Петля

Тео и Агнесс ужинали вдвоём. Клара сосредоточенно рисовала в гостиной, где бушевал включённый телевизор, оглашающий все закоулки первого этажа то навязчивым рекламным «купи-купи», то разудалой песней. Торстен вернулся какой-то взвинченный с очередных посиделок в своей компании ещё полчаса назад, быстро перехватил пару бутербродов и ушёл к себе наверх. Тео и Агнесс не одобряли этого увлечения компаниями, тем более что и личности туда успели затесаться, мягко говоря, неблагонадёжные, но в последние полгода Торстен как с катушек слетел – сам разберусь, с кем мне общаться, и не суйтесь. Запах сигарет Агнесс впервые учуяла восемь месяцев назад, в последние три к нему регулярно стал прибавляться и запах спиртного. Этого уж Тео терпеть не стал и поговорил с сыном по-мужски. Тот вроде бы понял и затих на время в своей примитивной борьбе за независимость, но от весёлой компании не отбился. - Не паникуйте раньше времени, вот что я вам скажу, - наставлял их Йохан. – Другие и покруче вытворяют. Тут в соседнем городе его ровесник, не прошедший отбор в школьную команду по футболу, вообще с психу отрезал себе яйца. Полностью. Увезли лечиться. А Торстен… Ну, выпил пару раз, и что? Нехорошо, конечно, кто бы спорил, но не смертельно. Перебесится, сами такие были. Ты вспомни, Тео, вспомни, как мы на школьном выпускном набрались! До чёртиков! Вы ж меня буквально принесли домой. Хотя сами еле на ногах стояли. Только чудом не рухнули нигде по дороге. - Так то выпускной, - бурчал Тео. – А тут безо всякого повода, от скуки… - И чего? Ты ему втык сделал, он послушался. Радуйся. А компания ненадолго – уедет после выпуска, поступит в университет, не наездится к этим кретинам, пожалуй. Забудет напрочь. В последний месяц запах спиртного и впрямь перестал появляться, это позволяло думать, что, может, и вправду перебесится. Во всяком случае, сегодня тоже мимо прошло. - Ты с Лукасом виделся? – Агнесс накладывала в тарелку мужа запечённый картофель. – Вроде вы шли вместе от супермаркета. - Встретились там и поговорили по дороге. - Как он? - Как обычно, - Тео сокрушённо вздохнул. – Как замороженный. - Он что-то собирается предпринимать против того стрелка? Попытка убийства – не игрушки. Неделя прошла, почему он не идёт в полицию? - Ты же его знаешь, упёрся не хуже осла, - Тео раздосадовано хлопнул ладонью по столу. – Тут, хоть головой об пол бейся, не переубедишь. - Н-да. Характер… - Агнес неодобрительно покачала головой. Что Лукас всегда был упрямым – так это чистая правда. Они были знакомы с детства, и Тео очень хорошо помнил, как трудно было переубедить друга, если он что-то вбил себе в голову – легче паровоз руками сдвинуть. Но на первый план это упрямство по-настоящему вышло лишь год назад, в тот страшный период разбирательства и публичного скандала. Упорный отказ признавать свою вину – обоснованный, как выяснилось, потом – столь же упорное появление на людях, в местах, где никто не хотел его видеть… У него не было никаких шансов оправдаться, отмыться от той грязи, которой его окатили с головы до ног – а он всё продолжал упорствовать. Так что ж тут удивительного, что он занял ту же непримиримую позицию и в отношении тайного ненавистника? Только вот в чём её цель? Оправдываться перед убийцей Лукас явно не собирался. Тогда что? Потоком ледяной воды обрушилась догадка: а если Лукас вовсе и не думает спасать себя? Тогда, год назад, он уже проделал именно это. И почти получилось. Тео до сих пор помнил тот животный ужас, который испытал в рождественское утро, когда, ворвавшись к Лукасу в дом, нашёл его без сознания на полу в ванной. Его кожа поражала неестественной белизной, застывшее лицо напоминало восковую маску в славном паноптикуме Мадам Тюссо. На секунду Тео показалось – мир вокруг… надломился, что ли. Стал каким-то стеклянным, искусственным, мёртвым. «Неужели я опоздал… - стучало и билось эхом в каждой клеточке тела. – Неужели опоздал…» Рухнув на колени рядом с неподвижным Лукасом, Тео приложил пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс или хотя бы намёк на него. Ничего. Или есть? Не поймать… «Вот и всё… вот и всё… Зачем я ушёл, что мне стоило остаться, знал же, в каком он состоянии… Господи, что мы натворили… Лукас, Лукас, друг, прости…» Что же теперь делать? Кого звать? Что он Маркусу скажет? О Господи, да как он сам теперь будет жить, зная, что виноват в его смерти! Да, виноват, виноват, потому что сразу поверил, не пытаясь ничего прояснить, выслушать его, и тогда, увидев его на улице, избитого, в крови, так и не подошёл к нему поговорить, и в церкви молчал, как пень, хотя всё уже понял по его глазам… Скорчившись от нестерпимой