Доброе утро

Арсений влетает в номер, но у двери все же останавливается и выдыхает. Антон спит, ему плохо. Студент болеет, а значит, будить его плохая идея. Попов прислоняется головой к двери и еще раз глубоко вздыхает. Какого, блять, черта? Он не понимает, что не так? Он был готов к любым поворотам событий, но явно не к таким. Попов открывает дверь, тихо заходит в номер, сразу же поворачиваясь к двери и прислоняясь к ней лбом. Он полностью повторил свою позу, в которой стоял изнутри. В чем смысл этого — он явно не понимал, но видеть Антона сейчас не очень-то хотелось. Сердце стучало, а органы так сжимались, что хотелось просто вылететь из номера и не возвращаться. Поэтому, мужчина быстро подошел к шкафу, выхватил оттуда джинсы и рубашку, скинул с себя одежду и надел футболку. Когда он начал надевать джинсы, то со стороны кровати послышался шорох, на который сразу же повернулся Попов. Антон прижал к себе одеяло, буквально обнимая его руками и ногами, причмокивал губами и тихо посапывал во сне. Арсений загляделся буквально на секунду, после вставил ноги в штанины и застегнул ширинку с пуговицей. Он схватил в руку телефон и пачку, но его отвлек голос юноши. — Арсений Сергеевич? — тихо зовет Шастун, рыская руками по кровати. Попов тяжело вздыхает, берет в руки телефон и, не смотря на юношу, выходит из комнаты, но Антон так жалобно тянет, — пожалуйста, Арсений Сергеевич. Почти у двери Арсений останавливается. Внутри идет борьба: стоит ли вернуться в кровать к студенту и сделать вид, что ничего не изменилось, или же стоит просто выйти, тихо прикрыв за собой дверь? Но голос Антона заставляет Попова вернуться, положить на стол телефон и пачку. — Что «Арсений Сергеевич»? — тихо спрашивает мужчина, смотря на Антона. Тот трет кулаком глазки и тяжело дышит после сна. Видимо, ему становится с каждым часом хуже и хуже, но он явно не собирается признаваться в этом историку. Старший медленно подошел к кровати, остановился напротив, но даже садиться на кровать не стал. — Все хорошо? — тихо спрашивает Антон, смотря прямо на Арсения. У Шастуна приоткрыт рот, губы обветрены и слегка потрескались, а глаза такие наивные, по-детски добрые. Попов тяжело вздыхает, смотрит на мальчика снова, не сдерживается и подходит к кровати. Он ставит одно колено на кровать, тянется к студенту и прижимается к его лбу щекой. Лоб Шастуна был теплым. Сказать, что у него огромная температура, не правильно, но мужчина все равно покачал головой, тихо цокнул и снова развернулся, но в этот раз в руки взял еще и кошелек. — Я скоро вернусь, — кидает Арсений, обуваясь, — не смей покидать кровать. Понял? — мужчина повернулся на Антона, который лишь кивнул и медленно лег обратно на кровать, сильнее кутаясь в одеяло. — Куда вы? — тихо спрашивает Антон, но Арсения уже не было в номере. Антон утыкается лицом в подушку и тихо вздыхает. Сердце замирает, а в животе все скручивает. Чувство стыда поглощает, растекается по всему телу, не дает вздохнуть. Поэтому Антон укутался в одеяло, чтобы и носика не было видно, и тихонечко вздохнул. Проблем ему не хотелось. Тем более, проблем с мужчиной, который так притягивал к себе.

