Фавориты беды

      — Ты делаешь глупость.       — Можно мне о том не говорить в сотый раз подряд?        Максим сердито тряхнул головой. Белая коса, стянутая четырьмя тугими лентами и утяжелённая серебряными подвесками, лишь слабо колыхнулась, вторя жесту. Жаль, нельзя было обращаться так с волосами постоянно. Кашага — империя мирная и открытая, а принц нынче затянут в военный мундир самого простого кроя, но с таким количеством вшитых в саму материю охранных чар, что и дураку понятно, как в столице неспокойно. Да ещё и подвески на косе зачарованы.        Когда Максим стал снимать кольца, Кауэссе вновь покачал головой, и бывший капитан просто не выдержал:       — Да прекрати же ты! Кау, ты просто параноик! Никто меня там уже не достанет и родственники не сожрут, а магических цацек на мне столько, что не дай боги упаду в море — потону под их весом.       — Лучше быть живым параноиком, чем мёртвым храбрецом. И я тебе уже говорил: отношения у тебя и братьев не сахар. И вообще…        Максим решительно отмахнулся. Снял последний перстень и пошёл к двери не оглядываясь. Артас рассказывал Кауэссе далеко не всё, более того, в некоторых вопросах он откровенно не доверял своему наставнику. И, в частности, в вопросе отношения с братьями.        Во внутреннем дворе замка снуёт народ: техники и служки готовят личный вирлёт кронпринца.        Максим всё так же молча окинул взглядом четверых мастеров Истины, напросившихся в попутчики. Вообще господа дознаватели были вежливы, но той высокомерной вежливостью людей, которым никогда и никто не может отказать. И бывшему капитану это совсем не нравилось.        В железной утробе вирлёта что-то клокотало и булькало. Судно, внешне похожее на жёлудь с сильно вытянутым острым кончиком, сверкало золотом и медью в солнечных лучах, хрустальный купол над отсеком летунов-управленцев и пассажирскими местами слепил глаза почти до рези.        Сам Максим предпочёл бы добраться до Дворца Семи Башен своим ходом или на уэрсе, благо небесные лошадки шустро перебирались по земле, а не только по воздуху, но нет! С ним же был Кауэссе, который почти прогнал Егора и настоял на официальном визите. О каком «визите» может идти речь, когда произошло покушение на королевскую семью, Максим не понимал. Он, чёрт возьми, кронпринц! Брат! Родственник, на худой конец, лицо априори заинтересованное, какой, к дьяволу, «визит»?!        Бывший капитан стоял, вытянувшись струной и сложив руки за спиной. Говорить с Кау не хотелось, и, вообще, он здорово обиделся на камергера. Тому не понравился Рыжий. Ладно, пусть, но вот только Егор его, Максима, семья. И этого никто не изменит. И бывший техник будет с ним во дворце или где бы то ни было. Они будут общаться и дружить, и все аргументы про «мезальянс» башковитые маги могут порассовывать себе по интересным местам.        Там, на пристани, Егор здорово обиделся. Господи, Максим и сам бы обиделся, если бы его так вежливо отшивали. Сын ремесленников. Ну и что же? Тоже маг и сильный, тоже учился в академии Простых Магических Вещей. Но нет же! Кауэссе упёрся рогом, и теперь его было не сдвинуть, что заартачившегося быка.        В чреве лётного устройства что-то чавкнуло, и бывший капитан чуть повернул голову к телепату, сказав фактически одними губами:       — Я сам займусь вопросом с Егор… Родериком. Но он будет со мной. И твоего благословения я не спрашиваю.        Максим сверкнул глазами и двинулся к кораблю. Он честно предупредил. Если Кауэссе станет чинить препятствия, то они быстро распрощаются, как бы дорог ему ни стал телепат.        Пассажирская кабина не просто удобная — роскошная. Сферическое пространство купола наполовину хрусталь, наполовину — синий бархат, дорогие сорта дерева и позолота. Если верить книгам, это судёнышко, работающее на силе пара и мелкого «тяглового» беса, может развивать приличную скорость на малых расстояниях, но больше элемент престижа, нежели средство передвижения. В быту удобнее уэрсе, на дальние расстояния — корабли. В крайнем случае есть вирлёты военного образца — вполовину меньше, мобильнее и легче. Но с «визитом» к родным отправляется кронпринц со свитой. Так что как же тут без пафоса. Тьфу и растереть, а не логика. Господам дознавателям полезно было бы поупражняться в верховой езде, а то у главного ног за пузом не видно.        