You Are My Rescue

Тяжелая отдышка, что обжигала губы своей горячестью, ворвалась в спящую комнату и нарушила ее недавний покой. Моментально просевшее кресло слегка пошатнулось от тяжести обрушившегося на него мужского тела. Предательски скрипящая спинка в этот же момент оказалась опасно сильно отогнута назад, будто вот-вот окажется на полу вместе со своим хозяином. Капельки пота, наперегонки стекающие по его горячему бледнеющему лбу, застывали на висках, впитываясь в мягкие пряди. Волосы на затылке были насквозь влажными, пропитанные солью, они цепко прилипали к коже растрепанно застывая в хаотичных положениях. Казалось, будто сами стены, полы и даже не застеленная кровать, все это тяжело вздыхало от осознания происходящего беспорядка. Громкий удар, от которого было суждено пострадать несчастному столу, заставил звонко отскочить все, что до недавнего времени покоилось на нем. Из кружки тут же выплеснулся привычно недопитый кофе и, кляксой падая на стол, растекся по нему небольшой темной лужицей, слегка испачкав собой краешки лежащих рядом бумаг. Хватаясь за голову, Юнги пытался справиться с рвущими и насилующими его сознание мыслями, стараясь вытрясти или хотя бы постараться упорядочить все, что дрожало в нескончаемом треморе внутри. Его желанием было запустить обратную перемотку, не допустить всего, что произошло между ним и Хосоком несколько минут назад. Стереть этот вечер из памяти. Приказать своему механизму в голове очистить ее напрочь, забыв каждую мелочь, заставляющую его улыбаться, вспоминая. Резко подскакивая с места и хаотично бегая по квартире от стены до стены, парень кусал губы и часто моргал, надеясь, что это поможет справиться с внутренней борьбой. Но его сердце, что беспощадно ныло, просилось обратно и тихо скулило, посылая редкие удары в потрепанную грудь парня, не хотело отпускать медовый запах тех рыжих волос. Томное дыхание в ухо, легкие и невесомые касания кончиков пальцев, тепло губ и льнущее к парню худое тело. Чертов Хосок. Почему же мне больно от твоего тепла?       — Чтоб тебя! — резкий крик, что заставил все вокруг немедленно заткнуться и замереть в гробовой тишине, нарушаемой лишь гулом системы. Сердце от испуга на секунду остановилось, понимая, что сейчас оно не в ладах со своим хозяином и рисковать ему отнюдь не следует. Лишь медленно вновь начиная биться, оно прекратило подавать признаки человеческих чувств, снова окутывая себя искрящимися проводами. Юнги хотелось кричать в просьбах о прощении, хотелось снова притянуть Хосока в объятия, согреть и почувствовать мелкую дрожь в коленях, но страх от разряда, что ударил между ними, тут же останавливал его, заставляя отрекаться от своих желаний, смиренно закрываясь от мира. Протянуть руку вперед, как раньше. Утонуть в цифровой белизне, как раньше. Забыть о серости города и грязи улиц, как раньше. Перед глазами парня вырисовывался образ, лицо, своим взглядом убивающее и заставляющее упасть на колени за то, какую боль оно отражает. Боль, причиной которой стал именно он. Стоило лишь сесть, оставляя все страдания вверху, кружащими над ним, внимание парня привлек звук уведомления, по которому уже было ясно, что его тревожат по поводу заказов. Какое чудесное время выбрали для того, чтобы напомнить, кто есть Юнги и какова его миссия. Нельзя сказать, что юноша был расстроен и предпочел бы и дальше нырять в глубины душевных терзаний. Скорее наоборот. Мысль о работе воодушевляла его, сулила полное погружение в дела и отсутствие времени на такие глупости, как влюбленность. Но стоит ли говорить, что его радость от этого была грустной? Куртка. Маска. Ключ. Жутко скрипящая дверь. Дождь. Слякоть. Серость и запах паленого асфальта. Превосходная, родная ядовитая атмосфера моментально погружала голову в ледяную теплую ванну привычности, что расслабляла каждую мышцу в напряженном мужском теле. Следуя по наизусть изученной дороге в «рабочий» переулок, разминая шею и прикрывая уставшие, требующие немедленного сна глаза, Юнги неспеша огибал поворот за поворотом в предвкушении приятного ощущения шуршания листов бумаги в своих руках. В его неспеша, но верно очищающуюся ветром и выхлопным дымом голову никак не лезла догадка, что сегодня лишь середина месяца.       — Мин Юнги? — грубый мужской голос раздался откуда-то из тени, заставляя парня резко затормозить и слегка повернуть голову, ища ушами незнакомый источник звука.       — Смотря кто спрашивает, — парень не спешил раскрываться и поворачиваться лицом к говорящей тени, желая сначала увидеть хозяина голоса. Не торопясь, перед ним явилась крепкая мужская фигура, ранее незнакомая ему и, по правде сказать, внушающая тревогу в кого бы то ни было. Но Мин Юнги не из тех, кого можно загнать в угол и заставить дрожать от страха, как щенка, отобранного у матери. Именно поэтому он невозмутимо оставался стоящим на том же месте и оценивающе глядящем на картину, вырисовывавшуюся перед ним.       — Я надеюсь, вы уже успели понять, что это мы вызвали вас сюда. И наша цель далеко не работа, — шаг вперед и лицо незнакомца слегка прояснилось, освещаясь слабым светом фонаря, что прорисовывал грубые скулы и очерчивал острую линию массивного подбородка.       — Мы? — Юнги, приподняв брови, осмотрел окрестности на наличие еще кого-либо, однако, как он и предполагал, никого, кроме данного кадра, стоящего перед ним, не обнаружилось, — здесь недалеко есть прекрасная больница, там как раз помогают справляться с раздвоением личности. Тихий смех, раздавшийся после колкого ответа Юнги, еще больше накалил обстановку и сгустил тучи презрения между двумя людьми. Однако, быстро затихнув, незнакомец состроил серьезную физиономию, доставая небольшую картонку, на которой едва были заметны написанные цифры и, кажется, имя.       — Меня предупреждали, что ваш язык все равно, что лезвие, и палец в рот вам не стоит класть, — вытянутая рука оказалась перед парнем, крутя между пальцами ту самую бумажку с цифрами и заметно указывая краем на протез, — ваша рука, как и голова с вашими знаниями, имеют для нас огромную ценность. Протез оказался у вас незаконно, но отобрать мы его, увы, не сможем, иначе вовсе потеряем такую драгоценность. Именно поэтому было принято решение предложить вам работать на нас. Ухмылка, что сопровождала каждое слово, сказанное парню, неспеша перерастала в тихую усмешку, а после и полноценный смех, украсила губы Юнги и растянула их почти до ушей. Схватив протянутое ему, он пробежал взглядом по написанному, а после снова устремил его в лицо мужчины. Безжалостно потянув края визитки в разные стороны, парень разорвал ее, кромсая на мелкие кусочки, изящно падающие из рук в грязь под ногами.       — Если это все, что вы хотели мне сказать, то приятного вечера вам, — разворачиваясь спиной к собеседнику, Юнги уже было сделал шаг вперед, однако тяжелая рука, с грузом опустившаяся на крепкое плечо парня, с силой сжала его, доставляя не самые приятные ощущения и заставляя слегка опуститься под напряжением.       — Нет, вы не поняли. В моем понимании «предлагаем» равняется «приказываем». Это ваша обязанность, — перед глазами Юнги выплыли еще две тенистые фигуры, что преградили ему дорогу назад, — Чон Хосок. Это имя говорит вам о чем-либо? По буквам складывающееся имя, которое вылетало из губ такого подонка, вызвало у Юнги вспышку ярости. Тяжело дыша и поворачивая голову в бок, парень резко скинул лежащую на его плече руку, хватая запястье и сжимая его, что есть силы. Он вновь направил волчий взгляд исподлобья в глаза напротив.       — Вижу, оно вызывает у вас даже больше эмоций, чем мы предполагали, — широкая, по-настоящему скотская, улыбка красовалась на лице мужчины, раздражая каждую клетку внутри Юнги. Еще немного и зверь, сидящий глубоко внутри, проснется, заставив брюнета потерять контроль над собой. Он знал, знал, что Хосок не просто так появился именно в его жизни. Он тот, кого использовали, чтобы добраться до самого Юнги. Они знали, что родители Хосока, жизни которых покоились в чертовой руке, сыграют свою немалую роль. Эти псы спланировали каждый шаг только для того, чтобы заполучить то, что принадлежало им, обратно. В голове Юнги творился хаос, желание убить, желание защитить и защититься, все смешалось в бурлящую кашу, которой был накормлен внутренний зверь.       — Приказы будете отдавать своим псам, коим я не являюсь и ни за что не стану, — резкий рывок вперед и локоть Юнги уже летит в челюсть собеседника, в кровь разбивая тому нижнюю губу и заставляя его пятиться назад, позорно закрываясь, как запуганный кролик. Моментально скопившаяся капля крови с открытой раны скатилась вниз по подбородку, растекаясь и пачкая своей краснотой тошнотворно идеальную белоснежную рубашку. Испуганно прикладывая ладонь к губе, а после смотря на нее и повторяя столь глупые действия, мужчина сжимал губы в злости и бешенстве, от которых жалостливо дрожали его брови. Затуманенная яростью, голова Юнги не имела возможности мыслить трезво и продумывать свои действия от и до. Рванув вперед, не желая давать этому ублюдку отойти на безопасное расстояние, парень вновь замахнулся, предвкушая ноющую боль в костяшках от силы удара. Но его тут же остановила крепкая хватка двух охранников, что стояли позади него. Дергаясь и рыча, как дикий зверь, Юнги предпринимал бесконечные попытки вырваться из цепких и сильных рук. Сильный удар под колени, и парень уже стоит на царапающем ноги асфальте. Отчаянно пытаясь подняться обратно, парень дергает руками, тяжело выдыхая и не отводя взгляд он стоящего напротив мужчины. Удар коленом в челюсть, от которого в глазах темнеет, а губы начинают ныть от невыносимой боли, от того, что они растягиваются от каждого выкрикнутого сквозь них ругательства. Снова удар, что одарил ужасной болью живот Юнги, заставил рвотный рефлекс ударить в голову, от которого парень выгнулся, плюнув в асфальт.       — Защищу, я защищу его, — тихо шипя себе под нос, из которого ручьем лилась бардовая кровь, растекаясь по губам, разрывающим раны, Юнги с каждым разом повышал голос, уже громко рыча в пустоту, — я сдохну, но защищу тебя, слышишь?! Нескончаемая боль, сжимая в тиски все тело, не давала парню выбраться и сбежать от нее. Ломая ребра внутри, выворачивая суставы и скручивая связки, она лилась бесконечным водопадом, бросая из холода в жар и обратно. Пот стекал со лба по всему лицу, смешиваясь с запекшейся и свежей кровью, забирался в открытые, горящие раны, еще больше прижигая их, от чего глаза жмурились, а лицо корчилось от колющих ощущений, текущих по каждой мышце. Боль, будто иглы забивают прямо под ногти, смешивалась с внутренними когтями, скребущими от тоски, от неспособности защить, не оставляла ничего, кроме тихого скулежа, пробивающегося сквозь кровоточащие губы. Собрав всю оставшуюся в конечностях силу и сплюнув соленую кровь, Юнги сумел подняться на ноги, расталкивая всех вокруг и, шатаясь, отчаянно бросился вперед, замахиваясь на обидчика. Успев лишь двинуть кулаком вперед, парень оказался прижат к стене. Его ослабшее, потрепанное тело, не имело способности сопротивляться, как бы ему не хотелось. Худая бледная шея оказалась сдавленной предплечьем мужчины, который со странной ухмылкой осматривал истекающее кровью лицо парня, который, в свою очередь, при всей своей усталости не смел склонять голову перед шавками и, в каком бы положении не находился, он цинично смотрел на них сверху.       — Последний раз спрашиваю: ты согласен работать на правительство или желаешь умереть как уличная псина? — сквозь зубы спрашивая и ослабляя давление, мужчина махнул рукой, снова крутя перед лицом брюнета визиткой.       — Пошел нахуй, — звонко смеясь, Юнги вытер свои губы рукавом и вновь сплюнул в сторону, — поблагодари, что не на тебя. Цокнув и с силой толкнув кровоточащее тело в стену, мужчина отошел, сразу же скрываясь в тени. Следом за ним отправились и его цепные, оставляя Юнги наедине со своими ноющими ранами. Прерывисто дыша и сползая по стене, слегка дрожащими руками он сумел достать из кармана сигарету, тут же пачкая ее собственной кровью и с третьего раза поджигая. Действительно, как дворовая собака, покусанная цербером, он сидел здесь, зализывая дымом свои свежие раны. Для него было лучше так, чем вилять хвостом перед прогнившим насквозь правительством. Втягивая успокаивающий дым и выдыхая его же вверх, Юнги откинул голову на каменную холодную стену, полностью садясь на дорогу и вытягивая побитые ноги вперед. Любуясь на свои сбитые костяшки, разбитые колени, парня вновь и вновь пробирал смех, от которого ребра разрывало от боли.       — Ты же говорил быть осторожным, — поднимая глаза вверх, парень заметил одинокую звезду, что тут же погасла перед ним, а ее сверкающие остатки скрылись за сереющим дымом ядовитой сигареты.