Фотография к главе: https://pp.userapi.com/c849524/v849524018/194253/E3O1iOgA8GQ.jpg
Согласно легендам, вся нечисть выползает из ада после полуночи. И именно в полночь значок онлайн загорается на профиле Зейна, а зрачки в карих глазах ласкают языки пламени. Марсель весь вечер провёл за своим ежедневником, с головой окунувшись в нахлынувшее на него вдохновение. К великому счастью миссис Стайлс, парень совершенно не желал не то, что выходить из дома, а даже лишний раз покидать свою комнату. Материнское сердце билось в привычном ритме: неторопливо и неозабоченно. И именно в этот день она пожертвовала уступком начальства и вышла на работу по привычному ей графику. Марсель совершенно позабыл о своей отрешенности от жизни и о переписке со своим альтер-эго в дневнике, что пылился глубоко в нижнем шкафчике стола, и с нетерпением ждал полуночи, чтобы связаться с Зейном для очередной встречи. И теперь ведущие несуразный образ жизни люди стали для него примером для подражания и чуть ли не основным рычагом, который снесет почву из-под ног, случись что. От кого: Zombie Boy «Мы придумали очередной прикол. Встречаемся на авеню Нортумберленд у сквера в час ночи. Надень что-нибудь с капюшоном, Кудрявый.» 00:01 a.m. Кому: Zombie Boy «Что-то новенькое. Договорились. Товар будет?» 00:02 a.m. От кого: Zombie Boy «Обижаешь :) После реализации нашей с Ш задумки тебя ждёт нихреновый такой банкет у нас на хате» 00:04 a.m. Кому: Zombie Boy «Отличные новости, увидимся :)» 00:04 a.m. От кого: Zombie Boy «Увидимся ;)» 00:05 a.m. Зелёный значок онлайна исчез, как и улыбка с лица Марселя. Безумно хотелось спать, ведь бессонные ночи и до безумия скучные дни сказывались на его физиономии не самым лучшим способом. Но душу щекотала интрига о неизвестном приколе, что придумала Шерил, и, конечно же, последующем банкете, как выразился Зейн. Под словом банкет он имел ввиду накуриться в хлам и пронзать пару часов подряд потолок обмякшим взглядом. Как и договаривались, ребята встретились в тёмном переулке напротив скромного сквера с множеством могучих ясеней и молоденьких клёнов, в месте, где благоустройство сошло на второй план, а до того расписные и вычурные лавки стали предметом арт-хауса (если исписанные баллончиковыми красками сидения можно так назвать). — Лови, — вместо приветствия звонко заговорил Зейн и ловко бросил в руки Марселя шуршащую пластмассовую тарелку. Как оказалось, это была цветная детская маска для утренников и рождественских вечеров. Марсель прокрутил в руках принятый предмет: это была ужасного качества рожица хитро, но чересчур пугающе улыбающегося поросёнка. Глаза его были обведены неаккуратно голубым цветом, гармонично к бабочке на шее. У Шерил была маска лисы: яркого оранжевого цвета, с потрёпанными ушами и облупившейся на щеках краской; а Зейну досталась маска Волка, до мурашек наводящая ужас одним своим нарисованным лыком. — Я взял их в контейнере с браком возле изготовительного цеха. Их собирались перевезти на переработку, но я успел словить куш. — И зачем они нам? — поинтересовался Марсель, сощурив глаза и нахмурив брови. Маску он все же нацепил, пока на макушку. — Хочу повеселиться. Никто не хочет сладенького? Шерил? — Только если желатиновых червяков размером с мой локоть, — поделилась предпочтением девушка и наклонилась, чтобы протереть такую новую и неизношенную на вид обувь — белоснежные кроссовки фирмы Reebook с неоновыми желтыми каемкамм по бокам, от высокой подошвы до самых шнурков. — Опять обновки? — поинтересовался Марсель, что вызвало гулкий смех со стороны ребят. Оба они переглянулись между собой, тем самым наводя смущение. — Тест-драйв, грубо говоря, — ответил Зейн. — Шер каждый раз для утренней пробежки берет кроссовки в разных магазинах. — Зато вечно сидящие на лавочках старики, а особенно молодые чуваки, думают, — начала Шерил и продолжила, словно передразнивая: — вот это у неё гардероб там, раз каждый день — новая обувь! — А разве так м-можно? — Конечно можно, если осторожно. Эти кросы я выкупила, так как с утра повредила. — Шерил повертела голенью из стороны в сторону, показывая со всех сторон предмет обсуждения. — А если бы в целости и сохранности принесла обратно, то ничего бы с меня не взяли, а знаешь, почему? — Почему? — поинтересовался Марсель и слегка насупился от холода. — Потому что «Ох, мисс, к сожалению, они натирают мне на мизинце, поэтому брать их не буду.» А она мне: «Очень жаль, но могу предложить вам кое-что покруче». — И так далее по всем обувным магазинам Донкастера, — громко засмеявшись, подытожил Зейн и развел руки в стороны, словно после грандиозного разоблачения. — Любите вы, реб-бята, халяву. — А то! Но