Фото к главе: https://pp.userapi.com/c851124/v851124887/101079/GXTZJLHRyLc.jpg
Блики выбирающегося из-за горизонта солнца медленно перебирались по побелённому потолку, оставляя после себя нежные розовые поцелуи на поверхности, что затем загорелись золотым и медленно принялись потухать с приходом нового дня, вновь преображая побелку в естественный цвет. Гулко хлопнула входная дверь, заставляя длинные, русые реснички слегка затрепетать сквозь сон хозяина. Миссис Элизабет разблокировала дверь машины и, напоследок проверив содержимое своей сумки, села на водительское сидение. Даже через закрытое окно комнаты Стайлса было слышно, как заводится машина и как женщина, нацепив на лицо огромные солнцезащитные очки, принялась выруливать на проезжую часть. Солнце в этот морозный день решило порадовать спешащих по своим делам прохожих и добротно пригревало их темные макушки. Несмотря на слепящие лучи, трава на газонах и под ногами все ещё хрустела от осевшего на неё ночного инея, но на глазах у всех принялась неохотно превращаться в воду, чтобы вскоре испариться и сформироваться в огромные свинцовые тучи, из которых позднее хлынет дождь, или же в медленном танце спустятся снежинки. Но а пока кожа под солнечными холодными лучами покрывалась словно золотистой корочкой, а настроение за чашечкой бодрящего кофе заметно улучшалось. Часы забили десять раз. Луи открыл голубые очи и ощутил пустыню внутри себя. В глаза уже не давит утренний свет, что обычно на рассвете без спроса врывается прямиком в окно, поэтому легко можно предположить, что время суток близится к полудню. Как только голубые глаза устремились к белоснежному потолку, совершенно не похожему на потолок в его собственной комнате, Луи предпринял попытку привстать, тем самым оперевшись локтями на что-то мягкое. Как оказалось, он находится в кровати. Но сердце бы так бешено не застучало, если бы рядом не лежал Гарри, закинув свою длинную, тяжелую ногу прямо на Луи. Томлинсон моментально забывает про сушняк и чуть ли не ощущает, как зашевелились все шестеренки в его побаливающей голове. Несмотря на напряженные потуги, парень несдержанно во все лицо улыбнулся. Губы треснули. Из образовавшейся на нижней губе ранки просочилась алая кровь. Но, не обращая внимания на покалывающую боль, Луи не скрыл свою улыбку. Ведь он заснул с Гарри. И несмотря на то, что состояние организма было схоже с недоваренным яйцом — такое же на внешний вид обыденное, а внутри вяло растекающееся, — Томлинсон не спешил покинуть полюбившееся ложе. Все потому, что кудрявый парень все ещё тяжело сопел в районе натренированного, но неширокого плеча шатена. Стайлс не обнимал Луи во сне, не прижимался, а просто поимел совесть неосознанно забросить расслабленную ногу на бёдра Луи, чуть выше колена. Но эти два слоя одежды, разделяющие их горячие тела, чересчур интимно соприкасались и вызывали внизу живота Луи неприятный, но желанный танец чувств. Футболист бросил свои попытки подняться и вновь осторожно плюхнулся на тёплые помятые одеяла, растрёпанный затылок укладывая на подушку Гарри. Запах клубничного шампуня кудрявого все ещё забирался в широкие ноздри, тем самым продолжая бить тревогу в груди шатена. Ведь он заснул с Гарри! И было плевать, чего не договаривает ему товарищ, почему он прогнал его из дома, а затем без раздумий принял Луи в ужасно пьяном состоянии. Было плевать, пока жизнь преподносит парню возможность наслаждаться такой внезапной близостью со Стайлсом и ощущать его тёплое дыхание на своём плече даже через плотную футболку. Ведь именно недосказанность и тайна так влекут к себе, нежели, если бы Гарри был открытой книгой. И Луи вытянул шею, медленно, даже не дыша, приближаясь к беспечному лицу кудрявого парня. Гарри иногда шевелил своими бледными, пухлыми губами в такт с танцующими темными ресничками. Зрачки под веками метались туда-сюда, пока мозг показывал парню проекции сна. Гарри ещё крепко спит. Слегка облизнув собственные сухие губы, Томлинсон без раздумий коснулся потресканной кожей тёплого, слегка потного лба Гарри. Собравшаяся на нижней губе кровь переместилась в виде отпечатка на бледную кожу. Луи отстранился и в полной тишине подушечкой указательного пальца аккуратно поспешил стереть улики. Но зеленые глаза распахнулись. Медленно, неуверенно, но ещё безликий взор совершенно без искорки удивления впился в обескураженные голубые омуты напротив. Луи просто застыл, не в силах понять, почувствовал ли Стайлс, как его легонько поцеловали, или же проснулся от прикосновения пальцев. — Доброе утро, — в напряженной тишине утра раздался хриплый, ещё тихий голос. — У тебя кровь на губе. Стараясь не дышать на своего друга своим смердящим от похмелья дыханием, Луи привстал на локтях, сухим пальцем стёр остатки сгущающейся алой жидкости и уже потом ответил: — Доброе утро. Гарри, э-м-м, как