Мечта о карих

      Окна небольшого кафе на Каннана-дори радостно блестели под лучами утреннего солнца, разгоняя все сомнения и, хотелось бы, страхи, возникшие от одного только вида сидящей за ними и ждущей встречи с ним, юной шатенки. Она помешивала чайной ложечкой тирамису, между тем даже не глядя на аппетитное блюдо, некрасиво размазанное от таких злостных надругательств. Рядом с ней не таяла от восторга нежных ладоней хорошая книга, не шуршали её мягкие страницы и в глазах карих не отражались слова, перетекающие в историю — всё внимание девушки было приковано к экрану мобильного телефона. Она весело щебетала что-то и так же весело смеялась, частенько размахивая руками для пущей эмоциональности. Стул напротив неё пустовал, а большая белая сумка-шопер висела на спинке, обозначая занятое кем-то или в данном случае, место для кого-то, кто в не решительности словно прирос к земле у самого подхода к ней. От яркого впечатления первого шага к свиданию, от которого здесь присутствовало только романтичное название, в груди что-то совсем светлое и тёплое разом защемило сердце, разливаясь нежным трепетом по всей грудной клетке, между прочим вырисовывая на губах непроизвольную улыбку. Он в смущении закрыл пылающее лицо руками и скоро отвернулся от стекла, прислонившись спиной к холодной стене заведения.       Как же приятно и одновременно страшно видеть её вне станции. Ещё более волнительно понимать, что он находится, одной ногой конечно, но всё же на той стороне барьера, выстроенного перед обычными незнакомцами, которым просто повезло оказаться на единой платформе одним ранним осенним утром. Теперь он не прохожий, но и не друг, а так, знакомый. Знакомый, который, по крайней мере, имеет полное право сказать ей «привет» при случайной встрече и спросить «как дела?» при начавшемся диалоге о былом, но совсем не далёком времени. Он до сих пор помнил кому обязан встрече с любимой шатенкой, хоть и не был с этим человек знаком лично, уже испытывал к нему нежнейшие чувства благодарности и глупой, вместе с тем неуместной, радости от пропажи того. Однако стыдно за такие мысли ему не было. Ему нравилось знать о Юкине то, что открыто если не всем друзьям, то самым близким уж точно. А перейти эту черту оказалось слишком легко, чтобы потом так упорно стараться укрепиться за ней и не показать себя полным неудачником, неспособным совладать с собой и собственной трусостью.       «А вдруг она моя стопроцентная девушка?» — мысль глупая, но совершенно свойственная для любителя книжек, не как гром, но как лёгкий взмах крыльев бабочки, осенила его, заставив убрать руки от лица и открыть его солнцу.       Стопроцентная девушка это хорошо звучит, ему нравится думать о ней в таком плане. Пусть и если разобраться, то совсем как в рассказе была она совсем не стопроцентной и не идеальной, а просто чем-то чарующей, цепляющей за его такое живое сердце. Проценты можно было вычитать начиная с обычной тяги к творчеству писателей, не такой страстной и необъятной, как у него самого. По её рассказам, особого рвения к литературным произведениям она не испытывала, а он любил даже просто перелистывать шершавые страницы книг. Чувствовать их терпкий запах, радоваться способности продолжить любой момент, открытый наобум. Далее процент падает от неё самой. Не сказать, что она была какой-то порочной или плохой, она была живой. Даже слишком. Была неотъемлемой частью общества, а общество непрестанно дышало в ней, легко сводя шатенку к типу, близкому к полной противоположности несколько асоциального юноши, за всю жизнь так и не приспособившегося к общественной жизни и уверенного ритма той. Ему просто не хватало пресловутой уверенности в себе, а сама она хоть и не била кулаком себя в грудь, но имела вполне привычное самомнение, позволяющее вести ей достаточно приятную и лёгкую жизнь в кругу друзей и приятелей.       Взглянув сквозь стекло вновь, он заметил, что она всё ещё прекрасна. Всё ещё вызывает в нём ответный огонёк симпатии, ради которого он буквально наступает себе на горло и до сих пор находится на этом месте, не срываясь и даже не думая о скоропостижном побеге. Девушка что-то особенно забывается в бурной дискуссии и резко вскидывает руками, одной попадая аккурат по стаканчику с тирамису, пуская его в, вероятно, дребезжащий бег вокруг своей оси. Она тут же дёргается и удивлённо-скованно хватает его двумя ладонями сразу, чтобы наверняка убедится в его неподвижности. После нелепо улыбается сама себе и уже мирно продолжает диалог с кем-то по связи. Да, именно поэтому он всё ещё здесь, а не за километр от Каннана-дори. Сама судьба толкает его вперёд: видать, пора перестать тянуть кота за причинные места и уже наконец входить, пока Мачида окончательно не угробила несчастный десерт.       Если она его стопроцентная девушка, то ему совсем не хотелось того же печального финала, как у Мураками.       А между тем в кафе вкусно пахнет едой и ещё чем-то приятным, что вместе с теплом легко обволакивает чуть замёрзшее тело, не шибко бодро надвигая его к ней.       — Да ладно, ты как обычно, прямо в лоб! — смеётся девушка и вдруг завидев парня, отсоединяет один наушник и машет ему рукой. — Всё-всё, он тут, да... Да нет... Ну всё давай... Да позже, ну! Понятно, ага... Пока!       Наушники тут же отправляются в сумку. Добродушная улыбка светится на её лице при виде зажатого и скромно заламывающего пальцы парня, что в ответ только криво усмехается одним уголком губ. Скромность получила зелёный цвет и вошла восвояси, раскрашивая его щёки пунцовым цветом.       — Пр... Доброе утро! — неловкий взгляд скользит по девушке и останавливается в, уже до смешного, растерзанном десерте.       — Утречко, — Юкина внимательно следит за ним и в конечном итоге замечает его взгляд. — Будешь?       