О чём молчат

      У леди Тревельян на ладонях мозоли. Такие, что леди из высокочтимой семьи иметь не подобает. Каллен отмечает это про себя не без удивления, пожимая её руку в один из тех редких случаев, когда их ладони не стянуты грубой кожей перчаток. У леди Тревельян хватка крепче, чем у многих достойных мужей, что некогда звались его братьями по оружию; впрочем, Кассандра и Лелиана давно уверили его, что крепость духа, а не тела тому основание. Каллен мысленно ставит засечку, крошечную, но значимую: леди Тревельян должна держать оборону и не сдавать позиции. Леди Тревельян — Инквизитор, и Каллен ей не завидует.       После осады Убежища он стоит во дворе Скайхолда, пока что разбитом, по-прежнему потерянном, и привселюдно обещает ей, что не подведёт. Будет опорой, — молчит про себя.       Леди Тревельян обладает мрачноватым чувством юмора — как услужливо нашептывают Каллену слухи, смеясь за спиной. Молва от тех, кто едва ли знает её ближе, чем им же подсказывают чужие языки; тех, кто едва ли знает её в лицо.       Варрик в лицо её знает. Иногда кажется, он — единственный, кто это лицо действительно видит.       Гном качает головой, качает в кружке эль. Он посмеивается, глуховато и просто, стоит на половицах грузно и недвижимо, и Каллен смотрит на него пытливо.       — Видел бы ты Хоука, приятель.       Каллен изгибает брови, сжимая губы.       — Я его видел, Варрик.       Варрик прячет улыбку за кружкой, отпивая и глядя лукаво.       — О нет, приятель. Не сразу, — хмыкает он. — Первый год даже я к нему соваться не решался. Знал о нём, конечно. «Он там один такой толковый в этом сброде ушлёпка Миирана», — пробухтел Варрик на сварливый манер.       Он отпил эля. Глотнул смачно, утёр губы. Кивнул перед собой, в тот плохо освещённый угол, где, подпирая стену, низко ухал Бык и безмолвно посмеивается Тревельян. Каллен взгляд проследил, пока их фигуры заслонили чужие.       — Не понимаю, к чему ты клонишь, — в конце концов, признаётся Каллен.       Варрик смотрит вдруг больно серьёзно. Кажется, выпил премного, — молчит Каллен.       — Все они такие поначалу, — хмыкает Варрик тише, уставившись в кружку. — Больно грозные, молнии глазами мечут. Знаешь, что Хоук мне ответил первый раз, когда я предложил ему прогуляться в Глубинные Тропы, со мной и Бартрандом?       Каллен догадывается. Каллен спрашивает, потому что любит наверняка.       — Он послал меня!       Варрик смеётся, запрокидывая голову. Каллен и сам не может не усмехнуться. И правда, сама мысль о том, что Хоук осмеливается послать Варрика — нелепа.       — Андрастова задница, я уже думал придется бегать за ним по всему городу и упрашивать!       — А стал бы?       — Конечно, я бы нашёл более изящный способ, — парирует Варрик. Он ухмыляется, снова кивая. — Что я хочу сказать, Кудряшек, улавливаешь?       Каллену хмель разъедает плешь в голове, кажется, сильнее чем Брешь раскраивает небо. Он не решается об этом высказаться и только мотает головой. Перед глазами пляшет, свет таверны плывет и греет, бьет по ушам беспорядочный говор. Варрик улыбается как-то понимающе и похлопывает его по спине.       — С чего бы ему было со мной любезничать, а, рыцарь-командир? Таких приручать надо.       Каллен смеётся.       — Приручать? И что, получилось?       Варрик дёргает подбородком. В его осанке и жестах сквозит гордость так неприкрыто, что Каллен задумывается о том, насколько он искренен.       — Повозиться, конечно, пришлось. Но, парень, — Варрик отставляет кружку на стол и склоняется, подмигивая, — оно того стоит.

