Деловое предложение

Леви с трудом разлепил веки. Больничная палата встретила тишиной и немым светом флуоресцентных ламп. Из вены торчал катетер, голова была тяжелой и пустой. Воспоминания, словно забытый кошмар, всплывали из глубины сознания: Фарлан и Изабель, такие красивые, смеющиеся, собираются подогнать машину, грохот, жаркая волна, тяжесть чужого тела, кровавые кляксы расползающиеся по белоснежному фраку… Что с ними? Леви резко сел на постели, отыскивая кнопку вызова медсестры. — Мистер Аккерман? Рада видеть, что вы уже пришли в себя, — полноватая китаянка с милой улыбкой материализовалась в дверях, — Как вы себя чувствуете? — Что случилось? Где остальные? — первое, что спросил Аккерман. — Давайте, я лучше позову доктора, он все вам расскажет, — пряча глаза, произнесла медсестра, — А пока, вот, попейте водички. Леви устало откинулся на подушку, липкий, леденящий душу страх сковал все тело. Минуты ожидания тянулись, как часы, наконец, с деликатным стуком к нему вошел пожилой мужчина в белом халате и, крякнув, присел напротив кровати: — Мистер Аккерман, вы счастливчик — отделались легкой контузией и небольшим сотрясением. Неделя постельного режима — и будете, как новенький. — Что с другими? — Вашему коллеге повезло меньше. Множественные осколочные ранения, чудо, что он вообще остался жив. Сейчас он в реанимации. Если бы вы не вытащили его… скорее всего, мы ничего не смогли бы сделать. Вы молодец. Смит. Смит закрыл его своим телом. Принял на себя весь удар, а этот доктор говорит ему, что он молодец? И где, в конце концов, Фарлан и Изабель? — А другие? — осторожно спросил Леви. — Другие? — врач вскинул брови, — К нам поступили только вы и мистер Смит. Леви словно окатили ледяной водой: непослушными пальцами он содрал пластырь, выдернул катетер и соскочил с кровати. Слишком быстро. Голова дико кружилась, а перед глазами мельтешили черные мухи. — Что вы творите? — скорее недоуменно, чем возмущенно вскрикнул пожилой доктор. — Там были еще люди. Где они? — Может быть их просто отвезли в другую больницу? Прилягте, пожалуйста, вам нужен покой. — К черту покой, где мои вещи? — Вам нельзя в таком состоянии покидать больницу! — Собираетесь держать меня силой? — грозно сверкнув глазами, спросил Леви. Доктор отпрянул к двери. — Хорошо-хорошо, я попрошу медперсонал принести вам одежду. В пластиковом пакете был выходной фрак, пропахший гарью и копотью, разряженный мобильник с треснувшим экраном, ключи от квартиры и портмоне. Быстро переодевшись, подписав отказ от госпитализации, Леви, все еще пошатываясь, побрел к выходу. Пересекая приемный покой, он услышал, как кто-то тихо произнес его имя, обернувшись, он увидел Ханджи. Он никогда не узнал бы в этой осунувшейся, печальной девушке вице-президента фонда, в ней будто бы выключили свет — волосы растрепаны пуще прежнего, под глазами залегли глубокие тени, а сама она словно съежилась. — А ты что тут делаешь? — Жду новостей, — Ханджи бросилась к нему на шею, — Я так рада, что с тобой все в порядке! Но Эрвин… Леви было ужасно некомфортно — почему она обнимает его? Они ведь просто коллеги. И Эрвин. Имя президента фонда кольнуло в сердце горьким чувством вины — Эрвин сейчас в реанимации. Из-за него. — Кто-нибудь, вашу мать, может объяснить мне, что произошло? — Я не знаю, не понимаю, все так быстро случилось, мы слышали взрыв, потом нас всех эвакуировали, — сбивчиво начала Ханджи, — А потом… Рядом появился Моблит с двумя чашками кофе и недоуменно уставился на Леви: — Ты как? Не думал, что тебя так