спалось? Кудрявый не торопился отвечать. Он все ещё сонно перевалил своё бренное и отяжелевшее за ночь тело на спину и потёр покрасневшие от неспокойного сна глаза. Лишь слабые стоны вырвались из горла Гарри, пока тот потягивался. Вот теперь можно функционировать весь оставшийся день и контактировать с окружающими. — Ощущение, словно я не спал всю ночь. Скажи, я же не пил? — Нет, — активно замотал головой Луи, все ещё опираясь на локти. Насупившись, шатен старательно восстановил в голове минувшие часы своего ночного похождения. Грусть из-за новостей о расформировке вновь намеревалась накатить на заболевшую голову, но Луи мысленно отмахнулся. — Окей, тогда почему я ничего не помню? — все ещё не придя толком в себя, опешил с вопросом Гарри. Парень распластался по всей кровати, растягивая мышцы, и улыбался во все помятое лицо. Вопрос заставил Томлинсона нахмуриться. — Я даже не знаю, ты вчера адекватный был. Странный, но адекватный. Молчал много. Непривычно немногословный, — пронзая голубым взором постель, монотонно ответил Луи. Стайлс в один миг распахнул широко свои зеленые глаза. — Черт. Луи повернул голову на звук, все больше не уразумевая. Стайлс поднялся в сидячее положение и принял озарение, что спустилось на сонную голову секундой ранее. Действительно, почему он не помнит событий этой ночи? Все потому, что ночью Гарри не находился здесь. Разум Гарри спал глубоко, среди серой жидкости. Последние картины в голове были такими нереальными, расплывчатыми: вот перед ним Бетти что-то готовит на кухне, а желудок предательски урчит, а после этого словно сон накинулся на организм, а затем кровать, и этот Луи по левое плечо сопит. Стайлс мотнул головой. — Мне просто вчера нездоровилось, прости, — отмазался незамедлительно Стайлс. — Но ты все равно принял меня, бухую обузу. Спасибо, — осознавая, как сильно он мог помешать Гарри этой ночью своим явлением, парировал Луи и больше насупился. Ведь шатен даже не подозревал, что он не заснул с Гарри. Он заснул с Марселем. Стайлс незаметно запаниковал и поднялся на ноги, ощущая холодный паркет под горячими стопами. Неясно, чего успел наговорить за ночь Луи Марс, но радовало, что, по словам шатена, тот был «немногословен», а тем более радовало, что, до того находясь в нетрезвом состоянии, Томлинсон вряд ли сможет адекватно реконструировать воспоминания в голове. Все вокруг было действительно странно. До того, что атмосфера наполнилась вытиснувшей запах алкоголя недосказанностью. Гарри поспешил проветрить комнату. Из образовавшейся щели сверху, между распахнутыми створками, просочился в душную комнату свежий, ещё слегка морозный воздух. Стайлс вдохнул полной грудью, ощущая, как приятный холод забирается через нос в легкие. Шум уже бодрствующего города донёсся до ушей двух ещё сонных парней вперемешку с криками детей. Хоть квартал, где проживали парни, был достаточно тихим, но по утрам гомон окружающих мог посоревноваться с населением центрального района. Луи все ещё потирал без надобности свою светлую макушку и просиживал дыру в чужой кровати. — Мне надо было быть на учебе полтора часа назад, — без капли сожаления или испуга произнёс Томлинсон и повёл плечами. На Гарри накинулось чувство дежавю. Ведь несколько дней назад Лиам после также выпитого алкоголя неуразумевающе сидел в комнате Стайлса и чхать хотел на пропущенные занятия. Не комната, а проходной двор, — мотнул кудрявой головой Гарри и сам себе ухмыльнулся. Все же нужно незаметно разузнать, каким образом Луи оказался в его доме посреди ночи, а также — с какой целью? — Кушать хочешь? — уложив руки на талии, спросил Гарри. — Я не привык завтракать, — признался Луи, — тем более тебе будет не слишком приятно, если до того аппетитная сытная еда даст отворот-поворот и выйдет наружу. — Но пока ты в моем доме, то без завтрака я тебя не отпущу. — Значит, я остаюсь у тебя надолго? — пошутил Томлинсон и наконец зашевелился в мягких простынях в попытках подняться. — Боюсь, моя мама не будет готова к таким скелетам в моем шкафу, — усмехнулся зеленоглазый. — Ах, ты считаешь меня скелетом? — без нотки обиды спросил Луи. — Я не отрицаю, что не отличаюсь спортивным или вовсе плотным телосложением, но до скелета мне еще далеко. — Если не будешь завтракать, то твой путь до становления скелетом значительно сократится. — Гарри взял в руки мирно покоившуюся на краю кровати подушку и запустил ее в уже стоящего на ногах Луи. Шатен умело увернулся и поймал ловкими пальцами мягкое орудие. — Уговорил, так и быть, но сначала ты мне покажешь ванную! — закатив голубые глаза, согласился на приём пищи Луи и бумерангом вернул подушку кудрявому. Белые стены давили со всех сторон на Луи. Крохотное помещение словно впитало в себя весь произошедший ранее ужас, а на настенном кафеле виднелись стекающие вниз разводы от воды, словно