В гостинице «Полярная сова», самой дорогой в городе, в этот поздний час было немноголюдно. Все постояльцы — те немногие, что могли позволить себе пребывание здесь — уже спали, об этом позаботились заранее. Также была отпущена вся прислуга… кроме нескольких
посвящённых охранников. А в защищённом от подслушивания и
любой атаки конференц-зале, освещаемом лишь восковыми свечами в старинных бронзовых подсвечниках, уже собрались люди. Присутствующие выглядели несколько странно на взгляд обывателя — только потому, что только в этих стенах они могли почувствовать себя самими собой.
Высокий, представительный седовласый мужчина, сидевший во главе стола, смотрелся бы вполне обычно… если бы не глаза. Они, казалось, видели больше, чем способна вместить человеческая жизнь. Удивительным образом с обликом преуспевающего чиновника — одежда в том простом стиле, что выдаёт истинное богатство, изящные часы «Брегет» и очки в тонкой золотой оправе — вязалась причёска «конский хвост». Мужчина, по-видимому, являлся хозяином вечера.
Женщина, первая слева от «председателя», необычно выделялась на фоне остальных анахронизмом своего наряда, напоминавшего одеяния знатных дам конца позапрошлого века. Только вот одежда её была не сдержанно-ярких расцветок моды того времени, а полностью в чёрных тонах, так что казалось, будто дама явилась на похороны, а не на важное заседание. Однако впечатление это развеивала доброжелательная улыбка — всепонимающая, ехидная… и очень усталая. Такие, наверное, бывают у заслуженных учителей, которые совершили истинный подвиг, умудрившись не возненавидеть свою работу. Глаза глубокого синего цвета задумчиво оглядывали присутствующих из-под прикреплённой к шляпке чёрной вуали.
Вторая слева разительно отличалась от товарки. Обряженная в юбку-«рыбий хвост» и лёгкую накидку из намотанных друг на друга и скреплённых между собой полос тонкой ткани, она напоминала русалку, выбравшуюся на прибрежные камни понаблюдать за звёздами. В аккуратно уложенном каре среди тёмных волос проскальзывали тоненькие сиреневые прядки, а на безупречном, без единой морщинки лице блуждала добродушно-шкодливая усмешка а-ля «а я знаю то, чего вы не знаете!».
Восседающая первой справа от хозяина встречи казалась бы ещё совсем молодой девушкой, если бы не бездна времени в глазах и неуловимый аромат старости, что незримо витал вокруг каждого из присутствующих. Закинув ногу на ногу, она презрительно, даже с толикой брезгливости, оглядывала остальных собравшихся. Они отвечали ей тем же, так как то, в чём «девица» заявилась на встречу, меньше всего напоминало официальный наряд — кожаный жилет в минималистическом стиле в комплекте с кожаными же штанами и сапожками. На густо исписанных цветными татуировками тонких руках болтались тяжёлые золотые браслеты. Горе-красавица то и дело причёсывала чёрную чёлку крохотным дамским гребнем и оглаживала выбритые по отвратительной последней моде виски.
Ещё одна дама справа от хозяина встречи была, пожалуй, самой беспокойной из всей компании: она постоянно поправляла бесчисленные оборки потрёпанной клетчатой юбки и перебирала множество прикреплённых к столь же неприглядно выглядящей блузе плетёных фенечек, костяных амулетов и перламутровых бусин, при этом не забывая вертеться в кресле, перебрасывать с плеча на плечо дивную чёрно-седую косу и заинтересованно поглядывать по сторонам глазами удивительного лимонно-жёлтого цвета. Столь необычный оттенок вызывал регулярно высказываемые всеми, кому не лень, подозрения в использовании женщиной контактных линз… разумеется, гневно отвергаемые.