Стаканчик скользит по всему столу и он ловко останавливает его рукой, заливаясь краской. Без труда в голове возникло ответвление ситуации, при которой тирамису разлетается на осколки, мгновенно ставя в неудобное положение как минимум их двоих. Плюс ко всему привлекая внимание прочих постояльцев и милых официантов, привыкших к аксиоме «клиент всегда прав». Ситуация вполне естественная для антонима баловня судьбы. Мачида же, видимо, совсем не сомневалась в его удаче. Так же как и в себе, вполне спокойно изничтожив всю красоту десерта и так же спокойно избавившись от него, впрочем, поступая очень по-женски. Такая мысль пробегает где-то мимо его сознания, но он тут же отгоняет её одновременно и отказывая в предложении.       — Нет? — деланно накуксившись, она вернула сладость к себе, отчерпывая тирамису ложкой. — Ты не смотри на его вид, он очень вкусный на самом деле!       — Не сомневаюсь, — парень наконец полноценно улыбнулся. — Прости за опоздание, пришлось ещё кое-куда наведаться...       — Да ничего, — Юкина легко отмахнулась, облизывая губы. — На самом деле я сама не секунда в секунду пришла — так что думала извиняться буду я, но ты меня спас от этой участи, благодарю!       Не найдясь в ответе, брюнет извиняющие улыбнулся, вперившись в ужасно посредственную древесину стола. Была бы в нём хоть капля той коммуникабельности Хиде, уши девушки уже бы вяли от нескончаемого трепета обо всём, что только в глаза бросается. Сам то он сидел перед нею, что говорится «в одной харизме», точнее во всём, кроме неё — молчаливый и совершенно не выделяющийся среднестатистический лузер, в жизни которого так и не появилось никакой девушки, готовой терпеть извечные восторженные рукоплескания по поводу неповторимой классики и интересного прорыва нашего века. Хотя в этом был весь Канеки: он смотрел в пол, мямлил и говорил о непонятных книгах.       Пока девушка увлечённо поедала по установленному консенсусу аппетитную лапшу, он невзначай рассматривал её, прикрыв рот клубничным коктейлем. Лёгкий джинсовый сарафан в купе с майкой, пусть и с длинным рукавом, говорил красочно лишь об одном — если куртки у неё нет, она довольно быстро замёрзнет. Знаменитая женская жертва красоте редко бывала чересчур неуместна, особенно, если девушка старалась для своего кавалера. Но, вероятно, это не тот случай, да и в конце осени такое безрассудство не имело никакого оправдания. Всё же сказать, что это не возымело должный эффект, значит солгать — взгляд совсем не скромно скользил вверх по телу. Мечтал увидеть нежную шею, так некстати сокрытую прядями волос. Их он, естественно, не мог заставить откинуть, потому что это было бы как минимум странно. Но ещё страннее было то, что просить её и не потребовалось. Стоило ему об этом подумать, как девушка сгребла одной рукой волосы и легко убрала их за спину, заведя особо наглые прядки за уши, чтобы те не прыгали в тарелку с едой.       Не замечая для себя, Канеки даже чуть поддался вперёд в предвкушении, когда ему открылся вид на девичьи плечи. Однако в ту же минуту лицо его изразилось глубочайшим удивлением и даже разочарованием, так как увидел он совсем не то, что хотел. Вернее, вообще не ожидал такого увидеть: на шее и чуть приоткрытых ключицах сияли лёгкие красные пятнышки, очень похожие на чьи-то поцелуи. Он опешил от такого и неосознанно опустил стакан на стол. С тоской глядя на последствия любви, брюнет еле успевает отвести взгляд, когда та поднимает на него глаза. Долго смотрит на него, как будто уже знает, что его тревожит и выжидает действий. А он совсем не может не соскальзывать взглядом на шею и она вдруг произносит:       — Что-то не так? — недоумённо вопрошает и повторяет путь его глаз. — Ты скажи, я... Ой, нет-нет-нет! Господи, утюжок, — почти впервые смущается Юкина, схватив прядь и показательно проводя по ней несколько раз. — Говорю же, опаздывала — пока волосы выпрямляла, обожглась видимо... Вот чёрт, ещё так заметно, я даже не глянула на это перед выходом... Это скоро пройдёт, уверяю!       — Я... — смутившись, еле произнёс парень, но вновь не смог ничего из себя выдавить и просто изобразил милую улыбку, угукнув.       — Боже, — теперь лицо пылало у неё и девушка так же закрывает его руками, тут же смещая ладони на щёки. — Что же у нас за глупости какие-то постоянно возникают, — риторический вопрос слетает с губ, когда она в смущении мотает головой. — Чувствую себя идиоткой, прямо как в анекдоте каком-то!       — Прости, я не хотел...       — Ничего, я сама виновата... Это ж надо было так!       Тишина опять воцаряется между ними. Канеки прикусил большой палец и отвёл взгляд в сторону. Его способности всё извернуть и преподнести себе в одному ему понятном виде остаётся только восхищаться. И если девушка не впадает в ступор, а как раз таки наоборот, подсобив себе зеркальцем, старается прикрыть волосами ожоги, то сам брюнет, весь напряжённый и скованный, устремляет взгляд в пустой соседний столик, непременно пожелав себе сиюминутной смерти.       Для чего такие мысли посещают его голову? Даже если у девушки есть парень, то какое ему дело? Она не принадлежит ему, да и он не претендует. Ну разве что совсем чуть-чуть, что сути дела не меняет. Такими нелепыми обвинениями, пускай и не намеренными, он рискует показаться ревнивым неудачником, цепляющимся за соломинку, что только замаячила перед ним, проявив свойственную для себя доброту. Это совсем не то впечатление, которое ему бы хотелось произвести и совсем не те темы, с которых ему бы хотелось начинать эту долгожданную встречу.       — Что с твоим телефоном?       — Что?       Он уже утонул в своих мыслях и не ожидал, что она решит первой прервать затянувшееся молчание. Смысл её вопроса так же проскользнул мимо его ушей, отчего ей пришлось вторить заданное.       — Ну, ты же мне говорил, что понесёшь его в ремонт, — пояснила она и он быстро догадался, о чём речь. — То ли динамик, то ли ещё что...       — А! Динамик, да. Он чуть сел, но это не страшно, мне быстро его починили, — будучи слишком радостным, что диалог пошёл по иному руслу, он, не подумав, быстро добавил: — Так что теперь можешь мне звонить хоть каждый день!       — О как! — усмешка заставляет прикусить язык. — Ну ловлю на слове!       — Ааа, ха-ха, э... — ляпать не весь что было в его репертуаре. –... Ну, а что там с Айко? — попытка исправить положение не увенчалась успехом: он понял это, когда улыбка тотчас сползла с её лица.       Тема с пропавшей подругой всё ещё была больной и крайне неприятной для шатенки, поэтому поднимать её сейчас считалось высшей степенью бестактности. До этого Юкина казалась очень весёлой и совершенно безмятежной. Даже казус с ожогами не так на неё повлиял, как одно только имя — лицо её помрачнело, почти мгновенно изобразив усталость и удручённость. Канеки однозначно был в ударе: за несколько минут он умудрился дважды попасть не в бровь, а в глаз.       — Помнишь, я говорила, что покажу её фото? — он с опозданием кивнул, стараясь сейчас угождать ей во всём, что только могло спасти от неловкости, буквально звенящей в воздухе. — Открой сумку, там листовка с её поиском, посмотри пожалуйста, не видел ли ты её где? Она живёт в твоём районе, может где пересекались?       Лезть в её вещи ему не хотелось, но раз она попросила, значит делать это придётся.       Небольшая бумажка была сложена в четыре раза, но мятой не была. С небольшой фотографии на него смотрела не шибко красивая, но очень эффектная бывшая брюнетка, у которой с под нежно-розовых прядей уже проглядывались тёмные корни, выглядящие, впрочем, не сильно плачевно и ужасно. Взгляд излучал дикую уверенность и даже власть, но нельзя было сказать так ли это на самом деле или непробиваемая холодность вызвана удачно состроенным лицом для типичной фотосессии. Черная безрукавка и весьма мешковатая одежда вкупе с необычным цветом волос, выдавали в ней прочно экстравагантную натуру, что совсем не вязалось с напрочь лишённой какой-либо экзотики самой шатенкой, вероятно являющейся убежищем стабильности для такой выделяющейся девушки.       По словам Мачиды всё это было лишь красочной фикцией. На деле девушка, в поисках ярких ощущений, ввязалась в тематическую компанию, что затянула её в самую отвратительную пучину. Та якобы имела выход на общение непосредственно с пожирателями человеческих тел и жизней, к которым Айко в последнее время испытывала сильное влечение. Сам же Канеки был по прежнему категорично настроен к этому нелепейшему следствию пропажи последней, а шатенка, напротив, только в это и верила, уже заведомо ненавидя всем сердцем незабвенных гулей не только, как потенциальных убийц, но и как вероломных губителей её близкого человека.       — Нет, извини, даже внешность не знакома мне, — изрёк наконец брюнет, отложив листок перед собой.       — Чёрт, ладно, — она перегнулась через стол и поспешно сунула листовку в карман сарафана. — Прости. Всё же у нас встреча с тобой не по этому поводу, да и хватит о грустном, — он хотел возразить и попросить её не отчаиваться раньше времени, но понял как жалко будет это звучать и даже не подал виду своего никчёмного порыва утешить спутницу. — Не хочу портить настроение ни тебе, ни себе, — Мачида глубоко вздохнула и махнув головой, вновь улыбнулась. — Ну что, как тебе лапша? Что?! Да ты даже не притронулся! Это действительно очень вкусно, мы часто здесь едим с друзьями и...       Вскоре она начала икать от смешения горячего блюда с холодной колой и разговор от этого небольшого, но весьма забавного нюанса, потёк сам собой прямиком в нужное русло. Отбросив все недомолвки и домыслы, Канеки буквально расцвёл на глазах от возможности практически не замолкая вести диалог на самые различные темы, то и дело предлагаемые самой шатенкой. Таким образом ей удалось избавить его от потребности сиюминутно ворошить свою память и соображалку, сподвигая их себе на помощь. Эта непроницаемая атмосфера уюта невесомо легла на их плечи, обволакивая приятным ощущением хорошего старта в дальнейшем времяпрепровождении.       Ближе к полудню они уже находились в районе Минато. Там же, почти на самом выходе со станции, располагалась парковка велопроката, на которой уже отсутствовала добрая часть самих велосипедов. «Располагалась» это ещё мягко сказано. По руководству чьей-то гениальной логике, запхнута она была в загаженной подворотне, окружённой кучкой облезлых кустов и среднего размера хилым забором, по которому он и смог её выцепить блуждающим взглядом. Конечно, увидев это, подходить к ней ему не захотелось, да и одежда его спутницы была не совсем подходящей для вело-прогулки. Только деньги он уже заплатил и пускать на ветер пару своих ланчей пока не собирался. К тому же не знал чем быстро можно заполнить это пространство в заранее выдуманном плане.       — Мы что, будем на велосипедах кататься? — Юкина удивлённо развернулась к нему, когда он дал ей прийти вперёд. — Интересно...       — Почему бы и нет? Это довольно весело и быстро, можно побывать в до двух раз больше мест. Лучше же, чем пешком идти, — оправданием его слова нельзя было назвать, так как во-первых — он и правда так считал, а во-вторых, они с Хиде пару раз уже рассекали на таких в дни массовых праздников, достаточно удачно рассчитав маршрут и своё времяпрепровождение. — Я смотрел прогноз погоды, вроде должно быть достаточно комфортно. А если ты за платье, то да, прости, не подумал как-то об этом. Моя вина, но...       — Нет, это здорово, правда! — девушка быстрее его проскользнула на парковку и поспешила прервать разрастающуюся тираду. — А которые из них наши?       — Да в принципе любой понравившийся выбирай, только смотри чтобы он не был заблокирован другими людьми, — он уже стоял напротив первого попавшегося свободного велосипеда, выкатывая его за пределы стоянки.       