ушли мы от темы, кто что вкусить желал бы этой ночью? — вернулась к обсуждению Шерил. — Я бы не против съесть сахарных мармеладок. С вишневым энергетиком идут отлично. А что насчёт тебя, Кудрявый? — Я не особо люблю с-сладости. Но если это н-необходимо, то я бы тоже поел червячков. Зейн кивнул. Хитрая и такая нечитаемая улыбка озарила его смуглую, неосвещённую лучами фонарей физиономию. И, натянув маску прямо на лицо, парень двинулся вдоль улицы, в сторону круглосуточного парка развлечений. Конечно, не все аттракционы там работали 24/7, но ларьки со сладостями и выпечкой готовы были обслужить желающих в любое время суток. Зеленые, красные, желтые огни шустро петляли по обнаженным кронам деревьев, по аккуратно выложенной каменной кладке под ногами, что была сыра и покрыта инеем. Воздух даже ночью таил в себе аромат теплого сливочного масла и карамельного попкорна. Энергичная музыка смешивалась с томным скрежетом аттракционов и долетала до ушей вошедших на территорию ребят. Со стороны скоростного Хали Гали доносились крики двух или трёх людей, а кабинки колеса обозрения то медленно поднимались ввысь друг за другом, то отпускались. На раскладном стуле, укутанная в тёплое пальто и с натянутой до носа вязанной шапкой, сидела девушка. Руки ее были облачены в шерстяные варежки, через которые крепко держали стакан с горячим глинтвейном. Невесомый дымок поднимался от кружки вверх и переливался от множества огней, что едва освещали территорию. Зейн обвел рукой вокруг шеи Марселя, тем самым притягивая ближе к себе, и прошептал тому на ухо: — Твоя очередь доставать провиант, Кудрявый. Вчера мы неплохо с Шер постарались в кейэфси. Малик похлопал замешкавшегося юношу по плечам и слегка толкнул в сторону аллеи с закрытыми на ночь фуд-кортами. Зелёные глаза в один миг приняли форму блестящей на лунном свете монеты. Марсель даже не думал идти в сторону ларька, уперевшись в невидимую стену перед ним, словно упрямый козёл. Он просто стоял и с перемешавшимися во взгляде страхом и непониманием смотрел на своих уверенных друзей через два круглых отверстия в пластмассовой маске. — Мы отвлекаем — ты выносишь все, что видишь, — в полголоса подсказал Зейн и рукой махнул в сторону промерзшей девушки. Марселю никогда ранее не приходилось обманывать незнакомых людей, а тем более воровать. И само понимание того, что в этой ситуации ему не выкрутиться иначе, наводило на тело омерзительный холодок, а крохотное сердце его, бьющееся все быстрее и быстрее, намеревалось укатиться в пятки от нарастающего чувства тревоги, что уже в макушке свинцовым молотом выбивало знак SOS. Зейн вальяжной походкой пустился вдоль каменной кладки, запустив руки в непросторные карманы узких джинс, и уже привлекал внимание продавщицы. Девушка соскочила со своего хлипкого стула и с натянутой приветливой улыбкой, явно пропитанной усталостью в столь поздний час, оставила на прилавок стакан с дымящимся глинтвейном. — Здравствуйте. — Девушка встала за стойку вычурной древесной лавки, выстроенной в имитации домика. — Что интересует холодной ночью? Согреться или перекусить? — Ох, мы только что с репетиции детского вечера, так что не принимайте во внимание наш внешний вид, усмехнулся Зейн. — Скажите, по чем вон те орешки? Малик показательно вытянул руку в сторону лежащей позади девушки на прилавке пачки с арахисом в глазури и нарочно снёс рукавом куртки со стойки пару другую пачек различных сладостей. — Вот же проклятье! Извините пожалуйста, — наигранно отозвался Зейн, как только пачки со сладостями попадали на пол. Девушка ахнула, но, уверив, что ничего страшного в этом нет, нагнулась поднять товар. В это время по жесту Зейна к прилавку подлетели Марсель и Шерил и шустро принялись сгребать в рюкзак все, что попадалось под руки. На шум фантиков из-за стойки показалось озадаченное лицо продавщицы. Уличив воров, та разомкнула рот, чтобы закричать и тем самым привлечь внимание прохожих. Но до того момента, как из уст девушки вылетело первое слово возмущения, смуглая рука ловко опрокинула на её грудь горячий глинтвейн. Режущий слух крик раздался в унисон с топотом трёх пар обуви по обмерзшей каменной плитке. Марсель на ходу застегивал набитый неизвестно чем рюкзак и вдыхал всей грудью наэлектризованный от адреналина воздух. Он словно смешивался с зимним морозным и при столкновении создавал самый настоящий гром над кудрявой головой, словно во время самой сильной и взбудораживающей грозы. Сердце бешено колотилось, а улыбка озарила лицо. Зейн и Шерил во всю хохотали, и смех этот проскальзывал в необъятные переулки и эхом отскакивал от кирпичных стен вместе с гулким топотом. Казалось, Марсель в этот