стены в унисон с миссис Элизабет в тот вечер рыдали от увиденных картин. Отворив белую дверь, Томлинсон врос в пол. Перед голубым стеклянным взором располагалась просторная ванная из белоснежного мрамора, но в этот раз на ней не было кровавых разводов, а внутри не лежало без сознания ослабевшее тело Стайлса. В животе стало мутно. Тошнота от накинувшихся на голову воспоминаний заставляла желудок вывернуться наружу. И Луи стошнило. Прямо в оказавшийся поблизости унитаз. Парень блевал водой, изнемогая над холодным белым предметом. На бледных щеках уже образовались дорожки от скатившихся из глаз слез, а слюни из приоткрытого рта все тянулись вниз. Томлинсон тяжело дышал, уже не было рвотных позывов, но выпрямиться и утереть рот было все ещё тяжело больше морально, нежели физически. Перед глазами промелькнули картинки перебинтованных рук, под белоснежной тканью которых скрывались разрезанные чуть ли не в мясо запястья. Он делал это здесь. Снова тошнота. Луи просто отрыгался с прыснувшими из глаз слезами и поспешил скорее умыться. Парень заставил себя пару раз протяжно вдохнуть и выдохнуть, опираясь ладонями о холодный мрамор, прежде чем взглянуть испуганным взором в зеркало. Выдавив на палец немного зубной пасты, Луи старательно прошёлся мягкой подушечкой пальца по всем зубам. Конечно, такие махинации не считаются правильным соблюдением гигиены, но без спроса брать вторую зубную щётку, зачем-то поставленную по соседству с на вид использованной не раз зубной щеткой Гарри, казалось неэтичным. Мало ли, эта щётка вовсе не для гостей, а принадлежит кому-нибудь из членов семьи. Луи нахмурился, все ещё шустро орудуя напенившимся от пасты пальцем во рту. Ведь кроме матери он и не видел ни разу никого из членов семьи Стайлсов. Но, так и быть, придёт время и Гарри сам все расскажет. Конечно, если время все же удосужится придти. Ведь с каждым разом в голове остаётся все больше и больше вопросов, ответы на которые Гарри не торопится раздать. Пока звук льющейся из крана воды за стеной не прекращался, Стайлс шустро и неаккуратно заправил кровать простынями и принялся ухватить с собой вниз весь валяющийся в просторах мусор. Взгляд пал на опустошенную бутылку на столе. Схватившись за холодное стеклянное горлышко, Гарри уже одной ногой направлялся на выход, но вовремя заметил свой личный дневник. Предмет мирно лежал по-соседству с бутылкой из-под алкоголя. Стайлс с первой попытки распахнул дневник на последних, исписанных чужим почерком, страницах. В грудь вместе со свежим воздухом забралось чувство надежды. Надежды на своё спасение. Ведь Марс действительно оставил Гарри послание в дневнике, словно зная, что утром светом будет править уже его альтер-эго. И не ошибся. «Доброго времени суток, Гарри. Сейчас за окном тёмная ночь, а я ещё не сплю. Наверное, если ты проснёшься этим утром, увидишь причину моей бессонницы. Я не знаю, как у вас складываются отношения с этим человеком (если что, то это твой футболист Луи), но я пересилил себя и постарался не вести себя агрессивно и отрешенно. Я помог ему ночью, впустив в дом и разрешая остаться. Не хотел портить его мнение о тебе. Я не вёл себя дружелюбно, или же наоборот — флегматично. Поэтому, не беспокойся, ваши с ним отношения не стали хуже/лучше. По крайней мере я сам от себя в шоке. Для меня такое поведение в новинку. А ещё он пьет, как не в себя. Не представляю, как вы это принимаете внутрь? Или ты тоже не пьёшь, Гарри? Но в любом случае, я жду от тебя ответ. Ведь ты единственный, кому я могу доверять.» — Вау, — медленно, выговаривая каждую букву, произнёс Гарри в пустоту. В этих строках Марсель вёл себя как никогда ранее открыто, а это могло значить только то, что тот взаправду доверяет Гарри все свои мысли. Конечно, вряд ли все, но значимую часть их — точно. И такой восторг забрался в душу кудрявому, отчего хорошее настроение достигло своего апогея. И как же до сих пор странно иметь дело с тем, кого просто сейчас не существует. Одно тело на два разума. Невероятно. Захлопнув свой личный дневник и одной рукой забросив его в захламлённый ящик стола, Гарри вновь ухватился за тонкое горлышко бутылки и поспешил уносить мусор прочь.***