Ему, по большому счёту, было всё равно на каком ехать, главное, это вообще с места сдвинуться — на двухколёсном друге он не практиковался уже по меньшей мере несколько месяцев. Всё виноват дурацкий грузовик и дурацкое, но чертовски красивое, цветение сакуры. Настолько восхитившее его сознание, что тот не замечая преграды и не слыша предостережений друга, успешно врулил в припаркованный на обочине шикарный белый кузов. Наградивший его за это громадным синяком и долго незаживающей раной, растянувшейся по всей руке. За покоцаный велосипед тоже пришлось заплатить. Поэтому эти затеи он отодвинул далеко и надолго, а в обычное время даже от взгляда на велопрокаты у него буквально чесалась фантомная и уже зажившая рана.       — Эй, куда ты без меня покатил? — отозвалась шатенка, наконец определившаяся с выбором и вдруг наблюдающая, как парень нарезает круги чуть поодаль от парковки.       Выходило у него не то чтобы из рук вон плохо, но привыкать пришлось скорее –меньше всего ему хотелось шваркнуться перед ней и угробить окончательно впечатление нормального человека. Чувствовал он себя странно и чересчур легко, вероятно, вскоре ему станет очень тяжело передвигать не привыкшими к таким нагрузкам ногами. Или же произойдёт чудо, и он вновь признает преимущества такого вида передвижения, руководствуясь не только былыми воспоминаниями, но и настоящими ощущениями.       — Мне нужна была тренировка, — пояснил он, тут же спуская одну ногу на землю.       — А ты что, кататься не умеешь?       Игривым тоном, означающим шутливое превосходство и недоумение его слабости, она так легко и спокойно проехала к нему, что ему стало стыдно за свои нелепые попытки хотя бы устоять на железном коне в первые несколько минут. Вот, что значит девушки: грация и бесподобная красота движений из любой мелочи сделает приятное глазу диво, не подвластное никому больше. Даже не смотря на неподходящую для катания одежду, держалась она уверено и не выглядела слишком уж глупо на контрасте велосипеда, в основном требующего именно спортивного стиля.       — Умею, давно просто не практиковался, — небрежно брякнул он, тут же с горем пополам выдвигаясь за ней.       — Я могла бы тебя на багажнике прокатить, как в детстве, помнишь?       Не помнит. В детстве у него совсем не было друзей, по крайней мере таких, которых можно было бы таковыми назвать. Прочие лишь изредка досаждали ему своими нелепыми издёвками или просьбами, изрядно унижающими его эго.       — У них нет багажников.       — А ты мог бы и подыграть, — Юкина шутливо подрезала его, тут же выравнивая ход, тем самым чуть не сбивая его.       Маршрут был определён почти сразу же, оттого и не блистал своим разнообразием: когда им надоело рассекать по солнечным улочкам и главным площадям, они пришли к единственному, пусть и до ужаса банальному, решению. Свернуть свою вылазку в ближайший парк, чтобы полюбоваться облетающими листьями и холодеющими искуственными прудами, засыпанными этими самыми жёлто-красными «лодочками». Прямиком с борта быстрых железяк, работающих ровно так, как от них требовалось.       Городская инфраструктура быстро сменяется пейзажем уединенной лесной зоны. Арисугава-но-мия парком был не плохим и довольно большим. Множество его широких троп граничило с таким же множеством вымощенных камнем развилок, в основном, идущих на подъем, почти не подходящий для двухколёсных поездок. Вечнозелёные калофиллумы и великолепные багрянники пестрили на каждом шагу. Роль первой скрипки играли, конечно, известные магниты всех осенних туристов — неповторимые японские клёны, разодетые в неописуемо красивые наряды из карминовой листвы. Граничили они с кое-где всё ещё зелёными, но довольно редкими, деревьями, а так же ярко-жёлтыми сородичами, несколько поредевшими к концу ноября.       Чего и следовало ожидать, совсем скоро от крутых подъёмов и извилистых дорожек ехать стало тяжело. Извечные каменные ступени заставляли буквально вдавливать ноги в педали, дабы вообще не бухнутся назад от неплохого такого наклона. Неудивительно, что икры уже несколько сводило от постоянных нагрузок. Его колени предательски дрожали и опасно подгибались с каждой побеждённой ступенью. Не известно, как чувствовала себя она, однако поднималась без видимых признаков усталости.       — Ого, вот это рот у него! — искренне удивилась девушка, нагибаясь к подплывшим к краю водоёма рыбам. — Интересно, зачем они их так широко открывают?       У самой кромки воды вода была более мутной и светлой, нежели им казалось с далека. Большой плоский камень, обросший трясиной и мхом, уходил прямо в грязно-зелёную глубь.       — Может есть хотят?       — А если я ему палец в рот засуну, он его откусит? — поднося и тут же боязливо одёргивая руку, девушка, видимо, пыталась погладить карпов.       — Ч-чего? — наивность вопроса вызвала у него смешок. — Нет, не откусит, у них зубы конечно есть, но они не опасны для человека... Всё равно, не суй туда пальцы! — он легонько хлопнул по её руке, когда та предприняла попытки осуществить задуманное.       — О-ой, а ты что, их главный защитник? — саркастично буркнула она. — Может к ним хочешь?       Лёгкий толчок в спину и парень чуть не валится с испуга в холодную воду. Он даже не успевает полноценно вскрикнуть, вместо этого выдавая то ли взвизг, то ли сдавленный скулёж, резко прерываясь на полуслове, когда Мачида моментально цепляет его за куртку и смеётся, возвращая на место. В этом смехе было столько детской радости от удавшейся шалости, что он, растерянный, не смог не улыбнуться, смущённо пряча лицо в воротник.       Радость, впрочем, переполняла не только Юкину. Ему самому еле удалось сдержать безумный порыв сгрести её в охапку и повалиться вместе если и не в воду, то во влажную траву, припорошённую грязной листвой. На одежду было плевать, если он способен чувствовать такое безграничное счастье, то какая вообще разница до всего насущного? Такие ощущения редко посещали его скромную жизнь, настолько, что даже страшно становится от того, что его-то, в принципе, никто и не удерживает силками. Стоит лишь зайти за грань установленных им самим правил, как случиться может что-то из ряда вон. Непостижимое чудо: она юрко обовьёт его талию, уткнувшись носом в плечо. Нечто ужасное — встанет и ошалелым, недоуменным взглядом смерит тогда уже точно убитого парня, просто напросто влюблённого в мечту.       