***

Арсений медленно шел по улице, засунув одну руку в карман, а между пальцами второй сжимая сигарету. Он смотрел только перед собой, делая затяжку за затяжкой. Ему не нужно было ничего. Ему уже ничего не хотелось. Хотя нет, знаете, хотелось. Хотелось прийти и устроить хорошенькую взбучку мальчику, который лежал сейчас на его кровати. Попов прекрасно понимал, что это не вариант — вполне возможно, что это он не правильно все понял, и на самом деле «Имя Фамилия» не Антон, а кто-то другой? С такими же длинными ногами, носками, компом и стеллажом, как в номере. Попов потряс головой, остановился и сделал очередную затяжку. Прямо перед ним была вывеска «Аптека». Он внимательно осматривал здание. «Как же хочется домой», — пронеслось в голове. Сигарета оказалась в мусорном баке, руки в карманах, а ноги сами по себе потянулись в заведение. Арсений открыл дверь, пропустив при этом двух пожилых женщин, выходящих из аптеки. Затем зашел внутрь, остановился у прилавка и улыбнулся кассиру. — Здравствуйте, — мужчина почти мурлычет. Он привык быть очень приличным и интеллигентным — Петербург, все-таки, культурная столица. Плюс, воспитание родителей брало верх. «Уступай старшим и младшим, будь внимательным, никогда не выпендривайся и знай, кто ты на самом деле!», — он как сейчас помнит слова отца. Арсений был благодарен своей семье. Даже проживая в Омске, они сумели дать мужчине достойное воспитание. Правда, после того, как Арсений признался в своей ориентации, они поспешили съехать обратно в Омск, притворно улыбаясь. Они делали вид, что это ни капельки не поменяет их отношение к сыну, но вышло совершенно не так. Но Попова это не задевало — он сначала устраивал свои «вечеринки», приглашая Ляйсан с Пашей к себе чуть ли не каждый день, затем свыкся с тишиной и переделал спальню родителей под кабинет. Никто не возражал, а отец лишь (опять же, притворно) посмеялся, посоветовал не покупать диван зеленого цвета, ведь он явно не будет сочетаться с обоями. А Арсений так и поступил — диван был куплен не зеленого цвета. Мужчина любил своих родителей, хоть и понимал причину такого поведения. Он знал, почему они «внезапно» уехали обратно, почему так редко звонят и прочее. Но ему, по правде говоря, было даже некогда подумать об этом. Опять же, причина в его постоянной загруженности работой. — Что вам? — спрашивает девушка. На ней был белый халат, а волосы были связаны в хвостик. Она вполне симпатична, строит глазки и улыбается во все тридцать два, но Арсению все равно. — Может, вы подскажете что-нибудь от кашля? — просит Арсений, снова улыбаясь и поставив локоть на столик. Он упирается кулаком в щеку и смотрит самым честным (нет) и милым (да) взглядом на девушку, которая даже слегка растерялась. — Есть температура? — тихо спрашивает она после пары секунд молчания. Она подавила в себе звук «э-э-э», улыбнулась и начала печатать что-то в компьютере. — Небольшая, думаю, — отвечает Попов, продолжая улыбаться. Он прекрасно знает, как реагируют на его улыбку, поэтому он не прекращает это делать. Ради своего мальчика — можно. — Тогда, возможно, АЦЦ или Амбробене (пр. автора — лекарства от кашля), — тянет продавец, смотря на мужчину чуть нахмурившись. — Давайте и то, и другое, и еще терафлю, — просит Попов, доставая из заднего кармана бумажник. Он отсчитывает нужную сумму, протягивает продавцу и улыбается снова, забирает покупки и выходит из аптеки, не забыв попрощаться. По пути обратно он снова курит, а когда заходит в номер и подходит к чайнику, чтобы поставить его, слышит сильный кашель, который пытались заглушить подушкой. Арсений