На кухне пахло подгоревшими тостами и жареным яйцом. Гарри не был ловок в приготовлении пищи, отчего все его попытки поджарить яйцо были на грани развала. К счастью, тостер был настроен миссис Стайлс и извлёк из себя хрустящие ломтики хлеба до момента их подгорания. Но неприятный запах фатального исхода хлебобулочных все же витал по кухне. Гарри лишь выругнулся себе под нос. Чертовски обидно, что в этот раз мать не оставила кудрявому на завтрак ничего, кроме гранолы. Но пичкать ею гостя было бы не очень этично и гостеприимно. Поэтому Гарри старался подать к столу горячие тосты с яйцом, ветчиной и сыром. О втором и третьем ингредиентах он совсем и позабыл, успевая лишь следить за непослушным яйцом. Как и требовалось ожидать, стоило кудрявой макушке скрыться за дверью холодильника, корочка вокруг обжаренного яйца принялась стремительно менять свой оттенок к более угольному. — Ну и хозяин из тебя, конечно, — раздался внезапно голос где-то за дверкой холодильника, в просторах кухни. Гарри вынул свою голову, прижимая к подбородку огромный ломоть сыра и ароматную палку салями. Луи уже стоял у плиты и во всю орудовал лопаточкой в сковороде. Парень цокал и не оценивающе качал головой в попытках спасти завтрак. — С ними нужно, как с девушками. Иначе только отведёшь взгляд, а она уже предательски обгорела. — Не могу уловить связь между яйцом и девушкой, но все же, в одном ты прав, — ответил без сожаления Гарри и поспешил вывалить содержимое рук на просторный стол, пришвартованный по центру Г-образного кухонного гарнитура. — Если честно, я не силён в метафорах. — Я заметил, не переживай, — подколол своего товарища Гарри. — И спасибо за внезапную помощь. Ты прямо как супермен. В нужный момент всегда рядом. От этой фразы у Луи затрепетало сердце, а мягкая улыбка посетила до того обеспокоенное за состояние яиц лицо. «В нужный момент ты всегда рядом.» — Ну что бы ты без меня делал? — Действительно. И так тепло стало вдруг. Так по-домашнему. Гарри, нарезающий кубиками на доске колбасу и сыр, и Луи, лопаткой переворачивающий на сковородке яйца. Запах пригорелых тостов уже выветрился, устремившись в вытяжку, и сдал пост аромату бодрящего кофе. Необходимая этому дому кофеварка уже заканчивала приготовление второй порции напитка. — Эх, ты, Гарри, — выдохнул через улыбку Луи и подарил тёплый взгляд сидящему напротив кудрявому парню, — свет горит, а дома никого нет.* Томлинсон подошёл к товарищу и легонько дал щелбан. Гарри насупился, но улыбнулся, потирая пострадавшее место на лбу. — Это ещё почему? — Сам подтвердил, что без меня бы ты не справился. — Без тебя бы я и не затевал такой завтрак. — Хочешь сказать, что это ты ради меня чуть кухню не сжёг? — округлив глаза, Луи присел на стул напротив. — Ну да, а что такого? Ты же гость, — более обыденным голосом парировал Гарри и наконец пересыпал нарезанные кусочки в чашку. — Давай сюда свои яйца. Луи засмеялся в голос от услышанной и буквально принятой в шутку фразы, заставляя тем самым Гарри подхватить смешок. — Не думал, что мы так быстро перейдём на эту ступень отношений, не думаешь, что нужно ещё немного подождать? — с усмешкой и иронией ответил Томлинсон, но все же направился в сторону плиты, по пути ухватывая из тостера уже слегка остывшие куски поджаренного хлеба. — Согласен, нужно подождать, — все ещё смеясь ответил Стайлс, в своей фразе не неся никакого смысла, но для Луи это прозвучало слишком значимо. «Нужно подождать». То есть, «не сейчас, но потом». И, черт, внизу живота вновь начинали свой танец горящие чувства, пламя которых доносилось чуть ли не до самого сердца, но Луи не подал виду. Он просто молча сгорал от симпатии к этому парню. С умиротворённым, уже не таким радостным лицом Луи поднёс несобранный завтрак к столу и разложил по тарелкам. — Хозяин ты, а подаю к столу я. — Я бы просто-напросто не донёс в сохранности это все до стола, — пошутил про свои неловкие руки Гарри и тепло улыбнулся. Аромат приготовленной и чудом уцелевшей яичницы с пряностями и остальными сытными ингредиентами витал над столом и двумя растрёпанными макушками голодных парней. Шум проезжающих мимо машин из приоткрытого окна и звон металлических вилок о тарелки прорезал домашнюю тишину, в которой оба парня неспешно завтракали. Томлинсон насупился над тарелкой, так и не донеся вилку до рта, потому что планы на будущее всплыли в его и без того заполненной сумбурными размышлениями голове. И куда теперь поступать после окончания учебного года, если в характеристике будет огромным расплывающимся пятном обозначено «Нападающий в школьной футбольной команде, позже выгнанный из коллектива, как один из слабых»? Удивительно, почему Гарри так спокойно отнёсся к этой новости? Ведь он как никто другой переживал за каждую игру Луи и больше всех верил в его победу. Или поддержка и заботы были утрированы в голове самого Луи? Мысль за мыслью выстраивались, как свинцовая ступень, утяжеляя удрученный мозг шатена с каждой последующей веткой мысленных рассуждений. Задремавшая минувшей ночью апатия проснулась и продолжила оккупировать ослабевшее тело. Футбол для Луи — смысл жизни, единственная цель и причина стремиться к лучшему. Люди привыкли искать смысл жизни, чтобы оправдать все свои действия. Ведь человек по своей натуре — самое сентиментальное существо, каким бы черствым порой не прикидывался. И поиски этого самого «оправдания» прибавляют целеустремлённости, озадаченности, просто-напросто желания жить. И вот то, в чем ты через года