***
Фёдор смотрел на обрыв с опаской. Переночевав в деревеньке близ столицы, на следующий день он вот уже три часа ехал под палящим солнцем вдоль обрыва в шаткой надежде найти-таки паромщика. Некоторые владельцы маленьких летающих судёнышек неплохо зарабатывали, переправляя гостей и торговцев в столицу, вот только злополучная пристань никак не показывалась. Иерэ переставляла ноги довольно споро. Мошкара кобылу почти не донимала, а если какой-нибудь овод норовил сесть ей на брюхо, то быстро расплачивался за глупость. Не в пример собратьям Иерэ была гибкой и при желании могла спокойно дотянуться до любого места на своём теле. Фёдор, в последнее время имевший дело только с тешкаде, в принципе не мог заметить ненормальную гибкость любимицы. Когда за ещё одним поворотом обнаружился очередной отрез дороги, бывший навигатор невольно вздохнул. — Да что ж такое-то… В соседнее государство с болот легче попасть, чем в столицу. Иерэ обернулась и всхрапнула, приподняв верхнюю губу. Фёдор ободряюще похлопал её по шее. — Я не на тебя жалуюсь, девочка, ты молодец. Бывший навигатор подобрал поводья и чуть сжал шенкелем бока кобылы, не ударяя, впрочем, пятками, та и так легко поднялась на рысь. Мелькнула рощица, пара оврагов, и впереди замаячил поворот. Фёдор тронул повод, но Иерэ вдруг проявила характер. Перепрыгнув новое препятствие, она неожиданно понесла и совсем не вбок, а прямо к стыку моря и неба. Будь Фёдор поопытнее, успел бы спрыгнуть с седла, но левая ступня застряла в стремени; лошадиные ноги ударили о землю ещё четыре раза, а потом начался резкий полёт вниз со скалы. …в себя Басманов пришёл, прижавшись к лошадиной шее и обнимая оную и ногами, и руками. Иерэ не падала. Она плавно планировала, чуть зигзагообразно спускаясь вниз и распластав по обе стороны от себя полупрозрачные крылья. Когда страх отпустил, а адреналин ещё не схлынул и не уступил место приступу паники, бывший навигатор даже осмелился рассмотреть новые конечности кобылы. Крылья Иерэ словно не были материальны. Каждый их взмах оборачивался визуально «отслоением пепла», его тёмным шлейфом мелких чёрных частиц. Басманов аккуратно оторвал правую руку от лошадиной шеи и, растопырив пальцы, коснулся крыла. Оно было осязаемо, но как-то странно — не как плоть, а как сгусток чего-то упруго-вязкого. На пальцах остались чёрные сажевые следы. Фёдор чуть сместился назад, усаживаясь кобыле на холку, тем более что Иерэ очень сильно задрала голову и всей шеей словно бы подалась назад, в том числе удерживая на ней всадника. Ноги всё равно приходилось держать несколько задранными и вынесенными вперёд, чтобы не мешать неожиданно появившимся лошадиным конечностям, начинающимся от лопаток и ватерлинией тянувшимся до самого крупа, двигаться. Внизу ослепительно сверкало море. Вверху горело и слепило солнце. Так что бывший навигатор, буквально оглушённый количеством света и яркости после тенистых рощ, не сразу сообразил, что чёрные массивные силуэты внизу — не скалы. Боевые киты оказались не чета почтовым. Массивные, чёрные, бугристые, отчётливо напоминавшие разом и кашалотов, и драконов из-за холмистых спин и бездонных зубастых пастей. И при этом на удивление обладали мирными и спокойным характером. Иерэ без зазрения совести спустилась на спину ближайшего кашалота и пошла к голове. Чёрная спина гиганта маслянисто блестела, при каждом вздохе огромное тело ходило ходуном, а взмах хвоста или плавников оборачивался креном. Иерэ в отличие от всадника это не смущало. Она даже умудрилась потереться мордой о лобастую голову пронырливого китёнка, нырнувшего вверх, в небо. «Малыш» пассажирку почти сбросил, но кобыла лишь переступила с ноги на ногу и повела условными крыльями. Киты же плыли вверх, растягиваясь в длинную неровную цепочку. Более или менее поняв, куда они собственно плывут, Фёдор вцепился в конскую шею с удвоенной прытью. — Иерэ, нет! Куда там. Поразмявшая крылья кобылка всадника слушать не пожелала. А вот добавить впечатлений — очень даже. Иерэ галопом помчалась вперёд, спрыгнула с одной китовьей спины и спланировала на другую. Её всадник издал придушенный мявкающий звук, никак не подобающий чародею. Киты словно бы подстраивались, по