Нет. Рисковать определённо нельзя, это — превратит карету, в тыкву.       А их встреча и без того была похожа на его прекрасный сон. Сон, где ему всё настолько легко сходило с рук, что верить такому счастью или нет, вставало большим вопросом, пока не требующим ответа.       До неприличия гладко удавалось вести себя с ней, не вороша прошлого и не заглядывая в неопределённое будущее. Пускай это время не несло в себе никакой смысловой нагрузки, приятным оно было настолько, что он решил не искать более смысла там, где его вообще-то и не было. Отпускать ситуацию иногда бывает полезно, а думать лишь этой минутой позволительно далеко не всегда. Тогда почему он должен тратить своё время и нервы на разного рода мысли, которые и без того когда-нибудь, а именно вечером, когда домой он будет идти один, догонят его? Даже ошеломят небывалой уверенностью, с которой он так свободно и весело смеялся, выслушивая очередную историю живописной жизни своей тайной подруги.       Пока он мог сохранять её от влияния своего окружения, она казалась ему чем-то настолько личным и сокровенным, что вовлекать в их идиллию третьего лишнего считалось бы чуть-ли не осквернением какой-нибудь святыни. Ему не хотелось, чтобы некто, а точнее рыжее недоразумение, изничтожило это милое и невинное создание, способное одним только благосклонным взглядом вознести его буквально до небес. До тех пор, пока Юкина была расположена только к одному из них, он мог чувствовать себя, наконец, впервые победителем, а не вечно отстающим в делах амурных, неудачником.       Она раздаётся ещё одним порывом смеха, когда он на полном ходу велосипеда рассекает низкую листву лицом. Увлекается, не успевает увернутся и так же продирает часть ветвей лбом, путая волосы оторванными листьями. Он смеётся в ответ на секундный испуганный взвизг, впервые отплачивая ей той же монетой.       От жара у неё горело лицо. Волосы растрепались и всю дорогу Юкина неуклюже рулила одной рукой, продирая пряди заледеневшими пальцами, постоянно больно ойкая и айкая, но ни разу не высказывая своё недовольство по поводу выбранного им транспорта передвижения. Вероятно, она терпела всё то, что выдумала предзимняя погода лишь для того, чтобы не расстраивать совсем далёкого от темы свидания парня, пытающегося за раз увидеть всё и всем угодить. Но никак не понять учтивой уступки со стороны милой девушки.       Когда они наконец отыскивают единственную несчастную парковку, шатенка беспечно бросив велосипед, легко исчезает за дверями кафе, тут же занимая столик на двоих. Канеки не был так голоден и спокойно оставил на стоянке свой, так же подняв неаккуратно брошенный велосипед спутницы. После, зайдя в кафе, он поймал её за разглядыванием меню и присел к ней, расстёгивая куртку.       — Слушай, я так есть хочу, пока искали это парковку, ещё сильнее захотелось... — не глядя на него констатировала Мачида, быстро проводя пальцем по списку меню. — Пиццу! Ты будешь?       — Да, давай, — согласно кивнул парень, лишь для того, чтобы угодить ей. — Сколько она?       — Блин, она пятьсот, — с досады девушка прикусила большой палец и перевела взгляд на него: — У меня только двести сорок, может скинимся, у тебя сколько есть?       На стол валятся несколько монет и пару купюр с номиналом в сто йен.       — У меня ещё меньше, — неудобно улыбнувшись, он достал из кармана помятую зелёную бумажку. — Только сто.       — Ччёрррт, — прошипела она, беспомощно утыкаясь в меню, ища пиццу подешевле.       — А сколько мелочью?       — Сорок, говорю же, — переворачивая меню на суши, проговорила задумчиво та, и вдруг резко вернулась к пицце: — Сколько нам не хватает?       — Эм... — Канеки быстро посчитал деньги и прикинул стоимость. — Сто шестьдесят.       — У меня идея, — достав телефон, медлительно протянула Мачида. — В этом районе живёт один мой друг, позвоню ему, он нам деньги и одолжит... Алло...       Аппетит тут же пропал. Где-то внутри, в самом сердце, засвербило неопределённое и совершенно неподвластное ему чувство безумной ревности. Было оно следствием бурно разрастающегося собственничества, поглотившего её как объекта внезапной любви, и его, как субъекта нестерпимых мучений от этой самой любви. Ему тут же захотелось закричать, разозлиться, выхватить у неё телефон и любым способом заставить её этого не делать. Только не сейчас, не сегодня. Если к ним присоединятся друзья шатенки, то он совершенно точно не сможет этому препятствовать — его мужество улетучилось вместе с чувством собственного достоинства ещё в далёком прошлом. А в случае столкновения, вероятно, её близких людей с ним, определённо и рядом с таким титулом не стоявшим, улетучится ещё и способность нормально вести диалог, без постоянных пауз и неловких переглядок с виновницей его унизительного положения.       — Он как раз гуляет здесь, — сбросив звонок, сообщила та и встала из-за стола. — Я быстро, подожди, ладно?       — Окей, — сникнув, на вздохе почти прошептал брюнет и она, кивнув, вышла.       Возможно, этот упадок был связан с повышенной сенсибильностью, так как внутри него всё ещё жил маленький запуганный мальчик, привыкший всегда молча получать нечестные уроки судьбы и даже не ждать лучшего, считая, что всё лучшее с ним и так уже произошло. Но только двери кафе захлопнулись, его физиономия так же звонко шлёпнулась на холодную поверхность стола, отдав жгучей пощёчиной по нежной коже лица. Вся та разнообразная гамма чувств настигнувшая его за прошедшую неделю лишь обманула его ожидания. Не дала той обещанной самому себе награды в виде вскормленной на отказе от убеждений «кто не играет, тот не проигрывает», уверенности. И зачем спрашивается ему этот вагончик с маленькой тележкой прочитанных произведений, если в книжках о пикапе такого точно не напишут, да и руки до таких не дойдут, лелея гаснувшие остатки его битого самолюбия? Н-да, вероятно нелепая ревность и необоснованная ненависть ко всем её окружающим будет грызть его до конца времён.       