находишь себя, с чем желаешь связать жизнь, у тебя забирают, грубо говоря, сносят почву из-под ног и отрезают только начинающие стремительно и уверенно расти крылья. Какие дальнейшие действия? Самобичевание и отрешенность, — выбирает Луи. Томлинсон слишком углубился в свои размышления и вовсе выбился из атмосферы пропахнувшей яичницей кухни. Лишь протяжный и болезненно тяжелый вздох шатена заставил Гарри, что уже доедал свой провиант, в отличии от Луи, усомниться в его желании завтракать. — Невкусно? — тихо, с толикой обиды в голосе поинтересовался Стайлс и взглянул исподлобья на поникшего товарища. Луи словно ошпарили водой. Осознание, что за все это время он так и не притронулся к уже остывшей пище и завис в собственном сознании набросилось на него. — Нет, вкусно, правда, — без задержки уверил своего друга Луи и в момент заерзал на своём стуле. — Но ты даже и не попробовал. — Нет, тебе показалось, — донёс Луи и наглядно положил в рот насаженную на зубчики вилки воздушную яичницу. Правый, омлет действительно оказался хорош. — Очень нежно и вкусно. — Как по мне, она отдаёт горелым, есть практически невозможно, но салями и сыр спасают, — повёл плечами Стайлс и опустошил тарелку. — В следующий раз мне надо будет лучше следить за приготовлением… — Гарри, — перебил вдруг Луи необычайно серьёзным, но приглушённым тоном. Зеленоглазый в ожидании уставился на своего друга. — Что ты чувствовал, когда тебя поперли из «Острых»? От такого вопроса темные брови поползли на лоб. Способность Луи постоянно перебивать немного забавляла Гарри. Если учесть тот факт, что уход из команды был неизбежен в связи с состоянием здоровья, а иначе — синдромом множественной личности, то не так больно было принять тот факт, что больше не будет разъездов по району с нескончаемыми матчами, групповых сборов и вечеринок после каждой победы, белой спортивной формы на постоянной стирке у матери. Конечно, принятие далось Гарри нелегко, но жизнь не заканчивалась с уходом из школы и команды. Жизнь наоборот удваивалась, или наоборот — вдвое сокращалась. Но Томлинсону это пока не объяснить, поэтому Гарри решил как можно больше сжать свой рассказ и в некоторых моментах лукаво приукрасить. По крайней мере ради собственного блага. — Было обидно. Обидно за то, что уже не удастся ощутить ту атмосферу во время тренировок или игр. Обидно за то, что репутация ухудшается. Хотя, знаешь, не особо мне она и важна была. Но если ты игрок в самой крутой команде школы, ещё и кореш двух самых ‘горячих’ лидеров, то репутация играет большую роль. Но а так больше было неохота покидать полюбившуюся раздевалку, сдавать практически вросшую в моё тело форму, — скрепя сердце Стайлс вёл свой монолог, изредка зависая наполненным изумрудной горечью взглядом в одной точке из-за накативших флэшбеков по тем самым временам. — И уже приходить на матчи или тренировки в качестве зрителя или болельщика было не так просто. — Стайлс болезненно ухмыльнулся. — Когда видишь, что твой номер красуется на спине у совершенно чужого человека — завистливо, неприятно и просто больно. После стольких лет, Луи, посвящённых футболу. Очень больно. Томлинсон вмиг почувствовал себя внуком, выуживающим из своего дедушки восхищающие рассказы из его молодости, даже собственная апатия ушла на второй план. Гарри резко выпрямился, и взгляд его слегка повеселел. Вдохнув носом, он продолжил: — Но я смирился. Ведь жизнь на этом не заканчивается. Можно потрясающе рисовать и при этом не быть известным художником. Можно мелодично петь и не выступать перед большой публикой. Если твоё сердце не терзают борьба за лучшее место под солнцем и желание утереть всем нос, то смириться можно. Ничто не мешает мне поиграть час-другой с моими ребятами на том же школьном стадионе. — Я пару раз видел, как вы играли в матче. Ты был крутым футболистом. — А сейчас уже не крутой? — усмехнулся Стайлс и вдохнул аромат тёплого кофейного напитка. Ещё не прекратившийся дымок танцевал в воздухе под ритм прохладного ветерочка, врывающегося в окна, а затем тёплым паром покрыл бледное лицо кудрявого, когда тот решился отпить глоток. — Нет, и сейчас тоже, безусловно, — подловил смешок Луи, — но не как один из игроков школьной команды. Это так больно, когда ты посвящаешь этому делу все своё время и мечты, а в один момент тебя просто выгоняют. — Да, согласен. А тебе то откуда это знать? — решил пошутить над мнением друга Гарри и откинулся на спинку деревянного стула, от чего тот тихо скрипнул от времени. Луи молча принял вопрос как личное оскорбление. Шатен не понимал, что Гарри знать не знает и не даже представить не может, что Томлинсона выгнали из команды. И именно поэтому «А тебе откуда знать?» прозвучало так унижающе, мол «А тебе откуда знать, ведь ты не посвятил этому жизнь, лузер.» Смешок испарился вместе с ароматным дымком