Георгий Аспидов
Едва не лопаясь от ненависти, я нервно жал на рычаги ручного привода кресла. Именно ручного — я скорее сам отрублю те безвольные отростки, в которые превратились мои ноги, чем позволю хоть кому-нибудь мне помочь. Пусть ногастые заботятся о себе, а я о себе уж как-нибудь сам позабочусь. Я нёсся по тротуару, не обращая внимания на разлетающихся в стороны пешеходов. Ничего, у них ноги есть, уберутся с дороги. А не уберутся… Ну, не мои проблемы: в кресле я держусь крепко, а сконструировано оно так, что столкновение с бетонной стеной выдержит и не погнётся даже. Да, в кои-то веки родственнички расщедрились. Только, сдаётся мне, не подарок это, а откуп: отвали, мол, от нас, позаботься о себе сам. Что делать — пришлось вертеться. Вот и довертелся, да так, что теперь до конца жизни расхлёбывать… Доехав до подъезда, я не стал сразу давать команду креслу карабкаться по лестнице. Устроился неподалёку — свежим воздухом подышать, подумать. Алиска… Туда ей и дорога! Я припомнил историю нашего знакомства. История эта была длинной и начиналась весьма и весьма печально.***
Новенькая «Волга» резво катила по трассе. Отец с присущей ему лёгкостью и умением вёл изящный автомобиль — одолжение от администрации. (Чёрт побери, я тоже так хочу! И водить хочу, и быть, как отец!..) Недавно его назначили начальником большого мясокомбината, совмещённого со скотобойней. Вся семья радовалась этому: отец стал Высоким Служащим, и заслуживал он этой чести, как никто другой. Мы с мамой шёпотом болтали обо всём и ни о чём, не смея отвлекать отца. Но он обратился к нам первым — на миг обернулся через плечо и бросил: — Ещё с полчаса — и мы на турбазе! Я и мама бурно выразили радость по этому поводу. Быть может, и не слишком благоразумный шаг — тратить часть полагающейся по столь грандиозному поводу солидной премии ради выходных на турбазе… Но такое великое событие просто необходимо отметить! Мясокомбинат — это вам не сеть магазинов, это прямой путь во власть! Ещё каких-то десять лет — и папа окажется лишь на ступеньку ниже мейнсенмейстера и хюттенверкенмейстера. Чёрная акула машины жадно пожирала автобан. Наконец мы оказались в лесополосе, среди которой ветвились дороги, ведущие к комплексам государственных баз отдыха. Отец немного сбавил скорость — дороги местами сильно петляли... Всё произошло внезапно. Глухой удар, машина резко вильнула в сторону, я мотнулся на сиденье, ремни безопасности пребольно впились в тело... Папа резко затормозил, почти изящным дрифтом огибая очевидную виновницу аварии. То, что это именно виновница, а не виновник, я понял, углядев в окно разметавшиеся по асфальту чёрные волосы. Отец витиевато выругался, отстегнул ремни и выскочил из машины. Я его понимал. Вот же тупая дрянь! И сама убилась, и машину наверняка поцарапала! А главное — отца под монастырь подвела! Свидетелей-то нет, поди докажи, что она под колёса прыгнула! Минутку… Но ведь нет и свидетелей обратного! Если сейчас быстренько спихнуть тело в придорожную канаву — никто и не узнает. Папа с мамой бросились к девушке. Ну, помочь я им ничем не помогу... Освободился от ремней, вышел прогуляться, ноги размять — знать бы, что в последний раз!.. Оглянулся на распластавшееся по дороге тело — лежит себе, не шевелится. Хорошо в тундре летом: вечная мерзлота нивелирует жару, оставляя приятное тепло, свирепо завывающий зимой северный ветер уступает место бризу... Я с наслаждением вдыхал пахнущий вековой хвоей и лесными ягодами воздух, слегка прикрыв глаза. Наконец, выйдя из такого почти медитативного состояния, я направился обратно к машине. Папа с мамой уже были там — рылись в багажнике в поисках аптечки. Что ж, видимо, девчонка осталась в живых. Ну, тем хуже для неё. Я уже почти подошёл — осталось каких-то несколько десятков метров. Минутку… Что-то не так, явно не так… Обернулся. Девчонка просто исчезла! Я опрометью бросился к машине… …Лишь для того, чтобы увидеть, как она обращается в огненный шар. Вместе с родителями. В следующее мгновение я получил чудовищной силы удар в лоб. Пробуждение было внезапным. Просто, как свет включили. Только вот света-то и не было… Глаза открыты, а ничего не видно. И пошевелиться не могу. Блеск! Хорошо хоть, слух остался, пусть и очень слабый. И этот самый слух сейчас уловил торопливые шаги. И голоса. — … эрили? — голос странно низкий, как будто мертвец очнулся в гробу и говорит