быстро переодеваюсь, решив, что, не смотря на погоду, перчатки лишними не будут, и откопав среди вещей свои солнцезащитные очки, подхожу к вам. — Ну что? Считай, что я готов. – Смотрю на тебя сверху вниз, пряча руки в карманах пальто. — Тогда пойдём? – Ты улыбаешься, поднимаясь на ноги. — Только Наги пойдёт с нами. Я не хочу оставлять его одного тут… — Как-то неуверенно добавляю, и ты киваешь в ответ, подталкивая меня к выходу из номера. Сейчас мне кажется, что этот день я запомню надолго. Если бы его окончание не грозилось быть тяжёлым, его можно было бы окрестить лучшим днём за последние несколько недель. Но надежда на то, что мне не придётся в подробностях рассказывать Мали о том, что произошло – всё ещё греет сердце. И окончательно убедив себя в том, что любой бури, при желании, можно избежать, я выхожу на улицу следом за тобой, тут же надевая очки, и подставляя лицо тёплому солнцу. * * * — Юджи? Ты чего тут… Донельзя удивленный Кайя выходит из своей спальни, все еще держа довольного Наги на руках. — А Ю где? — На кухне он, на кухне… — Перевожу дух, внезапно чувствуя, что становится нечем дышать. Господи, только этого не хватало, нужно немедленно успокоиться. — Опять, что ли, поругались? — Я его в парк пригласил. И тут Кайя делает именно то, что от него ожидаемо, но черт, как же глупо я себя при этом чувствую! Он хихикает, садясь на диван и поджимая ноги, стараясь, чтобы Нагоя сидел у него на коленях смирно. — Ками… сейчас скажу одну вещь… — Может, не надо? – Со вздохом отрываюсь от двери, ходя туда-сюда перед певцом, то и дело убирая падающие на глаза волосы. — Нет, скажу. Ты его любишь. Ну вот, так и знал, что все этим кончиться. Что мой лучший друг первым озвучит то, что уже больше суток вертится у меня в голове. — Глупости. Не тот случай. – Пробурчать в ответ что угодно, лишь бы угомонить это несносное создание. — Тот-тот… И он тебя тоже. Вот это уже совсем внеплановый сюрприз. Даже если на минутку допустить, что Кайя и прав, пускай даже наполовину прав – что тогда мне с тобой делать? Что мне собой делать? Мы же два совершенно неуправляемых и ни черта несдержанных человека, и в самом деле — наш союз трудно представить даже в воображении. Ты изведешь меня своим характером, своими привычками, своей какой-то просто детской вредностью. А я достану тебя истериками и провокациями, забывая о любви так просто, едва на горизонте появиться возможность гнусно себя проявить. Просто это было со мной всегда, и я так четко понимаю сейчас, о чем ты говорил тогда, еще у тебя дома. И самое главное – я понимаю, о чем ты думал. Но вместе с тем еще яснее встает понимание того, что я жить не смогу без тебя. Насмехайся, зли, изводи и отравляй жизнь – но будь в ней. Просто будь в моей жизни. — Ты же сам все понимаешь. – Неожиданно мягко и серьезно говорит Кайске, глядя на меня, подперев кулаком скулу. – А по вам обоим уже сейчас все видно. — Да что видно? Ты же сам сказал что Юичи не приручить. — Возможно, я ошибался. Вот, значит, как. Очень просто взять свои слова назад, что и говорить. А я в очередной раз понимаю, что попал в ловушку. — Почему-то мне кажется, что вот этот ужас у тебя на руке, и порез на шее Жасмин не появились бы, будь вы друг к другу равнодушны. И в этот момент ты заходишь в комнату, привычно делая мне замечание в своей манере, а я не могу не улыбнуться на твои слова. Все-таки ты какой-то совсем непривычно-солнечный сегодня, такой милый и такой покладистый, что я боюсь поверить, что