остывшего кофе. Голубоглазый поник и уставился в своё мутное отражение в чашке с темным напитком. — Футбол — это моя жизнь, Гарри, — обидевшимся тоном отрапортовал Луи, не отводя взгляда от собственного отражения. — Я представляю. Жевалки зашевелились под кожей щёк. Луи задержал дыхание. Грусть сменилась обидой. Но было тяжело обижаться на того, кто является причиной твоей улыбки. — Я пойду, пожалуй, — закрыл тему Луи и поспешил вставать из-за стола. Отодвинутый стул издал характерный звук и начал охлаждаться после горячего тяжелого тела. Гарри остался обескураженным. Кудрявый предполагал, что тема о футболе для Луи имеет очень важное значение, отчего любое слово, брошенное в сторону этой темы, может отскочить мячом обратно в лицо. Вот сейчас рассказ Гарри отлетел болезненным ударом обратно ему же в лицо. — Луи, что-то случилось? Прости, если сказал чего не то, — но Гарри не был в силах понять, что именно он произнёс неуместно. — Не бери в голову, — донеслось со стороны лестницы. В комнате кудрявого Луи схватил свою толстовку со стула и принялся обувать ещё влажные после ночных похождений потрёпанные кеды. Гарри столкнулся с Томлинсоном на первой ступени перед главным входом в дом. Зеленые глаза все ещё были полны неразумения, но Стайлс не пытался препятствовать футболисту. Парень по себе знал, что, если взбредёт что в голову, то лучше не вмешиваться и переждать. Гарри просто искренне надеялся, что причина резкой смены настроения его друга таится не в нем. Неброское «Пока» эхом отскочило от толстых несущих стен и взорвалось на тысячи немых вопросов с хлопком входной двери. — Ну, черт, — себе под нос выругался Гарри, стоя в одиночестве посреди небольшого фойе. Лишь поникшее отражение в большом зеркале отображало серость в лице Гарри. Парень взглянул сам на себя и усмехнулся. Но смешок тут же испарился в воздухе, как только мягкие подушечки пальцев коснулись засохшего кровавого пятна на лбу. Луи изъявлял дикое желание закурить. Да, он предполагал, что подобные мысли будут появляться в голове после минувшей ночи, когда они с Гарри впервые немного повздорили, но не после каждой же глупости или ухудшения настроения. Внушение уже из головы не выбить, несмотря на вразумляющий внутренний голос. Порой даже самое грешное желание, что рождается в нашем сердце, не переплюнет ни одна разумная мысль, которую рождает мозг. И наскучит жизнь без бесовских утех. Несдержанное желание рождает грех. И черти в душе пустят ехидный смех. Грех рождает смерть. Только третий случайный прохожий не подарил Томлинсону осуждающий взгляд на просьбу поделиться сигаретой. Седой мужчина, плешь пепельных волос которого прикрывал темный шерстяной берет, своими худощавыми и от возраста морщинистыми руками достал из кармана опрятного пальто пачку сигарет. Такую марку Луи не видел ещё ни у кого, но платиновая глянцевая упаковка молча говорила о немалой стоимости. Седые, но пышные усы приподнялись к носу на осунувшемся лице, как только никотиновая палочка протиснулась меж на удивление белоснежных зубов. Вторая сигарета была милосердно протянута Луи. Шатен почувствовал себя нищенкой рядом с этим мужчиной, но с благодарностью принял светлый свёрток с табаком и, прикурив от протянутого огня, поспешил продолжить свой рандомный маршрут. С первой затяжкой вместе с горьким смогом наружу вырвался протяжный кашель. Но спустя затяжки три он прекратился. Вкус у сигареты был намного мягче, не так горчил, как сворованные той ночью Мальборо. Легкие словно не так нагружались от каждой последующей затяжки, но голову начинало кружить не меньше. Как только алый уголёк приблизился к середине бумаги, Томлинсон чуть не врезался в бетонную стену. Плечом светлой толстовки он потерся о поверхность и заметно измазался. Голову закружило, руки ослабли, ноги прикинулись ватными и слегка подкосились. Немногочисленные прохожие не обращали на парня никакого внимания, шустро проскакивая вдоль улицы по своим делам. И Луи был рад этому безразличию. Парень спустился по стене вниз и присел на корточки. Приютив голову в своих ладонях рук, в одной из которых между пальцев все ещё зажимал тлеющую сигарету, он решил переждать своё одурманенное состояние. «Курить нельзя», — подумал он, но продолжил вдыхать в себя ядовитый дым. Почему сердечные чувства такие уязвимые? Особенно на этой неопределённой стадии отношений, когда ты колеблешься на поверхности, неуверенный, за что можно ухватиться, чтобы не упасть снова на самое дно. Тогда каждое неосторожное слово или действие как слепая ходьба по минному полю: ты хочешь что-то сказать человеку, но не знаешь, как он на это отреагирует. А когда этот человек притягивает к себе, вызывает симпатию, то и вовсе каждая махинация происходит с необычайным сгустком страха где-то в районе горла, при нервном сглатывании тяжелым камнем падая в район