Восьмой грех

      Он выковылял из декабря на изуродованных ещё несколько лет назад ногах, а она вышла из мая летящей походкой, изо всех сил стараясь сохранять её степенность. Получалось откровенно неважно.       Она не была красавицей — не слишком высокая, худенькая, черноволосая… Словом, прямое противоречие усердно насаждаемым новой властью канонам красоты — высокой, пышнотелой блондинке, «воплощению славянского духа, верной жене и любящей матери». Впрочем, Алису это нисколько не тяготило. По крайней мере, на словах.       Абраму говорить о красоте не приходилось. Вообще. В своё время кривая дорога поиска знаний вывела его туда, куда ни один их искатель даже в самых сладких мечтах попасть не сумел. Ценой за знания и могущество, собственно, и стали покрывшие почти всё тело парня гнойные язвы, нарывы, рубцы, сползающая лоскутами кожа… и чудовищная боль, сопровождавшая метаморфозу. Впрочем, хавэр Мазуровский по поводу испортившейся внешности особо не переживал, зная, что на финансово обеспеченного жениха невесты сами слетятся — выбирай любую. И с этим знанием хитрый парень, наследник целой династии бухгалтеров, счетоводов и экономистов, начал суетиться сам, пользуясь старинными наработками и связями своей семейки, которая, прежде чем начать считать чужие деньги, заработала предостаточно своих. Способы заработка были самые разнообразные…       Алиса же стала Абраму… Надеждой? Спорный вопрос. Единомышленницей? Сложно сказать. Подругой? Сильно вряд ли. Как бы то ни было, изуродованного здоровяка и худосочную отщепенку связывали отношения, более всего напоминавшие таковые между мудрым наставником и прилежной ученицей.       Установлению столь трепетных отношений помог случай.       — Да-да, мама… Да, куплю… Да, зайду… Да, занесу… Да, заберу… — бубнил Абрам. — Всё, мама, пока-пока, не могу говорить…       Едва непрерывный поток певучих слов на идише иссяк, парень нажал на кнопку отбоя на коммуникаторе, убрал устройство в карман куртки и тяжело вздохнул. Яффа Якобовна Мазуровская, главный бухгалтер конторы НОМАД и по совместительству матриарх клана, могла быть прямо-таки до отвращения дотошной, храня в памяти не только информацию, касающуюся всех законных и не очень делишек своего начальства, но и множество планов, указаний и советов на все случаи жизни для всего большого и дружного семейства. Абрам изо всех сил старался сопротивляться её влиянию. Может, в силу почти не проявившегося и явно находящегося на излёте юношеского максимализма. Может, в силу непрошибаемой флегматичности, унаследованной от прочно сидящего под каблуком у властной жены папаши, которому Яффа даже не разрешила дать сыну свою фамилию, о чём и сын, и отец очень жалели: фамилия-то хорошая, звучная — Арбаджи… А всё-таки Абрам свои дела старался обтяпывать безо всякой спешки, трижды подумав, а по возможности — ещё и хорошо поев перед тем, как начинать.       Вот и сейчас здоровяк неторопливо, вразвалочку, топал выполнять поручения матушки, прокручивая в голове любимый с детства старинный мотивчик и порой останавливаясь, чтобы поглубже вдохнуть смесь газообразных отходов производства и взвеси тяжёлых металлов, заменявшую здесь воздух. Бессмертные строки про дым Отечества в отношении города Нэрли и конкретно Абрама Соломоновича Мазуровского были верны на все сто процентов.       Внезапно до чуткого слуха парня донёсся необычный для данного времени-места звукоряд. Кого-то били. Рядовая ситуация, конечно, каждый день бывает… это если бы били парня. Но сдавленные всхлипы явно принадлежали девушке. И отборная брань, перемежаемая взрывами злорадного хохота — тоже девушкам.       