Во время полёта компания молчалива и хмура. Максим в состоянии тихого бешенства — как раз то, что нужно, чтобы к Артасу не лезли и не задавали ненужных вопросов.        Корабль движется удивительно мягко и действительно быстро. Какое-то время ещё мелькают шпили крыш, а после — только безграничная синь неба. Вдалеке видно отряд почтовых китов. Белые массивные силуэты теряются в облаках, как в густой морской пене, и далеко разносится их грустная песня. Пожалуй, киты — единственное, к чему он никогда не привыкнет. Магия, телепатия, переселение душ — это на фоне летающих млекопитающих сущая ерунда.        С высоты птичьего полёта Дворец Семи Башен действительно величественен и пышен. Но Максиму как-то не хочется жить среди такого количества белого мрамора, золота, открытых галерей, бесчисленных лестниц и переходов. Хотя сад, конечно, несравненно больше, чем в Стрижином доме, — замке, облюбованном королём и его наследником. Монарх во всём, что не касается женщин, действительно довольно прост и замок ему явно милее дворца.        Вирлёт плавно опускается на мощённую белым камнем площадь внутреннего двора, и со всех сторон начинают стекаться люди. Артас их всех знает и искренне, глубоко и небезосновательно презирает.        Максим почти плывёт в раскалённом гуле чужих голосов. Его приветствуют, почти целуют руки и падают на колени. Сплетничают, смотрят, лизоблюдничают. Большинство собравшихся ненавидит принца, потому как это самое большинство — фрейлины и прислужницы государынь-управительниц. Но даже если бы не это, то бывшему капитану физически тошно смотреть на очередную красивую девочку и «вспоминать», какова она в постели.        Он святым не был отнюдь. Но похоть Артаса — это что-то ненормальное. Проще найти тех, кого он не валял по перинам, а потом не бросал ради новой пассии. С мужчинами получше, их куда меньше, но, как ни парадоксально, свой пол принцу, похоже, нравился больше, чем противоположный. А теперь Максим идёт, с ног до головы укутанный в женское презрение, и хочет самолично придушить бывшего хозяина тела.        Единственное приятное лицо — магистр Юнес, хотя как раз с лицом у главного придворного некроманта беда. Высокий мужчина в чёрной многослойной не то мантии, не то накидке распрямился из поклона и мягко улыбнулся рассечёнными двумя шрамами губами. Вся правая половина лица, включая глаз, под повязкой, а на «здоровой» половине видно три тонких белых шрама, два из которых идут от уха до подбородка, пересекая губы, ещё один рассекает бровь. Недавняя война не пощадила магическую элиту, и такие вот «украшения» очень у многих. Но самое удивительное при такой внешности то, что у некроманта совершенно золотой характер. Добрый и отзывчивый, и мужа его шрамы, похоже, совершенно не смущают. Вообще, если бы не магистр Юнес и капитан королевской стражи (и по совместительству учитель фехтования у Артаса), Максим бы ещё долго по умолчанию считал Кашага такой же консервативной в семейном плане державой, как и родную.       — Своё заключение о случившемся потом предоставите?       — Разумеется, ваше высочество.        Ещё одна улыбка, не снисходительная и не наигранная. Некромант мог и недолюбливать наследника, но Максим подозревал, что его здорово подкупает искренняя сыновья любовь Артаса к отцу.        Покончив с церемониями и оторвавшись от Кауэссе, Максим целенаправленно пошёл по боковым коридорам. Глубже и дальше во дворец. Ему из всего множества народа нужен был лишь один. Самый близкий по крови.        В одном из коридоров в спину неожиданно летит язвительное:       — Надо же, явился сам. А что не письмо с сожалениями и переживаниями?       — Бумага закончилась, Вирр.        Максим ненадолго остановился, рассматривая «сестёр». Виррия сморщила носик, когда он на автомате огрызнулся её детской кличкой, а теперь смотрела с неприкрытым осуждением. Кауэссе был не прав: Изабе и Виррия не отличались благопристойностью. Они брата не любили, но делить им было нечего. Ещё полгода — и обе выйдут замуж: одна за калифа Жемчужного мыса, другая за принца соседней державы. Маленькие королевства, несерьёзные союзы. Но империя не пренебрегала и таким.       — Вирри, не порть себе настроение, этого грубияна за уши притянул Кауэссе. Арта же у нас ничего не может без своей няньки.        