Деловое предложение

Раннее утро в Гонконге — время бедняков. Город просыпался с рассветом, рыбаки, рыночные торговцы стекались в центр, только экспаты и элита могли позволить себе нежиться в постели до восьми-девяти утра. Леви нравился утренний город, до того как его накроет влажным удушливым полуденным зноем. Каждый день он вставал с первыми лучами, и в компании Фарлана, а иногда и Изабель, трусцой бежал с Шанг-Вань до Виктории пик: подъем был крутым, но он обожал наблюдать, как меняется город — чем выше он забирался, тем отчетливей проступала гигантская пропасть между богачами и обычными жителями: уродливые старые домишки в окружении гигантских многоэтажек сменялись аккуратными коттеджами с панорамными окнами и роскошными садами. Каждый день был напоминанием — однажды он сможет жить, как они. Леви, как всегда, остановился перевести дух у входа в национальный парк. Сегодня даже Фарлан не составил ему компанию, слишком был подавлен событиями прошлого вечера. Забравшись на середину горы, к своему любимому месту, откуда открывался вид на город и залив, Леви сосредоточился на тренировке. Его мастер, Кенни, всегда называл его “китайцем в шкуре белого”, потому что считал, что ни один европеец не в силах постичь глубокую философию вин-чун, но Леви был его лучшим учеником, и он не мог не признавать этого. Встречу с Кенни он считал судьбоносной, во многом определившей его дальнейшую жизнь. Невысокому и щуплому мальчишке нелегко было давать отпор обидчикам, которые почти всегда превосходили его по силе. Впервые он увидел Кенни в пьяной драке, как тот двумя молниеносными ударами вырубил оппонента. “Хочу научиться так же” — решил тогда маленький Аккерман. Он помнил, что не давал проходу Кенни, каждый день обивая его порог, обещал отрабатывать каждый урок, готовить, помогать по хозяйству, больше ему нечего было предложить взамен. Кенни не был мастером в традиционном понимании. Все знали — прежде он был успешен, но потом случился какой-то конфликт школ, и это сломало его, он начал пить, потерял учеников и оказался на самом дне — в трущобах Коулуна*. Никто не знал, чем он занимается и как зарабатывает себе на жизнь, люди избегали его, а слухи поддерживали репутацию отверженного, но по-прежнему опасного человека, накрепко повязанного с местными триадами. Только маленькому Леви удалось пробить эту броню — он просто взял Кенни измором, упрямо приходя каждый день, завороженно наблюдая за тренировками некогда знаменитого мастера. Леви потерял мать в семь, и Кенни заменил ему всех, не дав сдохнуть от голода и пропасть в Коулунском муравейнике. В конце концов правительство решило уничтожить город-крепость как рассадник порока и криминала. При расселении Леви отправили в приют, и больше он никогда не видел Кенни. Много раз он сбегал, безуспешно пытаясь найти своего наставника, но на месте дома его ждали руины, а Кенни исчез, как и трущобы, в одночасье стертые с лица земли. Но страсть к боевым искусствам, красота и философия вин-чуна навсегда остались с Леви. Утренний моцион освежил мозги. Все уже не казалось таким страшным. Это просто работа, еще одна сделка, но на других, новых условиях. Леви дал себе слово, что этот раз будет последним: он разберется с Лобовым и выйдет из дела, заберет Фарлана и Изабель и они свалят из Гонконга. “Феликс, Пенинсула, в пять” — высветилось на экране его мобильника. “Черт, похоже, что Лобов не собирается делать тайну из нашей встречи” — подумал Леви. Пенинсула была самой шикарной и старейшей гостиницей города, а Феликс — ее самым популярным рестораном. Дом встретил запахом кофе и поджаренного бекона, непривычно тихие Фарлан и Изабель угрюмо ковыряли свой завтрак, оба были подавлены. — Мне кажется, это моя вина, — тихо сказала Изабель, — наверняка я спалилась на какой-то фигне. — Брось, Иззи, уж если кто и мог облажаться, то точно я, — утешал ее Фарлан. — Что за упаднические настроения? — оборвал их Леви, — Еще пару дней назад у вас глаза горели — так хотели работать с Лобовым. — Но… — начала Изабель. — Это просто работа. Мне не нужно, чтобы вы распускали тут сопли и искали виноватых. Да расслабьтесь уже, просто эти люди не знают других методов. Все будет хорошо, ну, — он подмигнул Изабель и включил их любимую песню. Слабые улыбки заиграли на лицах друзей, когда он тихо затянул: — I've paid my dues. Time after time… И когда он дошел до припева, кухня задрожала от победоносного хора: — We are the champions, my friends, and we'll keep on fighting till the end! Изабель заливисто смеялась, глядя, как Фарлан изображает Фредди Меркьюри, распевая в скалку вместо микрофона. Когда звучали финальные аккорды, они уже утирали слезы от смеха. Дом вновь стал домом, уютным, спокойным, таким, каким должен быть, как будто угроза отступила. Леви расслабленно откинулся на стуле: — У нас все под контролем. — Я уверена, — кивнула Изабель, теперь она в этом не сомневалась.