боли, Тео схватился за неподвижного друга и завыл: - Лука-ас… На руку его, возле лица Лукаса, повеяло теплом. Тео замер. Нет, не показалось. Ещё раз. И ещё. Дрожащими руками он вытащил телефон, поднёс экран к губам друга. Экран стал слегка мутным – Лукас дышал. Дышал! - Я тебе умру, дурак ненормальный, ты что сделал-то! – взревел Тео, как раненый медведь, и от огромного облегчения, и от страха, и от злости на себя за то, что малодушно поверил в его смерть и чуть не упустил возможность его спасти, и принялся набирать номер «скорой». Почему-то ему казалось – Лукас нарочно не принял таблетки. Он был в этом абсолютно уверен. Медики прибыли быстро, работали слаженно, но смотрели на Лукаса с таким брезгливым равнодушием, что Тео не выдержал и заорал, срывая голос: - Он ни в чём не виноват! Слышите, вы? Он не виноват, я точно знаю! - Чего? – Хаген, дежурный врач, растерялся так, что застыл столбом. - Мне Клара сказала! Он ничего ей не сделал. - Но… Что же… выходит… наврала? - Потом объясню! – снова заорал Тео. – Спасайте Лукаса, дебилы! Если он умрёт, я… я не знаю, что я с вами сделаю! - Да успокойся ты, чёрт тебя дери! – Хаген в ответ заорал тоже, да так, что все аж присели, и в его глазах был глубокий шок пополам с паникой. – Если до сих пор не умер, значит, откачаем как-нибудь! Поедешь с ним в больницу или нет? - Да! – рявкнул Тео. И поехал. Домой его уговорили отправиться только сутки спустя, когда стало ясно, что угроза для жизни Лукаса миновала. Потом было много чего – огласка, повторное следствие, огромный шок для всех жителей посёлка, один за другим скандалы и взаимные обвинения, доходящие до отчаянных драк. Удачные и неудачные попытки пробиться к Лукасу в больницу. Тщетные увещевания в адрес Маркуса, готового разорвать любого, кто норовил приблизиться к его отцу хотя бы шагов на десять… - Раз они так легко поверили всей этой грязи, значит, хотели поверить, - Маркус чеканил слова, будто гвозди вбивал. – Значит, и не были никогда его друзьями, притворялись только, пока он был для них удобен. Ах, Лукас, помоги, ах, у нас проблемы! А как у самого проблемы – так знать тебя не желаем и разбираться ни в чём не будем! Они пыль недостойны вытирать с его машины, а он – изволь их тут выслушивать, когда сам еле дышит? Их стараниями, между прочим. Ничего у них не слипнется? Пусть убираются к чёрту! Только Бруун и его отец, Диттман, местный землевладелец*, смогли общими усилиями повлиять на него. Они-то и упросили Маркуса хотя бы не прогонять посетителей. - Твой отец – взрослый человек, - говорил Бруун. – Уважай его право самому решать, кого он хочет видеть, а кого – нет. - Они – предатели, поганые лицемеры, уроды… - Не бывает греха непрощаемого, кроме нераскаянного, им сейчас самим очень нелегко, мальчик. Муки совести – это на самом деле страшная вещь. Кто-то их даже не выдерживает. От тебя никто не требует прощать их немедленно, но хотя бы не повторяй их ошибок. Не с первого раза, но до Маркуса всё же удалось достучаться. Когда, выписавшись полтора месяца спустя, Лукас вышел из дверей больницы в сопровождении сына, и их встретили Тео и Агнесс, чтобы отвезти домой, Маркус уже не возражал. - Вы учтите, - улучив момент, сообщил им доктор Хаген, - за ним теперь следить нужно. И желательно найти ему хорошего психотерапевта. - А это-то зачем? – насторожилась Агнесс, наблюдая за Лукасом, садящимся в машину – уже тогда бросалась в глаза та самая «деревянность», так и сквозившая в каждом движении. - А затем. Налицо большие проблемы, и они просто так не исчезнут. У него болезнь тяжело течёт, а ему наплевать. За время, что здесь находится, ни разу результатами обследований не поинтересовался. Другие беспокоятся, нас дёргают, подробности выясняют, а он – никогда не спрашивает. Это как, по-вашему, называется? Пробовали ему втолковать – бесполезно. Хоть вы постарайтесь. Должен ведь понять, что так нельзя. Идея о психотерапевте была отвергнута Лукасом раз и навсегда, как что-то в высшей степени неприличное: - Ещё не хватало посторонних людей полоскать в моих комплексах, проблемах и прочем мусоре. - Предпочитаешь в них утонуть самостоятельно? – тут же раскипятился Тео. - Не утону. А справиться я должен сам, а не впутывать посторонних, - заявил Лукас и добавил всё тем же бесстрастным голосом: - Иначе грош мне цена. Как человеку, если угодно. Ну что ты с ним поделаешь! Конечно, всем было ясно, что без этой своей «эмоциональной анестезии» Лукас тогда, вероятно, и не выжил бы. Но, видимо, где-то он перестарался, перегнул палку и в итоге превратил себя в живой труп, у которого напрочь отсутствуют желания. Которому ничего не нужно – да и сама жизнь вроде как не