миг был необычайно возбуждён произошедшим, и чувство эйфории и свободы, будь он кувшином, лились бы из него через края. Единственное место для приземления в квартире Зейна было занято тремя задницами. Пружины неприятно втыкались в тело, но другого выхода не было, как перетерпеть этот недуг. Содержимое рюкзака оказалось достаточно приемлемым, чтобы наесться до отвала вредной дрянью на три рта. Желание Зейна отведать сахарный мармелад с вишневым энергетиком осуществилось, а вот Шерил довольствовалась желатиновыми червяками, увы, всего размером с безымянный палец. Марсель хрустел карамельными орешками и ожидал, пока на экране телевизора, что озарял в темноте уставшие, но дольные лица, воспроизведется фильм. Но пока, увы, ребята не могли сойтись в мнениях. Зейн желал лицезреть современный боевик с крутыми спецэффектами, а Марсель свой выбор остановил на диске с самыми впечатляющими фильмами ужасов 2005 года. Шерил же любила искусство и красивые фильмы. Фаворитом стал определенно французский фильм «Мечтатели»*. (Девушка смотрела его даже без перевода и старалась всячески ему подражать.) С тех самых пор Франция стала для неё страной мечты: тостовый хлеб на полке сменился хрустящими багетами с золотистой коркой и мягкими внутри, словно свежие маршмеллоу, в дни хорошего настроения угрюмых оттенков капюшоны сменялись незатейливыми красочными беретами и помадой на губах под их цвет. — Теперь мы в полном составе! Ты будешь наш Тео. Смотри, даже кудри есть. Шерил запустила тонкие пальцы в густую шевелюру парня и другую руку с длинной сигаретой между пальцев прислонила к ярко накрашенным губам. Сегодня девушка полностью соответствовала развратной парижанке. — Я ни разу не смотрел этот фильм, — поделился Марсель, даже не заикнувшись. Парень чувствовал себя максимально комфортно в этот вечер в этой компании. — О, нет, чувак, — завопил Зейн, прильнул карим взглядом к потолку и засмеялся. — Зря ты это сказал. Угадай, чем мы займёмся следующие два часа? — Будем смотреть ме-мечтатели? — Конечно, бро! Она может пересмотреть этот фильм по 10 раз на дню и не проблеваться. — Почему это я должна проблеваться? — возмутилась Шерил и слегка толкнула своим острым, словно лезвие кинжала, локтем Зейна в бок. — Ты же можешь десять раз на дню смотреть одну и ту же порнуху. — Далеко не одна и та же, к сведению, — состроив голос на утвердительный лад, Зейн ответил и устремил свой указательный палец в потолок. — Ребят, вы такие з-забавные, — засмеялся Марсель в натянутые до середины пальцев рукава своей бордовой толстовки. — Ну давай уже своих мечтателей, — с пораженным вздохом потребовал Зейн и на время покинул своё место, чтобы проверить дисковод. Короткие рукава его серой футболки оголяли загорелые руки почти до самых плеч. И Марсель мог разглядеть пару татуировок на смуглой коже, мышцы под которой то сжимались, то разжимались, шевеля выпуклые и переплетающихся между собой вены вдоль запястий. Марсель практически в кромешной тьме, надеясь лишь на яркий свет телевизора, перекрыл стопку дисков на своих коленях с целью отыскать нужный. Когда Зейн протянул за ним руку, то Стайлс смог разглядеть чернильный микрофон чуть выше запястья, а прямо над ним, ближе к изгибу локтя, нарисовались три крохотных синяка, подобных тем, когда из вены берут кровь на анализ. Вот только три по разному заживших синяка на руке Зейна означали вовсе не сдачу крови. — Ну же, чего залип? —поинтересовался Зейн и потряс протянутой ладонью перед парнем. Марсель встрепетнулся и передал диск, дружелюбно улыбнувшись. Беспокойство о том, что Зейн колется героином, теперь не могли выветриться из головы. — Шер, — прошептал Марс, когда Малик присел у DVD, матерясь себе под нос и стуча по его поверхности, — Зейн колется? Обе пары глаз прильнули к напряжённой под тканью футболки сгорбленной спине, а затем снова встретились друг напротив друга, одаренные бликами экрана. — Да вроде нет, — прошептала в ответ девушка и устало пожала плечами. Марсель знал, что никто из ребят не увлекается ничем серьёзнее травы, но отметины от укола преподнесли ему сомнения. — Не слышу хруста, ребят, — завопил Зейн и воспроизвел фильм. Вопли Шерил заполонили крохотную комнатушку, а место Малика вновь оказалось занято. — Крепись, Марс, тебя ждут самые дрочные и при этом унылые два часа, а пока держи марьку. Тонкие пальцы протянули через Шерил Марселю скрученный свёрток, а зелёные глаза ненароком наскоро проскользнули по изгибу локтя Зейна со слегка тёмным участком кожи. Так они и провели целую ночь с обнажённой Евой Грин на экране, приторно сладкими, то хрустящими, то тянущимися сладостями и скрученными на троих косяками травы, заливались громким, искренним смехом и просто оставались свободными.***