быстро выпишут, вы же были там, в самом пекле. Перед глазами вновь начали проноситься картинки, затошнило, закружилась голова и Леви осел на пол. Тут же подбежали медсестры, пытаясь помочь, но тот грубо отстранил их: — Уберите от меня руки. Я с места не сдвинусь пока не узнаю, какого хера происходит. — Тогда, я думаю, тебе лучше пообщаться вон с теми парнями, они допрашивали нас весь вечер,— Моблит указал на двух полицейских, стоящих у ресепшн, — И это, выпей кофе. Выглядишь откровенно паршиво. Ханджи и Моби помогли Леви устроится в кресле: — Крис Чан, офицер полиции, — представился один из служителей закона, — Могу я задать вам несколько вопросов? — Где Фарлан и Изабель? — Леви поднял мутный взгляд, — В какой больнице? Что, черт подери, случилось? — На парковке Джардин-Хаус произошел взрыв. Сейчас существует две версии: террористический акт и неисправность, помноженная на чью-то халатность. Мы отрабатываем обе. Вы оказались в непосредственной близости от очага взрыва. Также после тушения пожара на парковке были найдены фрагменты тел. Следствие сейчас пытается установить личность погибших. Предположительно их было двое: мужчина и женщина. “Фрагменты тел, что он несет?” — подумал Леви, прежде чем осознание накатило удушающей волной. Фрагменты тел. Мужчина и женщина. Этого просто не может быть. Это не могут быть они. В голове была полная каша. — Вам не понадобится экспертиза. Это Изабель Магнолия и Фарлан Черч, — услышал Леви собственный голос, как будто со стороны. — Вы их знали? Есть контакты ближайших родственников? Единственная альтернатива анализу ДНК — опознание. — Я их ближайший родственник. — Сможете спуститься с нами в морг? Леви кивнул. Он как робот отвечал на вопросы. Не глядя подписывал какие-то бумаги. Реальность словно бы ушла на второй план, он все слышал, понимал и осознавал, но чувства будто оставили его. Конечно он узнал — и серебряное колечко в виде оленьих рогов, которое сам подарил Иззи просто так, без повода, потому что оба ненавидели праздники и игнорировали их. Узнал широкую ладонь Фарлана. Сколько раз они соревновались в армрестлинге? Фарлан всегда побеждал, потому что Леви всегда поддавался, но видеть, как друг заливается смехом и отпускает глупые шуточки в его адрес — было бесценно. На лица он не взглянул. Леви боялся, что если посмотрит в них, то навсегда такими их и запомнит — мертвыми. Он не помнил, что было дальше. Леви просто шел по ночному городу, ходил по знакомым улочкам и не узнавал их, его шатало от слабости, но он упрямо двигался вперед. Он оставил позади Абердин и Стэнли, и лишь вновь оказавшись в Центре, понял, что дал полный круг по острову. Уже рассвело, но серое небо было затянуто тяжелыми низкими тучами, готовыми вот-вот пролиться дождем. Внутри была саднящая пустота, не было ни боли, ни скорби, ни печали, он по-прежнему не мог поверить в то, что случилось. И оказавшись на пороге своей квартиры, Леви вновь почувствовал себя десятилетним мальчиком, сбежавшим из приюта на руины Коулунских трущоб в надежде отыскать там прошлое. Он замер в коридоре, прислушиваясь к звукам, ожидая, что услышит мерное жужжание электробритвы из ванны — ежедневный ритуал Фарлана, или как Иззи напевает какую-нибудь дурацкую песенку, чертыхаясь на убежавший кофе, но квартира встретила пугающей тишиной. Они все еще были тут — в воздухе витал запах их парфюма, в холодильнике стояла недопитая бутылка шампанского, каждая мелочь напоминала об их незримом присутствии, и в то же время кричала о том, что Леви теперь один.