Последняя из присутствующих, третья справа, казалась дополнительной лампой — так горели её рыжие волосы из-под колпака с широкими полями. С его верхушки свисала широкая кожаная лента. Женщина натужно пыталась строить из себя невозмутимую, пряча красивые полные руки в рукава балахонистого одеяния, дополняющего образ стереотипной ведьмы. Остальные собравшиеся старательно избегали смотреть на этот наряд — знали,
из чего и
как он был изготовлен. Образ усиливал также сильный запах трав и всякого рода снадобий, распиханных по потайным и не очень кармашкам. «Ведунья» то и дело бросала на присутствующих нервозно-настороженные взгляды пронзительно-зелёных глаз из-под колпака.
Пустовало лишь третье место слева…
— Да где он?! — взорвалась наконец та, что выглядела самой молодой. — Сам клич кинул, ещё и опаздывает!
— Софья Алексеевна! — укоризненно обратился к ней хозяин вечера. — Вы же знаете Рустама Фуадовича: он на каждом собрании повторяет, что оставил свою пунктуальность в армии. Получается, — криво усмехнулся мужчина, — что он уже где-то четверть века живёт без пунктуальности… бедолага.
— Да, это для вас, Витовт Зигмундович, пунктуальность — всё! — добродушно усмехнулась дама в чёрном. — Признайтесь, вы ведь и в Крестовые походы по расписанию ходили!
— Очень смешно, Тамара Витальевна… — недобро усмехнулся седой. — Вы эту шутку повторяете каждое второе собрание! А сами уже полвека не можете запомнить, что я не Витовт, а Витольд!
— Одна халва… — лениво отозвалась красавица в накидке.
Названный Витовтом тяжело вздохнул, но промолчал. Его самолюбие, конечно, было сильно задето таким замечанием, но ругаться с саркастичными подружками мужчине страшно не хотелось. Витольд Зигмундович в очередной раз проклял тот факт, что из десяти рождающихся магически одарённых семь были женщинами, и как следствие, в подобных собраниях главную роль зачастую играли сиюминутные желания, а не кропотливо выстраиваемые планы. Седовласому в своё время пришлось сильно постараться, чтобы возглавить нэрлинский гадюшник — даже с учётом того, что он был лишь третьим по силе после гадюшников Москвы и недавно переименованного Свято-Александровска.
— Вам не кажется, что за дверью кто-то шумит? — прервала только установившееся молчание дама, обряженная ведьмой. Она, казалось, была самой настороженной в компании. В отличие от странноватой взбудораженности госпожи с двухцветной косой, рыжая словно ожидала нападения: тревожно оглядывалась, временами проверяла, на месте ли тот или иной пузырёк, но чаще всего — касалась припрятанных под одеждой небольшого тубуса с бумагой и футляра с принадлежностями для рисования, будто те были её главным оружием.
Остальные прислушались. Женщина в чёрном достала не пойми откуда странного вида ручку. В руках у рыжей появились лист бумаги и кисть, а на столе рядом — небольшая тушечница. Модница в сапогах залпом осушила немаленькую кружку с водой. Выглядело всё так, будто присутствующие готовились к бою.
Возня за дверью стала громче.
— Явился, не запылился! — хихикнув, проронила дамочка с двухцветной косой.
— Ядвига Вацлавовна, вы думаете…
Договорить мужчина не успел: в дверь спиной вперёд влетел охранник. Проехав по столу, он едва не сшиб кресло начальника. Привычные к такому женщины остались на своих местах, а названная Ядвигой даже захлопала в ладоши, будто после захватывающего циркового номера.
— Рустам Фуадович… — укоризненно вздохнул седовласый. — Вам самому не надоело так вламываться? Что ни собрание — так мои ребята в больнице отдыхают…
Вошедший издевательски развёл руками, обводя компанию наглым взором единственного — правого — голубого глаза (хотя многим казалось, что он мог видеть даже лишённой век, обезображенной косым рваным шрамом дыркой, что заменяла левый).
— Ба-а!.. — протянул он. — Я, похоже, дверью ошибся! Думал, тут серьёзные люди сидят, а тут… Маскарад, б**!..