***

      — И когда же ты успел напиться, позволь спросить?       Каллен вздыхает. Голова весомо гудит, пока он, опираясь на деревянные поручни, выкарабкивается из душной таверны на окружную стену.       — Варрик...       Эвелина, следующая в двух шагах позади, подбирается вровень. Усмехнувшись, она поддерживает командира за предплечье.       — Нельзя вас оставлять без присмотра, командир. Буду знать. Я-то думала, вы не пьете.       — Не в таверне... И не с Варриком, — Каллен прикрывает рот ладонью. — Больше нет.       Леди Тревельян смеётся. Хрипловато и нескромно; так, как леди из высокочтимой семьи, вероятно, не подобает.       Каллен хмурится. Он старается не опираться на её плечо слишком сильно, не переносить весь вес на неё. Сапоги из дубленой кожи тяжелы и надсадно шаркают по камню, пока они бредут вдоль ограждения. Леди Тревельян молчит, шагает рядом, мерно и бесшумно, и дыхание у неё точно не сбивается. А вот Каллена ведёт крепко.       — Погода хорошая, — заговаривает он, тут же ощущая себя крайне нелепо. — Да?       — Что?       Эвелина поглядывает искоса, едва ли не останавливается. Каллен отводит взгляд, пытаясь откашляться. Инквизитор пожимает плечами, задумываясь. Сумрак смазывает очертания лица и жестов, обрубленных в зачатке и не больно выразительных и без того. Огни колышутся в железных оковах во дворе, вдоль стен. Там, где ступают они — темно и отрешённо.       — Пожалуй, — в конце концов, беспомощно бормочет Эвелина и, помолчав, добавляет: — Такая редкость.       На стене ночь насвистывает лёгким сквозняком; за баррикадами, в бездонном овраге, угрюмо грохочет ветер. Беспорядочный гул и гогот таверны затихает тем больше, чем ближе они подходят к командирской башне.       Распахивая дверь, Каллен отвлекается на скрип петель и как-то запоздало думает — о том, что нужно смазать петли, о том, каким ужасным будет утро и его самочувствие; о том, что это ему полагается провожать леди Тревельян до покоев, разве нет? Но ведь они даже не в тех отношениях. Впрочем, леди Тревельян предсказуемо хмыкает.       — Со мной случалось более странное, чем провожать командира моей армии до двери, — она замирает перед ним, и добавляет тише, щурясь едва уловимо: — Более странное… менее приятное.       Каллен прочищает горло. Создатель, да он напился, и вправду! Как иначе объяснить то, что он себе позволяет? Он обнимает её, слишком медленно обхватывая руками под спину, неуклюже цепляя заклёпку на ремне. Она выдыхает в плечо, шумно и растянуто. Прижимается лицом к меховому вороту, потирается щекой. Проводит руками вдоль пояса, и за тканью и латами прикосновения ладоней более угадываются, чем чувствуются. Голос её, простуженный, звучит глуховато, будто издалека:       — Ну что такое?       Как что, — молчит Каллен, — совсем размяк. Он склоняет голову, прижимаясь скулой к виску, и чья кожа горит — непонятно. Волосы леди Тревельян так же мрачны, как её чувство юмора, прямы, как характер и подсушены жёстким воздухом Котловины. Каллен вздыхает, закрывая глаза. Замявшись, он отстраняется, придерживая Инквизитора за локти. Она отступает на полшага, но руки не отнимает. Смотрит прямо в глаза, не дрогнув в лице, и Каллен, усмехнувшись, качает головой и отворачивается.       — Как ты это делаешь?       Не пытаясь приблизиться обратно, Эвелина опускает ладони и пожимает плечами.       — Что именно?       — Сохраняешь невозмутимость, как будто ничего не происходит, — отзывается Каллен.       В кабинете — ещё более темно, чем снаружи, разве что менее ощутимо движение воздуха. Каллен оборачивается к Эвелине, подлавливая её взгляд. Подступает ближе. Всматриваясь в лицо, заправляет прядку за ухо.       — Иногда кажется рядом с тобой дракон пролетит, а ты и глазом не моргнёшь.       — Кажется, — уверяет она, перехватывая ладонь. — Только кажется.       Каллен снова качает головой. Он опускает и руку, и взгляд, и потирает затылок.       — Кажется, — повторяет он эхом. — Я много выпил. Спасибо, что… В общем, спасибо.       Инквизитор кивает. Коротко и тихо; так же молча уходит, о чём возвещает пронзительный скрип старых петель.       Несколько ударов сердца Каллен смотрит в потолок. После заползает в кровать, ворочается и проваливается в беспокойный сон.

***

      Утро предсказуемо выдаётся паршивым. Между ушей словно наливает чугуном, обволакивает и оседает камнем. Доклады патрульных — слишком громки и визгливы, и когда Каллен, наконец, пробирается сквозь их чащу, Эвелина застаёт его сидящим за столом, уронившим голову в ладони. Она подступает аккуратно, протягивает бутылёк с настойкой и отрывисто улыбается.       — Подумала, тебе пригодится.       Каллен немного раздумывает, но всё же благодарно кивает. Во рту оседает гадкий горьковатый привкус корневищ, как только он с жадностью проглатывает отвар.       Молчание воцаряется неловкое. Со двора слышны восклицания солдат, за окном прохлопотали крылья; Инквизитор переминается с ноги на ногу, поглаживая ладонью ладонь. Наконец, отнимает руку, прорежает пальцами волосы и обходит стол по кругу.       — Я думала о том, что ты сказал. Может, ты прав?       Леди Тревельян двигает бумаги подальше от края и опирается о тот бедром. Глаза её — уставшие, улыбка — застывшая, а брови изогнуты, словно извиняются.       — Иногда я думаю, что если дам слабину, хоть немного, земля расколется прямо подо мной. Хотя в нашем случае скорее небо. Если немного утрачу контроль… всё полетит в бездну. Понимаешь?       Каллен слушает, затаив дыхание. Понимает он это только когда вздрагивает, в миг, когда Инквизитор вдруг смотрит ему в глаза.       — Это не слабость, — хмыкает Каллен, помолчав, опираясь о спинку увереннее. — Просто тебе страшно. Это нормально. На нас столько всего навалилось. На тебя навалилось.       Леди Тревельян согласно кивает, но губу прикусывает неуверенно.       — Знаю. Просто… я не могу тебя подвести. Только не тебя.       Эвелина замолкает. Листы под пальцами шуршат, бездумно блуждая по столешнице. Глаза у леди Тревельян — вдумчивые, думает Каллен, скрестив на груди руки. Словно читая мысли, она отзывается: поднимает голову, встречает взгляд. Подаётся вдруг к нему и пожимает плечо, усмехаясь.       — Ты так серьёзен. Ты всё принимаешь слишком близко к сердцу.       Не всё, — думает Каллен, но молчит. Он поднимает её ладонь, узкую, влажную. Подносит к лицу, целует пальцы, задевая губами холодные кольца.       Смотрит леди Тревельян терпеливо. Как будто даже заворожено. Каллен улыбается, покорно склоняя голову.       — Только самое важное.