На грани мрака и рассвета

      Для Нэйтана вечер складывался не слишком удачно. Мара уже умудрилась трижды потерять его — из принципа. Он проскальзывал поближе к Кирии Д’Арка несчетное количество раз, когда Люк находился где-то в другом месте. Из-за этого напряжение, которое испытывал Нэйтан, достигало уровня, который он, как медик, должен был признать нездоровым. Во всей Империи, вероятно, не набралось бы и дюжины тех, кто знал всю правду о маленькой драме, которая разыгрывалась этим вечером, и Нэйтан спрашивал себя, как он оказался в таком положении. Вряд ли он был непревзойденным политиком и вряд ли смог бы контролировать Мару Джейд, если бы она действительно вздумала вступить в бой. Люк утверждал, что это будет «хорошая практика», но в чем она состояла, Нэйтан не знал. По-видимому, в доведении себя до стенокардии.       Мара остановилась под нависающими колоннадами, окинув толпу профессиональным взглядом.       — Мне нужно выпить, — проговорила она, не глядя на него. — А вам нужно выпить?       — Почему нет? — быстро отозвался Нэйтан.       — Посмотрим, что тут имеется, — без запинки подхватила Мара. — Мне энсинт или граппу, со льдом, больше ничего не добавлять. Нэйтан уже собрался поддержать ее идею, когда остановился. До него дошло.       — Я не настолько доверчив.       Мара усмехнулась.       — Признайтесь, вы почти повелись.       — Это доказывает, что мне действительно нужно выпить, а не то, что мне можно заливать что угодно.       — Расслабьтесь, Нэйтан. Если бы я собиралась устроить сцену, я бы сделала это раньше… месяца два назад.       — Ну, с тобой никогда не угадаешь, — уклончиво отозвался Нэйтан, теребя неудобно высокий воротник своего кителя.       — Спасибо, стараюсь изо всех сил.       — У тебя получается.       Будучи на голову выше субтильного медика, Мара обернулась и посмотрела ему в глаза.       — Нам никогда не удается как следует поговорить — верно, Нэйтан?       — Это потому, что я тебе не нравлюсь, — отозвался Нэйтан, не пытаясь ее задеть — таким тоном, каким говорят «к вашим услугам».       — Неправда, — легко возразила Мара, вновь обратив взгляд в сторону собравшихся придворных. — На самом деле, вы тут один из немногих, кому я действительно доверяю.       — В самом деле?       — Именно так. Я знаю, что вы пытаетесь поступать правильно.       — Что ж, спасибо тебе.        — Вы не часто управляете им, но пытаетесь, — сухо добавила Мара.       — Мне нравится думать, что я удерживаю Императора в рамках. И мой вклад в это больше, чем вы думаете, — произнес Нэйтан с тихой гордостью, покачиваясь на каблуках.       — Правда? И по какую сторону этих рамок нахожусь я?       Медик выглядел настолько искренне обиженным, что она добавила:       — Не думаю, что сама смогла бы дать на это достойный ответ.       Нэйтану удалось выдержать паузу в целых десять секунд, прежде чем он ответил со своей обычной искренней прямотой:       — Мара, Люк утверждал, что ты появишься сегодня вечером. На самом деле, он настаивал, что так и будет, хотя… просил об обратном.       Мара оглянулась на далекую, одетую в алое фигуру Д’Арка, в настоящее время окруженную стайкой амбициозных карьеристов. Все они смеялись над ее репликами, внимательные до абсурда, и Д’Арка это явно увлекало. Уже собрала себе клику, язвительно заметила про себя Мара.       Три дня назад она получила записку от одного из помощников Д’Арка — копию этой записки получили все присутствующие здесь дамы, — в которой их вежливо, в выражениях самых обтекаемых, но не допускающих двоякого толкования, выражалась просьба не надевать туалеты каких бы то ни было оттенков красного. Невозможно описать словами, как было велико искушение выйти наружу и приобрести именно красное, основываясь исключительно на этом сообщении. Однако у Мары была небольшая слабость — она обожала использовать свои выдающиеся способности. Пустив их в ход, она выяснила, что наденет Д’Арка… и теперь носила точную копию ее наряда, но в черном цвете. Строго говоря, требование было выполнено, так как ее наряд не был красным…       «Что такое?» — то, что услышала Мара, было скорее мыслью Нэйтана.       — Что такое? — она обернулась.       — Мне просто интересно: отчего ты улыбаешься?       — Просто подумала о Д’Арка.       — О сто одном способе убить ее? — пошутил Нэйтан.       — Нет, — улыбнулась Мара, — о чем-то куда худшем, чем все, что вы можете себе представить.       — Понимаешь, теперь ты заставляешь меня нервничать снова и снова.       — О, не волнуйтесь, момент прошел.       — Ты уверена?       — Уверена, — она не удержалась и добавила через удар сердца: — а если не так — думаете, я бы вам призналась?       Сказать, что с происходящим было легко разобраться, было бы некоторой натяжкой — когда сегодня вечером Нэйтан обернулся в дверях ее покоев с каким-то окаменевшим выражением, которое у нее обычно ассоциировалось с мелким зверьком, пойманным светом фар. В глубине души Маре пришлось признать, что выбрать Нэйтана было со стороны Люка порывом истинного вдохновения, хотя Нэйтан категорически отрицал наличие такой стратегии. Будь на его месте какой-нибудь неизвестный, непоколебимо профессиональный дипломат, которого посадили Маре на хвост, он бы просто начал провоцировать ее, и Люк знал это. Но этим вечером Нэйтан просто бродил за ней, как маленькая резервная совесть. На самом деле, это был мастерский ход — прицепить ей на буксир не раздражительного, могущественного медика, а кого-то вроде большого кареглазого щенка. И попробуй с ним что-нибудь сделать.       — Думаю, тебе известно, что я плохо справляюсь со стрессовыми ситуациями, — Нэйтан пытался давить на жалость. — Я начинаю задыхаться… а еще болтать без умолку.       — Вы всегда болтаете без умолку.       — У меня очень напряженная жизнь.       — У вас поразительная способность ляпнуть что-нибудь невпопад в любой момент.       Нэйтан обезоруживающе улыбнулся. Теперь его голос был пронизан глумливыми нотками:       — Мне нравится думать об этом как о сверхъестественной способности говорить правильные вещи… просто не тем людям и не в то время.       Мара не могла не улыбнуться:       — Пожалуй, соглашусь с этим утверждением.       Нэйтан развернулся, чтобы понаблюдать за Марой в течение бесконечной пары секунд, в течение которых она старательно игнорировала его. Ее внимание было сосредоточено на толпе разряженных в пух и прах придворных. Когда он заговорил, в его голосе звучала искренняя теплота:       — Ну, это мило.       — Что?       — Этот наш разговорчик по душам. Чувствую, это нас связывает.       Мара отвернулась, не зная, обидеться или рассердиться.       — Нас ничто не связывает, Нэйтан. Нечему нас связывать. Это еще один прекрасный пример того, как вы говорите правильные вещи не тому человеку в неподходящее время.       Нэйтан только улыбнулся.       — На самом деле… хочешь потанцевать?       — Не наглейте.       Нэйтан снова отвернулся. Обычная грубость Мары не расстроила, а напугала его. На самом деле, вечер может оказаться приятным. Он изучал беспорядочное движение толпы, буйство красок и пьянящих духов.       — Кажется, я потерял Люка. Ты видишь его?       — Ну, сейчас он, по большому счету, понял, что видел всех, кого должен был видеть, и отыграл какие-то тайные сценки, которые собирался. Так что можно предположить, что он залег на дно.       — Ну, это я знаю — просто мне интересно, где он… и когда собирается вернуться.       — Д’Арка тоже этим интересуется, — задумчиво произнесла Мара. — Я насчитала трех человек, которых она отправила на его поиски.       — С чего ты взяла?       Мара пожала плечами:       — С того, что она подзывала их, словно чтобы поговорить с глазу на глаз. С того, что потом они уходили, озираясь по сторонам. И с того, что никто из них пока не вернулся к ней, но и не покинул бальный зал.       — Знаешь, я иногда забываю, с кем имею дело, — произнес Нэйтан, явно впечатленный. — И как ты хороша в этом.       — Что ж, я была бы не очень хороша в этом, если бы не делала того, что делаю, не так ли? — Мара не сводила взгляда с Д’Арка. — Так что ты думаешь о ней — только честно?       Нэйтан взглянул сквозь толпу на далекую фигуру, окруженную теми, кто надеялся занять место в свите будущей императрицы.       — Она очень красива, я полагаю, — проговорил он. — Она умна, проницательна, и у нее хорошая голова для политических…       — Полагаю, вы сейчас заткнетесь, — сухо перебила его Мара.       Нэйтан поколебался секунду:       — Но я могу сказать, что это деловая договоренность, больше ничего.       — Может быть, кто-то должен указать ей на этот факт, — глаза Мары задержались на яркой вспышке алого шелка. — Как думаете, ей можно доверять?       — Люк доверяет — и я полагаю, что он знает, что делает.       — Она очень… убедительна.       — Полагаю, Палпатин тоже был убедителен, хотя и по-другому. Вы знаете Люка, он всегда стремится все делать по-своему.       — Я беспокоюсь не о Люке.       — Беспокоишься? — Нэйтан слегка поддразнил ее. — Мара Джейд беспокоится?       Мара повернулась, чтобы взглянуть на него искоса.       — Вспомните, что говорили только что. Иногда вы забываете, что меня учили на убийцу.       — Сейчас вспомню, — отозвался Нэйтан — это было шуткой лишь наполовину. Он выдержал долгую паузу, прежде чем добавить:       — Мара, я могу осмотреть эту комнату и назвать два десятка политических браков, и это только те, которые я вижу. Таким образом во многих Королевских домах ведут свои дела, и Д’Арка с Люком тоже.       — И я?       — Верно, — ответил Нэйтан, даже не задумываясь.       Маре захотелось обнять доктора. Вместо этого она просто прищурилась и молча отвернулась, чтобы посмотреть в толпу, задаваясь вопросом: знал ли миниатюрный медик, насколько недооценивает собственные способности, когда вот так легко успокаивает бурю.        — Долго же вы не могли на это решиться.       — Ну, ты же знаешь, я осторожный тип, — Нэйтан улыбнулся.       — На самом деле, вы когда-то вышли из игры и угрожали вывести из игры меня — навсегда.       — Да неужели? — Нэйтан просветлел лицом. — Я впечатлен.       — Собой?       — Ну да. Я не очень хорошо угрожаю. На самом деле, помните, когда мы…       — Давайте не будем вспоминать, — перебила Мара, не оборачиваясь. Если человек ей симпатичен, это не значит, что в отношении его можно давать слабину.       — Я просто вспомнил историю с флагом, — продолжал Нэйтан, словно не замечая ее реплики. — Помните, с какими проблемами мы столкнулись, когда предоставили Люку выбор?       Мара издала еще одно «хм-м». Она хорошо помнила. Ей пришлось фактически запугивать типично упрямого Скайуокера, чтобы он просто ознакомился с проектами — после чего тот быстро передал их Нэйтану, чтобы тот выбрал один из них, к великому раздражению Мары.       — Он всегда точно знал, на какие кнопки нажимать, — криво усмехнулась она.       Внезапно она вспомнила лоррик-иву, венок из которой был на выбранном эскизе флага. Теперь этот флаг реял над дворцом всякий раз, когда Люк находился в резиденции, а также был изображен как герб на многих небольших кораблях, которые новые Император использовал — хотя он настаивал на предложении, что этот символ также должен украсить «Патриот». Венок из лоррик-ивы были традиционным символом королевской власти, которым издревле короновали правителей системы Тета. Ива олицетворяла качества великого правителя — силу и гибкость, способность выдержать давление и не сломаться. Тем не менее, в то время Люк утверждал, что Палпатин видел в лоррик-иве символ своего превосходства над Наследником. Тонкий намек на то, что гибкое легко сгибается — а следовательно, является послушным и покорным.       Это была сложная, двусмысленная игра, похожая на поигрывание мускулами. И именно эта игра — когда Люк привык, что за ним изо дня в день наблюдают, изучают, привык бороться с этим наблюдением, а также к разуму Мары — именно эта игра в конечном счете сделала его настолько способным войти в роль Императора, с такой врожденной легкостью, удерживая массивную, разношерстную Империю и сохраняя неколебимость своего положения перед лицом множества соперников-оппортунистов, которые надеялись извлечь выгоду из нестабильности переходного периода. Неважно, что Люк думал о Палпатине. Он, несомненно, подготовил Люка к этой роли как никто другой. И тот факт, что Люк знал это — что он использовал уроки, которые Палпатин вбивал в него изо дня в день — было самого Люка источником постоянного раздражения.       Все еще глядя на Кирию Д’Арка, Мара прищурилась, пристально изучая ее. Потому что примерно так же поступал ее старый мастер. Человек, который всегда рассматривал все, что его окружает — даже своего протеже и наследника — как нечто большее, нежели пешек, которых он выбирал для своей игры…       Вспышка ярко-пунцового, которая обозначила местонахождение Д’Арка среди ее чрезмерно внимательной маленькой клики, пробирающейся через зал, с лакеями на буксире — и Мара быстро перевела взгляд в сторону плеча Нэйтана, чтобы поймать его взгляд и привлечь его внимание.       — Еще раз?..       — Флаг. Я спрашивал, ты помнишь флаг?       — Само собой, я помню всю эту катастрофу с флагом… но почему вы не рассказали, какую роль сыграли в этой истории?       Смущенный неожиданным всплеском дружеского интереса со стороны подозрительно разговорившейся Мары Джейд, Нэйтан все еще хмурился и искал причину этого, когда та же пунцовая вспышка, которую он поймал краем глаза, сделала все ужасающе ясным. Взгляд Нэйтана был все еще прикован к Маре, его лицо совершенно помертвело на несколько бесконечных секунд — прежде чем доктор опомнился и продемонстрировал нервную улыбку, повернувшись к Кирии Д’Арка и неизвестному моффу, который шагнул вперед, чтобы познакомить их на правах хозяина.       — Моя леди, позвольте представить вам Нэйтана Халлина, одного из старших помощников Императора.       Нэйтан вежливо поклонился, немного успокоившись.       — Простите… полагаю, меня лучше воспринимать с точки зрения той роли, в которой я выступал здесь изначально. Я врач Императора.       Кирия любезно улыбнулась.       — Врач Императора… Как я понимаю, это на вас ложится вся ответственность, когда другие не могут достойно его защитить?       — Нет, нет, — с коротким смешком отозвался Нэйтан, сразу понимая, на что нацелен этот разговор. — Нет… ну что вы, нет…       Он знал, что повторяется, но, похоже, не мог остановиться. Вид Мары, выпрямляющийся на периферии поля его зрения, стал серьезным стимулом сдвинуть беседу с мертвой точки.       — На самом деле, у Его Превосходительства есть превосходная, целеустремленная команда профессионалов, которые заботятся о его безопасности. Они выполняют фантастическую работу.       — В общем-то, я и не сомневаюсь, но… у меня создалось впечатление, что Император был тяжело ранен при попытке покушения всего несколько лет назад?       — Ну, м-м-м… — Нэйтан несколько раз моргнул. — Да, но Личная гвардия Императора, которая этим занимается, предотвращает по несколько таких попыток каждый месяц.       — Ах, — Кирия не отставала, — это очень обнадеживает. Но тогда можно предположить, что в такой атмосфере непревзойденного профессионализма тот, кто не столь хорош, — тот, кто, возможно, не смог исполнить свой долг в прошлом — сохранит свое положение лишь благодаря более деликатным связям…       Нэйтан снова ощупал высокий воротник своего кителя; внезапно тот показался ненормально теплым. Надеясь получить толчок, чтобы перевести разговор на более безопасную тему, он предпринял новую попытку.       — Боюсь, что еще не поздравил вас, леди Кирия. Должно быть, вы очень довольны.       — Да, хорошо, что мы можем официально объявить о наших отношениях. Сохранять их в тайне — очень хорошее испытание… — взгляд темных миндалевидных глаз Кирии на миг метнулся в сторону, не касаясь Мары: — Это становится очень утомительным, а порой вызывает такое напряжение… Есть мнение, что под таким давлением подобные отношения во временем разрушаются сами собой.       — Ах…— Нэйтан снова терял почву под ногами, но Кирия продолжала, словно ничего не замечая:       — Я думала, вы сегодня будете с коммандером Риисом, коммандер Халлин.       — Ну, знаете, служба есть служба, — улыбнулся Нэйтан, затем быстро взглянул на Мару. — Но не могу сказать, что появился здесь с коммандером Джейд только по долгу службы или во исполнении рутинных обязанностей!       Мара едва не испепелила его взглядом прищуренных глаз, который затем задержался на Кирии.       Нэйтан долго моргнул, несколько секунд растерянно молчал, прежде чем снова попытался найти более безопасную тему.       — Хм… ваше ожерелье великолепно, леди Кирия.       Мара тоже посмотрела на прекрасное ожерелье и в первый раз подала голос:       — Да, оно очень… бросается в глаза.       Нэйтан нервно кашлянул.       — Это подарок, как я понимаю?       Подбородок Кирии вздернулся, хотя она не подала виду, что слова Мары ее задели.       — Да, подарок… Император хорошо знает, что мне нравится.       — Точно, — кивнула Мара, — очень хорошо знает.       