— Следи за языком, юнец! — вскинулась нервная «ведьма». — Не то выйдешь отсюда окончательно слепым и немым евнухом!
Как ни удивительно, но вошедший мужчина, хоть и выглядел самым старшим из собравшихся, на деле был самым младшим среди них. Выплюнутые с лёгким акцентом слова не произвели на пришельца ровным счётом никакого впечатления.
— Ой, как страшно… — мужчина снял лёгкую спортивную куртку, популярную где-то с четверть века назад, и повесил её на спинку кресла, оставшись в спортивных же штанах, старой футболке и потёртых кроссовках.
Рустам Закиров, как и прочие собравшиеся, здесь тоже менялся, превращаясь в того, кем был давным-давно — парня из овеянного легендами аула под Казанью. Ещё до трёх войн, женитьбы, смерти жены… да много до чего. Мужчина, может, и сам не хотел вести себя настолько по-хамски, но выбор, сделанный в молодости, неумолимо гнал его вперёд. Понимали это немногие.
— Ну что ж, полагаю, все в сборе, — устало вздохнул Витольд Зигмундович после того, как два охранника — один хромал, а у другого рука повисла плетью — кое-как уволокли третьего, лежавшего без сознания. Лидер встал с места, за ним поднялись остальные.
— Rectores noctis! — провозгласил он.
— Rectores noctis! — подхватили за ним.
— Братья и сёстры! Я приветствую вас на внеочередном заседании Коцитова Круга, первого среди равных, и далее, далее, далее… — если на первых собраниях Витольд Зигмундович вёл официальную часть с воодушевлением недавно обретшего власть руководителя, то за прошедшие с тех пор полвека она успела до смерти надоесть как ему, так и остальным присутствующим. — Рустам, говори, зачем звал, и мы разойдёмся, — мужчина похлопал в ладоши, и перед присутствующими появился наполненный любимым напитком каждого из них сосуд.
— Спасибо, Вить, — Рустам первым поднял пиалу с кумысом. — Твоё здоровье!
— Вещай уже, чёртов калека, не тяни кота за… подробности! — рыкнула «ведьма», перед этим залпом осушив свой стакан с виски.
— Ровена! — возмутилась красавица в накидке. — Имей уважение!
— Спасибо, Прасковья Степановна… — если бы взглядом можно было убивать, от рыжей хамки, наверное, и лужицы не осталось бы.
— Ну Рустик, ну не томи! — нетерпеливо выдала Ядвига, вертя на изящном пальце набранные из разнообразных огранённых и не очень камешков чётки. Обивка кресла за её спиной начала стягиваться и темнеть, а подлокотники — крошиться.
— Ядя, не нервничай! — переполошился «председатель».
— Ой… Это не я! Оно само! — увидев, что случилось, дама с двухцветной причёской вскочила с кресла и прикоснулась к нему рукой. Следов разложения как не бывало.
— А Осовец у тебя тоже случайно вышел? — вздохнул Витольд. — Ну да не о том сейчас. Рустам, ты нас позвал по делу, или так, поболтать?
— Да я б вас век не видал… — огрызнулся мужчина, страдальчески опуская будто посыпанную снегом голову на мозолистые, волосатые руки. — Ну да что ж поделаешь… Помните секту сатанистов, что мы разгромили месяц назад?
Остальные собравшиеся переглянулись. Та группа увлечённых насквозь прогнившим фасадом тёмной романтики юнцов была настолько многочисленной, а то, что они собирались сотворить — настолько омерзительным, что на городское кладбище в ночь полнолуния отправились шестеро из семи находящихся сейчас в конференц-зале. Витольд Зигмундович при всём желании не мог помочь подчинённым — его способности в этом случае были бесполезны, а высокое происхождение и положение большей части сектантов не позволяло привлечь доступные ему административные ресурсы так, чтобы это не могло однозначно указать на его причастность.
— Ну да, весело было, помню… — довольно осклабилась Ядвига, томно вытягиваясь в кресле и прижмуривая один глаз.