из-под крышки. — Ага! — ответил ему звонкий, противный девичий, пробивающийся даже сквозь контузию. — … твее мёртвых! … ираем? — … их... … экло, небось, — отмахнулся первый. Тут шаги раздались совсем близко... а в следующий миг грудную клетку пронзило болью. Я заорал. Хотя, видимо, звук получился совсем слабеньким. — О! … щё! — радостно вскрикнул второй. — … ас … авим! — и какой-то тихий щелчок. Мне конец. И вдруг… — Не дам! — удивительно чётко. Голос пролился на меня избавлением: мягкий, слегка писклявый, но это его не портило. — Не дам загубить! — и опять голос моей спасительницы пробился сквозь контузию, не исказившись. — …сем дура?! — мерзкий, визгливый голосок, который я услышал вторым. — Не дам! Сжалься, каменное твоё сердце! — … адно — с явной неохотой забубнил первый. — … авно … лец. … ти: … аст нас — … ля твоя. — Согласна! — твёрдо ответил третий голос. Послышались быстро удаляющиеся шаги. А потом пришла БОЛЬ… Уже потом была больница, выуживание из мозга осколка машины и кусочков черепа… Зрение мне вернули. Ноги — не сумели. Повреждение нервных центров. Но не увечье превратило меня в озлобленную сволочь. Не увечье — но то, что случилось после. Я проснулся в палате. Плотная послеоперационная повязка на глазах лишала зрения. Из всех развлечений — только беседы с соседкой, милейшей Любовью Евгеньевной Касимовой. Бедняжка умудрилась сломать ногу, просто вставая с кровати. Да, чего только не бывает на свете… Так что теперь мы с ней в похожем положении. Сегодня женщина ждала дочку, Алису. Честно говоря, я и сам хотел с ней познакомиться: судя по рассказам Любови Евгеньевны, это была завидная невеста — красавица, умница, скромница… всего и не перечислить. Конечно, матери склонны приукрашивать достоинства детей, но кто знает… Итак, Любовь Евгеньевна вышла по каким-то делам, а я остался ждать. И вот, по палате простучали лёгкие шаги. — Мама, ты тут? — зазвенел приятный голосок. — Любовь Евгеньевна вышла, скоро придёт, — флегматично ответил я. Девица взвизгнула. — Кто здесь?! — Я здесь, — всё так же спокойно выдал я. — А, калека… — облегчённо выдохнула девчонка. — Ну, как живётся? — Да паршиво, как видишь… — я постарался пропустить мимо ушей едкое «калека». Понимал, что такие, как я, обществу не нужны. Багровый договор с Германской Народной Республикой не только открыл эпоху невиданного мира и процветания, но и изрядно подправил мораль. Теперь от недееспособных и неполноценных избавлялись без сожаления, и, как по мне, правильно делали… То есть, я так думал, пока сам не влип. — Ага, по тебе видно… — веселилась мерзавка. — Мой дед, вон, тоже, когда ноги отказали, в кресле всего полгода провёл. А потом застрелился! Не хотел у своего государства ресурсы отнимать. Большой был патриот… Я похолодел, перестав слушать. Неужели такая участь ждёт и меня? Неужели новое общество с такой моралью может прийти к процветанию? И с ужасом понял — может. Только утратив человечность, человечество окажется на вершине. А таким, как я, там не место. И это правильно. Да, правильно!.. Но это, чёрт побери, не значит, что с этим надо мириться конкретно мне! Пусть я лишний… Но докажу, что лишние тут — они! Терять мне особо нечего — мясокомбинат нам никто не оставит... Впрочем, судя по всему, он вообще никому не достанется. Кто-то чем-то гремит, воет по ночам… Но главное — пропадают служащие. Зашёл в тёмный угол, заорал — только его и видели! Работники чуть ли не бастуют, на работу выходить отказываются… Короче, идёт предприятие к закрытию. Итак, пока эта дрянь болтала с вернувшейся матерью, в моей голове оживали давно забытые знания и формировался дьявольский план. В прямом смысле этого слова дьявольский. Потом были кровь на тарелке и голос из зеркала — начало пути к величию...***
Я помню это, как вчера. Такое не забыть. Не пожелал бы никому такое пережить.
Но что это вдалеке? Громоподобный строевой шаг… и стройное пение. Нет, только не это!.. Моё кресло резво поскакало вверх по ступенькам, и я затаился во тьме подъезда. Если это «Юные медведи» — мне не жить: бритые молодчики не щадят никого. Однако вместо заунывного плача «Ой, стрельцы, стрельцы, да мы стрельцы…» грянул бравурный марш!Кто честной бедности своей Стыдится, и всё прочее, Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.
При всём при том, При всём при том, Судите не по платью. Кто честным кормится трудом, Того зову я знатью!