Каждого человека по жизни ведут какие-то направляющие. Желание ли помочь ближним, жажда ли наживы, власти, славы… Абрама по жизни, среди прочего, вело неуёмное любопытство. В пять лет он сунул руку в огонь. В шесть — едва не утоп в деревенском пруду, куда полез без присмотра взрослых. В двенадцать — был ласково встречен приятной компанией тёмной ночью в окрестностях магазина «Олимп» и со всей возможной скоростью препровождён вниз с лестницы. На память о тех событиях парню осталась хромота… со временем, однако, превратившаяся в напускную. В шестнадцать — вообще влип в такую историю, что последствия пришлось разгребать всему клану… что, впрочем, пошло его членам только на пользу. Следует отметить, что именно этот, последний случай, в немалой степени сформировал того Абрама, каким он был сейчас… как внутренне, так и внешне.       Хавэр Мазуровский наблюдал за экзекуцией, оставаясь невидимым для присутствующих. Благодаря своей привычке знать всё обо всех, он уже опознал и избиваемую, и избивавших. Мучительницы принадлежали к свите Екатерины Дивуленко — главной буржуины всея школы, дочери руководителя «Нэрникеля». А истязали они Алису Касимову — девушку не слишком красивую, но умную, проницательную, любознательную и, что не менее важно, приятную в общении. Словом, полную противоположность тем, кто её бил. Самым же важным фактором, заставившим Абрама прийти на помощь, помимо надрывающихся в рыданиях зачатков совести, был подлинный, ненаигранный (такое Абрам умел отличать) интерес девушки к оккультным наукам и всякого рода тайным знаниям. Алиса искала могущества… но не могущества ради могущества — её направлял интерес к самим знаниям, а не к силе, которую они могли даровать. Этот факт заставлял Абрама видеть в девушке что-то, что поэты называют родственной душой. На этот раз парень решил довериться их фальшивым басням и принялся дожидаться окончания экзекуции. Потому что знал: если он вмешается сейчас — мерзавкам не унести ног.       Наконец садистки угомонились, напоследок разбив бедняжке нос, изорвав и побросав в снег учебники. Одна из девушек плюнула Алисе на разбитое лицо, и гадко посмеивающаяся стайка убралась восвояси. Абрам выждал ещё немного, отлепился от стены дома, тень которого позволяла ему сохранять инкогнито, и подошёл поближе к распростёртой на снегу Алисе, на ходу снимая рюкзак.       — Вай-вай-вай… И кто ж тебя так отделал, голубушка? — протянул парень, склонившись над пострадавшей.       Ответом ему была приглушённая, прерываемая охами и хлюпаньем разбитого носа отборная брань. Самыми приличными словами были «Отлезь, гнида!». Хавэр Мазуровский отпрянул, вскинув руки в притворной обиде.       — Ну, г’аз г’угаешься — значит, всё с тобой в порядке. Я, между пг’очим, помочь хотел. Пойду я… — прогудел Абрам, подхватывая рюкзак.       — Стой! Прости… те, — простонала Алиса. — Помогите…       — Так-то лучше, — миролюбиво отозвался хавэр, доставая из рюкзака плоскую белую коробочку. — Рябинки?       — Ч-чего?..       — Рябинки, говорю, возьми. В сахарэ. Съешь паг’у штучек — и боль пг’ойдёт, — гудел здоровяк, поднося коробочку поближе к девушке.       — Издеваешься, да?       — Ни в коем г’азе! — усмехнулся парень. — Ты попг’обуй.       Слабой рукой Алиса зачерпнула горсть белых шариков, закинула в рот… и скривилась.       — Уй! Кыфлячина! — прошамкала она с набитым ртом.       — Глотай! Не выплёвывай! — рыкнул Мазуровский.       С явным трудом девушка сглотнула вязкую массу. Вскоре её лицо и правда озарилось облегчением.       — И правда… помогает! — она посмотрела на здоровяка с улыбкой.       — А то! — Абрам улыбнулся во весь рот, демонстрируя густо-красные зубы и дёсны. — Вег’ное срэдство. Ладно, поднимайся. Идти сможешь?       — Не уверена… — бедняжку шатало, она то и дело хваталась за бока и норовила упасть обратно в снег.       