паха, словно находясь на смертном одре. Так и для Луи Гарри был загадкой. А как известно — момент тайны влечет. Влечёт так, что готов горы свернуть, лишь бы узнать побольше об этом человеке. А когда он вместо того, чтобы восставать перед тобой открытой книгой, даёт прочесть только половину, а на самом интересном моменте вырывает страницы и на твоих же глазах безжалостно и бесследно сжигает, то душа начинает трещать от желания пуще прежнего. Томлинсон готов был растерзать грудную клетку до крови, лишь бы вырвать это припирающее дыхание чувство. «Почему Гарри так флегматично отнёсся к тому, что меня выгнали? Почему он в один момент с собственным удовольствием, искрящимся в глазах, помогает подготовиться к матчу, а затем игнорирует и не появляется? Почему сначала смотрит с полным доброты и переживания взглядом, а потом ни с того ни с сего те в глазах загораются огнём и сменяются ужасом и недоверием? Почему, Гарри?» Но Гарри по одной простой причине не мог все объяснить Луи — он боялся отпугнуть парня и вовсе потерять. Ведь общество Томлинсона казалось ему редкостно приятным. Даже уютным. Именно поэтому после ухода Луи парень ещё некоторое время не разводил нахмуренные брови, устремившиеся к переносице до появления множественных морщинок, прежде чем начать собираться на назначенный к обеду приём у своего терапевта. Миссис Стайлс тоже находилась в клинике. Отпросившись на обеденное время на час раньше, женщина поспешила по изученному досконально пути, чтобы лично побеседовать с миссис Спаркс о назначенных процедурах. Материнское сердце трепетало от любой мысли о дальнейшем лечении. Женщина безумно ждала окончания этой терапии с выигрышем на стороне Гарри, но каждое напоминание о диагностике головного мозга её почему-то пугало. Женщина перемещалась по тускло освещенному узкому коридору на своих стройных ногах, каблуками выстукивая каждый шаг на идеально чистом кафеле. Белоснежный медицинский халат развевался позади легким лепестком нежной лилии, словно в танце переплетаясь с облачёнными в тонкий капрон ногами. По правую руку не менее харизматично шагала миссис Спаркс, но халат её был на вид намного тяжелее от положенной ноши, олицетворяя предназначение терапевта, и не так легко колебался в пропитанном лекарствами воздухе, а был подобен ровному снежному покрову с леденистой корочкой. Такой же холодной, как цвет глаз женщины. — Миссис Стайлс, поверьте, это самый быстрый способ лечения расстройства множественной личности. После наших бесед пора уже провести диагностику мозга, чтобы обеспечить безопасность как и Гарри, так и Марселя, и свести обе личности в одну хорошо функционирующую идентичность. Доктор не прекращала попытки хоть немного успокоить переживания женщины по пути к кабинету МРТ, где уже находился Стайлс под присмотром врача. Зелёные глаза Элизабет сверкали от подступающих слез из-за гипертрофированной эмоциональности, но женщина часто моргала, чтобы слезы не собирались тёплой каплей в уголках глаз. — Эта диагностика мозга поможет предотвратить появление таких дефектов, как сотрясение мозга, опухоль, также болезнь Альцгеймера. Для того чтобы исключить возможность этих заболеваний, необходимо полноценное неврологическое обследование. Не переживайте, — усмехнулась миссис Спаркс и положила свою миниатюрную руку с состарившейся кожей, но облачённой во множество блистающих колец, на плечо белоснежного халата миссис Стайлс, — хирургическое вмешательство не понадобится. МРТ применяют исключительно для диагностирования. А РЭГ поможет выявить локальные поражения. Вот и все. — Вы не поймите неправильно, — с осторожностью ответила обеспокоенная женщина, не прекращая вертеть в аккуратных длинных пальцах свой пропуск в клинику и изредка опуская на него изумрудный взор. Голос женщины от беспокойства начал содрогаться на словах, а ресницы затрепетали пуще прежнего. — Я просто безумно переживаю, что его не вылечат. — Мы с вами справимся, — уверила пожилая женщина с ноткой доброты в голосе вкупе с верой, отчего скромная и едва уверенная улыбка показалась на осунувшемся лице миссис Стайлс. — А сейчас пройдемте в кабинет. Белоснежные тяжелые двери с имитацией светлого дуба отворились под силой руки миссис Спаркс и в один миг открыли взору просторную светлую комнату с огромным окном чуть ли не до самого пола. Напротив окна располагался огромный томограф — средство для узи-диагностики мозга. — Миссис Диггер, доброго времени суток, — поспешила поприветствовать свою коллегу терапевт, как только вошла в кабинет. Следом появилась из-за двери темная макушка миссис Стайлс. — Здравствуйте-здравствуйте, — незамедлительно парировал тонкий женский голосок из угла комнаты. Светловолосая молодая девушка сидела за своим компьютером и настраивалась на работу. Гарри ютился в закрытой позе, сидя на отдельной выемке, на которой