Нэйтан начал замечать, что некоторые из ближайших придворных понемногу пятятся от них, и не мог не позавидовать им. Взгляд Кирии по-прежнему был устремлен на Нэйтана, когда она снова проигнорировала слова Мары и подняла руку с наманикюренными ногтями, чтобы коснуться тяжелых, ограненных камней.       — Они красиво подобраны, вы согласны? Очень редко можно найти подходящие камни столь исключительного размера и качества.       — Знаете, что я думаю… — небрежно произнесла Мара, и ее тон заставил Нэйтана вспотеть: — Кое-то однажды очень метко выразился по поводу драгоценностей и безделушек. Видите ли, иногда безделушка может значить больше, чем все драгоценности, которые вы сможете повесить себе на шею.       Кирия наконец повернулась к Маре, на ее тонком овальном лице сияла очаровательная улыбка, миндалевидные глаза смотрели холодно.       — На мгновение — возможно, коммандер Джейд. Но, как вы можете видеть, новизна не может заменить истинной ценности. Несравненный подарок Императора — наглядная иллюстрация его взглядов.       — Видите ли, я очень хорошо знаю Императора, — Мара бросила взгляд на богатое ожерелье на шее Кирии. — Драгоценные камни значат для него очень мало… Однако они прекрасно огранены.       — Полагаю, вы недооцениваете проницательность Императора в таких вещах, коммандер Джейд. Уверена, Его Превосходительство хорошо знает, что камни одинаковой ценности и следствия всегда дополняют и выгодно подчеркивают друг друга. Идеально подобранная композиция не может быть заменена декоративной безделушкой. Это было бы равнозначно замене логики глупостью, что совершенно не в его натуре.       — Полагаю, вы перепутали свое мнение с мнением Императора — возможно, вы знаете его не так хорошо, как думаете, — холодно ответила Мара. Удивительно, но у Д’Арка не нашлось чем немедленно и язвительно отбить этот выпад — хотя, не считая того, как она понизила голос, она и не пыталась сдерживаться.– И раз уж мы заговорили о предвзятости и ограниченности... когда-то вы обвинили меня в том, что в глазах Палпатина я являюсь ресурсом для временного удовлетворения потребностей. Ну, я обдумала это… и сегодня мне пришло в голову, что и Палпатина я знаю намного, намного лучше, чем вы. И у меня для вас новость. Вы здесь потому, что удовлетворяете потребность, заполняете нишу — это требование момента. Наверное, я сейчас являюсь избыточным ресурсом, как вы выразились — в данный момент, но… вот что я обнаружила: я все еще рядом. Я все еще здесь, и этому нет никакой другой причины, кроме желания Императора. Я была здесь очень долгое время… Мара сделала паузу, чтобы придать вес следующим словам: — Безделушки — они всегда знают свою ценность, потому что эту ценность им придают другие, и никакой иной ценности у них нет. А эти крупные, холодные, сверкающие драгоценные камни… ну, они никогда не узнают, являются ли истинной ценностью или их держат лишь потому, что в настоящий момент они чего-то стоят. И не выбросят ли их, едва они упадут в цене.       В готовой взорваться тишине, последовавшей за ее словами, Мара удержала инициативу, склонив голову в вежливом поклоне — настолько легком, насколько это было допустимо.       — Прошу прощения, моя леди. Вечер почти подошел к концу… порой время течет так быстро, и я не хотела бы украсть ваш момент славы.       Она хладнокровно отошла в сторону. Нэйтан уставился в пол. Наконец, Кирия повернулась к нему, и доктор услышал собственный голос, когда, подняв руку, нерешительно указал на удаляющуюся фигуру Мары и пробормотал:       — Хм-м-м…. я вынужден… прошу прощения.

***

      Была почти полночь, когда Мара, наконец, заметила, что Клем стоит, не привлекая внимания, в одной из меньших, более уединенных балконных дверей — и позвонила себе почти незаметную со стороны улыбку. Еще одной вещью, которую Кирия Д’Арка знала теоретически, но не на практике, был уникальный протокол, который создал для себя Люк — привычки Императора и то, как особо доверенные лица реагировали на них. Клем один у полуоткрытой балконной двери — это означало лишь одно: Люк на балконе… и поскольку Клем смотрит в бальный зал, а не на балкон, он там один.       За секунду до того, как подойти, Мара забеспокоилась, что Клем может помешать ей пройти на балкон, как поступил бы с большинством других. Но тот лишь коротко кивнул, после чего перевел взгляд обратно на толпу. Нэйтан тоже притормозил, достигнув двери, но предпочел остаться на пороге.       