крайней мере под копытами у тешкаде очень вовремя оказывались хвосты и головы всплывающих вверх животных, которые никак не пытались её скинуть, повернуться или возмутиться. К моменту, когда бесконечные скачки и планирование закончились, Фёдор был ни жив ни мёртв и не очень-то собран. Вновь на землю Иерэ приземлилась не больно-то ловко, с уклоном, а после ещё и взбрыкнула, то ли восстанавливая равновесие, то ли испугавшись, но бывшему навигатору хватило и того. Басманов не очень красиво, но зато эффектно приземлился в кусты. И, кое-как развернувшись и почти улёгшись на них, потёр лицо ладонями. — Боже… Чтобы я ещё хоть раз на тебя сел, демоново ты отродье… Технически это восклицание в сердцах даже не было оскорблением. А вот некой квинтэссенцией восторга и ужаса — очень даже. Китовая стая плавно поплыла вверх и прочь от столицы. Иерэ заржала недавним спутникам вслед, а те отозвались короткой, но громкой песней. Басманов ещё какое-то время смотрел вслед чёрной стае и стал подниматься и выпутываться из куста. Не получилось. Гибкие стебли излишне ласково обвили руку и торс, а некоторые зацепились за одежду. — Да ёлки-палки, я могу в этом мире не попадать на ненормальную флору?! Тенистый плющ ответил красноречивой удавкой на шее. Медленно, медленно Фёдор стал высвобождать конечности. Что сказать — упал удачно, не в самую гущу. Как было бы весело, накрой эта гадость с головой. Правую руку высвободить получилось быстро, левую отвоёвывать выходило с боем. Только оторвёшь стебель от манжет, так он цепляется за воротник. Иерэ тоже внесла свой вклад, пощипав противный куст, но делу ничуть не помогла. Через какое-то время, когда несносное солнце немного сместилось с зенита, но продолжило яростно жечь, послышался лошадиный топот. Что ж, возможно, сейчас его осмеют, а у Иерэ попробуют забрать седельные сумки. Последнее не получится, если только проезжий не маг, а уж простой человек с тешкаде не сладит никогда. По части магических способностей незнакомца Басманов угадал. Удушливо-сладковатое облако чужой силы явно намекало на сильный дар некроманта. А внешность — на военное прошлое. — Ух ты! Развлекаетесь, юноша? — Ага, наглядно изучаю ботанику. Вопрос был задан тоном дружелюбным, а вот в ответ получился рык, но пришлый мужчина не обиделся. Он спешился и, улыбаясь рассечёнными шрамами губами, подошёл поближе. — А правда, как вас угораздило? Теневой душитель — примечательная пакость. В него, конечно, можно впутаться, но чтобы так основательно… — Вон та безобразница сбросила, — устало и на этот раз беззлобно Фёдор махнул в сторону Иерэ. — Меньше по китовьим спинам скакать надо. — О, так это ваш дуэт занимался воздухоплаванием? А я ещё смотрел и думал, кто в Арноре такой смелый да ловкий. В городе всего-то трое тешкаде, — некромант обошёл куст с другой стороны, а потом обнажил кинжал, до того притороченный к седлу. — Я бы, конечно, попробовал магией и с радостью это чёртово растение иссушил, но он же, зараза, сожмётся, засохнет и отрезать придётся руку. Ну-ка, только не дёргайтесь, юноша. Фёдор лишь досадливо тряхнул головой. Стилет был за голенищем, вот чего стоило его самому достать? Плющ трещал, трясся и терял листья и побеги. Но не отпускал. Жертву, за чей счёт можно неплохо разрастись, ему терять не хотелось. Но некромант оказался последовательно безжалостен к растению, поддевая остриём густую сетку плетения и прорезая его насквозь. В конце концов плющ отстал с противным звуком лопнувшей струны. Мужчина коснулся сжавшихся листов куста почти нежно, и тот вмиг почернел и скукожился, как паук, которому подпалили брюшко. — Духи, какая же пакость! Мне иногда хочется хорошенько потрясти за грудки праотцов, оставивших такое наследство. Войну гнева они затеяли, а завалы их магии, перекраивавшей мир, разгребать нам! Не могу, добивает безответственность. И больше всего в тех, кто владеет тёмной искрой. — Можно сказать это и обо мне. Фёдор попробовал размять запястье. На удивление, оно не отвалилось. — Брось, мальчик. Попасть в неприятность и спалить полмира — немного разные вещи, — некромант вернул кинжал в ножны и повернулся, протягивая руку. — Но я жутко неучтив. Магистр Юнес Фирро. Фёдор пожал