позже должен будет в лежачем положении провести около сорока минут, и от внезапно ворвавшегося с открытием двери холодного воздуха задрожал и заиграл от мурашек плечами, с шеей чуть ли не вростая в них. На бледной коже бликами играл солнечный свет, врывающийся через не задернутое шторами окно. Кудрявый иногда щурился, когда находил взглядом приближающееся к горизонту холодное солнце. Через призму стекла оно притворно казалось таким теплым и даже слегка согревало бледную фарфоровую кожу с немногочисленными родинками у плеча. Но все равно лживо устремлялось к горизонту, чтобы оставить после себя промёрзлую землю под покрытой изморозью травой. Обнаженный солнечный торс открывал женщинам болезненные на вид для миссис Стайлс шрамы, что несли незначительный характер повреждения и уже успели зажить спустя месяцы. Бледно-розовые полумесяцы на стройной талии, словно застывшие пленкой на теле. Это были первые попытки Марселя принести себе увечья. Он был хитер и скрытен, выбирая самые неброские части тела для нанесения порезов. Их обнаружили на исследовании физического статуса — на первых приемах — в кабинете миссис Спаркс. Тогда женщина с уверенностью готова была поставить синдром диссоциативного расстройства, подобное РМЛ или синдрому деперсонализации. Кудрявый сидел спиной к матери и своему терапевту, зелёным пустым взором поражая стену пастельного цвета хаки. Врач шустро возилась с приборами, настраивая их на работу, а миссис Спаркс поспешила настроить на приём самого пациента. — Ну, как ты, Гарри? — тёплым акцентом спросила женщина и присела рядом на неброский деревянный стул. — Жить буду, — отшутился кудрявый, хоть и сам понимал, что диагностика абсолютно безвредна, если не брать во внимание облучения. На фоне миссис Стайлс показательно патетично ахнула. — Но не обещаю. — Гарри! Кудрявый рассмеялся, увидев ошарашенный зелёный взор, с аналогичными огоньками возле зрачков собственному. — Смотрю, настроение у тебя хорошее — это отлично! — оперировала миссис Спаркс и с улыбкой взглянула на своего подопечного, что обхватывал огромными ладонями с обеих сторон собственные предплечья, дабы хоть как-то защититься от накинувшихся на него взглядов. — Мы с тобой после процедуры ещё немного побеседуем, готовься. Гарри закивал, как болванчик, и после того, как женщина миловидно ему улыбнулась и поспешила покинуть стул, приготовился к терапии, с которой в жизни не сталкивался ещё ни разу. — Мистер Стайлс, — раздался голос молодой девушки. Ее светлые прямые волосы были собраны в высокий хвост на макушке так, что некоторые отросшие пряди выбились из копны и сползли на лоб. Но это не мешало внимательному серо-голубому взору петлять по рабочему экрану монитора. — Просьба принять горизонтальное положение. В течение часа вы не должны совершать какие-либо движения. Моргать, глотать, разговаривать — разрешается. Аппарат устрашающе загудел, заставляя кудрявого от неожиданности вздрогнуть. Миссис Стайлс улыбнулась своей тёплой улыбкой, наполненной материнской любовью, сыну, прежде чем покинуть кабинет до начала работы. Светлая дверь захлопнулась, и на уши накинулась непривычная тишина больничных коридоров. — Скажите, а есть возможность для усиления результата прописать какие-нибудь медикаменты? — невзначай поинтересовалась женщина и нахмурила темные брови, словно отыскала в чертогах своего индивидуума грандиозную идею. Но, увы, таковой не было. — Я могу прописать антидепрессанты, если потребуется. Но лучше это решение принимать после результатов МРТ; сами понимаете, — миссис Спаркс приподняла поседевшие брови и вальяжно двинулась вдоль коридора нога в ногу с женщиной, сцепив свои сморщенные руки спереди в крепкий замок. — Не понимаю. — Психология и физиология могут дать совершенно различающиеся результаты. Если по моим исследованиям употребление антидепрессантов ещё допустимо, то результаты физического исследования мозга могут дать вовсе противопоказания, — пояснила терапевт таким монотонным, успокаивающим голосом, отчего у миссис Стайлс даже пробежались по затылку приятные мурашки. — Но, учтите, медикаментозная терапия не позволяет добиться заметных успехов. Не существует никакого фармакологического препарата для лечения самого диссоциативного расстройства идентичности, однако некоторые антидепрессанты используются для облегчения сопутствующих депрессий и тревоги. — Говорит ли это о том, что Марсель не сможет так часто брать силу над разумом Гарри? — Возможно-возможно, — специально не договаривая, ответила доктор и заискивающе улыбнулась. — Я больше всего на свете хочу вернуть своего сына, — начала привычную шарманку женщина. — И как же болезненно, что от этого симптома нет никаких лекарств. Миссис Спаркс ухмыльнулась и опустила взгляд на холодный кафель под ногами. — Ваше спокойствие — самая лучшая панацея, миссис Стайлс.