Кстати об окружающих: взбалмошные возгласы отголосками раздались в помещении, резво отрывая парня от тесного контакта со столом.       Чуть дальше от входа в кафе, девушка стояла в обнимку с высоким брюнетом, по всем параметрам выигрывающим у мелкого задохлика в лице самого Канеки, способного лишь беспомощно сжать кулаки от досады быть наблюдателем, а не непосредственным участником сие действия. Это ему ещё повезло увидеть всю целостность картины приветствия остальных парней, которые так же как и сама шатенка, ограничились простыми фразами и дружелюбными улыбками. В общем, не допуская масла в огонь встревоженных мыслей влюблённого брюнета. Хотя, если хорошенько присмотреться, было видно, что девушка несколько стесняется этого общества. Она сильно сжимала пальцами ткань куртки друга, вероятно не замечающего лёгкого багрянца на её лице, удачно сокрытого прохладным ветром, спускающихся сумерек.       Насколько можно было верить самой шатенке, между её товарищем, так ненавязчиво спрятавшим свою руку в карман её сарафана, нет и не могло быть никаких романтических отношений. Так же как и ни с кем из окруживших их индивидов, кидающих привычные для своего возраста шутки. Мачида между тем не единожды была в отношениях и опыта в этом деле у неё, по крайней мере, было больше, чем у Канеки и Хиде, необоснованно хвалившимся своими любовными заслугами, вместе взятых. А как раз последняя её любовь так печально и резко оборвалась, что временно отбила всякое желание ввязываться в неконтролируемые песни-пляски под названием «отношения». Именно поэтому он был печально уверен, что ни им, ни тем более, ему, этот цветочек пока даже и не светит.       — Что это ты тут делаешь? — распрощавшись с приятелями, Юкина смущённо сверкая пунцовыми щеками, уселась обратно на своё место — Самоистязанием на почве голода занимаешься? Можешь отложить свою пытку и заказывать любую пиццу в этом заведении!       Подняв на неё взгляд, он ещё сильнее вонзил зубочистку в тыльную сторону истыканной ладони: на узких плечиках шатенки, как символ идиотской робости брюнета, красовалась лоснящаяся куртка её друга. В руках она держала несколько заветных купюр, демонстративно помахивая ими в воздухе. Холод больше не был страшен для неё, а потребность в еде уже и не была острой необходимостью. Опять кто-то другой оказался уверенней и смелей, срывая все лавры вместо него самого. Стыд и позор.       К завершению вечера и собственно дня, нелепейшие казусы со стороны юноши только вошли во вкус — апогеем их стала незабвенная красавица всея Токио, Токийская телебашня, именуемая в народе просто «Токио тава». Сияя теплым оранжевым светом, она олицетворяла искомое тепло в холодную предзимнюю пору, оголившую деревья, но не одолевшую красоты и величия самой предшественницы французского символа столицы. Сегодня она стала ещё одним символом провала невезучего школьника, отчаянно решившего урвать от черной полосы всё, даже находясь временно на её противоположности.       У самого подъезда к башне, он окончательно убедился в своей некомпетентности как человеческого существа и совершенной неприязни к двухколёсному железному коню, едва ли не воспламеняя ненавистью и к первому и ко второму. Спутав кнопки тормоза и окончания аренды, Канеки до ужаса нелепо и до смешного свойственно себе, всё же свалился с велосипеда. Ещё и перелетев через него, считай одним чудом не пропахав землю своим многострадальным лицом. Вероятно, со стороны эти акробатические этюды выглядели чересчур жалко, настолько, что вместо смеха спутница издала привычный для девушек вскрик ужаса, тут же кинувшись ему на помощь. В тот же момент он предпочёл бы исчезнуть с лица земли, лишь бы никогда не быть участником этой позорной сцены. Вдобавок ко всему лишь бы не чувствовать себя без вины виноватым от того, что жалость её не имеет никакого смысла — боли он не чувствовал.       Юкина сидела слишком близко и вновь что-то долго и много говорила. Сопровождая это обеспокоенным лицом и активной жестикуляцией. Она испугалась, а ему одно — хочется поцеловать её в губы. Всё девичьи переживания летят в тартарары, потому что он не слушает, лишь вожделенно смотрит на движущиеся губы. И вроде бы даже слышит её голос, но он течёт так плавно и посредственно, что не достигает его сознания, останавливаясь на грани слуха.       Странное состояние аффекта, читайте экстаза, длилось совсем не долго, по крайней мере не настолько, как ему показалось. Мачида, поняв, что её не слушают, глубоко вздохнула и поднялась на ноги. Больше её лица он не видел и заторможено сморгнув, прогнал наваждение. И конечно тут же впал в головокружительное смущение, между тем так же поднимаясь с земли.       На этом, однако, его подвиги не закончились. Можно подумать, что молния дважды в одной место не бьёт, так что свою порцию унижения он уже отведал, да так, что на всю жизнь хватит. Ан нет, мистер магнит для неприятностей был способен и не на такое — временные рамки, которые шатенка расставила ещё в самом начале дня, были успешно нарушены им же, когда он, не подумав о громадном столпотворении таких же желающих красивой картинки перед сном, устроил ей умопомрачительное времяпровождение в толкучке на очередь ко второму уровню башни. Самое бесподобное в этой ситуации было то, что они оба прекрасно понимали, что такими темпами до дома они точно не успеют дойти во время, но разбились совсем на противоречащие своим планам лагеря. Девушка, стараясь приободрить совсем уж поникшего от волны неудач парня, лишь неловко улыбалась и долго отнекивалась от предложения выдвигаться прямо сейчас, а парень, уже весь изругавшийся про себя и на себя, отчаянно вымаливал у неё ненужного прощения, стараясь убедить девушку оставить эту затею с башней. Вскоре обстоятельства разрешили их спор, когда игнорировать поздний час, явно приближающий её к отметке «скандала» по поводу опоздания домой, было просто невозможно и, находясь в середине толпы, им пришлось долго продираться назад, выслушивая так же недовольный шёпот и возгласы выписываемые им в спину.       