протянутую руку, запоздало отметив, что стёр себе правую ладонь до крови во время кустарной борьбы. — Эриен Райе. Мастер Юнес искренне удивился. Сначала даже ответить не смог и, более того, не отпустил руки, которую Фёдор попытался забрать. Но последний жест оказался удивительно миролюбивым: некромант всего-то повернул чужую раненую конечность ладонью вверх и восстановил стёсанные ткани, хотя его тёмная магия и настораживала всё существо новоиспечённого чародея, пусть он и ощущал её родственной. — Эриен… Я не ошибусь, если предположу, что твоей отец — мастер Форро Райе, наместник Солёных болот и глава западного круга чародеев? Фёдор фыркнул. — Бросьте, мастер Юнес, я о вас слышал. И прекрасно знаю, кто чуть не женился на вашей сестре. И можно просто Эри. Некромант тут же расслабил плечи и улыбнулся. Выходило разом жутковато и изумительно. Не сказать чтобы три тонких шрама украшали незакрытую повязкой половину лица, но и не уродовали его некогда симпатичные черты до неузнаваемости. — И что, не будет недоверия к незнакомцу? — Который вытащил меня из куста, хотя мог проехать мимо? Полно, мастер. Вся империя в курсе вашего характера. — Бремя славы ко мне безжалостно. Мужчины засмеялись и ещё раз пожали друг другу руки, но теперь с лёгким кивком головы, как шапочные знакомцы. — Эри… С ума сойти. Последний раз я тебя видел крохой трёх лет. Сильно обидишься, если скажу, что ты вообще не похож на отца внешне? Басманов фыркнул из-за комичности момента. Как будто хоть кто-то представлял, насколько он не похож на отца. — Не вы первый, не вы последний. — Нет ну право… — новый оценивающий взгляд снизу вверх, но удивительно добрый, а не ироничный. — Какой ты вырос… Я так понимаю, академия наскучила, вернулся домой? — Фёдор хотел ответить, но магистр поднял руки. — Нет-нет, я не осуждаю. У меня у самого ученик, и я его этим старым перечникам не отдам. Твои дядя и отец отличные педагоги. Они, кстати, не хотят вылезти из болот? — Вам ли не знать, что они там не совсем по своей воле. Некромант несколько замялся, и Фёдор поспешил исправиться, тем более что о магистре он и впрямь слышал от родственников и слышал только хорошее. — Не в том смысле, что вы как-то виноваты в этом, мастер. Просто это факт из биографии нашей семьи, мы сидим в родовом гнезде, не мутим воду и вообще ведём себя прилично. — Ох, я до сих пор считаю это несправедливым. Но короля бесполезно переубеждать. Да, боюсь, и поздно. Все силы двора и так брошены на то, чтобы он протянул ещё год. Что ж… — мужчина неловко потёр шею, но потом собрался и указал на лошадей. — Могу я тебя проводить до города? Фёдор улыбнулся мягко и вполне искренне. — Ну конечно. Я буду рад вашей компании. Магистр Юнес в общении оказался очень прост и открыт. Басманов не совсем понимал, как он с таким темпераментом уживался к коллегами по ковену. Некроманты не то чтобы были так уж ужасны, но дар налагал некоторый отпечаток. Чародеи в возрасте частенько становились циничны и даже жестокосердечны. Постоянное соприкосновение с теневым миром и клоакой человеческих душ не способствовало другому. Некроманты же довольно скоро переставали ценить жизнь окружающих и вообще отличались сумрачностью. Но магистр по-бодрому смеялся, говорил мягко и всем видом выражал жизнерадостность. Даже повязка на пол-лица и шрамы никак не могли эту его черту пригасить. Разве что периодически проглядывало нечто похожее на застенчивость и попытки не поворачиваться к собеседнику левым израненным боком. В доме на Солёных Болотах о нём и впрямь говорили хорошо. Мастер Форро вспоминал годы ученичества, а мастер Уриэль — большую королевскую охоту на нежить. Конечно же, самые знатные трофеи всегда приносил он сам, но оба брата сходились в мысли, что не ко многим людям во дворце можно повернуться спиной. Магистр в списки таких людей входил. А это чего-то да значило. — Эри, я тебя сейчас не учу, но ты не пробовал… м-м-м… переправляться при помощи парома? Бывший навигатор рассмеялся, украдкой потерев ещё ноющее запястье. — О, я вас уверяю, именно это я пытался сделать. Но у Иерэ было своё мнение. Нет, конечно, получилось быстрее, чем на корабле. Если не брать в расчёт время объятий с кустами. Магистр