Девушки звонко, но наигранно рассмеялись. Максим молча сверлил их взглядом. Красивые, но не нежные или сколько-нибудь добрые. Старшая, Изабе, блондинка, похожая на отца и его самого. Виррия поменьше ростом и потемнее волосом. Их мать, королева Иссая, старшая и главная из нынешних государынь-управительниц женщина, которую от двора нужно будет отлучить сразу же, как только он взойдёт на престол. Если взойдёт, конечно. Несостоявшаяся королева слишком злопамятна и могущественна, и слишком многих из его окружения она не любит.       — Если, не дай боги, вас ещё раз попробуют убить, я, так и быть, не приду.        В спину ему полетело какое-то восклицание, но Максим не стал слушать. Его не встретила ни одна государыня-управительница и ни один брат или сестра. Бестактность? Грубость? А может, открытая конфронтация и инициатора нападения на Артаса нужно искать в этих стенах?        Если бы он не поссорился с Кауэссе, то непременно поделился бы своими умозаключениями с мастером. А заодно предположениями и опасениями. Память Артаса для него теперь не тайна, он легко «вспоминает» нужные фрагменты, но вот дуэли, закончившиеся для принца так печально, он вспомнить не может. Ни-че-го. Какие-то давние факты он не помнит вовсе. Что было с Артасом полгода назад? Год? Слишком много белых пятен, которые никогда не восполнить, и каждая оплошность может стать роковой. Но сейчас у него есть зацепка, которую он не имеет права упустить.        Эти бело-золотые комнаты Артас знал очень хорошо и посещал не так давно. Случайное воспоминание — чужое лицо и отделка помещения, но он запомнил и Кау не сказал. Теперь казалось, что упрямство это было оправдано.        Дверь грохнула о стену, молодой человек, полулежавший на софе в комнате, подскочил на ноги и хотел что-то сказать, но Максим его опередил. Быстро не шагнул, скользнул вперёд, аккуратно, но властно сжав плечо будущего оппонента, и потянул за собой к двери в соседнюю комнату.       — А теперь, пожалуйста, правду, а не официальную версию господ дознавателей.        Мираз нахмурился, сжал и без того тонкие губы в нитку, но на дверь таки кивнул. Конечно, второму по старшинству сыну не нравился приказной тон «брата», но, на счастье Максима, у него не было выбора.        Принцы были чем-то похожи и внешне, и внутренне. Белые волосы, голубые глаза, редкостной красоты выправка военного покроя и честолюбие, приправленное эгоизмом. И всё же Мираз был поспокойнее и вовсе не так коварен, как пытался внушить подопечному Кауэссе.        Не «вспомни» Максим пару щекотливых деталей при взгляде на портреты родственников — не мог бы почти с полной уверенностью ожидать чужой покорности и податливости, но пока удача благоволила. И Мираз спокойно поворачивался к нему спиной, пока задёргивал шторы и очерчивал кристаллом круг около двух кресел. Впрочем, Максим всё равно бросил на пол маленький, обтёсанный в дырявую монетку кусочек нефрита, и чужой барьер дополнился ещё тремя.        Мираз только жёстко ухмыльнулся.       — С каких пор у тебя паранойя?       — Может, с тех, как мне почти продырявили грудную клетку? Как-то не хочется повторения.       — Батюшки, да кто-то взялся за ум, — Мираз «упал» назад и вальяжно развалился в кресле. — Спасибо, что ли, сказать твоему неудачливому убийце? Он за один раз вбил в твою голову то, что там годами удержаться не могло.       — Найдёшь — скажи, — Максим тоже сел и, закинув ногу на ногу, бессознательно принялся крутить кончик собственной косы. — Заодно познакомишь нас.        Принц чуть нахмурился. Не враждебно, с вполне искренней тревогой уточнил:       — Совсем не помнишь?       — Представь себе.        Мираз вздохнул и сжал переносицу. Максим только подспудно догадывался, чем занимался его младший брат на благо империи и своего коронованного родича, и теперь не хотел ошибиться. Принцу всего семнадцать, хотя в дворцовых условиях жизненного опыта у него хватит на тридцатилетнего. И при этом у него совсем не простая работа.       — Мирзе*? — в голосе чуть больше стали, чем хотелось бы, но принц наконец поднял глаза.       — Извини. Но я тоже устаю. Тебе ли не знать, как выматывает прощупывание.        Мираз тоже телепат, но не чета ему и Кауэссе. Принц слабее в разы, и чтение мысли — не его профиль. А вот предугадывание, лёгкое прикосновение к аурам, душам, помыслам — в этом с ним могут тягаться разве что русалы. Вдобавок к дару недюжинная интуиция, интеллект и главное — клятва на крови. Старый и сложный ритуал, лишивший старшего из братьев кронпринца даже шанса на предательство и надежды занять трон империи. Максим даже ненамеренно чувствовал эту сложную магию. Она была тонкой, хорошо замаскированной и незримой для всех, кроме телепатов. Но он чувствовал её особенно остро с учётом того, что его она как раз и оберегала от чужого вольнодумства.        