Она вошла в душный, теплый вечер и сразу поняла, почему Люк ушел сюда. Он любил тепло, даже когда оно было так доступно, как сейчас. Мара остановилась в полумраке между бальным залом и тенями, где стоял Люк, и он тут же обернулся и выпрямился, испустив долгий вздох. Она улыбнулась, шагнув вперед. Темная одежда делала Люка почти незаметным, позволяя затеряться среди теней.       Он был одет в безупречно сшитую форму из черной саржи. Темные эмалированные пряжки ремня, на которых был закреплен его световой меч, создавали слабые отблески ниже его короткого, приталенного кителя. Широкая, винно-красная орденская лента через правое плечо была одним из двух знаков отличия, которые Люк носил на публике, несмотря на постоянные попытки Рииса добавить что-то еще: шестиконечная Имперского ордена и, максимум, на кремовой нашейной ленте поверх воротника кителя — Орден Звезды. Несмотря на то, что и тот, и другой представляли собой высшие награды, предназначенными для элиты, и вручались по распоряжению Императора, Мара всегда подозревал, что Люк выбрал их по гораздо более конкретной причине, имеющей меньше отношения к знакам отличия. Имперский орден был отделан темно-рубиновой эмалью, а Орден Звезды — ограненными камнями в черной оправе. Это означало, что красный Орден становился почти невидимым на фоне красной ленты, а черную Звезду поглощала чернота мундира, и оба едва различались с расстояния в несколько шагов. Он играл — но, как всегда, на своих условиях.       — Поздравляю, — она не хотела, чтобы ее первое слово прозвучало так тяжело или резко, но так получилось.       — Прекрасно выглядишь, — сказал он, полностью игнорируя замечание.       — Это все платье.       — Это не платье.       Люк сказал это так просто, что Мара почувствовала жар наслаждения внизу живота, и ее губы медленно разошлись в теплой улыбке.       — Не разрушай мое брюзгливое настроение. Сегодня я потратил немало времени, нянчась с ним.       Мара прошла вперед, чтобы опереться на балкон, ее взгляд блуждал в туманном зареве города, и почувствовала: его очередь сделать то же самое.       — Здесь слишком жарко.       — Я люблю жару.       Мара улыбнулась и, не поворачиваясь, бросила:       — Ты вернулся бы в свою треклятую пустыню прямо завтра, не так ли?       — Нет, я действительно не…       — Но ты уйдешь отсюда.       Он замолчал надолго, а когда заговорил, его голос задумчив, словно он изучал собственный ответ:       — Нет… я бы не ушел.       Она повернулась к нему. Чувствуя, что находится под пристальным вниманием, Люк взглянул в ее сторону постоянно меняющиеся потоки света, которые плели бесконечно среди высоких светящихся строений.       — Мне нравится ночной город. Он выглядит намного привлекательней, чем при свете дня.       Вряд ли это была тонкая попытка уйти от разговора. Большинство людей увидела бы в этом намек, но Мара знала, что это не так. Она не принадлежала к большинству.       — Как ты, держишься?       — Это на самом деле труднее, чем я думал, — сказал он абсолютно спокойно. — Это не было так трудно… пока я не увидел тебя.       — Я видела, как вы танцуете, — Мара боролась, чтобы сохранить светский тон. Она помолчала мгновение, затем добавила: — Знаешь, вы ужасная пара. Она для тебя слишком мелкая.       — Спасибо, — сухо отозвался Люк.       — Может, мне стоит пойти и сказать это ей, — беспечно бросила Мара.       Люк слегка улыбнулся, его тон стал более легким.       — Не смей. К тому же, думаю, тебе уже слегка наплевать на вечеринку.       — Нам обоим, — Мара улыбнулась. — И мы даже не устраивали сцен — разве мы не хороши?       — Были бы хороши, если бы не плюнули.       — Думаю, это было бы просто нереально, — парировала Мара. — Думаю, ты не пригласил бы меня.       — Я никогда не сделаю этого, Рыжая, — Люк улыбнулся, не оборачиваясь, — не тогда, когда это дает мне возможность увидеть тебя такой красивой.       Мара улыбнулась.       — Смотри, это просто платье.       — Нет, — повторил он тоном, не терпящим возражения. — Но это определенно не стандартная дворцовая проблема.       — Возможно, так и должно быть.       Люк склонил голову:       — Я не уверен, что Клем мог бы разрешить ее… и носить свой обычный арсенал.       — Эй, я ношу бластер! — сказала Мара с притворным возмущением. — И виброклинок.       — В самом деле? И где они?       Люк подошел поближе, но Мара отдернула шелестящую, блестящую ткань в шутливом гневе.       — Руки прочь, Скайуокер! Это платье денег стоит.       Он усмехнулся. В слабом освещении, несмотря на свои шрамы, он выглядел весьма несдержанным молодым летчиком, которым попал сюда, исполненным высокомерия и негодования. Пользуясь моментом, Мара шагнула вперед, чтобы поцеловать его, но Люк быстро попятился, бросив взгляд на открытые балконные двери. Она остановилась, нахмурившись.       — Нарушение правил? — саркастически осведомилась она.       — Здесь и сегодня вечером — да, — просто ответил Люк.       — Ах, как грубо и цинично, — прорычала Мара. — Возможно, я недостаточно утонченная и слишком умная для ваших маленьких игр.       — Почему ты всегда все так усложняешь?       — Я?! Это не я женюсь на какой-то тщеславной коротышке голубых кровей, чтобы закрепить свое положение.       — Ты хотела, чтобы я стал Императором. Ты хотела этого. Помни об этом.       Это было старое обвинение, которое он не первый раз бросал ей. И каждый раз Мара задумывалась: каким-то образом могло оказаться, что он не хотел этого для себя, не видел в этом конечной цели.       Она оглянулась на ярко освещенный бальный зал, а затем повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом и удерживала его взгляд в течение бесконечных секунд, пока осторожно нащупывала следующие слова:       — Я хочу спросить тебя в последний раз. Больше мы никогда не станем к этому возвращаться…. Ты уверен, что это единственный способ получить то, что тебе нужно?       Люк вздохнул, не поднимая глаз. Мара знала, что он старается не встречаться с ней взглядом.       — Я пытался придумать другой способ вот уже девять месяцев, и только потратил впустую время, которое мог бы потратить на продвижение вперед. Я не могу назвать никакого другого способа получить это — не в те сроки, которые мне нужны. Даже это может не сработать.       — Что именно тебе нужно?       — Содействие Королевских домов.       — Ты этого добился!       — Нет. Я добился их терпимости и согласия.       — Это все, что тебе нужно, и ты это знаешь. Это все, что у тебя было, чтобы твое господствующее положение не пострадало, — Мара могла буквально слышать, как ее отчаяние просачивается сквозь плотный заслон контроля. — Ты запросто можешь держать Империю в руках и без Кирии Д’Арка.       — Да, я могу — Империю Палпатина. Я могу стоять во главе Империи Палпатина, но не моей Империи… и я не собираюсь этого делать.       — И то, что ты намереваешься делать, так сильно отличается от этого, что тебе понадобилась Д’Арка?       Мара умолкла, осознав, как случайно брошенные слова просочились в ее собственные мысли.       «Так сильно отличается…»       Ее голос упал, внезапно став очень серьезным. Воспоминания о его вспышке на Станции Хоска внезапно ворвалась в ее мысли, и по ее спине пробежал озноб.       — Что ты собираешься делать с этим, Люк?       Он отвел взгляд. Его голос стал тихим, слова предназначались только для нее.       — Ты в самом деле могла подумать, что я дал бы Палпатину его династию, Мара?.. когда-нибудь, хоть на секунду?       — Что ты собираешься делать? — повторила Мара, ее голос превратился в пронзительный шепот.       Он покачал головой.       — Хотел бы я сказать тебе, Рыжая.       — Тогда почему не скажешь?       — Думаю, ты не одобришь.       — После всего, что ты сделал, ты вдруг забеспокоился о моем одобрении, — сухо заметила Мара. — Может, если бы ты это понял и рассказал мне — ты удивишься, но я даже могу тебе помочь.       — Хорошая мысль, — легко согласился Люк. — Я подумаю об этом.       — Не подумаешь! — Мара почти рассмеялась. — Ты не будешь думать об этом ни одной секунды. Тебе не нужно делать это в одиночку, Люк.       — Нужно. Сейчас все в безопасности. Если что-то пойдет не так, ты сможешь предстать перед любым судом, пройти все испытания и с чистой совестью сказать, что ничего не знаешь. Я действовал один.       — Мне не нужна твоя защита.       — Знаю. Но я все равно должен это сделать, иначе не смогу спать по ночам.       — Ты и так не спишь, — ее отчаяние теперь было слегка приукрашено юмором… вернее, замаскировано на его прочной защитной полосе.       