Афганский синдром

Торин понял, что он заберёт мальчиков к себе, скорее всего, в первое же посещение детского дома. Просто он ничего и никому об этом не сказал, но вернувшись в тот вечер домой, крепко о чём-то задумался. Потом он ещё встречался с Бильбо, расспрашивал о том, как живут дети, поинтересовался, наконец, откуда Хоботов-то такой сердобольный свалился, почему он так привязался именно к этим мальчикам и решил ими заниматься. И психолог рассказал, что Филиппа и Кирилла ему стало особенно жалко, когда он провёл с мальчиками положенные занятия, протестировал их, чтобы прояснить уровень общего развития. Оказалось, что уровень этот намного ниже положенного, но при этом видно, что дети отнюдь не умственно отсталые, у них просто задержка в развитии, и с ними всего лишь надо усиленно заниматься, и очевидно, что раньше-то всё у них было хорошо, и развивались они соразмерно своему возрасту, но потом было у них какое-то серьёзное потрясение, после чего дело застопорилось, и проявились все неврозы и отклонения. В документах сказано кратко: дети – круглые сироты, родители погибли, из родственников есть только старший брат отца со странным именем Балин, но он уже слишком стар, и ему нельзя усыновить мальчиков. Со стороны матери есть какие-то родственники, живущие в глухой провинции, но все они либо страдали алкоголизмом, либо не могли взять опеку в силу слишком юного возраста. Бильбо на самом деле начал наводить справки, может ли он усыновить детей или хотя бы оформить гостевую опеку, но ему в этом было наотрез отказано, и тогда он понял, что сделает всё возможное, найдёт родственника, который будет юридически, физически и морально готов взвалить на себя такую ответственность. Упорства мужчине было не занимать, он провернул колоссальную работу и по каким-то старым фотографиям узнал о существовании Торина, прикинул, что это, наверное, и есть тот, кто их спасёт. Он даже узнал откуда-то про Афганистан, отсутствие семьи и постоянной работы и догадывался, что характер у дядюшки ой как не прост, но почему-то его уверенность в том, что именно этот человек наиболее подходящий, с каждым днём всё крепла. Потом он увидел Торина вживую и только убедился в своих предположениях. - Будет нелегко – сразу предупредил он – И это только оформить чин по чину все бумаги и получить все разрешения. А уж о совместной жизни с двумя детишками я вообще молчу. - Сам догадываюсь – мрачно ответил Торин, но Бильбо только порадовался этой мрачности, он увидел за ней принятое решение и твёрдость убеждений. - И ты ведь поможешь нам первое время? - И Вы ведь разрешите мне видеться с мальчиками? – эти вопросы они задали хором. Посмотрели друг на друга, и Бильбо радостно рассмеялся, а Торин только уголком губы дёрнул. Это её не была та улыбка, какой он улыбался когда-то Дашке, но это были первые за много лет эмоции, лишённые негатива и вечной боли. Забавный был этот психолог Хоботов, пыжился важно, чуть ли не щёки надувал и на первый взгляд производил впечатление кабинетного писаки, вышедшего в жизнь. А потом вдруг проявлял при необходимости железную хватку и властный характер, становился совершенно другим человеком. И сразу же после сделанного дела, будто пугаясь своей жёсткости, начинал самозабвенно возиться с детьми, послушно изображал по их просьбам лошадку, собачку, милиционера и чёрту в ступе, читал им вслух и помогал раскрашивать картинки. Торин видел всё это, когда посещал племянников в детском доме в перерывах между обиванием порогов всевозможных контор и организаций. Рассказывать про это совсем не интересно, он и сам потом вспоминал это всё с содроганием. Бесконечные справки, печати, формуляры, экземпляры, копии… И череда чиновничьих лиц, похожих одно на другое в своей тупости, бюрократизме и бесчеловечности. - Почему Вы решили взять детей? - Это мои родственники - Почему