На разных берегах

Мелиодас       — Ах вот так ты заговорил? Значит, это я во всем виновата? Мелиодас, ты дурак! Ненавижу тебя!       — А я тебя! — сорвался и повысил на Элизабет голос, а дальше все случилось само собой. Я схватил ее за руку и потянул на себя так, что она повалилась на меня, а другой рукой притянул к себе за талию. Ее лицо оказалось на опасно близком расстоянии, и терпение громогласно лопнуло. Прижимая Элизабет к себе еще ближе, я поцеловал ее. Такие нежные и податливые, ее губы сводили с ума. Даже дыхание на мгновение остановилось, а сердца болезненно сжались в груди. Неумело и робко, но Элизабет отвечала на мой поцелуй, и это было ни с чем несравнимое ощущение. Словно ласковое тепло, которое заполнило меня до краев.       Неохотно отстранившись, я заглянул в ее полуприкрытые и затуманенные от поцелуя глаза. В них отражалась странная смесь смятения, неуверенности и желания. И как бы я не сопротивлялся, уже давно утонул в них без шанса на спасение. Моя сладкая ловушка.       — Что ты сделал? — она вдруг резко выпрямилась и оттолкнула меня. Лицо мгновенно приобрело оттенок спелого яблока.       — Поцеловал тебя. Разве нельзя?       — Конечно нельзя, умник! Я же теперь замужем!       Замужем. Это слово резало больнее ножа. И мысль о том, что я был близок к тому, чтобы стать супругом Элизабет, отравляла хуже яда. Самое мерзкое, что этот брак подразумевает мир между нашими кланами, который так долго ждали обе стороны. Но почему именно Элизабет? Почему именно она принцесса богинь? Проклятая судьба.       Я попытался лечь обратно, но бок болезненно заныл, и перед глазами поплыло. Элизабет тут же поменялась в лице.       — Мелиодас, все хорошо? Сильно болит?       — Не волнуйся, жить буду, — попытался отшутиться, чтобы не волновать ее. — Сейчас рана беспокоит меня меньше всего.       На мои слова она вопросительно на меня посмотрела. Конечно то, что я задумал, было рискованно, но я не мог не попробовать. В конце концов, нам нужно было расставить все точки над «i» и решить для себя, кто мы теперь друг другу.       — Мы должны поговорить с тобой, но так, чтобы никто не увидел нас вместе. Поэтому предлагаю встретиться в самой дальней беседке в саду. К ней никто не ходит, а ночью и подавно.       — Ночью? Это очень рискованно, нас могут заметить, — проговорила она с опаской.       — Прошу тебя. Этот разговор очень важен для меня.       Элизабет поднялась с кровати, расправляя складки платья. На лице читались сомнение и неуверенность. Ничего не говоря, она развернулась и направилась в сторону выхода, но уже у самой двери остановилась и тихо сказала, не оборачиваясь:       — Сегодня в полночь я буду там. Через два дня намечен бал по случаю нашей с Зелдрисом помолвки, после этого я не смогу прийти к тебе, когда мне того захочется. Надеюсь, ты сможешь прийти.       С этими словами она вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь за собой. Я же остался один со смешанными чувствами. Нужно все решить для себя раз и навсегда. Было видно, что Элизабет тоже нелегко, да и ситуация в целом была смешной и грустной одновременно. И всего-то нужно было узнать имя невесты, чего я, собственно, не сделал. Значит, сегодня ночью мы все решим и будь, что будет.       Только я попытался принять более-менее удобное положение и немного вздремнуть, как в дверь постучались. Не дожидаясь ответа, ее тут же отворили. На пороге стоял Зелдрис. Увидев, что я не сплю, он быстро вошел в комнату и вперил в меня недовольный взгляд, нервно топая носком сапога. Говорить с ним сейчас я хотел меньше всего.       — Ну и что с тобой произошло, позволь спросить? Почему Элизабет врывается ко мне в спальню под утро вся в слезах, в твоей крови и умоляет тебе помочь? И кто тебя так отделал, капитан отряда зачистки?       