Мираз поморщился.       — Не лезь, пожалуйста, в мои мозги. Или тогда не приходи, не порть мне настроение и не требуй отчёта, раз сам так жаждешь его считать.       — Я не всегда могу это контролировать. Но постараюсь.        Ещё одно недовольное движение, но Мираз решительно передёрнул плечами, отрешаясь от своего же неудовольствия.       — Ты хотел неофициальную версию случившегося — изволь, — принц откинулся в кресле ещё дальше и стал рассеянно прокручивать массивный перстень на безымянном пальце. — Сегодня утром во дворе произошёл взрыв. Рядом были Изабе и Виррия, но сильнее всего пострадал, конечно, Урно. Его не ранило, вовремя был прикрыт пажом, но, ясное дело, мальчик расстроен, они как-никак сдружились со служкой. Канхем в академии, и в его весточках сквозит безмятежность оторванного от нашего гадюшника человека, Раннен успокаивает Урно. Это ты знаешь и так. Как и то, что, если верить мастерам Истины, взрыв — происки оппозиции или королевства Арнау. Как по мне, оба варианта чушь. Сильной оппозиции у нас сейчас нет. Отец, слава духам, здравствует, — Максим болезненно дёрнулся от этих слов, ибо монарх вовсе не «здравствовал», — и сильно прижал неугодным хвосты в прошлом году. Если у лордов короткая память, то они просто идиоты. Арнау ещё куда ни шло, но у них самих раскол, а у нас с наследниками даже перебор. Ясное дело, что твой драгоценный трон останется под твоей пятой точкой, даже если совет лордов захочет видеть на нём меня или Канхейма.       — С чего такая уверенность?        Максим всеми силами пытался изобразить небрежность. Он смотрел в сторону, крутил кончик косы, так что перезвякивали многочисленные подвески, а главное, старался показать, что спрашивает вскользь, невнимательно и, возможно, думая о своём.        Мираз присвистнул.       — Сильно же тебя по голове ударили, братец. Уверен я, может, потому, что ты единственный сын от государыни-правительницы*? А может, потому, что ты ещё и телепат, а трон империи всегда предпочитали отдавать «светлым» детям? Или, может, с того, что все твои братья связаны клятвами верности? Когда ты спрашиваешь такие вещи, мне действительно интересно, с чего вдруг отцу вздумалось именно тебя посадить на замшевые подушки.*        Тирада у Мираза выдалась запальчивая и искренняя. А кроме того, она здорово обрадовала и обнадёжила Максима. Родич от него, может, и не в восторге, но за всё время беседы бывший капитан ни разу не почувствовал, что принц может воткнуть ему нож в спину. Да, это никак не оберегало от заговора, но, в конце концов, за Миразом тоже может стоять кто-то, кто хочет его главенства из личных интересов. Ровно как Кауэссе сейчас стоит за ним. И вот тут ещё вопрос, насколько честен сам мастер.        От брата Максим уходил более или менее довольным. Мираз полагал, что акция со взрывом не где-нибудь, а во внутреннем дворе дворца Семи Башен — провокация. Возможно, тех же людей, что виновны в нападении на Артаса. Возможно даже, что это непосредственно неприятели кронпринца. Когда в мире через одного попадаешь на мага, такие вещи отследить сложнее. Мастера Истины и те спорят, а казалось бы, чего уж проще, чем залезть в голову свидетелям и выявить всю подноготную. Но люди такие люди… Если можно что-то переврать, подменить, забыть или вспомнить — это произойдёт. Часто даже не по злому умыслу, а из-за самой человеческой природы.        Впрочем, Максима много что волновало в ситуации, в которой он существовал. Конечно, он сейчас пойдёт ругаться с мастерами Истины, а потом на ковёр к государю, чтобы донести всё из первых рук, включая свои негодование и сомнения. Монарх как минимум выслушает, как максимум — даст более чем дельный совет и скажет, что делать, в отличие от сдержанного Кауэссе, предпочитающего политику осторожности и полутеней. Но, кроме всего этого, он насядет на господ следователей, сыщиков и ищеек. И Кау может говорить и делать что хочет, а он намерен отыскать ещё одного друга. Любой ценой и любыми средствами. Ровно как и удержать подле себя Егора. И оба эти пункта никакому осуждению и противодействию со стороны телепата неподвластны.