***

— Я говорил тебе не лезть на рожон? Говорил, что это может быть опасно? — отчитывал Закклай Эрвина, — Ну, и чего ты добился? — Отмены пятьдесят четвёртого закона? СМИ с утра твердят только об этом: Гонконг будет первой страной, где официально будут разрешены опыты с генетическим кодом человека. — Люди погибли. — Я знаю, — Эрвин отвел глаза, приподнимаясь на больничной койке, — Мне жаль. — Ты идиот? Ты хоть понимаешь, что ты мог быть на их месте? Это твою машину разорвало в клочки на парковке Джардин Хаус. — Я не мог поступить иначе. Если бы Лобов остался, даже твои министры не смогли бы протащить закон. Понимаешь? Сейчас у нас на руках все козыри. Что с Йегерем? — Сидит в своей Германии, ждёт вызова. Сформировал команду и готов к переговорам, так что, как только встанешь на ноги, можешь приступать к делу. — А Аккерман? Врач сказал, что он в порядке и уже выписался. — Ты про Лобовского крысеныша? С пятницы о нем не слышал, дал показания и свалил из больницы. Думаю, что он уже где-то на Карибах греет свою тощую жопу и засаживает симпатичной креолке. Я бы на его месте так и поступил. С его досье лучшего времени для побега не придумать — ты тут играешь в спящую красавицу под капельницами, Ханджи носится с Йегерем, а мне, если честно, просто насрать. — Черт! — выругался Смит, приподнявшись слишком резко и поморщившись от боли, — Дариус, он был нужен нам. Ты просто не представляешь, насколько он ценный кадр. Он стоит десятка. — Пффф, вот и наймешь десяток вместо него. — Могу я тебя попросить проверить, не пересекал ли он границу? У Майка есть копии всех его документов. Даже отпечатки пальцев. — Иногда ты меня пугаешь, Эрвин. Но, черт с тобой, я узнаю. Что говорят врачи? — Все хорошо, на мне все как на собаке заживает. Через два-три дня смогу отсюда выбраться, а через недельку можно будет снимать швы. Ну, и спасибо Ханджи и ее волшебным витаминам — регенерация космическая. — Вы же не?.. Эрвин ухмыльнулся и поднял руки: — Никаких нарушений закона. — Психопаты.

***

Леви совсем потерял чувство времени, дни сменялись ночами, но он словно бы застыл в каком-то мгновении. В голове была полнейшая пустота, он все ждал момента, когда снова сможет почувствовать хоть что-то, и одновременно боялся его, потому что думал, что тогда его просто разорвет от боли и отчаянья. Когда умерла мать было трудно, но рядом был Кенни, он нагружал тренировками, раздавал бессмысленные указания, не давая Леви утонуть в болоте печали, и мало-помалу жизнь начала налаживаться. В приюте были Фарлан и Изабель, угрюмые воспитатели, стычки с другими детьми, тоска по Кенни и дому, быстро стала фоном, лейтмотивом всей жизни, и причиной по которой он никогда не обходил стороной Коулун-Сенчай. Сейчас же рядом не было никого, кто мог бы разделить его скорбь. В голове крутились события последних недель. Раз за разом он возвращался в день, когда вернувшись домой, застал растерянных друзей с пачками компромата. “Надо было просто сдаться полиции, найти хорошего адвоката, или попробовать сбежать, — думал Леви, — В конце-концов, пять-десять лет в тюрьме в обмен на целую жизнь, это не так много”. Или хотя бы позже… Он мог сказать Лобову, что провалился, взять вину на себя и, может, тогда он бы не тронул Фарлана и Изабель? И зачем он вообще позвал их на эту дурацкую вечеринку? Останься они дома, они были бы сейчас живы. Почему он послушал Эрвина, который отказался ехать на такси? Эрвин. Он тоже чуть не погиб из-за него. Чувство вины, словно кислота растекалось по венам, выжигая нутро. Один шаг в сторону, измени Леви хоть одно из своих решений, все было бы по-другому. Фарлан и Изабель были бы сейчас рядом. Он повторял себе как мантру: «Смирись, их больше нет, теперь ты один, научись с этим жить», но, каждый