Люк криво усмехнулся.       — Еще одна хорошая мысль. Я подумаю об этом сегодня вечером…       — Знаю — когда ты должен спать. Ты знаешь, что ты, без сомнения, самый целеустремленный, упрямый, раздражающий, выбивающий почву из-под ног сумасброд, которого я когда-либо встречала?       — Но?..       — Я не знаю, знаю ли я его.       Он снисходительно покачал головой, но она могла ощутить хрупкую грань под под самой поверхностью и почувствовала, что ее сердце потянулось к нему. Он так старался быть тем, кем, как он знал, должен был быть, каким, как он знал, его ожидали видеть аристократы, дипломаты и военные. Такой человек, как он знал, будет удерживать Империю от распада и держать их в страхе, пока он силой своей воли тянет ее к некоему безымянному плану.       — Почему ты не можешь рассказать мне про это? Ты мне настолько не доверяешь?       Люк посмотрел вниз, потирая переносицу, затем взглянул на яркие огни в зале.       — Я не могу сделать это сейчас, Мара.       Ее дыхание замерло на неглубоком вздохе. Все снова вернулось к этому: он брал ее повсюду, рисковал столь многим и, вероятно, осложнял свою жизнь и осуществлением своих планов в десять раз, поддерживая ее, но все еще не доверял ей.       — Хотела бы я вернуть тот день, — слова прозвучали глухим, сокрушенным рокотом.       Люк покачал головой.       — Это я виноват, не ты.       «Нет, виноват Палпатин».       Произнеси она это — обвинила бы она своего прежнего мастера? Это был первый раз, когда она когда-либо открыто ставила под сомнение решение Палпатина.       — Нет, я бы не оставил тебя там. Это была моя вина.       — Тогда почему ты не можешь мне доверять?       Он покачал головой в сокрушенном молчании, и она снова вздохнула, понимая, что он также старался быть тем, кем она хотела — пытаясь как-то отвлечься от ожиданий военной клики и королевских домов и создать более полную картину. Попытка быть всем для всех… Потому что она спросила об этом. Потому что она попросила его остаться. И этого он не мог простить ей? И именно это на самом деле стояло между ними?       Она вздохнула, нежно улыбаясь ему, зная, что он увидит это, несмотря на густые тени, которые скрывали их обоих. Далекие напевы праздничной музыки напоминали Маре ночь, которая была давно — в каком-то другом зале, где праздновали запуск «Патриота» под неусыпным наблюдением Палпатина, когда они были разделены пропастью шириной в пару дюймов, связаны с внешними обязательствами и ответственностью, как и сегодня, и Мара тихо прошептала под музыку:       — Потанцуешь со мной сегодня вечером — наедине?       И снова проговорила, повинуясь импульсу:       — Потанцу…       — Не спрашивай, — Люк поднял руку и медленно потер глаза. — Не усложняй.       — Ты не дослушал, — она знала, что защищает свои мысли — неужели сегодня ей это не удалось?       — Мне и не нужно. Думаешь, после того, как прошло столько времени, я не знаю тебя, Мара? Думаешь, я все равно не знаю тебя? — он вздохнул, опустив голову. Это так тяжело, Мара, это так феноменально сложно… И каждый раз, когда я смотрю на тебя, это усложняет работу, но я должен это сделать, должен…       Она изучала его в темноте: напряженно сжатые челюсти, жесткая линии его плеч, хмурая гримаса, которая превратила глубокий шрам в полумесяц, смущаясь в волнения в его глазах.       — Ты делаешь то, что должна, Мара — что бы это ни было, я понимаю… но я должен это сделать.       «Делай то, что нужно». Разве он не знал? Если он знал ее так хорошо, разве он этого не знал? Не раздумывая, она двинулась к нему в темноте, подняв руки, чтобы обхватить, когда она наклонилась ближе, чувствуя в тот момент, когда его руки обняли ее — и этого было более чем достаточно.       Минуты тянулись, пока они стояли неподвижно и молчали в объятиях друг друга, скрытые темнотой ночи, музыкой мягкой и далекой, и Мара понятия не имела, было ли это принятие или прощание, или отчасти одно, отчасти другое. Затем она почувствовала, как Люк медленно взял ее руку и поднял ее, сдвинув другую свою руку вдоль ее талии. Бережно он начал двигаться в ритме тихой музыки, забирая ее с собой. Глубоко тронутая, Мара подчинилась, положив голову ему на плечо, крепко обняв его, чувствуя, как он расслабился, когда прижал щеку к ее волосам.       Они долго танцевали в темноте…