ты можешь быть и таким. Спустя полчаса мы покидаем квартиру Кайи. А еще через час уже выходим из номера гостиницы на улицу, направляясь к парку аттракционов. Я так давно просто так, без цели, не гулял в погожий день по городу, что сейчас с удивлением смотрю вокруг себя, понимая, что не только мне – нам обоим нужна эта передышка. Держать под руку, под локоть, не зазорно. Идя с тобой по тротуарам, я думаю лишь о том, что рука у тебя неожиданно крепкая. А еще – что-то происходит между нами по мере того, как медленно поднимается ежедневная температура воздуха, испаряется эгоистичность в наших отношениях. Когда-то они были построены исключительно на ней, ты хотел заполучить меня, я – тебя. И ни шагу в сторону, только вот я прикрывался чувствами к Хизаки, ты же неизвестно, чем. Чувства никуда не ушли, но они перестроились, видоизменились в крепкую сердечную привязанность. Иногда я даже забывать начинаю, что когда-то жил с Хи. Что когда-то думал, что навсегда место в моем сердце занято лишь им. А с тобой сложнее. Если бы я только мог расспросить тебя о всех твоих привязанностях, о том, сколько раз ты был влюблен, в кого, и был ли хоть немного, хоть капельку счастлив? Судя по тому, какими были наши отношения — я могу судить, что все в мире относительно. Ведь я за всю жизнь несчетное количество раз бывал влюблен, пару раз испытал серьезное чувство, и уж точно думал, что на Хизаки стоит остановиться. Но это было эгоистично в первую очередь с моей стороны. Потому что, оборачиваясь назад, в очередной раз становится ясно, что тут все так, как и должно быть. — Мороженое тебе нельзя, значит остается сладкая вата. Мы стоим перед тележками со сладостями, а Нагоя уже так и ерзает у тебя на руках, вытягивая мордочку в сторону фишмака, тявкая от того, что ты держишь его, не давая залезть в сахар. — Ты добьешься того, что я не влезу в платье. – Тихонько бубнишь мне в ответ, беря огромный воздушный шарик ваты, тут же оторвав кусочек и сунув его Наги, только б замолчал. — Я ведь тоже ем. – Пожимаю плечами, беря песика из твоих рук, чувствуя, как он совсем уже привычно устраивается удобнее. Еще немного, и твоя собака будет считать меня твоим постоянным спутником, Ю. — Куда ты сперва хочешь? – Рассматриваю длинный ряд билетов, радуясь, что взял все по одной цене, а значит, мы можем выбрать любую карусель. — На лодки, только…. Куда девать Наги? Повернувшись на твой вопрос, не могу сдержать улыбки, вынимая из кармана платок. Ты умудрился перепачкаться розовой ватой, и я как маленькому вытираю тебе губы. Мне совершенно наплевать, даже если кто-то увидит. Странно, совершенно странно, почему я так теряю голову? — Ками… ты с ума сошел?— Мягко убираешь мою руку, вытирая уголок губы пальцем. – Я ж не ребенок, в конце-то концов. И потом, тут люди. — Да все равно. Выпустив Нагою на асфальт, обнимаю тебя за талию, притянув к себе, и жалею, что дерево, под которым мы стоим, еще недостаточно покрылось листвой, чтобы скрыть нас от чужих глаз. «Ты его любишь» — сказал Кайя, а знаешь, он очень редко ошибается в таких вещах. Но один раз я уже обжегся, поторопившись с главными словами, поэтому теперь будет лишь молчание. Молчание вместо тысячи слов. — Ну, так… пойдем? – Глаза в глаза. И я вновь засматриваюсь, сколько оттенков в твоем взгляде. Сейчас он кажется таким теплым, цвета мокрого речного песка. — Пойдем. Ты выбрал лодки. Это значит, около шести минут я смогу крепко сжимать твою руку, чувствуя, как ты сжимаешь мою в ответ.