Воспоминания о приключившейся среди могил бойне, казалось, грели её сердце не хуже чарки с крупником, из которой она то и дело прихлёбывала мелкими глотками. И впечатление такое складывалось недаром — четверых из присутствующих можно было с полным на то правом назвать чудовищами, и пани Ядвига Мазовецкая входила в это число. Чудовищем её делала продиктованная наступающим с годами безумием непредсказуемость. Она отражалась во всём — в перепадах настроения, поступках, необычной внешности, даже в способностях.
В ходе той бойни красавица-панна и сама не знала, рассыплется ли очередной горе-сатанист от её прикосновения прахом или вспухнет бесконтрольно разрастающимся деревом плоти… Остальные сектанты — в основном представители новообразованной, невесть откуда повылазившей «золотой молодёжи» — падали тогда обезвоженными чучелами под взглядом Софьи Алексеевны, стремительно старели от прикосновений Прасковьи Степановны, гибли в зубах нарисованных умелой рукой Ровены Лермонт чудовищных тварей, получали сердечные приступы и подобного рода неприятности от надписей, незаметно нанесённых на их одежду и тела Тамарой Витальевной… ну, или просто теряли руки и головы, по глупости своей предпочтя бегство сражению с великолепно орудующим мечом Рустамом. Убежать никто не сумел, а ритуал был прерван на середине.
— Так и что? Только не говори, что тебе
приснилось, будто мы перебили не всех! — рыжая Ровена, второе настоящее чудовище в комнате, явно израсходовала за один вечер годовой запас вежливости.
— Да всех, не трясись… — издевательски усмехнулся одноглазый. — Но у нас новая проблема.
— Что на этот раз? — третье чудовище, разрисованная Софья Алексеевна, похоже, также не страдала избытком миролюбия. — Твой приёмыш-недомерок и его кодла?
— Да если бы… — в голосе четвёртого чудовища, одноглазого, сквозило пренебрежение — явное или кажущееся. Если злые слова насчёт приёмыша и задели его, то виду Закиров не подал. — Будто ты не знаешь, кто направляет руку моего
сына, — старый солдат особо выделил голосом последнее слово. Софья Алексеевна презрительно фыркнула.
— Но дело и не в них… — продолжил, гадко ухмыляясь, Рустам. — Они всего лишь пешки. Как и бритые ублюдки. Как и те семеро — ваш, между прочим, бывший эксперимент. Да и мы тоже… все мы…
— Заткнись! — напустились на него Ровена и Софья Алексеевна. Самые несдержанные во всей компании, они никак не могли стерпеть столь похабного сравнения. Рыжая выхватила из кармана тубус, встряхнула — и в её руке оказался карандаш. Руки Софьи Алексеевны покрылись едва заметными капельками воды…
— Девочки, не кипятитесь... — лениво пробормотала Прасковья Степановна. — Дайте человеку сказать. Он для этого города сделал больше, чем все мы вместе взятые...
— Захлопнись, дура! — зашипела рыжая.
— Не то придём и часы починим! — добавила стриженая, гадко усмехнувшись.
— Хватит! — рявкнул Витольд, шарахнув кулаком по столу. — Кажется, я начинаю понимать, почему к подобным тебе отношение всегда такое презрительно-настороженное. Вы же, предсказатели чёртовы, никак не можете прямо сказать, что видели-слышали… цену себе набиваете, ур-роды!
— Да не заводись, Витёк, — Рустам примирительно поднял руки. — Цену себе набивают либо шарлатаны, либо слабосильные… ну, такие, кто и завтрашний день увидеть неспособен. А я не такой. Но ты пойми, даже мне не под силу увидеть всё с точностью до дня и человека…
— Короче, Гриневицкий! — выкрикнула Ядвига с места. — Мне скучно!