***

      — Давай ещё!        Внизу, у основания нагревательной башни, Фир подкинул в топку угля. Давление тут же подскочило, в жерле башни что-то заклокотало. Металл страшно нагревался, но вода всё равно шла полухолодная, где-то циркулируя откровенно неправильно или не циркулируя вовсе.        Егор белкой носился по лестнице с одного яруса на другой, откручивая и отвинчивая, а после привинчивая обратно, и пытался найти неполадку. По уму остановить бы нагревательный процесс в этой махине, он бы всю её разобрал и собрал заново, что-то ещё и подновив, но новый мир не прекращал удивлять иногда не с самых положительных сторон.        Ему попросту не давали заниматься любимым делом. Егор всегда любил ковыряться в технике, но здесь и сейчас от него требовали его знаний и умений магического толка, игнорируя то, что он откровенно лучше разбирался в устройстве нагревательной башни, чем многие присутствующие. От него ожидали наладки «огненной жилы», а проблема была не в том, что печка не даёт тепла, вода не кипит, а пар не гонит по трубам кипяток. Чисто техническую проблему тут решали с какого-то совершенно другого бока. Больше всего бесил щегольского вида молодчик лет эдак двадцати двух, но зато при титуле и невероятном снобизме. А кроме того, с образованием механика. Относительно земных понятий эквивалент названия был не совсем верен, но, пожалуй, полнее всего отражал суть. Хуже всего, что «это» некомпетентное нечто смело кривить нос и фыркать, будто что-то понимало.        Егор размеренно и медленно дышал носом, откручивая очередную гайку и слушая очередные придирки «начальника».       — Вместо того, чтобы ковыряться в том, чего не понимаешь, десять раз уже мог бы сделать что просили.       — Вместо того, чтобы чесать языком, уже десять раз мог поработать ручками и пораскинуть мозгами, чтобы уяснить, что проблема не в жиле.       — Пф.        «Барчонок» фыркал и качал головой с видом «да что понимает эта челядь», Егор же кипел всё сильнее. Техник вообще никогда не отличался покладистым характером, а чужое необоснованное самомнение выводило из себя неимоверно. Ещё пару замечаний он выдержал, но, когда его в прямом смысле ткнули носом в стенку, как щенка в лужу, терпение закончилось.        Через час бывший техник сполз по каменной стене камеры на пол и в который раз пощупал разбитые губы.       — Ну и чего ты добился?        Фир сидел в соседней камере, и разделяла «братьев» только решётка. Егор даже головы не повернул и показал, что не услышал сердитого и при этом отдающего тревогой вопроса. Конечно же, Фир подорвался оттаскивать его от механика. Правда поздновато, бывший техник уже порядком подпортил тому физиономию. Как минимум наградил фингалом. Разбитых губ за это было не жалко, и только одно плохо — в сословных разногласиях почему-то решали в пользу того, у кого денег побольше.        Егор горько хмыкнул, губы опять закровили, а Фир только вздохнул, привалился к решётке и стал ворчать.       — Эх, а какой заказ был хороший… Рядом с домом и даже заплатили бы…       — Этот придурок разводной ключ от отвертки не отличит, а всё туда же, командовать. Тоже мне механик нашёлся.       — Родерик, сколько мама просила тебя успокоиться? Ты не механик, никогда им не будешь и не переведут тебя на факультет…       …и бу-бу-бу, и бу-бу-бу, и в том же духе. Да, как же.        Бывший техник смежил веки и откинулся ещё дальше на стену. Ничего, три денька посидит в казематах. Он всё равно был прав и в технике понимает поболее некоторых, а что так неудачно с телом… Печаль, конечно; видимо, свободных знатных шатенов в мире на момент перемещения не наблюдалось. Хотя… Если уж быть совсем честным, свой новый огненный дар потерять не хотелось. Магию отсекли железным ошейником, но тот был приятно холодненький и Егора никак не унижал. Подумаешь, цацка. Зато когда его снимут, можно устраивать огненные шоу. «Дома» он уже приноровился перебирать кухонные аппараты и прямо в руках переплавлять детали, чтобы те лучше стыковались, а то и чинить их. Пока не выходили тонкие железные листы и спицы, но ведь это дело времени.        Фир ещё бурчал, когда Егор уронил голову на грудь и уснул. Он не жалел, что разбил нос этому вздорному умнику. Правда, теперь рядом нет Федьки, который при разбирательстве может всю ситуацию вывернуть так, что Егор просто стоял и никого не трогал, а на него ни с того ни с сего набросились. Макс был. Но он теперь птица не его полёта. И вообще, у него теперь новые друзья, которых он слушается, а Егор так. Воспоминание голодного прошлого. Кому такое вообще надо?