не хотите оформить гостевую опеку и оставить их в интернате? - Потому что дети должны жить с родственниками. - Почему Вы не знали о них те почти два года, когда они жили в детском доме? - Мне не сообщили. - Вы понимаете, что дети умственно отсталые, и Вам придётся отдавать их в специальное учебное заведение. - Их психолог утверждает, что не умственно отсталые, а с задержками в развитии, которые можно исправить – начинал скрипеть зубами будущий опекун. - Почему у Вас нет семьи? – добивала глупая бесчеловечная чиновница. - Рожей не вышел – взрывался, наконец, Торин, но в этот момент в разговор вмешивался Хоботов и, поправляя надетые для пущей солидности очки, начинал объяснять необходимость проживания детей с родственниками, вводя остальных участников разговора в лёгкий транс занудным перечислением психологических терминов… Да, несгибаемый Бильбо таскался вместе с Торином в великий поход по бесконечной череде кабинетов, и мужчина с благодарностью понимал, что не справился бы без такого замечательного помощника. Хоботов не только ловко преодолевал все юридические препоны, но и незаметно для других, но при этом очень ощутимо наступал Торину на ногу, когда тот начинал закипать и едва слышно шептал: «Вы не можете сейчас схватиться за ствол, это другая война» Это странным образом отрезвляло, и было едва ли не самым важным в операции под кодовым названием: «собери все бумажки и получи, наконец, самую важную» Разрешение на усыновление Дуринков получил в рекордно короткие сроки… Перед непосредственным переездом мальчиков к дяде в квартиру Бильбо помог и с обустройством необходимого пространства для детей. Когда он первый раз зашёл в квартиру Торина, впечатлительный психолог схватился за голову, едва переступив порог. Повсюду валялись пустые пачки из-под сигарет, под кроватью и столом обосновались хлопья пыли, в ванной кисла в тазу явно несколько дней назад замоченная в стирку футболка, а в холодильнике лежал только полупустой пакетик майонеза и пачка слипшихся пельменей. И этот жуткий человек ещё недоуменно хмурился и уверял, что навёл к приезду детей порядок, которого уже давно не видели стены его старой двухкомнатной квартиры. Совместно Торин и Бильбо привели квартиру в более-менее подобающий вид и Хоботов настоял на походе в продуктовый магазин и закупке «продуктов первой необходимости» - он назвал это так, а хозяин квартиры давно уже не видел такого разнообразия. Дети с радостью согласились переехать жить к нему, они действительно сразу привязались к суровому мрачному дяде и поверили в него. С Кириллом сразу было всё понятно, а Филипп согласился с вердиктом младшего брата и увещеваниями Бильбо. - Фили, Кили, вы же хотели обратно в настоящую семью, и я нашёл вашего дядю Торина – мягко, словно сказку рассказывал он мальчикам, крепко обнимая обоих – Он будет таким же хорошим как папа. Когда вы станете жить у него, ты, Фили, сможешь пойти в настоящую школу, но тебя никто не увезёт от Кили. - Точно никто? – серьёзно переспросил старший и посмотрел на новоявленного родственника более благосклонно. - Никто – успокоил его Хоботов – Он сможет вас защитить. - У него есть пистолет – радостно заорал младший, и Торин удивлённо вздрогнул, расширившимися глазами глядя на ребёнка. Да, пистолет правда лежал в платяном шкафу среди вороха носков, хотя последний раз из него стреляли больше двадцати лет назад. - Может быть – уклончиво ответил Бильбо – Только он не будет его использовать, стрелять в людей нельзя, я тебе много раз говорил об этом, Кили. - Да – вздохнул мелкий – Но он нас защитит и так – решил он и послал дяде очаровательную улыбку. «Вот тебе и глупый малыш» - непроизвольно поёжился Торин, понимая, что мальчики оказываются всё интереснее и интереснее, и он, вероятно, поспешил с выводами. Обиду и неудовольствие от собственного промаха Дуринков уже