качает головой, заваривает терафлю и несет кружку юноше. Он ставит кружку на тумбочку, садится на край кровати и слегка тормошит Антона. Мальчик мычит, сильнее утыкаясь лицом в подушку, — давай, малыш, подъем, тебе нужно выпить лекарства. Антон отстраняется от подушки всего на пару сантиметров, непонимающе смотря на мужчину. Потом опускает руку на его коленку и сжимает. — Полежите со мной, Арсений Сергеевич, — просит мальчишка, пытаясь притянуть к себе историка. — Сначала выпей лекарства. — Так не честно, — ноет Шастун, но после тихо вздыхает и встает. Арсений протягивает ему кружку с теплым лекарством. Пока Антон выпивает содержимое, Арсений берет полотенце и спортивные штаны, выходит в душ, чувствуя взгляд мальчика на себе. Он останавливается у двери в ванную комнату, поворачивается на юношу и подмигивает. — Ты пялишься, — смеется историк, смотря на студента, — снова. — Сами пялитесь, — отводит в сторону взгляд Антон, сильно краснея. Попов улыбается, резко меняет свой путь, возвращаясь к кровати и оставляя на виске Шастуна поцелуй: аккуратный, очень теплый и заставляющий вздрогнуть. Потом снова смеется и вновь идет к ванной, — вы надолго? — Освежусь и приду, — бросает Арсений, — надеюсь, к этому времени ты выпьешь лекарства и немного полежишь. Потому что время ужина скоро. Мужчина входит в ванную, закрывает дверь, но не на замок — зачем? — и раздевается. Он встает в ванную, включает и настраивает воду, быстро принимает душ. Ему не хватало тепла сегодня явно. На улице прохладно, а в кровати слишком горячий Шастун — в обоих смыслах — и ему требовалось немного расслабиться. Но наслаждаться струями он решил не очень долго — все-таки его ждут. Когда он вышел уже переодетый в обычные спортивные штаны, Антон спал. Он прижимал к себе подушку, а ротик его слегка приоткрыт. Арсений тяжело вздохнул, закинул одежду в чемодан, а после подошел к кровати, поправил одеяло, чтобы Антону было теплее, чмокнул его в лоб, задерживаясь на пару секунд, и вышел из комнаты. Если вы думаете, что Арсений оттягивает разговор — вы ошибетесь. Он просто сильно волнуется за Антона, именно поэтому прямо сейчас сидит и смотрит в одну точку, выпивая уже пятый (или больше?) по счету бокал виски. Терпкий, слегка горьковатый напиток пропитал его горло, а сознание начинает мутить. Да, возможно, это был не очень обдуманный поступок, с учетом того, что в его кровати лежит заболевший студент, но Попова это мало волновало. Он крутит в руке телефон и старается не думать о том, как сильно поменяется его обычная жизнь с приходом этого длинноногого парня. А еще больше он старается не написать гребанному анониму, что понял кто там — за экраном. Поэтому, Попов лишь заказывает еще один бокал напитка, разблокировав телефон и открывая журнал звонков. Он быстро находит нужный номер, нажимает на него и слушает гудки. Подушечкой пальца он проводит по кромке стакана, слишком (как кажется ему) громко дышит и прикрывает глаза, когда на том конце отвечают. — Да? — раздается слегка рассерженный голос. Попов улыбается, но потом мычит, понимая, что собеседник его не слышит, — Арсюх, ты чего? — Паш, я пьян, — отвечает Арсений, опуская голову на стойку. На том конце слышится возня, а потом негромкий хлопок. Видимо, Паша вышел из спальни, чтобы не мешать жене, — а еще в моей кровати Антон, у которого температура и кашель. — Сколько температура? — спрашивает филолог, после следует щелчок зажигалки и громкий выдох. — Небольшая, думаю. Не больше 37 и 5, — тихо отвечает Арсений, разглядывая янтарную жидкость в стакане. Он сделал глоток и поморщился. — Купи ему терафлю