К пяти утра воздух промёрз до девяти градусов ниже нуля по Цельсию. Оставшиеся оледенелые сугробы под ногами похрустывали, и хруст их эхом разносился по пустым улочкам Донкастера. В окнах некоторых квартир уже горел свет, а в других ещё даже не потухал. Но большинство были чернее неизвестности, пусты и сонны. Глухой звук удара мячом о промерзшее до появления корки инея железо взрывался в воздухе и разлетался по всему району, ударяя в темные стекла домов. Луи не мог уснуть, отдавшийся терзаниям и боли. И теперь, воспользовавшись совершенно пустым городом, вышел со своим потрепанным мячом на до того родное футбольное поле у школы. Жесткая и хрустящая трава на газоне, подготовленная к вечернему матчу, подтаивала под тяжелыми подошвами утеплённых кроссовок. Но сердце Луи наоборот уже окаменело от холода. — Я его не понимаю! Эта недосказанность влечет еще больше! Почему я должен страдать из-за любви к нему, почему?! Удар. Мяч прилетел прямо в ворота и отскочил от сетки на помятую траву. Луи потёр оледеневшими грязными ладошами покрасневшие то ли от бессонницы, то ли от подступающих слез глаза. Чувства вскрылись, словно зажившие глубокие раны на запястьях. И душу переполняли смешавшиеся эмоции: обида, боль, агрессия и любовь. Подростки любят коктейли, любят смешивать все, чтобы было хорошо, но в итоге на утро страдают похмельем. Если смешать любовь и боль, то получится ядреный коктейль из горящих чувств — Луи назвал бы его «Кровавый Гарри», — любовь была бы опьяняющей, а боль отрезвляющей. Обычно, чем больше ингредиентов, тем специфичней коктейль и сильнее ощущения. Луи бы добавил в него обиду, из-за которой появляется наутро тошнота от любви. Обычно, обиду заглушают агрессией, запивая ту приличным количеством воды. Луи бы использовал водку. Похмелье же. Только вот у обычных людей оно проходит так же быстро, как былое опьянение. Но Луи оно окутало до подкожного зуда, до вечернего тремора и совершенно не собиралось покидать его тело, разум и душу. Чрезмерное употребление «Кровавого Гарри» вредит вашему здоровью. Луи обессилено опустился на мокрый газон, не жалея до того чистых спортивных штанов с белыми толстыми полосками по бокам, что проходят от распахнутых карманов вдоль натренированных ног и до самых обнаженных лодыжек. Неподалёку лежала открытая пачка сигарет и стеклянная тара с алкоголем с откупоренной пробкой. Яркий, слепящий свет прожекторов освещал весь периметр даже в это время суток. И малый силуэт прижавшего к груди колени парня по центру поля был виден со всех сторон. Из приоткрытых обветренных губ цвета холодной бледной розы клубами взваливался тёплый пар, бесследно уносясь ввысь с каждым выдохом. Луи ухватился о ледяное горлышко так, что водка расплескалась с бульканьем от стенки к стенке, и отпил немного, даже почти не поморщившись. Ещё с того самого момента, когда он захлопнул дверь машины и, не оборачиваясь, умчался к входной двери родного дома, его не отпускало чувство опустошенности. Словно все, что до этого цвело в груди, растормошили и вытряхнули, оставив только вакуум. Желание бросить все, не попробовав, и желание признаться Гарри в чувствах бились в сокрушительной борьбе в черепной коробке Луи. Жидкость в таре опустилась до середины бутылки. С каждым последующим глотком возрастало отвращение и вкус спирта на языке становился все ощутимее и противнее. Парень еле как достал из пачки сигарету, сунул белесый фильтр между сухих губ и попытался прикурить от подыхающей зажигалки. После четвёртой затяжки грудь оккупировало полное отвращение, а картинка перед глазами поплыла ещё больше. Все вокруг казалось нематериальным, холод — отступившим, чувства — потупившимися. Хотелось только завалиться на спину на промерзшую землю, устремить плывущий взор в ореоле полопавшихся капилляров на чёрное небо, уже не усыпанное звёздами под наступление утра, и там же заснуть. — Ненавижу, — бубнил себе под нос Луи, едва различимо. — Ненавижу себя. За то, что люблю тебя. Луи все же упал на холодную, мокрую траву. Сквозь два слоя одежды кожа почувствовала многоуровневый холод, что исходил прямо из-под оккупированной зимой земли. Макушке было твёрдо лежать, но сил подняться уже практически не было. Темное небо над головой ходило ходуном и, казалось, вот-вот упадёт и придавит. «Да если бы, — подумал Луи, — это было бы куда менее больно, чем отношение Гарри ко мне.» И оно бы обязательно упало, но эта долгая-долгая ночь приготовила для Луи нечто интереснее. Марсель дико замёрз гулять по январским улицам Донкастера поэтому, попрощавшись со своими новыми, пожалуй, настоящими