привычно сорвал на Бильбо. Кажется, Хоботов постепенно становился не только штатным психологом детского дома, но и личным консультантом одного нервного бывшего афганца. - Почему ты называешь их такими дебильными именами? – склочно поинтересовался он, провожая приятеля на автобус. Это стало традицией, они вместе выходили из детского дома, ждали на остановке, и Торин не уходил, пока не удостоверится, что Хоботов сел в транспорт, и с ним всё в порядке. Всё-таки неспокойный район, самая окраина и рейсовый автобус до какого-то пригорода, да по вечерней темноте, да всюду рожи такие подозрительные так и шныряют, да этот растяпа может задуматься и не в тот автобус сесть, сам признавался, что с ним такое нередко бывало. - Им так легче – доброжелательно объяснил психолог – Фили только недавно научился выговаривать букву «р», а у маленького с этим до сих пор беда. Он звал брата «Кили», тот привык, теперь только на это и откликается. И знаете, думаю, они сами не понимают, но мальчики ведь очень хорошо придумали, их имена составляют почти единую звуковую гармонию, переходят друг в друга, дополняя, меандр или даже уроборос, если так ближе. - Ты заговариваешься и несёшь полную чушь – свирепо перебил Торин, какой нахер уроборос, это дети. - Заговариваюсь – послушно кивнул Бильбо – Зато Вы смогли выговориться и рассердились сейчас на меня, а не на чиновников, встреча с которыми нам ещё предстоит или, что было бы ещё хуже, не на мальчиков. И вот, наконец, состоялось великое переселение народов. В тот день Бильбо проторчал у Торина с самого утра и до позднего вечера. Он помог детям разместиться в квартире, разложить свои нехитрые пожитки, они все вместе впервые пообедали за столом, который хозяйственный Хоботов ради такого торжественного случая накрыл красивой скатертью, собирался было разложить кружевны салфеточки, объясняя попутно, что это ему досталось от по наследству от матушки, но он готов пожертвовать для уюта, но тут уж Торин решительно воспротивился. И так уж Бильбо жертвовал слишком много, денег он даже не считал, была у них негласная договорённость не считать, не выделять никак, а по первости просто скидываться. Но если вспомнить все выходные приятеля, которые он тратил на Торина и детей вместо законного отдыха, как возместить всё то, что терял психолог, отказываясь от частной практики, и вместо этого обивал пороги госучреждений, а главное, кто восстановит все те нервные клетки, которые он терял, принимая на себя взрывы тяжёлого ториновского характера? Уже совсем поздним вечером Бильбо сообразил, что было бы неплохо уложить мальчишек спать, но перед этим надо их помыть и переодеть в новые специально для них купленные пижамы. Дядюшка серьёзно заявил, что надо помыть посуду, убрать всё на кухне и ускакал наводить порядок с непривычной для него торопливостью. «Что же, купание детей – это и правда испытание не из лёгких, успеет ещё вкусить сполна, а пока пусть отдыхает» - мысленно поддержал его Бильбо – благородный и, взяв детей в охапку, отправился совершать водные процедуры. Фили беспрекословно залез в ванну, с удовольствием поплескался немного в мыльной воде, благодушно перенёс неприятную процедуру помывки головы и величаво выплыл из ванной комнаты, сияя, как начищенный пятак. Настала очередь Кили, и всё пошло кувырком. Едва увидев ванну, мелкий начал плакать и наотрез отказался к ней подходить. Бильбо сразу понял, что это не просто каприз, он попытался поговорить с ребёнком и выяснить, в чём причина слёз, обычно ему это удавалось почти сразу, если задавать правильные вопросы, то мальчик всегда мог толково на них ответить. Но не в этот раз. Ребёнка била дрожь, он уже устал рыдать и только всхлипывал, широко и некрасиво открывая рот. Только потом мужчина сообразил, что попытка поговорить с Кили прямо на месте, была большой ошибкой, надо было выйти в