Внезапно девушка взглянула на парня, судорожно икнула, дёрнулась в попытке убежать… но, трезво оценив своё состояние, тяжело вздохнула и смирилась с судьбой, опёршись на его плечо. «Наглеть так наглеть!» — решила она, узнав того, кто пришёл ей на помощь.       Каких только слухов не ходило по школе о хавэре Мазуровском… Его жуткая, сгорбленная фигура пугала школьников, но куда меньше, чем «абсолютно правдивые» рассказы о зверствах, учиняемых им во внеучебное время, а также бесчисленные, с каждым пересказом обраставшие всё более тошнотворными подробностями версии того, как Абрам из пусть и очень полного, но вполне по-человечески выглядящего субъекта превратился в изуродованное страшилище.       Дополнительной жути нагоняла вечно маячащая за его спиной атлетичная фигура его ближайшего сподвижника и побратима, Исы Закирова, за неразговорчивость прозванного Немым. Как уверяло «сарафанное радио» — давнего партнёра Абрама в учиняемых им тёмных делишках. На этом фоне третий член сложившейся ещё с младшей школы неразлучной команды, скромный и пригожий молдаванин Ион Альбеску, просто терялся. Впрочем, отдельные злые языки приписывали ему негласное лидерство и даже в некотором роде шефство над куда более заметными товарищами. Троица, по слухам, имела самое прямое отношение к такому событию общегородского масштаба, как бойня в подсобных помещениях универмага «Уют», в ходе которой все присутствовавшие на тот момент в здании члены владевшего магазином семейства Гюрзиевых были жестоко убиты, а само здание подожжено. Немногочисленные ввиду позднего часа покупатели и персонал успели выскочить, так что, за исключением хозяев, обошлось без жертв. Сам же хавэр Мазуровский оказался вне подозрений — в основном потому, что улики, если они и были, пожрал огонь, а идти в полицию и заявлять о своих подозрениях дураков не нашлось.       Алиса, будучи девушкой сметливой и рациональной, в слухи не верила. Но что-то было в этом уроде такое, заставлявшее думать, что хотя бы часть слухов правдива. Поэтому Касимова решила и дальше корчить из себя несчастную жертву… а попутно постараться подлизаться к спасителю. Будучи увлечённой натурой, посвятившей всю себя поиску оккультных знаний, она буквально нутром почуяла, что нашла учителя. Проводника, так сказать, по извилистым дорогам постижения колдовских премудростей.       — Ай, ну чьто ты будешь делать… — вздохнул Мазуровский. Он едва ли не силком впихнул в девушку ещё порцию своего снадобья, убрал коробочку в рюкзак, закинул его на плечи… и подхватил опешившую Алису на руки. Видимо, чудодейственная рябина и правда придала ей сил — девушка почти перестала стонать и покрепче вцепилась в своего спасителя.       — За чьто тебя так? — снова поинтересовался парень, стараясь перехватить Алису таким образом, чтобы не задевать синяков и ссадин на её теле.       — Катька, с***… — Алиса сплюнула кровь из разбитой губы. — Сначала задирала меня: мол, одеваюсь как нищенка, хожу размалёванная, как неформалка… Я её отбрила, да так, что её весь класс на смех поднял. Катька взбеленилась, пообещала, что я пожалею. Ну, видимо, час расплаты настал, — горько усмехнулась девушка. — Подослала своих прихлебательниц. А сама участвовать не пожелала, трусиха!       — М-да… Не школа, а змеиное кубло, чёг’т бы её побг’ал… — вздохнул парень. Он опустил глаза и глубоко задумался. Но в какой-то момент, будто что-то для себя решив, вскинул голову: — А хочешь, чьтобы они пожалели о том, чьто на свет г’одились? Чьтобы сами у тебя в ногах валялись, вымаливая пг’ощение?       — Нет, Абрам Соломонович, — в знак уважения Алиса обратилась к спасителю по имени-отчеству. — Я хочу, чтобы Катька и её прихвостни больше никому не смогли причинить вреда!       Здоровяк резко остановился, едва не уронив девушку. Посмотрел сначала на неё, потом куда-то вперёд, потом снова на неё… и расхохотался.       — Эй! Что смешного?! — Алиса пихнула спасителя в грудь, не заботясь о том, что он может выпустить её из рук.       — Ну ты даёшь!.. — выдал Абрам сквозь слёзы, когда отсмеялся. — Благог’одно, оч-чень благог’одно! Я бы и так взялся тебя учить, а уж теперь ты никуда от меня не денешься. Гонять буду до изнеможения!       — Я готова… учитель, — отчеканила девушка. — Как мне вас называть?       — Зови меня… мастег’. Или мессиг’. Не ошибёшься, — усмехнулся хавэр Мазуровский.       — Слушаюсь, мастер! — проворковала Алиса, сильнее прижимаясь к новоявленному учителю. — А куда мы идём?       — Дог’огая, иду тут исключительно я. А иду я домой, где буду тебя лечить… а потом выслушивать от мамы за то, чьто дел никаких не сделал, да ещё и притащил не пойми кого. Постаг’айся ей понг’авиться.       — Постараюсь… мессир, — Алиса чмокнула Абрама в щёку, нисколько не страшась прикоснуться губами к покрывающим её отвратительным нарывам. Парень польщённо улыбнулся и неумело погладил узкую ручку девушки.       Они пробирались нерасчищенными сугробами, карабкались рассыпающимися лестницами, топтались невидимыми тропинками… Точнее, пробирался, карабкался и топтался Абрам, а Алиса, за время пути успевшая более или менее оклематься и буквально усесться ему на шею («Куда на спину лезешь, ду́г’а?! Этот рюкзак стоит больше, чем ты!»), подбадривала носильщика себя любимой довольным повизгиванием и энергичным шебуршанием.       — Мастер, а мастер? А чему вы будете меня учить? А где мы будем заниматься? А форму брать?       Ох, не то время девушка выбрала для вопросов — её спаситель балансировал на причудливой, напоминающей острый хребет, узенькой тропинке, по обеим сторонам которой были непролазные сугробы.       — Ду́г’а, не звезди под г’уку!.. — пропыхтел Абрам, отчаянно стараясь удержать равновесие…       Не удержал. Алиса только пискнуть успела, прежде чем погрузилась в снег по шею даже с учётом немаленького роста своего спасителя. Девушка принялась отчаянно барахтаться, въехала локтем по чему-то твёрдому… Судя по недовольному мычанию, это была Абрамова голова. Наконец сильные руки подхватили её, рывком привели в вертикальное положение и вытолкнули на тропинку.       — Ду́г’а, ты и есть ду́г’а… Уй-ё… — ругался Абрам сквозь зубы, взгромождая грузное тело на тропинку. — Если из-за тебя мои запасы намокнут, ты будешь долго умиг’ать…       — Могли бы тогда и не спасать… мастер! — обиженно буркнула Алиса, тем не менее, подавая Абраму руку и помогая подняться.       — Не мог, Алиса, — вздохнул парень, снова подхватывая девушку на руки. — Сег’це у меня добг’ое. Иногда даже слишком. Когда-нибудь это меня погубит.       — А вы большой шутник, мессир! — хихикнула Алиса, крепче прижимаясь к спасителю. — Бесчисленные избитые вашей шайкой в целом и вами в частности хулиганы с утверждением про сердце вряд ли согласились бы!       — Сейчас уг’оню…       — Ну ладно, ладно… Ну мастер!.. — Алиса сделала попытку поцеловать Абрама в губы, но тот гордо проигнорировал столь откровенную попытку подмазаться. Девушка в конце концов сложила руки на не слишком-то большой груди и отвернулась. Недовольный Абрам несколько минут шёл молча… а потом всё же бросил Алису в сугроб.       — Пег’вый уг’ок: всегда быть ко всему готовой! — провозгласил он, с трудом удерживаясь от того, чтобы расхохотаться в голос, пока Алиса, поливая его ругательствами, выкапывалась. До его чуткого слуха донеслось: «Ах, ко всему, говоришь?!», и, когда Абрам протягивал руку, чтобы помочь Алисе встать из сугроба, он уже знал, что последует дальше. Одной рукой девушка поймала протянутую ей длань… а сжатой в кулак второй нанесла Абраму быстрый и сильный удар пониже живота. Если бы парень не был тем, кем был — сейчас уже катался бы по земле и выл от боли. Но не тут-то было…       — Вот об этом я и говорю: всегда быть ко всему готовой! — смеялся хавэр Мазуровский, хватая поскуливающую от боли и дующую на отбитую руку девушку за шкирку и рывком выдёргивая на твёрдую землю.       — Мастер, с***… — сипела Алиса, с трудом поднимаясь на ноги. — Хорошенькое же начало учёбы… Кстати! — она вдруг прекратила корчить из себя умирающего лебедя и обратила на самозваного учителя взгляд заплывших подбитых глаз. — Вот вы, благодетель мой ненаглядный, меня чудодейственной рябинкой угощаете, организм укрепляете… А что вы ещё умеете? Чему учиться-то будем?       — А я всё ждал, когда ж ты спг’осишь… — добродушно усмехнулся Абрам. — Ну, смотри…       Он щёлкнул пальцами, и его новоявленную ученицу вдруг очень заинтересовала вечная мерзлота под её ногами. А когда Алиса подняла взгляд, перед ней стояла… Алиса. Красивая такая, даже краше себя настоящей. В основном за счёт отсутствия внешних дефектов вроде разбитого лица и безнадёжно запачканной тёплой куртки.       — Ну, какова я теперь? — пропел двойник голосом, совершенно не отличающимся от такового у оригинала.       — Мастер… Это… Вы… Это как?.. — промямлила Алиса, не в силах отвести взгляда от чудесным образом преобразившегося парня. В том, что перед ней стоит именно каким-то образом сменивший облик хавэр Мазуровский, она не сомневалась.       — Нравлюсь? — усмехнулась «Алиса». Даже фирменная картавость хавэра Мазуровского при смене облика куда-то подевалась.       — Очень… — благоговейно выдохнула настоящая Алиса. — Но это ведь ещё не всё, правда?       — Это ещё цветочки, — улыбнулся двойник. — Хочешь, секрет расскажу?       — Давайте… Алиса Соломоновна, — продолжал подлизываться оригинал. — Обожаю секретики!       — Я долгое время наблюдал за тобой… — понизив для пущей таинственности голос, зашептал двойник. — Ты проявляешь похвальную любознательность и усердие в поиске тайных знаний… — лже-Алиса гаденько усмехнулась. — Только вот ты, как и многие, не там ищешь. А я хочу, чтобы такой человек, как ты, послужил общему великому делу. Нашему делу. Делу построения общества народного благоденствия и социально-духовной справедливости. Мы отличаемся от тех, чьи стремления сходны с нашими, лишь бо́льшим разнообразием методов. Это позволяет нам сотрудничать с радикальной их частью… Ну да ладно, это всё лирика и теория, а политзанятия у нас по расписанию позже. Суть в том, что я предлагаю тебе вступить в наше… назовём его так, общество благородных устремлений. Мы планируем…       — Я согласна! — выпалила Касимова, не дослушав. — Я хочу учиться! И справедливости хочу, для всех и каждого, чтобы никто обиженным не ушёл!.. — и осеклась, увидев, с каким неудовольствием смотрит на неё двойник.       — Алиса… А потерпеть? — недовольно протянула копия. — Ты привыкай, для членов нашего общества самые главные качества знаешь какие? Терпение, трудолюбие, и, самое главное, — товарищество. Есть и ещё, конечно, но эти — самые важные. И вообще, перебивать старших — это как минимум невежливо.       — Ну мастер!.. — Алиса состроила на лице выражение, которое считала самым умильным из своего арсенала… и на примере своего двойника увидела, насколько жалко выглядит. — Ну простите!..       — Ай, ну ладно… — вздохнула копия. — Вьёшь ты из меня верёвки… А говоришь, у меня сердце не доброе. Ладно, пошли домой, лечиться… — Алису снова заинтересовала земля под ногами, а когда девушка подняла глаза, то вновь увидела того, кто за какой-то час перевернул её жизнь, в настоящем обличье.       — Пошли! — прощебетала она, снова прыгая к Абраму на руки. Тот подивился такой наглости, но ничего не сказал. Так и двинулись, болтая обо всём и ни о чём.