друзьями, пустился пешком до дома обходными путями. Все тело содрогалось от холода, мышцы сжались, зубы звонко стучали друг о друга, а тёплого пара изо рта становилось все меньше и меньше с каждым выдохом. Тело стремительно теряло своё тепло. Марсель перешагнул через согнутые прутья забора и насторожился, когда пробежался взглядом по футбольному полю: на мокрой, блестящей при свете софитов траве лежал парень, уж очень похожий на Томлинсона. Лежал он неподвижно, почти не выпуская изо рта тепло. И Марсель насторожился. Нешевелящееся тело Луи в пять утра на ледяной улице казалось подозрительным и таким пугающим. Парень испугался, словно за себя. Хотя, ведь порой и за себя самого он боится куда меньше, чем за окружающих. Марсель прибавил шагу и, похрустывая травой под подошвой ботинок, приближался к Луи. Тело с каждым шагом становилось все больше и различимее. Но когда Марсель разглядел рядом с парнем ополовиненную бутылку алкоголя и пачку сигарет, то резко остановился. Луи услышал чужое присутствие и насупился, не поднимая головы. В груди возросло тревожное чувство, к горлу подпирающее тошноту, словно что-то сейчас произойдёт. Именно поэтому Луи слишком резко подскочил с места и принял сидячее положение. Картина перед оледеневшими глазами раздвоилась: два кудрявых парня стопором стояли в пяти метрах от него. Марсель испугался не меньше, и с дико колотящимся сердцем подпрыгнул на месте, словно от удара током. — Что за черт? — проговорил Луи и шустро протер глаза. — Ты в порядке? — без заиканий, но с трясущейся от холода челюстью поинтересовался Марсель, все ещё не двигаясь. — Это правда ты? — спросил Луи, и голос его стал намного мягче, хоть и оставался таким же невнятным после принятого алкоголя. Тонкие дугообразные брови сложились домиками, а сам парень принялся подниматься на ноги, что ему давалось с огромным трудом. — Ну вроде д-да. Лупящий свет со всех сторон ослеплял, освещая кудрявую макушку и создавая над ней солнечный нимб. — Да ты ангел, который спустился с небес, чтобы отчитать меня за такое поведение? — усмехнулся Луи и схватил в руки бутылку. — Выпить будешь? — Ох, нет, я н-не пью, — отказался Марсель и скривил физиономию показного отвращения. Луи пожал плечами и сделал очередной глоток с горла. — С каких это пор? — Оу, — замялся Марсель, совершенно не имея представления, что ответить. На этой запинке Луи может его заподозрить, а проблем для Гарри парень не хотел. — П-просто не хочется — Ты снова заикаешься, — констатировал Луи. — А как я заметил, когда ты заикаешься, ты ведёшь себя, как бесчувственная сволочь. Марсель получил нож в сердце от таких обидных слов. Безусловно, между ним и Луи не искрился воздух, не ютилось дружеское доверие, но что-то не менее важное все же успело образоваться. Марсель предполагал, что началось это ещё в Рождество, а не вчера в машине, когда возвёл над Томлинсоном звание почетной музы. К тому же, им с Зейном достаточно тесно находиться на одном пьедестале. Так как у обоих совершенно разные ауры и взгляды на жизнь. Зейн — нечто темное. От него пахнет свободой, отрешённостью от правил, наслаждением. А Луи — светлое. От него исходит аромат дома, сада душистых васильков в его душе и неосторожности. И Марсель даже не против миксовать своё вдохновение, что он периодически черпает от обоих. Марсель не хотел, чтобы все вокруг считали его бесчувственной сволочью тогда, когда он только научился избавляться от чувств наваждения и такой вросшей в его разум ненависти к себе. И вот именно четвёртого января в пять часов сорок две минуты эти чувства, словно трупные черви, вновь прогрызли себе путь наружу. Марсель на реплику Луи покачал головой и в гримасе отвращения к себе опустил травянистый взор на идентичного цвета поле под ногами. — Я не такой, — полушёпотом проговорил Марсель. Луи пришлось навострить слух, чтобы расслышать каждое невнятное, неуверенное, но такое живое слово. — Ты никогда не узнаешь точно, что творится на душе у окружающих тебя людей. И от этого ты никогда не поймёшь наверняка, что именно они от тебя хотят, Гарри, — проговорил Луи, вертя в руках прозрачную тару, покрытую множеством бликов от фонарей. — Но я скажу тебе. Сердце в грудной клетке Луи затрепетало невольной птицей, забилось о рёбра и ударило в солнечное сплетение. Юноша не знал, тот ли это момент, чтобы раскрыть свои чувства? Настроен ли на принятие Гарри? И хватит ли Луи сил, чтобы удушить в себе отказ? — Гарри, я… — пролепетал Луи и, казалось, даже слегка отрезвел от собственных бушующих на душе чувств. — Я это понял давно, но обдумал только сейчас. Прямо сейчас, Гарри. И… — Луи вдохнул полной грудью и направил свой искрящийся светом прожекторов пьяный взгляд прямо в изумрудное стекло напротив. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Парень выдохнул и с грохотом опустился обратно на землю. Не ожидая ответа Марселя, Луи сделал несколько глотков уже холодной водки и сильно сморщился. Эта фраза прозвучала настолько завуалированно, что несла за собой целую дюжину различных помыслов. Марсель смекнул, что Луи настроен дружелюбно, и собственное отрешенное от жизни и людей состояние блокирует стремления Луи сблизиться. Марсель считал его забавным парнем, но и подумать не мог, что может с ним общаться также, как с Шерил и Зейном. Марсель молча сел рядом с Луи, скрестил ноги в позе лотоса и уложил замёрзшие бледные ладони на колени Луи. От собственных действий содрогалось все тело. Быть может, во всем виноват сильный мороз. Луи поднял поникший стеклянный взор и оглядел покрасневшее от холодного воздуха лицо напротив. В зелени не менее покрасневших от недосыпа глаз читалось принятие. А жест с его стороны говорил о понимании. — Не режь себя, Гарри, — проскулил Луи и положил свою мокрую ладонь на тыльную часть кожи Марселя. Кудрявый юноша вздрогнул от пронзительного холода чужих рук и сомнительной просьбы чужих уст. — Если бы я не увидел тогда твои руки, то вряд ли бы сидел сейчас здесь. — Парень усмехнулся и едва заметно погладил подушечкой большого пальца сустав на пальце Марселя. Право дело, не поставив бы себе цель помочь Гарри, Луи бы так нелепо не влюбился бы в него и не ласкал бы, едва касаясь, его ладонь в эту утомляющую ночь. — Каждый день мимо проходит куча народа, — продолжил Луи. — Эти мальчики и девочки — обычные люди, которые ходят среди нас, — их страдания не замечены ничьим чужим глазом. — Марсель припустил и так опущенные рукава, словно опасаясь, что даже так Луи взглянет на собственноручно созданные шрамы. — А если так подумать, то у той улыбающейся тебе в супермаркете девушки проблемы, из-за которых по вечерам она плачет, а по ночам срывается всю злость на собственном теле, срезая муки острым лезвием. Тишина, что образовывалось в паузах монолога Луи, давила со всей силой, впивалась в тела до самых костей, неприятно щекотала все изнутри. Желудки у обоих парней неприятно скрутило от представившихся картин. И Луи даже показалось, что тонкие стройные пальцы, холод которых ощутим через один слой джинсы, слегка сильнее впились в его колено. — И я хочу быть тем, кто заметит твои страдания. — Луи вновь взглянул на Марселя. — И тем, что поможет тебе с ними бороться. Марсель обомлел. Обычно люди становились теми, кто причинял ему страдания. Но никогда ещё не предлагали свою помощь настолько искренне. Даже несмотря на говорящий градус в Луи, Марсель, сидя на мокром газоне в районе шести утра, верил ему. Было пять часов, когда Луи проронил слезу отчаяния. Было шесть часов, когда Луи с улыбкой возвращался домой. Под локоть ухватившись за Марселя, то ли, чтобы согреться, а то ли, чтобы не упасть, юноша вдыхал такой свежий, морозный воздух полной грудью, провожал с каждой минутой загорающиеся окна и ощущал эту сладкую слабость в ногах. После бессонной ночи чувствуешь себя иссохшим и измотанным, но Луи это нравилось, пока под руку ведёт его Гарри. Нет, далеко не Гарри. — А когда мы умрем, то станем звёздами, — произнес Луи, глядя совершенно не под запинающиеся ноги, а на смоляное небо. Тусклые крошечные звёзды в этот час можно было сосчитать на пальцах одной руки, ведь скоро светает. — Кто так сказал? — насупившись, поинтересовался Марсель и взглянул сначала на завороженного видом неба Луи, а затем и на то, о чем так воодушевленно тот говорил — на звёзды. — Я. — Ты, з-значит? — Да, я. И когда я умру, я дам начало новому созвездию, — с толикой загадки пролепетал Луи, и голос его стал значительно тише, словно боялся, что в притаившейся ночи его кто-нибудь услышит. — И как ты его н-назовёшь? — поинтересовался Марсель и едва заметно, слишком тепло для такой погоды, улыбнулся краешком рта. — Я обязательно скажу тебе позже, — пообещал Луи. — Ясно. Ты п-просто ещё не прид-думал, — усмехнулся кудрявый юноша. — Вовсе нет, — возразил Луи и слегка притормозил своего товарища. — Это будет сюрприз. Марсель безмолвно улыбнулся. — А какой звездой станешь ты? — Я бы стал б-большой звездой. Г-гораздо меньше солнца, но бо-больше Полярной. И светил бы я на краю н-неба — вроде заметный, а вроде и н-нет. Луи задумался над мыслью Марселя и слегка нахмурился. Казалось, что на ворсинках его бровей собрался иней. — А почему вроде заметный, а вроде и нет? — Кому надо — увидят, а кому не н-надо — пусть глядят мимо. — Кажется, я так сейчас живу, — оперировал Луи и в последний раз взглянул на ночное, постепенно светлеющее у горизонта небо четвёртого января в шесть утра. — Кто надо — здесь, а кто нет — и не нужно. И они разошлись. На развилке улиц Норидж-Роуд и Эксетер-Роуд — параллельно идущих и смыкающихся на другом конце небольшим и скудным сквером улицах. Марсель пройдёт девять домов по одной стороне улицы за четыре минуты, улыбнётся два раза и сдержит рвущуюся счастливую улыбку ещё раза три. Луи пройдёт шесть домов по одной стороне улицы за две с половиной минуты, с облегчением выдохнет два раза и искренне и широко улыбнётся целых семь раз. И никто из них даже мельком не подумает о буквально пару часов назад терзающих их переживаниях.***