комнату и сесть на кровать или хотя бы на стул, но в тот момент он как-то нелепо растерялся и не понял этого, продолжая беспомощно уговаривать мальчика. На плач младшего явился Фили, прижал братишку к себе и сразу спросил: «Ты хочешь отсюда уйти?» Тот в ответ кивнул и попытался повиснуть на брате, обхватив его сразу всеми конечностями, и мальчик упал бы под тяжестью, но тут Бильбо среагировал вовремя, подхватил за шкирки этот живой тёплый клубок и выволок его в комнату. Успокаивали Кили втроём, вместе с подоспевшим дядюшкой. Только что цыганочку с выходом перед ребёнком не сплясали, а так были перепробованы все способы. Как это нередко бывает у детей, затих малыш так же внезапно, как и начал плакать, позволил уложить себя в кровать и почти сразу уснул. Фили тоже недолго бодрствовал и вскоре засопел во сне вслед за младшим. Бильбо собрался уходить, Торин напоил его на дорожку чаем, и всё расспрашивал, что же случилось с ребёнком, но так и не дождался толкового ответа, Хоботов его и сам не знал, но обещал непременно подумать над этим. Закрыв за гостем дверь, хозяин обошёл дозором свои небольшие владенья и, уже совсем собравшись, отойти ко сну, заглянул в комнату мальчиков, чтобы удостовериться, что всё хорошо. Всё было хорошо, только Кили приткнулся пол боком Фили и даже во сне судорожно цеплялся за его руку. В этом не было бы ничего настораживающего, если бы не одно но. Кровать Торин купил двухэтажную, и младшего уложил спать на первом ярусе, а теперь пацан был наверху со старшим братом. Хорошо если Фили его к себе перетянул, а если он сам в темноте по верхотуре скакал? Дядюшка задумался, а потом всё-таки не удержался и одобрительно хмыкнул. Нет, он так ещё и не сумел признать Кили достойным членом социума и смотрел на мелкого как на смешную шмакодявку, но тот с каждым разом всё сильнее удивлял и радовал требовательного критика, и что было самым забавным, малыш совсем не прилагал к этому усилий. На следующий день Бильбо заявился с самого утра, в ответ на ехидное удивление в глазах Торина буркнул что-то о том, что у него пациент с обострением. - Псих – обиженно фыркнул Дуринков и в ответ на удивлённо-гневный взгляд просто объяснил, что Хоботову в этом доме рады всегда: «Ну, по крайней мере, пока здесь дети, и ты в доле» - торопливо добавил Торин. - То есть на ближайшие лет десять – радостно понял Бильбо, но Торин в ответ ничего не сказал. «Пациентом с обострением» и правда занялись всерьёз, мужчина расспрашивал мальчика обо всё подряд, делая вид, что это такая игра, но сам неуклонно выезжал на тему воды, водных процедур, будто между делом спросил, не обижали ли его в детском доме другие дети, когда они все вместе купались, чистили зубы или мылись перед сном. Получалось, что нет, и страх у ребёнка необоснованный, а для вчерашней истерики вообще не было причины. Он знал, что в детском доме не было ванн, были просто торчащие из стены душевые лейки и не помнил, чтобы воспитатели жаловались на боязнь воды или чего-то подобного у этого ребёнка. Осторожно подобрались к самому главному, болезненному. - А когда вы жили с мамой и папой, у вас была ванна? - Да. Большая и белая – Кили отвечал спокойно, жевал яблоко и болтал ногами, сверкал на всех своими чёрными глазищами, никаких признаков невроза не наблюдалось. - Кто тебя купал? Мама или папа? - Мама – охотно откликнулся мелкий – И папа. И деда Балин – тут он вдруг сморщился, глубоко вздохнул и состроил жалобную гримасу. - Деда значит – задумчиво почесал в затылке Бильбо – А тебе нравилось играть с дедой? - Да. Он хороший и весёлый. Мы играли в мяч, в солдатиков и ещё в паровоз тоже играли – при этих приятных воспоминаниях глаза Кили снова заблестели, и он улыбнулся. - А в кораблики, например, вы играли? – осторожно спросил мужчина – Например, в ванной их запускали? Вот когда я был маленький, мой