и… — Я уже все купил и даже заставил выпить, — перебивает Попов, допивая залпом напиток. Он жестом показывает подлить, что сразу же и делает бармен, — что мне делать с тем, что он в моей кровати, классно целуется, а еще он — это аноним, похоже. — Чего? — переспрашивает Паша, давясь воздухом. Арсений на это лишь смеется, но после разочарованно выдыхает, — как ты узнал? — Слишком похожи, — бросает неопределенную фразу Попов, на что слышит возмущенное «эй» и снова смеется, — это не так важно. — Слышь, Попов, — почти звереет Добровольский, — руки, блять, в ноги и к нему. И, блять, зубы почистить не забудь. — Ты слишком много ругаешься матом, мам, — стебется Арсений, слыша очередной возмущенный возглас из динамиков. Мужчина убирает стакан в сторону, кидает пару купюр на стойку и медленной, расслабленной походкой направляется к выходу. Однако, он не идет к лифтам, а сворачивает к выходу из отеля. Он вытаскивает из кармана пачку, вытаскивает оттуда сигарету и зажимает ее между губ. Паша же молча курит, так и не сбросив вызов. — Так вы целовались? — Да, — тихо говорит Арсений, зажигая сигарету. Он делает затяжку, тяжело вздыхает и опирается спиной о фонарный столб, прикрыв глаза. Алкоголь приятной тяжестью отдавался в мышцах, из-за чего Арс улыбается и делает еще одну затяжку. Никотин будто перегоняет алкоголь по телу дальше, ноги становятся будто ватными, руки не хотели держаться, им бы упасть вдоль тела и не двигаться, — он сказал, что я классно целуюсь. — Почему тогда ты пьешь? — тихо спрашивает Паша. Арсений ведет плечом, но после хмыкает и отвечает: — Я не знаю, Паш, он еще такой маленький. — Ему девятнадцать, мать твою, Арсений, — тянет Добровольский. Был слышен ещё один хлопок дверью, а после всхлип носом, — прекрати нести хуйню, иди и обними его, ты нужен ему сейчас. — Как погода дома? — тихо интересуется Арсений, открывая глаза. Сейчас хотелось в Петербург больше, чем когда-либо. И зачем вообще он согласился на эту поездку? Эти дни тянутся слишком долго, ему хочется в Питер, ему нужно домой. — Не переводи тему. — Не говори Лясе пока что, хорошо? — просит Попов, выкидывая сигарету. — А ты вернешься сейчас к Шастуну? — Да. — Вот и договорились, — хмыкает Паша, — спокойной ночи, алкаш. — Я вернусь и решу проблему с тем работником, — отвечает Арсений, — спокойной ночи. Они скидывают звонок одновременно. Телефон аккуратно возвращается в карман спортивных штанов, а ноги медленно, но верно тянут к номеру. Попову остается лишь смириться и следовать своей интуиции и прочему говну, которое подсказывает вернуться к Антону раньше, чем он проснется. В лифте мужчина прижимается виском к холодной стенке, прикрыв глаза и спрятав руки в карманы. Возможно, Попов бы не хотел знать Шастуна, не хотел бы ехать сюда, в этот громкий, отвратительный город. Возможно, он не хотел бы целовать эти пухлые, прекрасные губы, смотреть в прекрасные, зеленые глаза. — Да хотел, блять, — тихо рычит мужчина, ударяясь головой об стенку. Лифт издает характерный звук, а потом двери открываются. Попов слишком резко срывается с места и выходит из кабины. Голова немного кружится, но Попов не замечает, ему хотелось быстрее оказаться в номере. Когда дверь уже открыта, а одна нога уже на пороге, то Арсений также резко останавливается. «Какого черта я творю?», — спрашивает сам у себя Попов. Он тихо разувается, идет в ванную и чистит зубы. Он ополаскивает лицо, смотрит на себя в зеркало, упираясь руками в раковину. Мужчина рассматривает свое лицо, тяжело дыша. Надо просто выйти в комнату и лечь рядом. Ничего сверхъестественного. Арсений сжимает руки