Гарри проснулся в своей кровати из-за входящего звонка. Парень ощущал себя одновременно уставшим ото сна, словно спал трое суток подряд, и также совершенно невыспавшимся: голова ужасно болела, а мешки под глазами набились грузом. Сегодня первый учебный день, поэтому в восемь утра Гарри может звонить кто угодно. — Guten Morgen ruft die Sonne, — пропел в трубку слишком радостный голос Лиама, и Гарри сразу понял, что сегодня особенный день. Потому что если Лиам в восемь утра в каникулы звонит тебе и поёт бодрым голосом песенку на немецком — может означать то, что уже начался очередной учебный триместр, и первым уроком у него немецкий язык с полняшкой миссис Хайд. — Guten Morgen ruft der Wind! Guten Morgen ruft der Vogel! Guten Morgen ruft das Kind! ** — Ты закончил? — пробубнил приглушенно в трубку Гарри, уткнувшись лицом прямо в подушку. Голос его был на пару тембров ниже с преобладающей хрипотцой. Глаза безумно щипало от недосыпа, а головная боль незамедлительно дала о себе знать. — Ты никогда не задумывался, почему в немецком языке ребёнок среднего рода? *** — спросил Лиам на другом конце провода и, состроив брови домиком, откусил огромных размеров кусок сэндвича с семгой и салатом на посыпанной кунжутом булочке. — Потому что дети ещё не выбрали, кем они хотят быть в будущем. Но я определенно хочу стать камнем, — проворчал Гарри и еще глубже укутался в свои подушки, — чтобы не слышать и не видеть тебя по утрам, Лиам! — Да ладно тебе, друг, я звоню с хорошими новостями! — с набитым ртом пролепетал парень. — Надеюсь, что эти новости стоят того, чтобы ты разбудил меня в несусветную рань немецкой песней. — Сегодня четвёртое января, и я торжественно заявляю, что… — нарочито заискивающе начал Лиам, специально задерживая собственную речь для того, чтобы прожевать бутерброд. — Родители Даниель пригласили меня к ним на ужин сегодня вечером! — Это серьезно, чувак, — насупив брови и выпячивая нижнюю губу вперёд, отрапортовал Гарри и даже слегка приподнялся на своей кровати, зашелестев чистыми до хруста одеялами. Спина его была обнаженная, усеянная многочисленными родинками, не укрытая выше выпячивающих лопаток, и тут же покрылась мурашками от накинувшегося на кожу холода. — Да, я знаю. И я чертовски переживаю, если честно, — сменил тон Лиам и слегка погрустнел. — Я же правда люблю ее, хоть и веду себя иногда, как мудак. А если я не понравлюсь ее родителям? — Почему ты должен им не понравиться? — вскинув брови, спросил Гарри. Парень смекнул, что поспать ему сегодня уже не удастся, поэтому откинул одеяло в сторону и опустил огромные ступни на холодный паркет в поисках ворсистых тапочек. — Ну сам посуди, из меня никчемный джентльмен. — Я рад, что ты это не отрицаешь, — усмехнулся Гарри, и Лиам, невидимо для друга, закатил глаза. Пока Лиам перечислял свои утрируемые недостатки, Гарри спустился на кухню и, воспользовавшись тем, что мать все ещё спит, решил пойти на преступление. А именно — сварить кофе. Гарри до сих пор не был осведомлен причиной, по которой его ограничили в употреблении кофеина. — А ещё я крышку унитаза не опускаю после того, как схожу по нужде, — подытожил Лиам. Но вместе с опечаленным голосом слухом распознался звук уведомления о входящем сообщении. Гарри на мгновение оторвал аппарат от уже покрасневшего уха и заметил такое приятное имя отправителя. Именно поэтому парень поставил монолог Лиама на громкую связь и открыл входящее сообщение. Оно было отправлено Луи. Широкая улыбка несдержанно выскочила на помятом и бледном лице при виде пары строк. От кого: Луи «Надеюсь, что я не разбудил тебя. Просто очень хотел пожелать самого доброго утра и прекрасного настроения. Если что, прости;) хх» 8:11 a.m. Гарри уже перестал слушать, о чем ему так энергично рассказывает лучший друг на конце линии, и, весь светящийся от счастья, принялся печатать ответное смс. Кому: Луи «Черт! Нет тебе прощения! Я обязательно придумаю тебе наказание за мое пробуждение! Ну, а если на самом деле, то