Последним вопросом он подчеркнул мое звание, чем и вызвал раздражение. Не скажу же я ему, что потрясенный новостью о свадьбе ослаб настолько, что чуть на тот свет не отправился. И судя по интонации, ему не понравилась реакция Элизабет на мое состояние. Этого я не учел. Нужно срочно что-то придумать.       — Тебе ответить на все вопросы разом, или ты дашь немного времени оклематься раненому брату?       Я состроил вид мученика, и на брата это подействовало. Его взгляд смягчился, но не настолько, чтобы окончательно расслабиться. Зелдрис прошел вперед и сел на стул возле кровати. Видимо, разговора не избежать.       — Да, ты прав. Прости, что так набросился с вопросами, но ответить на них тебе все равно придется. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но тот факт, что ты вернулся в замок еле живым, меня беспокоит. Кто смог тебя ранить? Ты же умелый боец.       — Да есть один паренек. Мы просто разошлись во мнениях, вот и повздорили малость.       — Не хочешь говорить?       — Не хочу.       Откинувшись на спинку стула, Зелдрис устало потер переносицу и скрестил руки на груди. Мой ответ ему явно не понравился, и тяжелый вздох говорил о том, что он точно вернется к этой теме позже. Но это еще полбеды. Теперь мне нужно придумать объяснение столь яркой реакции Элизабет. Конечно осознание того, что она так испугалась за меня, грело сердце, но сейчас нужно в срочном порядке придумать сносный ответ и не вызвать у брата подозрений, что на деле оказалось не так легко.       — Теперь я хочу знать причину столь бурной реакции Элизабет. Вы точно раньше не были знакомы?       Такой испепеляющий взгляд выдержит далеко не каждый. Да Зелдрису без пыток можно допросы устраивать, и он абсолютно точно получит всю необходимую информацию. Глубокий вдох, и я постарался принять самый равнодушный вид, на какой вообще был способен.       — Возможно, ее просто напугал вид крови, вот она и прибежала к тебе вся в слезах.       Отлично, уклончивый ответ — самый удачный ответ. Дам возможность Элизабет придумать версию более достойную, тем более что ее все равно Зелдрис спросит. А так мы не будем расходиться в ответах, что только на руку.       — Я как-то не подумал об этом. В твоих словах есть смысл. Ладно, спрошу ее позже.       Я смог немного расслабиться. Да и Зелдрис вроде стал чуть менее угрюмым. Просидев еще пару минут, он поднялся со стула и направился к выходу.       — Я пойду, еще есть дела, а ты отдыхай, ведь рана серьезная.       Дверь захлопнулась, и я вновь остался один. Но так даже лучше, можно спокойно все обдумать, ведь ситуация, в которую мы все попали, более чем щекотливая. С одной стороны я мог бы все рассказать Зелдрису и уповать на его понимание, но надеяться особо не приходится. Что-то мне подсказывало, что если он узнает правду, скандал будет обеспечен. И все сведётся к тому, что я — недальновидный идиот, который подвергает риску столь шаткий мир в угоду своему эгоизму. Звучит ужасно, но по факту так и есть. Если бы только Элизабет не была принцессой, все было бы в разы легче. Я бы забрал ее, и мы бы вместе уехали далеко-далеко, прочь от всех проблем. Но на деле все в разы сложнее.       Не прошло и часа, как ко мне заявился придворный лекарь. Это была девушка, которая одним видом могла свести с ума любого закоренелого холостяка. Откровенный плащ сиреневого цвета и высокие ботфорты, короткие чернильные волосы и глаза цвета янтаря. Мерлин я знал столько, сколько себя помню. И за это время она ни разу не изменилась. Я считал ее если не хорошим другом, то старшим товарищем, который всегда мог помочь разобраться во внутренних гонениях.       