хмыкнул. — Не сердись на свою красавицу слишком уж сильно. Одна из самых неприятных особенностей нашей искры — тотальное количество неприятностей до входа в полную силу. Мы ведь, по сути, страшно везучие. Почти не болеем, живём дольше, чем все остальные, очень мало что действительно может нам навредить. А кроме того, у тебя появится наари, а демоны-хранители страсть как не любят, когда их компаньонам делают хоть немного неприятно. Но да, мальчик, пока не обретёшь его, все шишки в лесу твои. — Угу, и все кусты, и вся нежить. — И это, к сожалению, тоже. Но вот мне вовсе на год пришлось уйти из семьи, перед инициацией. И так все кошки, мыши и собаки сдохли в доме, а уж когда Ирия заболела, мы решили не рисковать: сестра у меня всё же одна. Ладно, это лирика. Тебе есть где остановиться? — Разве в столице закрыли постоялые дворы? Вообще у семейства Райе был собственный столичный особняк, и мастер Форро даже всучил сыну ключ, но всем было понятно, что начинающий чародей там не остановится. Особняк опечатан. Мастерам Форро и Уриелю было дозволено посещать столицу, но ненадолго и, уж конечно, не в некогда своём доме. Эри никто и ни в чём не ограничил, но будет несколько неудобно, да и маги из управления безопасности наверняка проверят, кто снял печать и зачем. И чего людей дёргать по пустякам? Тем более что ему и впрямь нужны только книги и опыт путешествий. А после и на болота можно. Некромант перебрал поводья и серьёзно заметил. — Открыты конечно. Но очень не советую центральные улицы. Родной особняк открывать не станешь? — Нет. Это как-то… неудобно. Магистр понятливо вздохнул и покачал головой. — Я вас так и не поблагодарил. Вы меня спасли от страшно унизительной смерти. Как минимум от позора. Сложно представить хохот, который подняла бы проезжающая стража. — Да полно, Эри, борьба с кустом — это почти благородное занятие на фоне того, как младшие принцы прилюдно стаскивали друг с друга штаны на площади, а государыни-управительницы оттаскали за волосы новую фаворитку. Столица — такой развесёлый дурдом, что, честно говоря, я не знаю, как в ней можно уронить репутацию. Её тут поднять никак не могут. Я очень жду, когда же трон перейдёт к принцу Артасу. Он, конечно, тоже бедовый и вечно ввязывается в сомнительные авантюры, но у него хотя бы есть Кауэссе, а если уж этот прожжённый интриган не справится, то вряд ли мы вообще сладим с обстановкой в стране. Прощание вышло тёплым и полным взаимных уверений в дружбе. Кроме прочего, Фёдор обзавёлся картой, которую спутнику главного столичного некроманта отдали за бесценок, и ценными советами по части гостиниц. Усталый, но в целом довольный, Басманов закончил насыщенный день в кровати «Сердитого льва», лениво размышляя, что в столице шлюхи и постоялые дворы были отдельно, а он бы вновь с удовольствием побеседовал с кем-то вроде Лаасэ. И вообще, мальчик был хорош, наверное, стоило бы его вытащить из кабалы, пусть и из-за одного только чувства поверхностной, но искренней симпатии.***
Егор сдул с открытой ладони огненных бабочек и подмигнул какой-то полненькой девушке в толпе. Максим закатил глаза, но смолчал. Вот уж кто из их троицы нигде не пропадёт: рыжие нагловатые парни, не обделённые харизмой, в любом мире падкое женское сердце найдут. У Феди и то так не получалось. То ли противоположный пол его корректная вежливость пугала, то ли девушки в принципе были чувствительны к невербальным жестам. А уж если сам Максим додумался до того, что друг иногда прямо-таки транслирует в пространство, что что-то у него не так и не надо к нему лезть, то для прозорливого человека сие и вовсе не секрет. Сердце противно заныло от воспоминаний о вечно грустном карем взгляде. Он и так периодически запинался на ходу на улицах, выхватывая в толпе вихрастую чёрную макушку. Но, конечно, всё было не то. И совсем не так. — Левее. Кауэссе чуть мотнул головой, дополнительно указывая направление, и Максим сгрёб заигравшегося Егора за шкирку и потянул за собой. Завтра должен был отмечаться праздник середины лета. Улицы столицы всё больше украшались гирляндами цветов и светильников. И даже уличные торговцы пытались представить свои прилавки в выгодном свете. Они уже