***

Сойдя с ферри, Леви окинул взглядом привычный пейзаж. Он по-своему любил эту часть города: отсюда остров казался совсем маленьким, только небоскребы рваными осколками врезались в небеса. Обогнув здание музея, он зашагал к гостинице. Швейцар услужливо распахнул двери. Лифт взмыл на двадцать восьмой этаж. — Вас ожидают? — предупредительная хостес встречала у входа в Феликс. — Очень на это рассчитываю, — отшутился Леви и добавил, — Аккерман. Тень пробежала по лицу девушки, но она тут же взяла себя в руки, и вновь расцвела улыбкой: — Позвольте вас проводить, мистер Аккерман. Его подвели к столику, за которым уже сидел немолодой мужчина: темные волосы с легкой проседью, безупречный, явно сшитый на заказ костюм, туфли из дорогой кожи, на мизинце поблескивал сапфиром перстень, ни намека на бренд. Леви отлично разбирался в этих вещах: в его работе подобная наблюдательность позволяла отделять зерна от плевел, отличать состоятельных людей от тех, кто хотел таковыми казаться. Лобов по-своему был человеком уникальным, полукровка, с иностранной фамилией, на такой высокой должности — для Гонконга явление почти невозможное. Его отец, потомок русских эмигрантов, бежавших в Китай от революции, оказался человеком предприимчивым и хватким. Благодаря природному обаянию и харизме он смог породниться с одной из самых влиятельных триад Гонконга. Николас пошел еще дальше, пользуясь репутацией семьи, лишь упрочил свое положение, наладив связи с русской мафией, проворачивая многомиллионные сделки. Но самый удивительный поворот в его карьере случился за пару лет до официальной передачи Гонконга Китаю. Пока остальные в панике пытались покинуть страну, готовили себе плацдармы в Чайнатунах Лос-Анджелеса и Нью-Йорка, Лобов внезапно отошел от дел, национализировал часть своих предприятий, вступил в партию и стал уверенно продвигаться в политике. Хоть прошлое и бросало тень на его репутацию, но мало кто рисковал копать так глубоко. Сейчас Николас был добропорядочным гражданином, филантропом и меценатом, представителем деловой элиты Гонконга. — Добрый день, — поприветствовал Лобов, фальшивая улыбка контрастировала с цепким взглядом темных глаз, — Спасибо, что смогли уделить мне время. Леви сдержанно кивнул, усаживаясь напротив. — Обойдемся без прелюдий? — Сразу чувствуется профессионализм, — тихо рассмеялся министр, — Что ж, если вы настаиваете. Есть дело, требующее ваших особых навыков. Лобов положил на стол кожаную папку и аккуратно подтолкнул ее к Леви, несколько минут тот изучал содержимое, а потом осторожно поинтересовался: — Венчурный фонд “Крылья свободы”? Зачем он вам? Еще полгода, максимум год, и он и так пойдет ко дну. Насколько я знаю, фонд в полной заднице — больше двадцати стартапов и все, как один, убыточные. Я слышал, что Закклай собирался прикрыть его еще пару лет назад, но потом, кажется, назначил нового президента, насколько мне известно, ситуацию это не сильно спасло. Лобов с интересом слушал: — Мне нравится ваша осведомленность, мистер Аккерман. Вы правы, все так. Но есть одно маленькое “но”. Вы слышали о федеральном законе номер пятьдесят четыре? — О запрете на вмешательство в геном человека? — Именно. — И какое отношение он имеет к венчурному фонду? — Самое непосредственное. Вы знаете, в какие проекты они вкладывают деньги? — Я не изучал этот вопрос глубоко, кажется, это мелкие фармацевтические компании и какие-то сумасшедшие ученые-одиночки. — Фонд поддерживает проекты, направленные на изучение старения. Сейчас оппозиционная партия активно лоббирует отмену этого закона, под лозунгами “Гонконг — город будущего, город ученых, а не рабов”. Представляете, в какой панике фармацевтические компании? Леви нахмурился: что-то тут было нечисто, с влиянием Лобова оставить в силе уже действующий закон — не такая уж и проблема, зачем ввязываться в сомнительное предприятие с угасающим венчурным фондом? — Я все еще не понимаю, — признался Леви. — Вам знаком президент фонда — Эрвин Смит? — Нет, я же сказал, что никогда не интересовался предприятиями Закклая, безусловно, слышал о них, но никогда не изучал. — Дело в том, что в нашу последнюю встречу мистер Смит ясно дал мне понять, что у него есть на меня некий компромат, и если я буду лоббировать запрет, то он намерен его обнародовать. Я оказался между молотом и наковальней: с одной стороны фармацевтические компании, которые ждут от меня запрета, с другой — фонд Эрвина Смита, для которого отмена этого закона сулит новые возможности. Понимаете, о чем я? Леви ухмыльнулся: — Когда вас шантажируют, это так неприятно, — с нажимом ответил он. — Именно, — Николас проигнорировал издевку. — И что вы хотите от меня? — Ответного удара. Мне нужен компромат на этот венчурный фонд, такой, чтобы СМИ могли сделать из них монстров: отмывание грязных денег, связи с теневыми структурами, все, что угодно. Леви задумался, эта работа не слишком отличалась от остальных, он не впервые получал подобные заказы, поэтому, еще раз взвесив все за и против, спросил: — Сколько? — В два раза больше, чем за вашу последнюю сделку. И деньги сразу поступят на ваш анонимный счет, никаких рисков. — Хорошо. Завтра с утра попросите прислать заявку на проверку предприятий Закклая в мой департамент и еще на пять-семь аналогичных, чтобы отвести подозрения. Я смогу запустить процесс с понедельника, все по стандарту. Ваши помощники сориентируются. — Значит, мы договорились? — Да. Леви уже собрался уходить, как Лобов остановил его: — Подождите, расскажите, как вам удалось заставить Ли Чана продать свою компанию американцам? Я хорошо знал его и никогда бы не поверил, что он решит с ней расстаться. Это никак не дает мне покоя. — Он был игроком, — пожал плечами Леви, — И он не продал компанию. Он ее проиграл. За карточным столом.