— Имей терпение, шляхтянка! — Ядвига была единственной из присутствующих, кроме Витольда, в общении с кем Рустам допускал фамильярности. — Короче, город наш — это лишь начало. Начало того, что перевернёт этот мир ещё раз…
— Ещё раз? — перебила Тамара Витальевна. — А не часто? Вроде, последний раз всего лет двадцать назад перевернули. Да так, что до сих пор разгребаем…
— Ещё раз, — подтвердил Закиров. — И опять с ног на голову. Даже мне не под силу сказать, во благо эти изменения или нет.
— Ничего не бывает просто так… — задумчиво вздохнул Витольд. — У всего есть причина — человек ли, событие, предмет… Что на этот раз? Ты видел?
— Видел, как не видеть, — Закиров наконец решил прекратить валять дурака и препираться с «коллегами». — В общем, так…
Рассказ старого прорицателя, как и любого представителя его колдовской специализации, был туманным и расплывчатым. Как мрачно шутили подобные Рустаму, высшие силы посылали им видения исключительно для потехи, забавляясь тем, как бедные пешки судорожно мечутся, зачастую лишь приближая заповеданное свыше.
В его видении в чуть тёплом, пропитанном запахами сырости и размораживающегося мяса подвале страстно танцевала парочка.
Он отчаянно пытался не оттоптать
ей ноги, а
она безвольной куклой мотылялась в
его руках. По всему было видно, что танцующие наслаждались друг другом. На мотив звучавшей в подвале старой танцевальной мелодии странным образом ложились слова:
Без жалости и страха —
В глазах огонь войны!
Хоть мир ввергаем в бездну —
Не чувствуем вины!
Нет совести и чести,
И мы отдаём приказ!
Всех, кто посмеет выжить,
Настигнем в этот раз!
Под радостные крики,
Вечной посреди зимы,
Чуму и смерть мы сеем,
Идём к победе мы!
Нет совести и чести,
И мы выполним приказ!
Хозяин будет очень
Доволен в этот раз!..
— Ваш план работает с точностью швейцарских часов, мастер! — подобострастно выдохнула
она ему в лицо, когда танец прервался. — Скоро по улицам города потекут реки крови!
— Верно, моя ученица… — с интонациями карикатурного киношного злодея пробасил
он, грубо тиская
её восхитительное, спортивное тело и почти нежно глядя в глаза с высоты своего немаленького роста. — Скоро я выполню своё обещание и сделаю тебя самой настоящей богиней! Но для начала… —
он таинственно понизил голос. Прозвучало это ещё более жутко, чем обычно, учитывая то, что русская речь давалась
ему с хоть и небольшим, но явным трудом. — Будь хорошей девочкой, и делай, что говорю. Тогда, так и быть, помогу.
— Учитель! Вы лучший! —
её голос сорвался на счастливый визг.
Она легко подпрыгнула, повисла у
него на плечах и принялась жадно целовать, словно не замечая, что из-под
его капюшона вырастает чудовищная в своём уродстве крысиная морда…
— Дела… — вздохнула Прасковья Степановна. — Но неужели это настолько опасно?
— Да поймите же вы, дурачьё тифозное! — Рустам начал выходить из себя. — И взрывы церквей, и готовящееся восстание «Красного ислама», о котором в городе не знает только слепоглухонемой — звенья одной цепи. «Красными» манипулируют эти двое… а эти двое — слуги Нечистого. Да не такие, как те сектанты, которые если и могли сотворить что-то стоящее, то разве что случайно. Эти — полноправные слуги Тьмы, учитель и ученица, готовящаяся к посвящению.
— Ой, а сам-то… — захихикала Ядвига. — Будто не слуга Тьмы!
— Это давно в прошлом. Я за свои ошибки давно заплатил сполна, — парировал Рустам. — Короче говоря, позвольте мне разобраться. Этим должен заняться я один.
— Почему, Рустам Фуадович? Может, лучше будет, если мы пойдём в бой все вместе, как всегда? — обеспокоенно спросила Тамара Витальевна. Прасковья Степановна кивнула, соглашаясь.