Лиам тебя опередил ;) Доброе утро xxx» 8:13 a.m. — Ты там слушаешь меня вообще? — донеслось из динамика на всю кухню. Даже кофеварка закончила приготовление напитка и замолчала в ожидании ответа Гарри. — Да, конечно, — обыденно ответил парень и принялся переливать из стеклянного чайничка темно-коричневый дымящийся кофе в свою белоснежную кружку. — И о чем я тебе говорил? — О том, что забываешь закрывать за собой крышку унитаза. — Ты чокнулся? Я тебе уже минут пять как рассказываю о том, как мы с Ником пересеклись в коридоре! — Вы с Ником пересеклись в коридоре? — парировал Гарри, приподнял брови и отпил из кружки с характерным причмокиванием. — Как все запущено. — Гарри услышал, как Лиам ударил себя по лбу. — Я не виноват, что ещё не до конца проснулся, Ли. Раздался звук оповещения, и Гарри вновь перевёл все своё внимание на экран, пока Лиам заваливал его своими возмущениями. От кого: Луи «Случайно прочитал, что следует наказание за твоё возбуждение. Ой ;)» 8:16 a.m. Гарри сглотнул. Внизу живота что-то приятно скрутило, а хитрая полуулыбка выглянула на порозовевшем в миг лице, словно солнце из-за туч. Подобные слова от Луи и ещё этот подмигивающий смайлик в конце не сулили ничего спокойного! — Поэтому я просто послал его, — вне контекста парировал Лиам явно разозленным голосом. — И он сказал, что испортит завтрашнюю тренировку. Представляешь? — Ага, — промычал Гарри, в одной руке держа телефон и большим пальцем медленно печатая ответное сообщение Луи, а в другой кружку с переливающимся во время ходьбы от стенки к стенке кофе. Кому: Луи «Я обескуражен;) Я над этим обязательно подумаю xD» 8:20 a.m. От кого: Луи «Оу, а можем подумать вместе?;)» 8:21 a.m. Кому: Луи «Я подумаю над тем, чтобы подумать вместе. Когда пойду в душ; p» 8:23 a.m. От кого: Луи «Я бы подумал прямо в своей комнате (: » 8:24 a.m. Кому: Луи «И как долго бы ты думал? ;)» 8:24 a.m. От кого: Луи «Один примерно пять минут, а если ты мне поможешь, то поменьше. Вместе же быстрее думается? х» 8:26 a.m. Гарри сглотнул и ощутил, что его член напрягается вместе с ним. Стайлс прикусил губу и посмотрел на паховую часть своих серых штанов, ткань которых была сейчас так необычно натянута по периметру тела. Гарри озабоченно провёл кончиком языка по передним зубам и принялся печатать ответ. — Вот черт. Кому: Луи «Пожалуй, время для утренних размышлений :)» 8:28 a.m. Гарри поднялся на второй этаж, сгорая внутри от нетерпения получить следующее сообщение от Луи, но его все не было и не было, лишь голос Лиама, что не переставал сыпать на Гарри, словно кучу песка, возмущения в адрес Николаса. Гарри зевнул и поставил кружку на свой рабочий стол, глаза все ещё болели от недосыпа, а в конечностях ощущалась такая противная слабость. Но тут зеленые глаза резко округлились, а голос на том конце провода стал тише: Гарри заметил на столу ютящиеся до этого в коробке микрофон и шумоподавление. Ради интереса, Гарри незамедлительно распахнул верхний ящик и достал потрёпанный плеер. Что и ожидалось — возглавлял наизусть выученный список совершенно новый, пока ещё безымянный трек. — Чувак, я тебе перезвоню. — Хэй, там точно все в порядке? А то я приеду. — Точно, Ли, я перезвоню. Гарри бросил трубку без объяснений и нажал на воспроизведение. Сердце его участило биение.И сеет ветер отбитые от дома семена На неизведанные тобой и мной луга, Где сад целует небеса — Твои глаза.
— Он написал, — прошептал себе под нос с полным восторгом Гарри, завороженный ему не принадлежащим голосом на записи, а затем вовсе пустился метаться по комнате с полукриком. — Мам! Он написал, мам!А может это два колодца? Их блеск подобен диску солнца, Отражает звезды и луну. Я в них и утону.
Миссис Стайлс тут же появилась, адаптированная к быстрому подъему на верхний этаж, обескураженная и до чертиков напуганная. Волосы ее были растрепаны после сна, словно стог сена, а на лбу красовалась повязка на глаза с изображением вангоговских подсолнухов.Но ты хлопнешь дверью поутру. А я проснусь и вслед не посмотрю. И утаю, что в поле том, возле реки Цвета глаз твоих взрастают васильки.
— Что? Что стряслось? — Мам, ты только послушай! Гарри вновь нажал на плей. И по комнате вновь пустился такой сладостный, хриплый голос, на этот раз совершенно не призывающий к саморазрушению, не сетующий на жизнь. И это приводило в восторг. Это был словно совершенно другой Марсель, с которым никто не был пока ещё знаком.И человек ты не такой хороший, И мысли твои не так чисты. Здесь оценок не имеет эта ноша. Мы лишь пред Господом будем честны. А я отмотаю все назад: Хлопок двери, взгляд, дождь польёт, Семя цветов, колодец, сад, Твоя любовь меня убьёт.