***

      — Рыжик.        Егор вздрогнул и распахнул глаза, просыпаясь. На корточках перед ним сидел Максим, белая коса подметала пол, а лицо друга, как и прежде, было трудно различимо. Егор потянулся, чтобы «сорвать» мешающую плёнку, но его руку мягко отстранили.       — Не здесь.        Егор встряхнулся, окончательно просыпаясь.       — Надо же, не снишься.       — Не снюсь. Вполне взаправду вытаскиваю твою бедовую тушку из неприятностей, которые ты систематически находишь.       — Уж чья бы корова мычала…        Фир из заточения уже выбрался и о чём-то беседовал с Кауэссе.       — Это он, что ли, нажаловался? — небрежный кивок в сторону телепата. — Сам же смотрел на меня как на отребье.       — Ты ошибаешься по обоим пунктам. Кауэссе даром твоё благополучие не сдалось, в отличие от меня, и он не смотрит на тебя уничижительно. Но давай поговорим об этом где-нибудь на воздухе, хорошо?        Егор пожал плечами и поднялся. На улице брат, конечно же, пристал с вопросами, а кто эти господа и почему их освободили, а механику выписали штраф за неправомерные действия и подкуп (Кауэссе в чём-то был совсем как Фёдор — ситуацию с ног на голову мог перевернуть и сказать, что так оно и было) и прочее, и прочее. Техник неохотно буркнул про друга с Академии и неожиданно получил два одобрительных взгляда — по крайней мере, Максим что-то на грани слышимости шепнул мастеру, а тот охотно кивнул. Совсем рядом с домом от старшего братца удалось-таки отвязаться и клятвенно заверить, что под ясные очи семьи сам он вернётся ровно через час.       — Всё, посторонние уши ушли, теперь объяснишь, что забыл в кутузке?       — Твою бедовую голову, конечно же.        Егор фыркнул и руку друга с плеча сбросил. Конечно, так он и поверил. Именно поэтому Максим пропал почти на две недели сразу после первой встречи и позволил камердинеру наговорить кучу гадостей. А всё потому, что они не ровня. Конечно, куда уж ему до кронпринца.       — Кау, оставь нас.       — Ты…       — Кауэссе, — Максим совершил резкий оборот, так что коса вхолостую щёлкнула по воздуху, что плеть. — Мы, кажется, договорились, нет? Я закончил все дела на сегодня и пасти меня каждый раз не нужно, тем более теперь. Извини, мне нужно поговорить с другом.        Кронпринц потянул мастерового за собой в сторону городского сада так, что даже если бы Егор и хотел, то не выкрутился бы. Бывший капитан остался по отношению к нему и сильнее, и выше.       — Может, всё же отпустишь? А то сомнительное удовольствие за тобой волочиться.        Максим тут же сбавил ход и друга выпустил.       — Извини, я вовсе не хотел, чтобы так получилось.       — М? Ты о том, что бросил меня в чужом мире на две недели, или о том, что твой сотоварищ смотрит на меня как на главную проблему своей жизни? И убери эту чёртову иллюзию, ни хрена тебя не вижу!        Вместо ответа Максим щёлкнул друга в лоб, разом и наказывая за бранное словцо, и позволяя видеть сквозь слои чар. Снимать их не хотелось: он теперь сам заморачивался маскировкой и осознавал, сколько сил уходит на хорошее заклинание.       — Ау! За что?       — Федьки на тебя нет, сквернословник. Совсем одичаешь, пока найдём его.        Болезненно потирая лоб, Егор буркнул:       — Нет такого слова.       — Значит, будет. В этом мире чего только нет, знаешь ли.        Максим, более не оборачиваясь, пошёл дальше. Он хотел не просто углубиться в сад, а дойти до пруда и раскидистого дерева, чем-то напоминающего плакучую иву. И звуки скрадывает, и от глаз случайных прохожих лишний раз убережёт.       — А теперь-то ты изволишь объясниться?        Егор только перестал потирать лоб, когда опять получил тычок и полез на друга с кулаками. Два раза даже попал, прежде чем ему бережно заломили руки.       — Ну не дуйся, Рыжий. Я же не специально тебя оставил.       — Конечно не специально, тебе новый приятель посоветовал!        Максим хотел что-то сказать, потом просто махнул рукой и уселся под «иву», скрестив руки на груди и хмуро глядя на воду.        Егор вздохнул, провёл по рыжим лохмам с затылка на лоб, взлохматив их ещё больше, и так же сердито упал другу под бок.       — Извини, я сказал резко. Но вообще-то я на тебя обижен, хотя ты меня и вытащил из-за решётки, пусть и символической.       — Я тебя не оставлял. Но, если ты не заметил, мне даровано «счастье» быть коронованной особой. Это налагает некоторые обязательства, которыми я не могу пренебрегать. Мог бы — сделал, чтобы мы поменялись.        Рыжий боднул бывшего капитана в плечо.       — Ладно, понял. Не хочу я быть ни монархом, ни принцем, а то рожа у тебя больно несчастная от такой чести. Как там твоя «семья»?       — Паршиво.        Максим вкратце пересказал другу об отношениях с родственниками, взрыве, отце, дуэли и рабочей теории насчёт всего этого.       — Вообще-то не похоже, что конкретно тебя хотели припугнуть, — Егор почесал подбородок, потом поймал себя на том, что у Родерика с щетиной пока плоховато, в отличие от его прошлого тела. — Да и вообще многое смущает.       — А меня-то как смущает. И знаешь что больше всего? Мы как-то очень вовремя умерли. И очень качественно «переместились». Это ж что такое должно случиться, чтобы одновременно освободилось три тела примерно нашего возраста и сложения?       — Два, — машинально поправил Егор и поспешил заткнуться. Максим одарил его колючим и неласковым взглядом. — Нет, ну правда, мы ничего о Феде не знаем.       — А я говорю, он жив.       — Любящее сердце чует?       — Вот какое тебе дело, балаболка?       — Да никакого, просто два друга-идиота, хоть один и поумнее половины земного шара. Если мы его найдём, хоть тогда сознаешься, а? Или, как и в той жизни, будешь украдкой облизываться и мальчиков чернокудрых по углам зажимать? Ай-я-я-я-ай! Отпусти ухо!        Максим, словно не слыша криков и не обращая внимание на тычки, почти закрутил тонкую хрящевую мембрану. Егор уже выл в открытую, а потом зажимал алую ушную раковину. Он, как все рыжие, быстро и сильно краснел и плохо бледнел обратно.       — Хорошо, хорошо, не зажимал никого, обоюдно соглашались. Всё равно идиот! Кому было хорошо, что ты ходил весь такой влюблённо-несчастный, а он такой же несчастно-блудливый? А вот этого не надо! — бывший техник совсем другими глазами посмотрел на друга, замахнувшегося уже всерьёз. — Знаю я, как ты защищаешь своего драгоценного, но, во-первых, я говорю правду, а во-вторых, ты лёгким движением руки вышибешь мне мозги.       — Он не блудил.       — Ну извини, я не знаю синоним к тому, что он спал с кем угодно ради шпионажа и всё это под соусом «я и так грязный, так что какая разница». Это что — норма? У обоих мозговой вывих, и не надо мне рассказывать, как это не так! Я очень даже видел. Мне только было интересно, когда же тебя, чёрт возьми, наконец к стенке припрёт, а тебе всё по боку! Вот, один раз уже счастливо сдохли, второго подождём?!       — Какое твоё дело?!        Максим не выдержал, вскочил на ноги и нервно заходил под деревом ровно в пределах тени, словно его кто в клетку загнал. Техник примирительно поднял голову и покачал ею с видом осуждающим и сердитым, явно думая: «что с идиота взять».       — Ладно-ладно-ладно, я понял. Кому тут нужна моя правда, в самом-то деле. Хочешь всё по второму кругу — пожалуйста, кто я такой тебе мешать? Только не говори, что не предупреждал. А теперь я домой, мы славно обо всём поговорили.        Бывший капитан попросту переставил прошедшего мимо техника с одного места на другое, а когда тот хотел уже разразиться очередной тирадой, тихо заметил:       — Мы двое никогда не умели спокойно разговаривать.        Егор поперхнулся своим возмущением и даже губу прикусил аккуратно.       — Без Федьки — нет. Из тебя кто-то должен был тянуть всю подноготную, а меня затыкать, пока я не сказал больше, чем надо. Как всегда, в общем-то.       — А ты говоришь не искать…       — Я говорю, что его может тут не быть, — рыжие брови изломились болезненным «домиком». — Макс, ты пойми…       — Тс-с-с. Нет. Отучайся от старых имён. Для меня это теперь роскошь.       — Всё настолько плохо? Неужели даже во дворце нет покоя?       — Там — особенно. С подданных и так хватает того, что у кронпринца после нападения здорово поменялся характер.       — Но в лучшую же сторону!       — А разница? Всё единоопасный чужак.       — Боже, боже, всё через жо… ладно. В общем, Арта, я бы не стал так уповать, что нас тут трое. Потом может быть только больнее.       — Ты призываешь опустить руки?       — Отнюдь. Просто не надеяться. Больно, конечно. Да только иначе ещё хуже будет.        Друзья на какое-то время замолчали и просто глядели на спокойную воду, почти не видную за кувшинками. Разговор вышел невесёлым и не больно-то конструктивным.       — Мак… Арта?       — М?       — Ты мне титул дать не можешь? А лучше всему семейству?        Максим вскинул брови и посмотрел на залившегося краской и потупившего взгляд друга. Это он чего? Завидует? Денег хочет? Комфорта?       — Понимаешь, мне со следующего месяца нужно возвращаться в академию. Ну правда, не могу же я вечно «болеть». Родерик, конечно, удачно захворал, но надо и честь знать. А я не пироман, ты же меня знаешь. Мне бы руками что-то делать, а в механики только высшее сословие пускают. Да ты и сам видел, как я сцепился с тем хлыщом. Раз уж мы тут застряли, дай хоть любимым делом займусь.        После такого признания стыдно стало уже Максиму. Ну правда, не сословное у них обоих мышление. Ой, прав Кауэссе — палятся на мелочах, как актёры-недоучки. Хотя куда там, хуже.       — Дай мне дня три. Титул не обещаю, его ещё поди объясни, даже если ты мой друг по академии. А, к слову, это ты удачно сказал брату.       — Да что первое в голову пришло… А что, Родерик дружил с Артасом?       — Сильно сомневаюсь, но, во-первых, чьё это дело — с кем там принц дружил, а во-вторых, я в академию точно не вернусь. У меня «домашнее обучение», если можно так выразиться. Кронпринцу обеспечили архимагов в педагоги. Предметов, правда, поменьше академических, толку больше, особенно если учитывать мой профиль. А твою пироманию действительно запускать нельзя. Ты сам-то хоть чуть освоился?       — Да мне-то что? — Егор скатал огненный шарик, сжал кулак, а когда раскрыл, выпустил парочку летучих кораблей и кита, через минуту рассыпавшихся искрами. — Он слушается, силы почти не жрёт, царапины лечит, а с учётом того, что я — личность на редкость неаккуратная и считающая все окрестные углы телом, это просто дар божий. Сам-то как?       — Магия — последняя моя проблема с такими родственниками. И отречься если и смогу, то очень не скоро. В общем, это какая-то беспросветная… У меня нет цензурного слова.       — Есть и положительный момент — заведёшь себе свой гарем. Всей знати же можно?       — Нет, полигамные браки тут только у монархов. И то при бездетности или если один из супругов мужчина. Так что как уж выкручивался из этой безусловно невыносимо трудной ситуации мой родитель, я просто ума не приложу.       — Очень хотелось собрать цветник.       — Угу. Собрал. А заодно наследников наплодил, а мучаюсь я. А я технически вообще ни при чём!        Егор сострадательно похлопал друга по плечу.       — Одолжить мышьяк?       — Иди ты, Рыжий…        Бывший техник впервые за время разговора улыбнулся по-доброму, искренне и спокойно.       — Ничего, прорвёмся. Где наша не пропадала. К слову, «Рыжий» меня вполне устраивает. Можешь ещё звать Рик, старшие братья эту форму моего тутошнего имени употребляют. Вообще страшно зубодробительное.       — Ты ещё эльфийские не слышал.       — Они что, тоже тут есть?!       — Ну не прям эльфы, но длинноухий долгоживущий народ имеется. Наши соседи по континенту, кстати. Да и вообще тут много явлений, считающихся сказкой на Земле.       — Думаешь, они все у нас были?       — Ну, здесь же есть понятие иномирцев. Хотя, похоже, их становится всё меньше и появляются они всё реже. По крайней мере, если верить записям.       — А что, есть записи?       — Даже два дневника бывших землян. Правда, всё это бесполезно: ничего о том, почему происходит обмен и как вернуться обратно.        Егор сделал шаг назад, вглядываясь в голубые глаза, — фактически те же, что и были когда-то у Максима Ивановича Берга.       — Ты что, хочешь обратно? Туда? Нет, я первое время тоже невероятно хотел, но, Макс, там же война! Возможно, и Земли-то уже нет! Все только и ждут, кто первый спустит ядерную мощь на противника, ты хочешь в ядерную зиму?! Этого?!       — Ты опять оговорился. И нет. Я просто хочу домой. Может, если Федя не тут…        Егор застонал, хотя и немного напоказ.       — Духи! Вот уж воистину у кого что болит. Вот когда мы найдём Басманова — только попробуй на нём не жениться или что там, раз он так тебе сдался. А то, ей-ей, я скажу всё за тебя и мне будет всё равно, что потом меня по частям не соберут.       — Вот, ты уже говоришь «когда», а не «если».       — Всё, иди в баню, Берг. Или ещё куда подальше. Жду новостей через три дня и раньше твоей рожи видеть не хочу — не выдержу просто.        Техник ушёл, не попрощавшись, и всё же напряжение, которое было в начале, исчезло. В общем-то, оставалось только жить.        Максим опустился на траву и, удовлетворённо вздохнув, прикрыл глаза.       — Объяснились?       — Вполне.        Кронпринц даже не стал оборачиваться, чтобы увидеть фигуру, затянутую в чёрное и подпирающую дерево. Кауэссе умел появляться неожиданно и совершенно бесшумно.       — Много слышал?       — Почти всё.       — Ожидаемо.        Тихие шаги приблизились, а потом горячая рука коснулась лба принца, заправила выпавшую из косы прядку за ухо и даже, что бывало очень редко, погладила по голове.       — И что же, не скажешь, что я не прав?       — Это твоя работа, Кау. Мне часто не нравятся твои методы, и я не буду тебя беспрекословно слушаться, ты тоже часто бываешь не прав, но я не хочу ссоры.       — Мир?        Максим открыл глаза и пожал протянутую руку.       Справка по миру:        *Уменьшительно-ласкательная форма имени.        Государыня-правительница и государыня-управительница — два разных титула. Только одна из жён нынешнего короля правила наравне с супругом. Титула «император» в мире нет. Кашага обозначено империей с учётом транслитерации героев относительно мира.        В каждом государстве мира есть свои аналоги названия трона. В империи Кашага это замшевая подушка. Аналоги устойчивы вне зависимости от того, что собой представляет «трон» как таковой на момент повествования.