После сокрушительных провалов, поезд метро уныло качался, неся усталую пару в родные с детства районы. И если Юкина убаюканная движением чуть ли не спала облокотившись на поручень, то Канеки упорно вглядывался в город за окном, намечая себе яркие воспоминания.       Он успешно погружается в свои мысли, когда мимо них летят потемневшие и опустевшие с приходом вечера улицы, некогда днём радостно раскрывающие для них свои объятья. Сейчас лишь мирно засыпающие вместе с девушкой по правую сторону. У неё растрепались волосы и куртка скрывала лицо. Юкина вся сжалась на узком сидении, а все её махинации шли исключительно из желания усесться поудобнее. Но почему-то так радостно кололо в сердце, когда он смотрел на неё такую маленькую и сонную, и конечно, не мог сказать, что она будет помнить все эти моменты, но разделять их точно будет всегда, а значит в его памяти будет жить вечно. Она не думает ни о чём таком, чувствует лишь чудовищную ноющую боль в мышцах ног от долгого катания на велосипеде и мечтает только скорее покинуть поезд, дабы не уснуть в нём до следующего утра.       Когда они сходят со станции, Мачида несколько оживляется, вероятно так влияет на неё свежий холодный воздух, и выскакивает вперёд него.       — Хороший вечер, — констатирует она, разглядывая сияющие под вечерним фонарём листья.       Канеки тонет в своей незабвенной фантазии и лишь для проформы кивает головой, когда девушка уже не может видеть его ответа, отвернувшись. Юкина идёт чуть поодаль от парня, задрав голову и мотыляя пакетиком с купленными по дороге духами. Поэтому для того, чтобы вести с ним диалог, ей приходится постоянно вертеть головой вперёд-назад и в основном руководствоваться его непосредственно голосовыми ответами. Нежели тихими жестами, которые она априори не может видеть от спустившейся ночи. Его это не то, что не волнует, он просто об этом даже не думает. А до сего момента и не смотрит на неё, вперившись немигающим взглядом себе под ноги, чтобы ничего не мельтешило под уставшими глазами. Вообще Канеки чаще молчит с наступления темноты, они ходят по по малолюдным улочкам, а его окутывает атмосфера уединения и ему не хочется сейчас с ней говорить. Но самого факта того, что вместо мягкой материи рукавов, которую он мял подмёрзшими ладонями, он хотел бы чувствовать тепло её руки, он отрицать не мог, да и не хотел. Только за эти несколько часов, он так и не взял Мачиду за руку, так и не обнял, лишь приблизился.       — Такая тишина, — чуть помолчав, выдаёт Юкина, видно после своих раздумий. — Музыки не хватает.       И парень с ней категорически не согласен. В этой осенней тишине было что-то притязательное, нарушать её звуками извне ему не хотелось.       — Господи, только глянь на это! — она останавливается и поворачивается к застывшему от удивления парню. — Канеки, иди сюда, быстрее!       — Что там?       — Кажется, эта малышка живет здесь за счёт нашего местного магазинчика!       Он замолкает и судорожно перебирает всех знакомых ему животных, способных так впечатлить девушку. Может, какая-нибудь черепашка? В детстве он часто таскал домой найденных в парках пресмыкающихся, которых, вероятно, забыли или оставили их хозяева. Мама всегда была против таких неожиданных сюрпризов и животных особо не жаловала. Особенно такого вида: по её мнению, они непременно оставляли после себя неприятный запах. Иногда ему удавалось протащить какую-нибудь самую счастливую черепашку незамеченной. Однако счастливой та была ровно до того момента, пока мать либо не находила её, либо он сам не забывал о ней, обрекая ту на страшную гибель. В общем, с животными ему не везло. Даже сейчас ничего нормального или более менее реального на ум не шло. Видя замешательство на его лице, девушка помогает ему:       — Ну ты чего, это же всего лишь кошка! — она двигается в сторону, давая ему больше места для расположения возле неё.       — Ты её знаешь? — бездумно бросает он, щурясь от почти беспроглядной темноты.       От спустившейся на землю ночи, его зрение в разы ухудшилось и вместо понятных предметов, перед глазами мельтешили лишь размытые тёмные силуэты. В таком случае, верить Мачиде пришлось почти на слово. Но не смотря на это, ему удалось заметить, как у самых корней кустов, обтираясь об их ветви, действительно ходило что-то смутно напоминающее домашнее животное. Да, это определённо была кошка, а не какая-нибудь там черепашка. Почему он не догадался об этом раньше — наверное подумал, что обычной кошки будет мало для её удивления. В свою очередь, животное не издавало никаких звуков, кроме шуршания листвы и потому он, вероятно, его бы даже не заметил. А как ей то удалось разглядеть тут что-то, он вообще не понимал.       — Я не обязана знать каждую кошку в округе, — хихикает девушка, легонько наваливаясь на него. — Ты что, прямо так сильно устал?       Тело пускает напряжённые мурашки, когда он ощущает её ладони на собственных плечах. От неё будто исходят электрические разряды, пронизывающие кожу насквозь приятным теплом. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не подать виду своего удивления, а вместе с тем и наслаждения её близостью. Запах мужского одеколона от куртки и женского лёгкого аромата Юкины, переплёлся во едино, затуманивая его разум. Эмоции, возникшие у подножья холодного пруда вновь заиграли в нём, только уже совершенно другими красками. В них было больше уюта, какой-то приватности что ли. То ли на него так действовала спокойная атмосфера вечернего сквера, то ли сама девушка, ставшая первой особью женского пола, решившей заключить его в какие-никакие объятья. Уверенно можно было заявить лишь об одном — это то, к чему он так стремился весь прошедший день.       