— Нельзя, никак нельзя, — непреклонно отчеканил Закиров. — Ваше вмешательство только всё испортит. Никто не справится, кроме меня.
— Ишь чего захотел! — взвилась Софья Алексеевна. — А ну как не справишься? И ладно сам сдохнешь — тебя не жалко! А ну как и город по твоей вине пропадёт? Не, людишек-то тоже не жалко… — женщина гадко усмехнулась, — но нам ведь придётся переезжать, а я этого не хочу.
— Всё ясно, — молчавший до сей поры Витольд повысил голос и поднял руку, пресекая начинающуюся ссору. — Предлагаю голосовать. Кто за то, чтобы довериться нашему коллеге, который ещё ни разу нас не подводил?
— Ай! — почти на одном дыхании высказались Тамара Витальевна, Прасковья Степановна и Ядвига.
— Кто против?
— Нэй! — вразнобой выкрикнули Софья Алексеевна, Ровена и… Ядвига.
— Ядя?.. — казалось, Витольд был больше всех обескуражен. — Но так ведь нельзя…
— А что? — красавица-панна невинно захлопала бесстыжими глазками. — В уставе ведь не сказано, что один человек не может голосовать дважды!
— Ты… ты хоть понимаешь, что наделала? Мы теперь в тупике! — Витольд Зигмундович в этот момент казался особенно усталым и каким-то… потерянным. Оно и понятно — теперь решение было за ним.
— Ай, да даже если бы я вовсе не голосовала, вы бы всё равно в нём оказались! — захихикала панна. — А о том, что ты, белобрысый, боишься принимать решения, все давно знают! Давай уже, накладывай вето, да не ошибись с выбором!
— Что ж ты, с*** такая, меня перед людьми-то позоришь… — выдохнул посрамлённый хозяин вечера себе под нос. А вслух выдал максимально официальным и торжественным тоном: — Выслушав мнения всех сторон, тщательно взвесив все «за» и «против», я принял решение. Для подавления выявленной группы инферналистов Коцитов Круг отряжает вызвавшегося добровольцем Рустама Закирова. Круг снимает с себя всякую ответственность за предпринимаемые им действия и их результат, но вместе с тем гарантирует максимально быстрое и жестокое возмездие добровольцу Закирову при провале миссии.
— Во загнул… — почти восхищённо шепнула Ровена.
— Благодарю за оказанную честь, — Рустам взирал на творящийся вокруг него фарс с поистине олимпийским спокойствием. — Вопросы, пожелания, предложения, кляузы?
— Ты, калека, обращайся, если что! — с трудом сдерживая смех, выдала Софья Алексеевна. — Поможем тебе, убогому!
— Это ж с чем? — единственный глаз Рустама, как пишут в плохих романах, прямо-таки источал ледяное презрение.
— Ну, там, в бою… Я, например, с оружием обращаться обучена, — гордо выдала разрисованная «красавица».
— Это ж с каким? — хмыкнул Закиров. — С кремнёвым мултуком? А может, с пращой?
Горе-шутница надулась и отвернулась.
— Короче, я своё слово сказал. — Витольд Зигмундович выглядел так, будто на нём ведьмы катались. Впрочем, отчасти так оно и было. — Допустишь кровопролитие — пожалеешь. Мне в моём городе такого веселья даром не надо.
— Витёк… Ты что думаешь, промыл мозги градоначальнику, стал истинным правителем города — и можешь указывать его жителям, что делать? — Рустам не мог не поставить своего так называемого руководителя на место.
— Это ведь и для твоего блага тоже, разве не так? — ухмыльнувшись, парировал Витольд.
— Позволь мне самому решать, что для меня благо, а что нет, — Закиров встал с места, давая понять, что больше не намерен продолжать дискуссию. Остальные присутствующие, кроме самого Витольда, последовали его примеру. Хозяин вечера, являясь владельцем этой гостиницы, в ней и жил.