Вот и сейчас Мерлин вальяжно прошла внутрь и уселась на стул, где еще недавно сидел Зелдрис, и закинула ногу на ногу. По ее глазам я понял, что ей уже все известно, и оставалось лишь гадать, откуда. Такую женщину лучше иметь на своей стороне, чем в рядах врагов. Красивая и дьявольски умная, гремучая смесь.       — Ну привет, капитан, — протянула она с ухмылкой. Неизменная манера речи, будто она знает на свете. Хотя я не раз убеждался в этом лично.       — Здравствуй, Мерлин. Ты очень кстати.       Она слегка улыбнулась и достала из кармана плаща небольшую баночку, после чего встала и подошла ко мне. Открыв баночку, я чуть не задохнулся. Запашок был еще тот, аж глаза заслезились. А она даже в лице не поменялась.       — Что ты там намешала? Я после этого выживу?       — Не волнуйся. Если после такого ранения выжил, то от этого точно не умрешь. Хотя…       Я не стал спрашивать, что она имела в виду под своим ехидным «Хотя…», и послушно лег на спину. Мерлин ловко высвободила меня из многочисленных слоев бинта и стала наносить эту зловонную дрянь мне на рану. Удивительно, но рана стала затягиваться прямо на глазах. Я даже глаза протер от удивления, вдруг уже чудится. Но нет, все взаправду.       — Пару часов, и ты будешь как новенький, капитан.       — И ты не спросишь, кто меня так?       Она закончила обрабатывать рану и наложила свежий слой бинтов, после чего глянула на меня с неким подозрением, но спустя мгновение снова улыбнулась и приземлилась обратно на стул.       — А нужно?       — Думаю, нет.       — Вот видишь, ты и так не хочешь мне говорить. В таком случае, зачем спрашивать?       Она видела меня насквозь. Под ее пристальным взглядом я невольно поежился, словно в детство вернулся, когда Мерлин так же испепеляла меня глазами, но продолжала обрабатывать мои синяки и ссадины. В то время ничто не могло укрыться от нее. И как я понял, с тех пор ничего не изменилось.       — Да, я не подумал.       — Ничего страшного, ты часто пренебрегаешь этим умением.       Вот чертовка. Как и прежде продолжает насмехаться надо мной и сыпать колкости. Но, несмотря на ее колючий характер, я знал, что на Мерлин всегда можно положиться.       — Я вынуждена оставить тебя, капитан. И кстати, будь осторожен, когда отправишься на ночную прогулку. Рана затянулась, но не стоит испытывать ее на прочность хотя бы в ближайшее время.       Мерлин покинула мою комнату, а моя челюсть лежала где-то на полу. И как ей удается быть в курсе всего, что я затеваю? Страшная женщина во всех смыслах.       Теперь, когда посетителей в мою спальню больше не предвиделось, нужно было подготовиться к встрече с Элизабет. Предостережение Мерлин тоже нельзя было оставлять без внимания, и потому я решил туже перевязать бок, чтобы лишний раз не беспокоил. Хотя, если подумать, почему она предупредила меня насчёт нагрузки? Ей явно что-то известно.       Пока копошился с бинтами, уже стемнело. Служанка принесла ужин, но есть совсем не хотелось. Вместо голода меня с головой накрыло волнение. От нервов перемерил кучу тряпья, чего мне несвойственно. Уже был готов биться головой об стену. В конечном счете я вышел в сад проветриться и морально подготовиться к разговору, и плевать, что до полуночи еще добрых пять часов.       В тяжелом ожидании наворачивал круги вокруг беседки уже, наверное, в сотый раз. Хорошо, что в этой части сада никого нет, и не придется в случае чего оправдываться. Но, черт возьми, как медленно течет время. Я досконально изучил строение беседки и каждую веточку плюща, что оплетал ее, а также расположение розовых кустов возле нее и количество бутонов. Внутренний голос подсказывал, что я сошел с ума.       