Так и не дождавшись ответа, шатенка медленно протянула руку к размытому силуэту животного. Кошка, почувствовав, вероятно, угрозу, резво подорвалась с места, удрав в темноту кустов.       — Ну вот, — Юкина грустно вздыхает, поднимаясь на ноги. — Она меня испугалась!       Канеки было совершенно всё равно на эту кошку. К сожалению, к животным он не испытывал никаких чувств. Чувства у него были только к расстроенной шатенке.       — Расскажи мне что-нибудь, чтобы я не грустила от ее побега, мы почти пришли, — произносит она, разворачиваясь и продолжая путь.       — Я знаю не так много историй, — он тоже медлит и вдруг выдаёт: — Может, про Хиде и его долгую кличку «банкомат»?       — Опять эту? Ты её уже рассказывал сегодня! — оживлённо замечает она и крутится, поворачиваясь к нему, начиная передвигаться спиной вперёд. — Хочешь, я расскажу, как однажды мой друг девушку до обморока довёл?       — Ну... Ну давай, — согласился он и поравнялся с ней, отчего она вновь зашагала нормальным ходом.       В общем пришлось смириться с тем, что лидером этого вечера выступала именно Юкина, всю дорогу болтая почти без умолку. Пальму первенства удалось урвать лишь в начале дня, а сейчас, когда она ушла от темы и давно потеряла нить разговора, Канеки вновь потупил взгляд и не слушал — мысли в голове громче голоса рядом.       Встречая узенькую улочку Яматотё, легко впустившую их в свою гавань, они медленно плелись между её домов, слушая звуки спящего района и сбитую речь Канеки. Его пересказ какой-то миллионной научной статьи о гулях, которую он выцепил из неопределённой ленты новостей, как нельзя худо звучал на фоне посеревших стен и деревьев, холодно блистающих под тусклыми фонарями. В общем-то трусил именно он, страдая от ощущения смешанной палитры типичного осеннего вечера далекого от центра и идеала. Она же изнеженно плыла по его хотению в любом заданном им направлении, с усталостью склонив голову ему на плечо, машинально подхватив того под локоток. Бодрость уснула в ней вместе с чередой разглагольствовать парню и ей уже не хотелось ни вида города, ни пеших прогулок, ни даже уютной кафешки на углу дома. Канеки мог бы обеспечить ей это хоть с дважды раз, но то требовало энергии, которой не хватило и ему.       — Юк... Мачида, мы, кажется, пришли, — именно с этого поворота начинались соседние дома, до которых маршрут его сопровождения заканчивался.       Она открыла глаза и взглянула на знакомую с детства улицу, устало замычав.       — Ты такой уютный, — вместо того, чтобы отпустить его, девушка лишь сильнее вжалась в его грудь, утыкаясь носом в плечо. — И пахнешь очень приятно, мне не удержаться, сейчас точно усну...       — Ну... Ну ты чего, я же... Ой, то есть...       — А ещё ты очень хороший, — зевнув, шатенка отодвинулась от него, уперев руку ему в грудь. — Знаешь, я бы ещё тут постояла с тобой, но боюсь голову мне точно открутят, — под его улыбку она сонно растрепала волосы. — Скажу напоследок: иди только по освещенным улицам, хорошо?       Юкина как-то чересчур заботливо погладила его плечи смахивая с них несуществующую пыль.       — А то буду думать об этом целую ночь. Мне кажется, это будет очень некрасиво с твоей стороны заставлять меня так нервничать, как считаешь? — склонив голову вбок, изрекла та, одарив его расслабленной улыбкой.       — Как скажешь! Ну, спокойной ночи, что ли?       — Хм, да, спокойной... До встречи!       И махнув, обязательно зевая, двинулась шатким шагом в сторону дома.       Фонарь под забором крошечного домика выкрашенного в тёмно-синий цвет, долго ещё выхватывал силуэт застывшего от счастья Канеки, не желающего даже двигаться с места, не то что идти обратно домой. А стоило парню вывернуть с короткой и прекрасной Яматотё, он чуть не словил инфаркт, еле подавив в себе писклявый крик.       — Ты что, не видел меня?!       Хиде с широкой улыбкой радостно бегал взглядом по испуганному лицу Канеки, тут же спрятав руки в карманы. Его волосы по обычаю своему топорщились в разные стороны. Одежда не далеко ушла от спортивного костюма, так же входя в привычный внешний вид лучшего друга, по совместительству безмозглого идиота, решившего видать лишить миролюбивого школьника нормальной речи, наградив взамен пожизненным заиканием и дёрганьем обоих глаз сразу.       — Да я сейчас чуть Бога не увидел, какого лешего ты на меня в тёмном переулке прыгаешь?! — взревел ошарашенный брюнет, от бессилия вскидывая руки, ужасно негодуя такой дебильной выходки рыжего.       Внезапный испуг мгновенно выгнал из головы вполне логичный вопрос причины нежданного нахождения парня здесь. Позволив более приятной и шальной мысли стукнуть тому по самое не балуй, возглавить первенство идей казни Нагачики.       — Да ладно тебе, давай лучше колись, что она за фрукт и с чем её едят, а? Дон Жуан чёртов! — хихикая и точно так же, как и она цепляя его под локоток, он уверенно повёл друга в сторону станции, даже не думая извиняться за пару седых волос на тёмной голове лучшего ученика класса.       — Я вообще не обязан тебе ничего говорить, придурок, что...       — Тц, Канеки, ну давай оставим эти обиды, — нетерпеливо цокая, перебил Нагачика. — Я очень удачно заглянул в мой «любимый», — это слово он особо выделил, намекая на ничем не прикрытый сарказм. — Райончик, увидев не только первого парня на деревне, но и его леди, тщательно скрываемую им же и...       — Лучше молчи, — почти совсем затихая, закатил глаза Канеки, пресекая волну ехидного юмора рыжего. — Если ты мне сейчас угробишь всё представление о моём свидании, я тебя точно шваркну!       — И всё же свидании?       Надо сказать, что выводить на эмоции замкнутого брюнета ему очень нравилось и всегда сходило с рук. Поэтому очередной протяжной возглас страшного недовольства бодро тонет в задорном смехе рыжего оболтуса, празднующего в очередной раз отлично сработанную подколку и совершенно точно знающего, что за это ему даже маленького подзатыльника не будет, не то что какой-либо взбучки.