в кулаки, наклоняется и пару раз бьет по раковине кулаком. Несильно, дабы не разбудить студента, но ощутимо. Он сжимает зубы и рычит, скалясь. Потом прикрывает глаза, глубоко вздыхает, умывается еще раз и, стянув футболку через голову, вытирает ей лицо, кидая куда-то в угол. Ему плевать. Он просто молча выходит из ванной, останавливается у кровати и смотрит. Антон красивый. Который раз он думает об этом? Арсений медленно подходит к кровати со свободной стороны и ложится на самый край. Но, как только он оказывается на кровати, Шастун поворачивается и кладет на грудь мужчины голову. Попов приподнимает руки, не зная, куда их деть. Он немного ошарашено смотрит на мальчика, но после аккуратно приобнимает его за талию. Завороженно смотрит, чувствует тепло тела Антона. Арсений слегка улыбается, наклоняет голову и едва ощутимо целует его в лоб. Антон на это лишь слегка морщится, но не просыпается, сильнее прижимаясь к историку. Он же засыпает почти сразу. Алкоголь и теплое тело студента дают о себе знать. Арсений даже забывает про то, что должен проверить Алину с Яной — он просто засыпает. И это, наверное, была бы одной из лучших ночей, пока посередине ночи у Антона не начался кашель. Сильный, надрывающий горло. Грудь мальчика тяжело поднимается, а руки сильнее прижимают к себе Попова. Он сразу просыпается и тихо шепчет успокаивающие слова, пока до него не доходит, в чем дело. Арсений, который только осознал происходящее, аккуратно сажает Антона на кровати. Тот сразу же просыпается, прикрывает рукой рот, но продолжает тяжело кашлять. — Тише, тише, — шепчет Попов, поглаживая по спине Шастуна, — водички, может? Антон лишь качает головой, но Арсений уже подорвался и через полминуты сидел с кружкой в руках около зеленоглазого, протягивая напиток. Он придерживал кружку, чтобы она не упала из рук Шастуна, а когда тот допил — поставил на тумбочку пустую чашу. Попов снова обвил руками юношу и потянул за собой, укладывая на свою грудь. Тот свернулся и тяжело дышал, утыкаясь носом в кожу историка. — Вы пили? — тихо спрашивает Антон. Внутри Арсения все перевернулось, и он в очередной раз пожалел о том, что сделал это. — Спи, котенок. — Арсений Сергеевич, — зовет Антон, ожидая ответа. Его глаза закрыты, а руки тихонько трясутся. — Да? — Вы пили? — повторяет свой вопрос Шастун. Арсений тяжело вздыхает, но все же кивает, издавая тихое «угу», — из-за меня? — Почти угадал, — смеется мужчина, — засыпай, — тихо говорит он и проводит рукой по спине мальчика. Тот тяжело вздыхает, но послушно закрывает глаза и тяжело дышит. — Спокойной ночи, Арсений Сергеевич. — Спи крепко, Антош. Но Попов так и не сможет заснуть снова. На часах было 4:24, а в голове миллион мыслей. Он прекрасно понимал, что мальчик испытывает хоть какие-то, но положительные эмоции. И прекрасно понимал, как сильно он влип. Потому что симпатия к мальчику перерастала в более сильные чувства. — Я знаю, что аноним — это ты, — тихо шепчет Арсений, когда на часах почти 6 утра. Он продолжает смотреть в стенку, а мысли так и лились из головы, — а еще, я знаю, что ты, Антон Шастун, безумно мне нравишься. Арсений прикрывает глаза и пытается заснуть. Пусть он озвучил хоть что-то, пусть это сказано всего лишь спящему Шастуну, но внутри было намного спокойнее. Попов тяжело вздохнул, крепче сжимая в руке талию младшего. Сон никак не приходил, из-за чего ему пришлось даже посчитать овец, но ничего не поменялось. — Вы мне тоже нравитесь, Арсений Сергеевич, — отвечает Шастун тихо, одними губами, но Арсению хватает и этого, чтобы услышать. Он улыбается и, закрыв глаза, засыпает.