сегодня пестрели где яркими бусами, где новенькими отрезами ткани, но, конечно, самое красивое будет завтра. Максим не увидит всего, но Кауэссе клятвенно пообещал, что попросит принести что-нибудь интересное и, конечно же, хвалёных яблок в карамели, равных которым не могли сделать даже на королевской кухне. — Эй, ну всё, хватит. Да Ма… Арта, же! Артас! Егор ещё путался в именах, но старательно пытался, как и на Земле, вырваться из дружеской хватки. — Я сам могу идти! — Можешь. Ровно до первой девушки в твоём вкусе. Сам же просил устроить тебе проверку. Между прочим, мы идём домой к мастеру Виниру, и, как думаешь, хорошо это будет, если оторвать человека от заслуженного отдыха, а потом ещё и опоздать? Егор ещё что-то бухтел, а потом успешно утешился: глазки прохожим он успевал строить и на бегу. Это даже добавляло нотку романтизма: глядите, мол, пленён и не в силах подойти, а то бы я конечно! Кауэссе при виде всего этого безобразия тоже закатывал глаза и явственно ловил себя на чувстве неприязни к рыжему другу подопечного. Но раз уж взялся помогать, то что делать. Мастер Винир, Главный Ответственный Механик королевской башни науки, жил в небольшом, но чудно̀м особняке. Половина крыши была стеклянной, и за ней виднелись заросли оранжерейных растений, а вторая половина почти потерялась под шестернями и мехами, находящимися в постоянном движении. Одних только флюгеров было четыре на разных уровнях. И вертелись они почему-то в разные стороны. — А у этого вашего Главного Ответственного хорошее чувство юмора, — Егор хмыкнул и беззастенчиво указал пальцем на чужой дом. — И пристрастие к красному цвету. Глянь, даже рамы в окнах под кирпич. — Чужой дурной вкус — не повод демонстрировать собственное невежество. Егор моментально вспыхнул, и Кауэссе бы услышал пару ласковых за грубость, но Максим всё с тем же спокойствием потащил друга к дверям и дёрнул за механических дверной звонок. Тот отозвался рёвом и дымом наподобие паровозной трубы. Дверь открыл слуга, но хозяин дома выскочил из зала так стремительно, что у гостей не успели спросить ничего положенного приличиям. — Кау! Как я рад тебя видеть, мальчик! Телепат с честью выдержал бурную радость и рукопожатие, после которого весь был перемазан чем-то похожим на машинное масло, и, в частности, стерпел «мальчика», хотя Максим и отметил, как сжались и без того тонкие губы вьеско. — О, это те молодые люди, о которых ты говорил? Так-с, кто тут хочет на механика? Максим и Кауэссе, не сговариваясь, выпихнули Егора вперёд. Мастер Винир стал разглядывать потенциально подопечного. Егор отвечал тем же. Тем более механик был занимательной личностью. Почти такой же, как и его дом. Внешне не старше сорока пяти, он был страшно худ и высок, двигался рывками и сам напоминал механизм. Ко всему прочему, коротко стриженные русые волосы украшал слой копоти, а глаз было почти не видно за окулярами со множеством линз. В итоге мастер этот странный аксессуар попросту снял и на время зажал сухими грязными пальцами переносицу. — О духи, ничего в этих проклятых околусах не вижу, одна сплошная веснушка! О! — мастер раскрыл глаза и посмотрел незащищёнными глазами, но так жутко щурясь, что сразу стала видна степень его близорукости. — Ого! Юноша, да вы огонёк! — Эм… По-моему, огненный дар называется не так. — Так вы всё же огневик? Егор, то ли усмотрев издёвку в вопросе, то ли просто решив, что лучше показать, чем сказать, не нашёл ничего лучше, чем воспламениться. Охнули все. Огонь послушно потёк вниз по обладателю, концентрируясь на руках, но полуминутного созерцания фигуры, полностью объятой огнём, почему-то золотистой и желтоглазой, всем хватило. — Феникс! Кауэссе, ты должен был сказать! Мне же никто не отдаст высшего огневика, будь он хоть гений механики, в чём я, вообще-то, не уверен! Телепат поморщился уже не скрываясь. Егор только что подкинул в костерок неприязни к себе новую вязанку дров, а вьеско и без того устал возиться с буйным иномирцем. Максим был хотя бы здравомыслящим и управляемым, а у Егора здравомыслие включалось через раз. Он вообще оказался жутко ерепенистым и «неудобность» своего характера гасить не собирался. Мастера Винира с горем пополам убедили