Вот этот шут — придворный лорд, Ему должны мы кланяться, Но пусть он чопорен и горд, Бревно бревном останется!
При всём при том, При всём при том, Хоть весь он в позументах, — Бревно останется бревном И в орденах, и в лентах!
Король лакея своего Назначит генералом, Но он не может никого Назначить честным малым.
При всём при том, При всём при том, Награды, лесть и прочее Не заменяют ум и честь И всё такое прочее!
Настанет день и час пробьёт, Когда уму и чести На всей земле придёт черёд Стоять на первом месте.
При всём при том, При всём при том, Могу вам предсказать я, Что будет день, когда кругом Все люди станут братья!
Благодаря всех богов, которых знал, я выглянул из укрытия. Так и есть — «Красный марш». Все участники, как на подбор, смуглы и черноволосы. В небо гордо взметаются бунчуки и красно-зелёные знамёна с саблями и полумесяцами. Красиво… Я приветственно помахал строю. Кто-то махнул в ответ. Да, это идут хорошие люди. Они сбросят власть тех, кто вбивает клинья не только в карту, но в само человечество… И тем самым осуществят мой план — хотят они того или нет. Вернувшись наконец домой, я сразу сел за компьютер. Моё сокровище. Мой «Зверь». Скоро, совсем скоро вся сеть этого городишки будет моей — от коммунальных служб до последнего аккаунта «ВКруге»! Да и проект «Адский крик» близок к завершению — духи Сети докладывают, что очередная партия деталей скоро прибудет. Заплачено за неё из денег, втихаря позаимствованных со счёта какого-то вороватого чинуши... Скоро, скоро, любимая… Я заберу тебя отсюда! Я брошу этот мир к твоим ногам! Но пока… пока остаётся лишь мучиться, не в силах просто подойти и признаться...***
Школа. Мерзкое место. Рассадник изуродованных традиций и искалеченного образования в комплекте с «весёлыми» учителями и протекающими потолками. Хорошо хоть, что сегодня только четыре урока. История. Дегенераты-одноклассники хамят учительнице. Нет предела человеческой тупости... Ну, из кабинета Прасковьи Степановны все выбрались как будто постаревшими на пару лет. Такая в её кабинете странная атмосфера. Английский. Учительница — маленькая китаянка Цинь Лань — хамства не терпит, сама азартно переругивается с учениками. Интересно, почему её мерзкий, визгливый голосишко кажется мне таким знакомым? И почему её злобный, колючий взгляд так подолгу задерживается на мне? НВП. Отсутствие ног — существенный недостаток. Но если ты чётко знаешь, как действовать, и не поддаёшься панике — точно спасёшься. Так говорит Андрей Вениаминович, и я ему верю. Ему верят все парни, они боготворят его. И учитель заслуживает этого, как никто другой. Наконец-то обед. Но я ждал не столько приёма пищи, сколько возможности увидеть её. Мою богиню. Мою Нелли. Слышать её дивный, слегка писклявый голос, видеть её улыбку — это ли не счастье?.. Удивительно, но в столовой относительно немноголюдно. Что ж, тем лучше. В почти полном составе лишь легендарный одиннадцатый «А», из остальных классов — только отдельные лица. Впрочем, неудивительно — безбашенных старшеклассников даже некоторые учителя побаиваются… Примерно такого плана мысли вертелись в голове, пока я рулил в кухонный закуток. Здесь вам не тут, столы на каждый класс не накрывают — подходите, берите сами. Моё сердце замерло. Её голос, песня, что она так любит напевать за работой…— …Так приходи же к нам, По чужим следам, Выпей, коль с живыми не пьётся! На пороге сна Сказка лишь одна: Что живому луна — то мёртвому солнце… Что живому луна — то мёртвому солнце…
Собравшись наконец с духом, я направился на раздачу. — Здравствуйте. — А, Гоша! — кого-нибудь другого я бы за подобное уже убил. Но не её. Нелли повернулась ко мне. Как она прекрасна! Пышная, как сдобная булочка, она озаряет мой мир ласковой улыбкой и задорным блеском серо-зелёных глаз. Это нежное создание просто невозможно не любить! А природная «восьмёрка» — так, приятное дополнение. За спиной моей возлюбленной маячила вторая повариха — миловидная голубоглазая блондинка Наталья. Внезапно она судорожно выдохнула и выронила половник. Ну, хоть не тарелку… Я сразу догадался, кто у меня за спиной. Шкаф и Тумба. В миру — Иса Закиров и Абрам Мазуровский. Оба огромные, черноволосые, с белой, как бумага, кожей, характерной для тех, кто живёт здесь с рождения. Только Исмагил