Когда в окнах замка начали гасить свет, мой нервоз достиг небывалой отметки. Я стал оборачиваться, в надежде увидеть Элизабет, и в то же время не хотел этой встречи. Я как последний трус боялся этого разговора. Мысль о том, что она отвергнет меня с концами, душила и не давала рассуждать трезво. В голове была какая-то каша.       И вот, ближе к полуночи, за спиной послышались тихие шаги и шуршание юбки. Я медленно повернулся и увидел ее. В лунном свете Элизабет была похожа на сказочную нимфу, столь прекрасна она была в тот миг.       Она прошла мимо меня и присела на скамью в беседке. Я последовал ее примеру и сел рядом. Повисло гнетущее молчание.       — М-мелиодас, — начала она робко, — я так много хочу сказать тебе еще с того момента в библиотеке, но не знаю, с чего начать.       Я тоже хочу сказать невероятно много, но язык не слушается, а в голове гуляет ветер. Как же сложно объяснить словами то, что творится на душе. Возможно, стоит сделать это по-другому. Но риск очень высок. Плевать. Я был бы не я, если бы не любил рисковать.       — Элизабет, — черт, как же трудно, — ты доверяешь мне?       Она удивленно на меня посмотрела и спустя минуту кивнула головой.       — Тогда…       Я осторожно придвинулся ближе к ней и обнял одной рукой. В висках стучал пульс набатом, и дыхание сбилось ко всем чертям. Элизабет напряглась, но руку не убрала, и я немного осмелел. Запуская пальцы в ее пепельные волосы, накрыл ее губы своими, и мне окончательно снесло крышу.       — Мелиодас, нам нельзя, — сказала она, отстранившись и пытаясь успокоить сбившееся дыхание.       — Если ты не хочешь, я и пальцем тебя не трону, — вот же лжец!       — Это неправильно, — прозвучало неуверенно, и это вселяло надежду.       — Так ты хочешь этого или нет?       Последовала затяжная пауза. Я не торопил ее, наслаждаясь нашей близостью, уткнувшись носом в ее волосы. Их аромат был головокружителен, как и она сама. Колдунья, не иначе.       — Утром я об этом пожалею, — произнесла она тихо, и я больше не стал себя сдерживать.       Осторожно, словно хрупкую фарфоровую куклу, я усадил ее на себя, продолжая жадно целовать. Ее поцелуи стали для меня сродни воздуху, без которого невозможно жить. Я целовал и целовал ее, но этого все равно было мало. Своими тонкими изящными пальчиками она перебирала мои волосы, и в тот миг я был готов замурчать от удовольствия. Пьянящая и дурманящая, она сводила меня с ума. Мои руки в это мгновение жили отдельной жизнью, ловко расправляясь с крючками на ее корсете.       Когда последний крючок был расстегнут, Элизабет встала с меня, и в тот же миг платье с тихим шорохом скользнуло с ее плеч на землю. От увиденного я забыл, как дышать.       — Не смотри так на меня, я смущаюсь, — сказала она робко, отводя взгляд в сторону и заливаясь нежным румянцем.       Не медля больше ни секунды, скинул свой камзол и бросил его на землю рядом с платьем Элизабет. Аккуратно уложив ее на импровизированную кровать, я навис над ней, сдерживаясь из последних сил.       — Тебе страшно? — голос просел от дикого возбуждения.       — С тобой мне ничего не страшно, — в подтверждение своих слов она поцеловала меня, и последние сомнения рассыпались в прах.       Я шустро избавился от остатков одежды, и между нами не осталось ничего, кроме жгучего желания. В тех местах, где наши тела соприкасались, кожа пылала огнем. Меня покинули последние крохи трезвого рассудка. Я чувствовал, как Элизабет трепетала подо мной, сгорая от желания. Сдерживаться больше не было сил. Мучительно медленно, но от этого чертовски чувствительно, мы стали единым целым, и все потеряло свое значение. Только луна была безмолвным свидетелем нашего сладкого греха.