Собравшиеся понемногу расходились. Прасковья Степановна вышла на улицу вслед за Рустамом, приняв облик стандартной обывательницы, какую не отличить от тысяч подобных.
— Рустам Фуадович… — вкрадчиво поинтересовалась она. — А вы знаете, что ваш младший сын встречается с наиболее вероятной кандидаткой на звание первой красавицы города?
— Ну, теперь знаю, — усмехнулся мужчина в усы.
— И что вы с этим делать будете? — не отставала женщина.
— Что буду, что буду… Завидовать буду! — на лице Рустама появилась редчайшая гостья — улыбка. Не усмешка, не гадкая ухмылка, а вполне себе отеческая, даже чуть горделивая улыбка.
Прасковья Степановна и Тамара Витальевна соприкоснулись руками, повернулись каждая вокруг своей оси…
— Земля, прощай! — и с этими словами они исчезли. До слуха мужчины долетело лишь едва слышное «В добрый путь!»
Рустам сообщил коллегам отнюдь не всё, что узнал из видений, и на то были причины. Видение было не одно…
Вереницы пленников тянулись в сторону сложенного из белого камня величественного храма, стены которого были исписаны богохульными лозунгами и сатанинскими символами. Жрецы в балахонах с капюшонами трудились не покладая рук — перерезали пленникам глотки и собирали кровь в глубокие чаши, которые затем выносили на улицу. Верховный жрец, на фоне подчинённых смотревшийся форменным великаном, воздел мускулистые, белые, как у хорошо полежавшего мертвеца, руки, прорычал что-то на позабытом языке — и кровь поднялась из чаш, устремляясь к сложенной из того же белого камня стене, судя по всему, служившей алтарём. Когда вся стена окрасилась красным, по камню прошла трещина, обратив его в железные ворота, из которых дохнуло жаром. Жрецы пали ниц, лишь верховный остался стоять. Новый порыв раскалённого ветра сорвал с него капюшон...
Иса!..
Из портала потянулись чёрные и красные тени. Сливаясь с тенями распростёршихся на снегу жрецов, они растворялись, а жрецы вставали с колен. Глаза каждого новоявленного одержимого становились полностью чёрными, зубы удлинялись, истончались и тоже меняли цвет, а балахоны расходились по швам из-за быстро разраставшихся мышц.
Постоянно растущая армия демонов медленно, но верно превращала Землю в филиал Ада, открывая всё больше и больше таких проходов, как первый. В ту ночь Рустам проснулся в холодном поту...
Второе видение было более оптимистичным.
Крепкие ребята в «снежном» камуфляже и скрывающих лица масках растаскивали с площади перед городской управой трупы городовых и казаков. Но тех, кто прибирался, было меньшинство. Большинство же толпилось у крыльца, где за вытащенной наружу трибуной толкал речь потрясавший автоматом Дэн — Рустам узнал его по голосу, и на всякий случай отодвинулся: а ну как пальнёт ненароком?..
— Правоверные! Товарищи! — разорялся коротышка. — Первый шаг сделан! Мы заявили о себе, мы доказали, что капиталисты не могут быть в безопасности даже в глубине своей территории! Скоро наши братья по всей стране подхватят за нами! Много лет мы ждали возможности нанести удар в самое сердце врага. Жаль, что для этого нам пришлось допустить войну, гибель Республики... но это было необходимо для того, чтобы предатели во власти показали своё гнилое нутро! Теперь мы знаем каждого из них поимённо, и помяните моё слово — придёт день, когда мы доберёмся до них! Мы сделали первый шаг в новый мир!
— За новый мир! — грянула толпа в едином порыве.
Будущее в этом варианте напоминало сказку — синтез исламской морали и высоких ценностей социализма породил новых Саади и Хайямов, Авиценн и аль-Захрави... Для человечества наступил золотой век. Технический прогресс ускорил переход человечества в четвёртую, кибернетическую эру технологий. Всё больше людей приходили к Истинной Вере, а их посредством мир становился всё ближе к построению полноценного социалистического общества — такого, до какого даже германцам было ещё топать и топать...