провести испытание. Он согласился. Егору выделили комнату, набор инструментов, материалы и полчаса на «что-нибудь эдакое». Не сможет придумать — до свидания. Максима и Кауэссе на это время увели в гостиную чаёвничать. Ради этого хозяин дома даже умылся. Бывший капитан же без аппетита дербанил кисть винограда и вполуха слушал разговор учителя с бывшим учеником. Хотя у Кауэссе механика проходила исключительно как курс лекций и не более. Говорил в основном Главный Ответственный Механик, ему просто нужны были слушатели. «Кау, что значит «феникс»?» Телепат скосил глаза на ученика, а потом у вовсе прикрыл их и откинулся на спинку дивана. «Это титул высшего огневика. Их всего два: саламандры и фениксы. Одна группа фактически живёт в огне, другие им лечатся и могут лечить. Редкий и сильный талант. Твой друг из вторых. Ему пламя не причиняет вреда. Он его пить может, если захочет, а саламандре такой фокус не под силу. В принципе, это не страшно, но обладателей больших сил государство предпочитает контролировать. Особенно стихийников — тех, кто управляет силами природы. По уму так твоему другу дорога на передовую, в боевые маги». «Егор не военный. И никогда им по духу своему не был. Родерик, я думаю, тоже». «Он проблемный, Арта. С любого бока проблемный, уж прости мою прямоту». Больше Максим с наставником не говорил, вплоть до того, как они покинули гостеприимный дом. Егор, по его собственным словам, «не стал мудрить» и воссоздал модель улучшенного вирлёта в соотношении один к двадцати. Только за неимением парового котла обошёлся собственной магией и ей же оплавил и согнул металл. Модель вышла работающей и Максима в перспективе устроила больше, чем реальный аналог: меньше, манёвреннее, быстрее. И мелких бесов в качестве двигателя использовать не надо, а значит, лишний раз дёргать чародеев и заставлять их работать с изнанкой. Мастер-механик и его потенциальный ученик быстро заговорили на общей тарабарщине и, судя по всему, поссорились из-за какого-то принципа динамики, но расстались все удовлетворёнными. — Как и положено, явитесь осенью в Академию Простых Магических вещей. Я вынесу вопрос о вашем переводе на другой факультет на заседании совета. Какой талант! Много, конечно, заблуждений и ложных учений в вашей голове, Родерик, — после этой фразы мастер этак многозначительно посмотрел на Егора. Тот взгляд проигнорировал, как и опус про талант. Голый опыт, помноженный на природную сообразительность и любовь к разным механизмам. — Но с этим мы что-нибудь придумаем. До свидания, господа. Спасибо за визит, это было прелюбопытно! В итоге Кауэссе и Максим успокоились и выдохнули, а Егор источал разом радость и раздражение, потому что опять его собрались учить манерам, но потом так быстро вернулся в состояние флиртующего ловеласа, что Максим просто махнул на друга рукой. Хоть одной проблемой стало меньше.***
Фёдор по-турецки сидел на подоконнике в гостинице и лениво перелистывал книгу. Начитался он за прошедшие три дня всласть. И находился тоже. На счастье, Иерэ удалось пристроить на вольные пастбища, кобылка бы сошла с ума в стойле без прогулок. Всё равно по городу верхом передвигаться было почти невозможно. Во-первых, столица оказалась не самым крупным городом. Несмотря на все площади и просторные мощёные проспекты, чародей находил её страшно уютной, какой-то очень замкнутой на самой себе. Во-вторых, праздник середины лета был сопряжён с многолюдностью, а давить прохожих лошадью Фёдору не хотелось. Насмотрелся на подобных франтов. Одного даже слегка отрезвил, стегнув его прутиком черноты по голени. Нахал обернулся с гневным выражением, но наткнулся на горящий полупрозрачный взгляд, видимо, понял, с кем имеет дело, и скукожился прямо на глазах. Поделом. Булочницу с девочкой можно было пропустить, а не поднимать жеребца на дыбы перед побелевшей от страха женщиной. На раскрытую страницу спланировал маленький синий дракончик. Басманов неосознанно улыбнулся, прикасаясь к эфирному телу. Мастер Форро с сыном общался охотно и подолгу, не всегда соизмеряя чужой резерв. Фёдор иногда деликатно намекал, что на ответ попросту не хватит силы, но чужой родитель слишком дрожал за родное чадо, «прозябающее