***

      — Сына! Ну кого ты притарабанил в дом?! Что это за вертихвостка?! Я её не знаю! — кипятилась Яффа Якобовна, вызвав сына на серьёзный разговор после того, как самолично обмыла и перевязала Алисе лицо, сытно накормила (опять же самолично, чуть ли не с ложечки), едва не силком впихнула в неё лошадиную дозу обезболивающего и уложила спать на одной из гостевых кроватей в огромном жилище клана, состоящем из целого седьмого этажа, между квартирами на котором жильцы пробили стены. То ли так и было задумано, то ли просто так совпало, но комната, в которой положили девушку, располагалась по соседству с покоями Абрама.       — Последнее особенно удивляет, мама… — вздохнул парень. — Учитывая то, что ты всю мою параллель знаешь в лицо, по именам и отдельным фактам биографии…       — Абрамчик, сыночек, послушай маму! Эта… Алиса не доведёт тебя до добра! — Яффа Якобовна грозно наступала на сына, а тот, пятясь кругами, убегал от неё по комнате, несмотря на то, что почти в полтора раза превосходил мать в росте. Он знал, что причитающий тон матери правдив примерно настолько же, как правительственная пропаганда. Он был даже опаснее тех случаев, когда Яффа Якобовна начинала орать. А орала она… На весь дом было слышно, не то что на весь этаж!       — Спокойно, мама! — терпеливо убеждал Абрам. — Я спас Алису от смерти. Она же могла просто потерять сознание от боли и помереть от переохлаждения! Да и, в конце концов, я давно к ней присматривался… Она — пока единственная кандидатура на вступление в наше общество. Так что я бы рано или поздно сам к ней подкатил. А так — видишь, как удачно получилось? Прямо-таки звёзды сошлись!       — Да тьфу на тебя! — взвилась Яффа Якобовна. — Девочка едва дуба не дала, а ему хиханьки!       Разговор вёлся на идише, так что даже сама Алиса, подслушивавшая из-за угла, не могла понять, о чём речь.       — Мама, тебя не поймёшь! То вертихвостка, которую ты не знаешь, то девочка, которая может дать дуба… Определись уж! — вздохнул любящий сын.       — Не цепляйся к словам! — одной фразой Яффа Якобовна мигом пресекла все попытки сына добиться определённости.       — Прости, мама, прости… — пошёл Абрам на попятную и предпочёл перевести тему: — Ты дозвонилась до её матери?       — А то! Милейшая, интеллигентнейшая женщина, которой с дочерью повезло заметно больше, чем мне с сыном! — Яффа Якобовна никогда не упускала возможности как следует уколоть Абрама. — Попросила не гнать ребёнка в школу, сказала, завтра приедет сама и заберёт. Очень тебя хвалила, героем называла. Так что ладно, иди отдыхай. Завтра тоже можешь в школу не ходить. Заслужил… герой, — матриарх потрепала своего «вечно непутёвого» сына по сальным волосам и ушла к себе. Абрам переоделся в свою любимую льняную пижаму, охлаждающую зимой и согревающую летом, и залез в кровать. Не прошло и часа, как в направлении его комнаты прошлёпали чьи-то лёгкие шаги… а потом кто-то юркнул к нему под одеяло.       — Чьто ж… Я знал, чьто ты придёшь, — усмехнулся Абрам. — Чего хотела?       — Мастер, а мастер! — горячо зашептала Алиса (а это, разумеется, была она). — А снимайте штаны! Я вас благодарить буду!       — Это пожалуйста, это сколько вам угодно… — Абрам сел на кровати. — Только сначала дело.       — Ну, раз дело… Мастер, а почему вы в одних случаях картавите, а в других — нет? — поинтересовалась Алиса. — Я давно заметила, просто не решалась спросить.       — А, это… Да пг’осто я хочу избавиться от каг’тавости, трэниг’уюсь. На одних звуках получается, на дг’угих — нет. Довольна?       — Вполне.       — Тогда к делу, — парень хлопнул в ладоши, и в его руках появились лист пергамента и тонкая чёрная игла-перо с резервуаром для крови.       — Ого… — Алиса казалась почти не удивлённой. — Я-то думала, контракт на продажу души — просто киношный штамп…       — Какая пг’одажа, Алиса, ты чего? — замахал Абрам руками. — Залог, и только залог! Я, скажу по секрэту, сам на таком контг’акте… — проронил парень заговорщицким шёпотом. — Будешь вег’но служить — глядишь, и сможешь душонку-то свою назад вытог’говать. Начальство добг’ое, к г’аботникам относится как к г’одным детям. Главное — вег’но служить и соблюдать пг’авила, — он ненавязчиво приблизил заветный пергамент к лицу своей новой ученицы и, как выяснилось, клиентки. С минуту девушка изучала условия. Затем, видимо, решившись, уколола палец и поставила короткий росчерк в нужном поле.       — Вот ты поставила кг’овью крэст… До ског’ой встрэчи… на кострэ! — негромко рассмеялся хавэр Мазуровский. — Ну, теперь можно даже без фог’мальной клятвы обойтись: ты её, считай, уже принесла, согласно подпункту 2.7 пункта 2 «О случаях подписания контг’акта соискателем-прэтендентом», — удовлетворённо заметил Абрам.       Контракт и перо вспыхнули синим пламенем прямо у него в руке.       — Ну, а теперь можно и штаны…