нужна. Даже тот самый выстрел встряхнул его лишь поверхностно. Не за свою жизнь он испугался – рефлексы сработали, которых никто не отменял. Но рефлексы рефлексами, а душа – это уже из другой оперы. Совершенно раздельные субстанции. Уж это Тео отлично понимал – научился понимать, особенно за последний год. Кинулся тогда к Лукасу, едва успевая огибать стволы, желая убедиться, что друг в порядке и – что греха таить – надеялся увидеть в его глазах хотя бы подобие испуга, хоть какое-то желание жить. А увидел только недоумение: это что ещё за новости? Между тем успели сбежаться все остальные, и Лукас, понимая, что хотя бы при людях нужно отреагировать на случившееся, механически произнёс: - Надо же… - и тут же сделал испуганное лицо. Чтобы, значит, убедительнее было. Тео мысленно плюнул: даже самый никудышный и бездарный актёр, изображая эмоции, и то бы лучше справился. - Ты видел, кто это был? – тормошили Лукаса Йохан и Бент. - Лица не видел, только силуэт. Против солнца особо не разглядишь ничего. - Не переживай, узнаем, кто это – голову оторвём! – пообещал Йохан. Глаза его расширились, и он пошевелил руками, наглядно показывая, как он свернёт стрелку шею. - А ты, - заявил Тео, выразительно потыкивая пальцем в грудь Лукаса, - сегодня же подашь заявление в полицию. Держи карман шире. Неделя прошла – и никакого заявления в помине не было. Да ещё и сегодняшний разговор с Лукасом покоя не давал. А если Лукас только и ждёт, когда убийца нагрянет снова? Ах ты, чёр-рт!.. - Знаешь что, - голос жены вывел Тео из состояния мрачной задумчивости. – Ты бы предложил ему хотя бы на несколько дней перебраться к нам. - Я бы с радостью. Только он не захочет. - А ты поговори с ним. Объясни, что никто против не будет, и места в доме полно. - Послушай, Агнесс, - Тео внимательно поглядел на жену. – Ты и в самом деле так считаешь? Или просто из солидарности со мной? - Ты всё про этот кошмар, - женщина села рядом с ним. – Если бы я услышала Клару, когда она ещё впервые сказала, что соврала, но тогда на меня словно затмение нашло. Да ещё эта истерия вокруг мешала видеть хоть что-то, кроме грязи. Зато когда эта столичная комиссия здесь громы и молнии метала и всех детей по новой расспрашивала, у меня как пелена спала с глаз – да и не только у меня, это точно. И поневоле пришлось обо всём этом задумываться. Снова и снова. И с Кларой говорить. И мне было нелегко свою ошибку признать, но я смогла. Да, я действительно так считаю: Лукас ничего не сделал ни ей, ни другим детям. Да к тому же… ты рисунки Клары видел? Почти на каждом Лукас. Она скучает по нему, ждёт его, это ли не ещё одно доказательство? Я в нашем доме его приму с радостью. Если он только захочет прийти. Тео благодарно закивал. Конечно, ключевым тут было «если он захочет прийти». А то, что за целый год ему удалось зазвать Лукаса в гости только четыре раза, и то очень ненадолго – максимум на пару часов, - говорило само за себя. Лукас был предельно вежлив, поддерживал разговор, но манера общения разительно отличалась от той, что была ему свойственна прежде. У того Лукаса никогда не было такого застывшего взгляда и натянутой улыбки, тот Лукас никогда бы не стал избегать физического контакта с давно и хорошо знакомыми людьми. Нет, он не отстранялся, не демонстрировал неприятие – он вообще не выказывал никаких эмоций. Просто молча терпел, как терпят давно утратившие всякий смысл ритуалы, потому что так принято. И так же безучастно, как механизм, отвечал тем же. В кухню вбежала Клара и попросила горячий шоколад. - Садись за стол, сейчас сделаю, - Агнесс потрепала дочь по голове и отошла к буфету. - Папа, посмотри, - Клара взобралась на стул и показала Тео законченный рисунок. – Это ты с мамой и Торстен, это я, а это Лукас. Рисунок был на удивление красивым – все собрались возле наряжённой ёлки. Тео обратил внимание, что Клара на рисунке дарит Лукасу что-то похожее на открытку. - Ты ведь скучаешь по нему, да? Хочешь, чтобы он пришёл к нам на Рождество? Клара кивнула и решительно сообщила: - Когда я вырасту, выйду за него замуж. Вот вам, извольте радоваться. - Ну-ну, невеста, рановато тебе ещё об этом думать, - тихо засмеялся Тео. - Он лучше всех, - с серьёзным видом заявило белокурое дитя. – Он очень хороший. - Да, - согласился Тео, беря дочь на руки. – Очень хороший. Знаешь, я был чуть старше, чем ты, когда мы с Лукасом подружились. Мне было шесть лет. - А расскажи, как вы уехали в город и там заблудились. Клара очень любила эту историю и готова была слушать её снова и снова. Тео погладил светлые косички дочери и начал рассказывать. Значит, решено. Завтра же он поговорит с Лукасом и пригласит его сюда.