в жутком городе». И как в академию отпустил? Но всё же надо было признать — беседы были полезны. Ему подтвердили все положительные черты мастера Юстеса и узнали его по описанию. Кроме того, оказалось, мага вполне себе можно узнать по отголоску силы и, как тут говорили, искры. И, конечно же, сам Эри этому скоро научится. Басманов сделал себе сотую пометку на будущее — понять принцип этого механизма и найти обходные пути. Полезно будет как запутывать следы, так и уметь находить чужие. Тем более обладает искрой чуть ли не каждый второй. В большинстве своём дарования эти очень и очень скромны, но любой чародей уже сам по себе чуть больше, чем просто маг. Это неиссякаемый источник проблем — общаться с той стороной можно и при малом резерве, а демоны и тем более духи мало чем ограничены. Синий дракончик истаял. Басманов чуть облокотился на раму и расслабился, переживая волнение собственной силы и отголоски чужой. Надо было признать — магия увлекала со страшной силой. Сам её ток по крови был мучительно-приятным. Осознание собственных сил и возможностей подстёгивало гордыню, и если он обретёт-таки наари, то придётся с этим что-то делать. Тщеславие вкупе с чувством могущества и вседозволенности — не лучшие помощники в большинстве ситуаций. Гордецов победить легче всего, рано и поздно собственное умение застит глаза и отшибает чувство осторожности. Бывший навигатор поднялся с подоконника и стал складывать вещи в сумки. Завтра он съедет и покинет пёстрый радостный город. Книгами он обзавёлся. Тот же фолиант по призыву приятно оттягивал сумку и здорово облегчил кошель. А в столице недоучке делать нечего. Да и главная проблема пока — грядущий экзамен. А уж после можно подумать о карьере и перспективах… К обеду начинающий чародей спустился поздно, так что пришлось довольствоваться полутёплыми мясным соусом. Одно радовало — столица совершенно сходила с ума из-за праздника и еды к вечеру будет даже больше, чем нужно. А уж до того он как-нибудь перебьётся с полным-то меди кошелем, успевай только обменивать на яблоки в карамели. Фёдор неспешно прогулялся за город, проведал Иерэ и уверил кобылку, что завтра они непременно уедут. Тем более что на тешкаде уже жаловались конюхи: та перекусала всех жеребцов и решительно не хотела вести себя по правилам лошадиного социума. Так что неизвестно, кого новость об отъезде порадовала больше. Чародей проходил по пролескам до самого вечера, поэтому столицу в полном праздничном облачении увидел уже в сумерках. Арнора расцвела всеми оттенками огня: зажглись гирлянды и фонарики, распустились диковинные флуоресцентные цветы. Проспекты стали желтовато-рыжими. По ним шли люди в праздничной одежде. Уэрсе тащили лёгкие прилавки с разной мелочью, и их множественные отростки переливались не хуже гирлянд. Живые ходячие фейерверки, иной раз норовившие запутаться шеями или опутать своими змеевидными телами окружающих. Дети и взрослые смеялись. Постепенно стала слышна музыка, появились хозяева винных подвалов с бочками молодого вина, которое щедро разливали всем желающим. Фёдор не вписывался в общую радостную атмосферу. И дело было даже не в чёрной одежде, разбавленной тонкой, но искусной серебряной вышивкой по краю, не в особом её крое, текучем, но лёгком, выдававшем профессию обладателя, а в чувстве растревоженной тоски. Он бы с удовольствием показал город друзьям. Даже представил реакцию Егора, абсолютно аутентичную празднику, такую же искряще-радостную. Рыжий бы, конечно, улыбался от уха до уха. Только вот к спиртному его было лучше не подпускать: он всегда искренне считал, что умеет пить, а с редких гулянок они обычно уносили его на пару с Максимом. Макс… О, ему бы тоже понравилось. Правда, радость из капитана вытянуть было сложнее, она у него была какая-то зашуганная, робкая. Но зато всегда искренняя, без наигранности. О, как бы он хотел им показать! Не только праздник — мир, эту новую жизнь, ещё странную и непривычную, но новую. Так, бледным призраком побродив почти до глубокой ночи, Басманов дошёл до небольшой площади, густо увитой со всех сторон плющом. В центре её стояла своеобразная каменная беседка, почти полностью скрытая под цветущим вьюном. В жаркий полдень