папа… Но как играли в кораблики маленький Бильбо и его папа, послушать не удалось. Кили страдальчески поморщился, надул губы и, кажется, собрался зареветь. - Ты любишь дедушку? – торопливо постарался перевести тему мужчина – Он хороший. - Хороший – ответил Кили и всё-таки заплакал – Он хороший, он не хотел сделать мне больно, он говорил… Очень осторожно, словно сапёр, работающий с миной Бильбо продолжил задавать свои вопросы, и спустя очень продолжительное время смог составить полную картину произошедшего в тот день. Балин был для Фили и Кили скорее не дядей, а кем-то вроде дедушки, он казался им очень старым. Они его так и называли, деда, а он не возражал. Он любил малышей, баловал их, с ним можно было играть в такие игры, которые не одобряли мама с папой, например, делать парашютистов из целлофановых пакетиков и запускать их с балкона. Или делать кораблики из бумаги, деревяшек, лёгких консервных банок и пускать их в плаванье по ванной. Мама и папа иногда просили Балина посидеть с детьми, а сами уходили на целый вечер, они ездили на красивой чёрной машине, вот и в тот вечер уехали, и не было в этом ничего не обычного. Дед накормил мальчишек ужином, разрешил Фили включить кассету с мультиками, а младшего посадил в ванну и набрал воды, намериваясь искупать перед сном. Они весело брызгались водой, хохотали, запускали кривобокие кораблики из обрывков пенопласта, когда зазвонил телефон, который Балин по стариковской привычке носил в кармане халата, чтобы не потерять. Одной рукой он взял трубку, а другой продолжал намыливать ребёнка, и, казалось бы, всё было хорошо, но услышав вопрос: «Двалинов был Ваш брат?» - он мгновенно понял страшный смысл короткого слова «был», изменился в лице, руки его задрожали, Кили упал и очень больно ударился головой о край ванны. Мальчик заревел от боли и непонимания, но деда, казалось, его совсем не замечал, продолжал спрашивать что-то у собеседника на том конце телефонного провода, а руки его тряслись всё сильнее, и лицо всё больше становилось похоже на застывшую маску. Кили орал как резанный, и тогда его отчаянные вопли услышал старший брат, примчался жалеть и утешать, сам мелкий и перепуганный он не мог вытащить брата из ванны, у него не хватало сил, а малыш всё оскальзывался в мыльной воде и снова больно-больно ударился. С того вечера вся жизнь пошла совсем по-другому, больше не было папы и мамы, и от деды их достаточно быстро забрала какая-то тётя с лицом холодным и страшным, совсем как у Снежной Королевы. Балин не мог ничего сделать, тётя сказала, что он слишком старый и слабый, мальчики не верили ей, они знали, что их деда очень сильный и по утрам поднимает тяжёлую гирю, но тётя не слушала их слабых возражений. Конечно, Кили рассказал всё это совсем не так складно, да и времени, чтобы его понять потребовалось много-много. И для решения проблемы надо было сделать ещё одну очень неприятную вещь. Бильбо понимал, что ребёнку будет больно, но надо было вмешаться, чтобы дальше мальчик мог жить нормально. - Пойдём со мной – попросил он – Я тебе что-то покажу. Они зашли в ванну и он, снова осторожно подбирая слова, уточнил у мальчика: «Ты боишься потому, что тебе было больно, или потому что там плавали кораблики?» - Потому что она белая – с ненавистью показал малыш на ванну и заплакал, совсем как прошлым вечером. Мужчина уже сам знал, что ребёнка надо просто увести в комнату, поэтому он подхватил Кили на руки и вышел. В комнате сел на диван и долго-долго гладил мелкого по голове, неторопливо рассказывая ему какие-то сказки про море. Убаюканный его спокойным голосом мальчик уснул, Бильбо уложил его на диван поудобнее и укрыл пледом, рядом тут же из ниоткуда возник Фили и сел в ногах у братишки, охраняя его сон. - Торин, надо перекрасить ванну – серьёзно заявил Хоботов и услышал спокойный ответ: «Ну, можно, а зачем?»