О чём молчат

      Иногда кажется, у Хоук всё идеально. Её вышколенная ухмылка, острый ум, лихая удача. Кажется, у Хоук всё схвачено — будто она держит судьбу на привязи. У Хоук не бывает не правильно.       Жизнь Хоук — беспорядочна. Иногда Фенрис видит это в её движениях — полных хаоса, спешки и подавляющей силы, в разгар битвы, когда её магия разбрасывает в стороны. Удивительно, но Хоук любит работать чисто — волна телекинеза, удар об землю, взрыв бесплотной бури. Фенрис угадывает настроение Хоук в её магии — это он, к собственному сожалению, умеет.       — Фенрис, — зовёт Хоук, — всё в порядке?       Фенрис оборачивается. Он окидывает Хоук взглядом, и она сиюминутно улыбается. Фенрис убирает меч.       — Не стоит тут задерживаться, — замечает он, отворачиваясь.       Хоук не возражает. Она зовёт Изабеллу и Варрика, возящихся с каким-то замком — говорит, что они уходят.       Странно, но сколько бы с Хоук не спорили, она добивается своего.       В общем и целом, Хоук странная по многим причинам. Странно то, что она не вызывает неприязни. То, что Хоук идеальна, кажется как раз нормальным.       То, что из всех возможных людей Хоук флиртует с ним, Фенрисом — сумасшествие. И когда он отвечает, и когда срывается в дурные привычки, и когда Хоук не уходит и твёрдо не выбирает другого — всё это кажется сумасшествием.       — Скажи мне, и я уйду, — твердит Фенрис.       Хоук смотрит очень серьёзно, вдумчиво, с чем-то таким, чем на него никто никогда не смотрел. Хоук даже не говорит — просит — «останься». И Фенрис не может отказать. Не хочет.       И когда она раскрывается перед ним, и когда он трусливо сбегает после глупых, глупых оправданий, и когда она без упрёков позволяет ему все его слабости — Хоук всё ещё кажется идеальной.       Хоук кажется идеальной ровно до того момента, как улыбку на её точёном лице не сменяет ужас. Тогда образ идеального Защитника трескает, как скорлупа, и под ней Фенрис видит испуганного, уязвимого человека.       Лиандру Хоук выносит на руках. Перед этим она сидит над её телом долгое, долгое время, пока все не уходят, оставляя её одну — «проститься». Фенрис не уверен, кто, кому и что именно должен прощать, потому не уходит. Хоук вздрагивает, когда замечает его позади плеча, и Фенрис говорит, что одно её слово — и он оставит её наедине, если это то, чего она действительно хочет.       — Останься, — просит Хоук. Голос её тих и отрывист. Фенрис вдруг остро чувствует, как кроится его собственное сердце, когда он видит её, такую.       Он остаётся. Ещё он приходит — после всего, — прямо к Хоук в покои, но не знает, чем может быть полезен.       Хоук не улыбается и кажется сломленной. Фенрис вспоминает, какой она была, когда он видел её здесь последний раз — настойчивой, раззадоренной, прекрасной, — и не может понять, на что он потратил всё это время. Как дошло до того, что Хоук стала такой.       — Фенрис, — роняет она, и Фенрис замирает, слушая: — уходи.       Не нужно себя заставлять, — добавляет она тише, и Фенрис вздыхает с облегчением. Она думает, что она ему в тягость. Самая глупая идея, которая приходила Хоук в голову — учитывая, что «глупые идеи» были её вторым именем.       — Хоук, — говорит Фенрис, кладя на её плечо ладонь: — Я буду рядом.       Хоук хмыкает. Может, она тоже думает, что впервые он её не послушал, впервые рушит личные границы вот так, но только накрывает его ладонь своей. Её пальцы — холодные и сухие, сжимают руку Фенриса так, будто отпустить его — сродни смерти.       Хоук кажется многим. Понимать, что она не идеальна — мысль, которая кажется Фенрису нереальной. Но он понимает. Она не идеальна. Он позволяет ей сойти с пьедестала и быть перед ним собой. Ещё Фенрис позволяет себе принять, что в такую — человечную, живую, реальную…       В эту Хоук он влюблён.