немного выше и шире в плечах, а Аро — пониже и толще. Потому-то Шкаф и Тумба. Неразлучная парочка. По слухам, они вообще… нет, лучше даже не думать об этом. Мало ли… Абрам Мазуровский. Личность поистине легендарная. Каких только слухов о нём не ходит… И с демонами-то он знается, и души-то он покупает, и всякой оккультной лабудой торгует… Покрывшееся несколько лет назад жуткими ранами и язвами тело, на редкость поганый язык и энциклопедические знания в самых разных областях способствовали развитию старых слухов и появлению новых. Да и вообще, чувствуется, что этот тип здесь явно лишний. Впрочем... А где он не лишний? Один из школьных секретов Полишинеля — повариха влюблена в ученика. Но татарин, то ли умело прикидывавшийся туповатым пентюхом, то ли реально бывший таковым, будто не замечал того, что в его присутствии бедняжка отчаянно краснеет и не может слова сказать… ну, или сознательно её динамил, храня верность своей пассии — маленькой и злющей Женьке. Вот и сейчас Иса как ни в чём не бывало подошёл к стойке. — Здравствуйте, тётя Наташа. — При… привет! — прозаикалась повариха. — У меня сегодня… рыба сегодня хорошо получилась! Будешь? — Извините, я не ем рыбы, — флегматично ответил татарин. Во дурак — не замечает такой очевидной попытки подката! А говорят, любит поесть… Наталья опустила голову. Губы её дрожали. — Ну… ну… ну ладно! — и удалилась в подсобку. Плакать, наверное. Иса, поняв, что ему ничего не перепадёт, тоже удалился. Мне показалось, или вытатуированный у него на лбу «третий глаз» мне подмигнул?.. Абрам, также не любивший рыбу, задержался поболтать с Нелли. — Интересно мне: он что, действительно такой дурак или такой пофигист? — вздохнула повариха. — Да ничего Исмагил не дуг'ак. Он таки пг'осто не замечает. Пока она не найдёт в себе сил признаться — ничего не добьётся, — вступился Мазуровский за друга. — А что, он может бросить свою книгочейку ради девушки старше себя? — ехидно поинтересовался я. Свыкся уже с тем, что меня редко замечают. — Здог'о́во, Аспид, — почти дружелюбно улыбнулся Аро. — Да пусть Натуся таки признается для начала, там г'азберёмся. — Вот-вот! — поддакнула Нелли. — Достала уже рыдать по ночам в подушку. Каждый раз утешай её… Такая осведомлённость насчёт личной жизни девушки меня удивила, но затем я вспомнил — ах да, они же живут вместе… — Ладно, мне пог'а, — засобирался Мазуровский. — Кстати, Гег'а… Если таки понадобится в крэсло втулить пулемёт, автопушку там… свистни. — Запомню, спасибо, — усмехнулся я. У Абрама странное чувство юмора. Хотя… кто его знает, может, он и всерьёз. Здоровяк заметно прихрамывал и шёл вразвалочку, что-то напевая себе под нос. Я прислушался: — Я придумал тебя, придумал тебя… От нечего делать, во врэмя дождя… Петь до утг'а в ожиданье г'ассвета — какая тоска… Я зажмурил глаза и придумал тебя!.. Я задумчиво уставился на его удаляющуюся спину — чёрную жилетку, украшенную вышитыми каплями крови и изображением ободранного человека. Да, этот тип — большой оригинал, даром что неряха. Физкультура. Мой класс совместили с пресловутым одиннадцатым «А». Я, по понятным причинам, в игрищах не участвовал. Вообще мог бы уйти, да зачем? Делать всё равно особо нечего. Баскетбол. На маленькой доске счёт. Команда «10 „А”» — 0. Команда «Ведьмы» — 22. Рослые, крепкие старшие девчата уделывают моих одноклассниц всухую. Вот Диана Кошелькова плавно обходит двух бросившихся на неё дистрофичек. Те кулями валятся ей под ноги. Вот Женя Шереметьева доводит отобранный мяч до корзины. Росточка маловато, докинет? Конечно, докинет — близняшки Олимпионовы прорвались к ней и подбросили вверх. Парни-одиннадцатиклассники же предоставили своим дамам веселиться, а сами расселись на скамейке и наслаждаются видом. Счёт доведён до 30:0. — Достаточно! — устало командует физрук Дмитрий Владимирович. Медведеобразный гигант более двух метров ростом, каждый кулак размером с мою голову… и совершенно седые волосы. Родился таким, видите ли. Ну, судя по его и завуча Ольги Дмитриевны сыну Степану, не врёт. — Да что ж вы делаете?.. — вздыхает здоровила. — Из вас баскетболистки — как из Аспидова балерина! Мои одноклассницы едва не валятся с ног, а старшие девчонки бодры, свежи и веселы. Позорище… А мне домой пора. К вечеру курьер с деталями прибудет.