раз услышав на лестнице шаги, вздрагивал, и все его существо наполняла надежда — может быть все это глупая ошибка, страшный сон, от которого никак не можешь очнуться? В дверь деликатно постучали. Кто бы это ни был: соседи, коммунальные службы или иеговисты, Леви твердо решил, что не откроет. Стучали уже более требовательно, а буквально через пять минут дверь уже сотрясалась от чьих-то тяжелых кулаков. — Что за психопат? — раздраженно буркнул Леви, с твердым намерением расколотить рожу незваному гостю. Он резко распахнул дверь и отпрянул: на пороге стоял немного растрепанный Эрвин Смит. Так непривычно было видеть его в нормальной одежде — легких джинсах и белой хлопчатой рубашке с V-образным вырезом, чуть обнажавшем грудь. — Что… ты тут делаешь? — выдохнул Леви. — Хочу поговорить. — Проваливай, — Леви попытался захлопнуть дверь, но Смит успел выставить ногу, и слегка толкнув хозяина в грудь, проник в квартиру. Эрвин смотрел на Леви и не узнавал: от молодого мужчины, которого он брал на работу осталась лишь бледная тень — за эту неделю он похудел не меньше чем на одиннадцать фунтов, и без того острые скулы выдавались еще больше, под глазами залегли глубокие тени, но хуже всего был взгляд — мертвый, потухший. — Черт подери, Леви, что ты с собой творишь? — Какая тебе разница? — огрызнулся тот, — Я сказал — убирайся. — Какая разница? Ну, положим, ты все еще на меня работаешь, и я что-то не припомню, чтобы ты брал больничный или увольнялся. — Окей. Увольняюсь сейчас. Доволен? Вперед, на выход, — Леви попытался развернуть гостя к дверям, но тот даже не шелохнулся. — Леви, я просто хочу поговорить, — Эрвин опустил руку ему на плечо, от чего все тело словно прострелили электрическим током, а злость, как волна, лизнув последний раз берег, отхлынула, — Когда ты вообще ел последний раз? Леви развернулся и молча пошел на кухню, забравшись с ногами на диван, сел, обняв колени, как ребенок. Эрвин оглядел квартиру, он готов был поклясться, что дизайном занималась Изабель, только она могла выкрасить стены в цвета фуксии, завесить все сочными, яркими абстрактными картинами и с таким трепетом разводить живые цветы… Внезапно его сердце затопила тоска и глубокое чувство вины, и осторожно, присев на корточки перед Леви, он попытался заглянуть ему в глаза: — Мне так жаль… — Жаль? — злоба вернулась вновь, захлестывая сознание с новой силой, — Это все ты! Это ты должен был быть в той машине! Не они! Бессильная ярость затуманила разум, и Леви повалил Эрвина на пол, вцепившись в края рубашки принялся трясти: — Почему они? Какого черта мы не могли поехать на такси? Зачем ты вообще заставил меня пригласить их? Вся боль потери, чувство вины, ужаса перед будущим вдруг превратились в слова, и Леви бил ими наотмашь, продолжая трясти Эрвина за воротник, выкрикивая ему в лицо свою скорбь, свое отчаяние. Смит не сопротивлялся, и лишь когда Леви обмяк, вдруг резко подался вперед, подминая того под себя, словно бы обнимая всем телом, сжал плечи и принялся горячо шептать на ухо тихое “Прости меня, прости”. У Леви перехватило дыхание, флешбэком вернулись воспоминания о взрыве, о том, как там, на парковке, Смит точно так же придавил его к земле, защищая. Внутри словно сорвало плотину, Леви трясся всем телом, отчаянно пытаясь вырваться, продолжая осыпать его проклятиями, но чем больше он сопротивлялся, тем крепче сжимал его Эрвин, словно вновь пытался загородить собой от всего мира. Леви почувствовал на щеках горячую влагу и понял, что плачет. Срывая шлюзы, годами запрятанная боль переливалась через край. Он оплакивал мать, Кенни, Фарлана и Изабель, самого себя, а Эрвин продолжал сжимать его в объятиях, ласково нашептывая какие-то слова утешения. Наконец, обессилевший Леви провалился в забытье.