Во главе этого общества выпало встать... Дэну. Нисколько не прибавив ни в росте, ни в мускулатуре, он всё же изменился: теперь вместо нервного, дёрганого юноши это был мужчина — вождь и первосвященник. Светящиеся зелёным глаза наводили провидца на мысли о том, что его младший сын — уже не просто человек. Дэн восседал во главе стола в помещении, чем-то напоминавшем тронный зал, и был уморительно важным в белом мундире, дополненном зелёной чалмой, а ещё шесть человек, одетых разномастно (и отнюдь не всегда так же торжественно), по очереди ему докладывали, каждый о своём. За креслом Дэна находилось панорамное окно, украшенное символом, который Рустам не раз видел на улицах Нэрли — серпом-полумесяцем и молотом. Только вот сабли с него исчезли — видимо, в знак исключительно мирной политики нового государства.
Третье видение началось с высокой, сгорбленной и длиннорукой фигуры за грубо вытесанным из камня троном — видно было, что его владелец не гнался за удобством. Сам трон пустовал, а тот, кому полагалось на нём восседать, стоял, неразличимый со спины, на балконе неподалёку. Внизу вождя приветствовала настоящая армия — все, как один, в чёрных кожанках, галифе и кирзачах. Рустам и ему подобные носили такое только в штабе, а эти, похоже, вырядились так в бой... Впрочем, несмотря на то, что на первый взгляд воинство полностью состояло из людей, на деле оных в нём было не более четверти. Остальную часть составляла разномастная нечисть — вампиры, оборотни, запертые в человеческих телах духи, какие-то вовсе уж несусветные твари, также неотличимые от людей, но со светящимися красными глазами... А немногочисленные люди все поголовно были магами. Такому войску бронежилеты и автоматы действительно были ни к чему...
Самым же необычным было последнее видение. Тот же полутёмный тронный зал, тот же каменный трон, та же согбенная фигура за ним. Только вот в сидящем на троне Рустам с удивлением узнал... себя! Седого, высохшего, обряженного в висящие, как на вешалке, галифе с кирзачами и потрёпанную чёрную куртку с дополнением в виде краповых петлиц с одним ромбом в каждой... и с плотной чёрной повязкой на обоих глазах. Внимание провидца привлекло висевшее за троном знамя — чёрное, с изображением красного черепа посередине. Череп был человеческий, но имел единственную глазницу посреди лба. Приглядевшись, мужчина различил такой же череп и на повязке себя-на-троне. В голове откуда-то возникло название: «Временное правительство социалистической реконструкции». Рустам плохо знал историю, но того, что он помнил, хватило, чтобы посмеяться над чем-то столь ироничным. Даже дважды ироничным...
Рядом с троном стоял бледнокожий мужчина в такой же форме. Настоящий исполин: огромного роста, широкоплечий, куртка с такими же краповыми петлицами с одной «шпалой» в каждой из них небрежно расстёгнута на широкой груди, сложенные на ней ручищи — как молодые деревья... Лишь по копне чёрных волос, да по недвижному, какому-то сонному взгляду чёрных глаз Рустам узнал старшего сына — здесь, видимо, Иса должен был унаследовать много больше, чем отцовские знания и цели...
Завершал видение старт множества космических кораблей, борт каждого из которых был украшен всё тем же вездесущим изображением черепа. Тысячи людей несли знамя человечества в иные миры, к вящей славе их вида. Однако чувствовалось, что цель экспедиции — не мирное исследование, но полноценная экспансия. Колонисты были готовы уничтожить или покорить тех, кого встретили бы на своём пути... или погибнуть, пытаясь.
Рустам, сын Фуада, Закиров чувствовал, что выбор между вариантами будущего снова за ним. Как и тридцать лет назад. И уж теперь он сделает всё от него зависящее, чтобы этот вариант оказался лучше предыдущего.