она наверняка пользовалась спросом, но теперь все небольшие компании, ещё не присоединившиеся или уже уставшие от шумного действия в центре города, расположились вокруг. Фёдор прошёл под арочным сводом и погладил листья вьюна. Совсем сухие, изжаренные зноем. А вот цветы нежные, почти не пахнущие и немного искрящиеся в неверном ночном свете и отблесках фонарей. Сидеть на парапете беседки было, может, не совсем культурно, но приятно, а кроме того, за неровным краем зелени, покрывшим балки и крышу, хорошо было видно небо. Чужие созвездия казались почти привычными. Как странно, как горько было променять одно небо на другое! Внизу, на скамейке под беседкой, трое студентов терзали лаар. Два парня и одна девушка. На последнюю горе-музыкант и хотел произвести впечатление. Иногда у него даже получались сносные аккорды, но потом то ли он сбивался, то ли мелодия придумывалась на ходу и потому выходила сырой и скомканной. Послушав ещё немного, Фёдор уловил очень знакомые, почти родные мотивы. Что ж, в свете нет ничего абсолютно нового, и мелодия, придуманная одним человеком на другой планете сотню лет назад, может прийти в голову другому в ином мире, ином времени и даже в иной галактике… — Позволите? Студенты на перегнувшуюся через край стройную фигуру посмотрели с сомнением, потом признали в незнакомце чародея, и тонкие пальцы сомкнулись на широком грифе, забирая инструмент из хозяйских рук. Лаар был хорош. Похуже того, что он оставил на болоте, но после пары пробных проигрышей и настроек удалось получить нужный звук. …а потом Фёдор заиграл длинный мелодичный проигрыш. Слушатели чуть оживились и кто-то подошёл ближе, но бывший навигатор уже никого не видел и не слышал. Он пел.***
Выбраться из замка удалось лишь ночью — и то с боем. Кауэссе устал за день, прогулка его не радовала, но Максиму хотелось посмотреть на празднующий город, а больше того, пообщаться с Рыжим. Егор белкой скакал по всем улицам и проспектам и излучал счастье. Максим искренне пытался за него порадоваться, вот только перед самой встречей техник расстался с семьёй не больно-то любезно и ласково. Он категорически не щадил чувств чужих людей и даже из такта не всегда держался в рамках. Разве что с Ликой. Младшая сестра хоть какой-то уголок сердца этого грубияна да отбила себе. — Ну зачем ты так с ними? — Ма… Арта, они вообще-то не моя семья, — Егор с неприятным хрустом отгрыз хвост леденцовому дракончику. Третьему за прогулку. — И извини, родственных чувств у меня нет. Если ты ещё не забыл, в концепцию семьи я вообще не очень-то верю. — Наша прошлая жизнь не имеет к этой отношения… — Ха! — Егор зло блеснул глазами, а потом его понесло. — А ничего, что наша прошлая жизнь вылепила наши характеры? Ой, ну конечно, у тебя же в этой персональная нянька и двор на тебя молится, только вот это не твоё место. Наше в грязи на обочине жизни, как и у всех ненужных детей, и выбирались мы с этой обочины самостоятельно! Ах, я опять упускаю детали! Это же я отказник! Вы-то с Федей оба семейные и любимые, прям не знаешь, кому больше сочувствовать: тебе и аварии, в которой погибли родители, или ему с его сволочным отцом и святой матерью! Максим побелел. Ярость и боль, вызванные колкими словами, попали в самые уязвимые места. Он не стал орать или бить. Просто пошёл, рванул прочь со скоростью призёра олимпийских игр по ходьбе. Егор, в прямом смысле прикусив длинный язык, помчался следом и почти потерял друга и его вечного теперь спутника. Кауэссе в выяснение отношений не вмешивался, только в какой-то момент утянул Максима в тень арки, так что Егор проскочил мимо и тут же потерял и потерялся в толпе. — Постой и остынь. Мы его найдём чуть позже, тем более он сам прекрасно наговорил себе мысленных гадостей, уж поверь. Максим выдохнул и упёрся затылком в холодный камень стены, задрав голову вверх. — Нам всем плохо. Даже тебе. Ты вынужден со мной носиться, как наседка с яйцом. Он прав, я не на своём месте. Просто я свою злость не могу ни на кого спустить. — Брось. Ты там, где надо. В конце концов, не нам осуждать мироздание за его выверты, и раз случилось как случилось — значит, это для чего-нибудь нужно. Максим невесело улыбнулся и оторвался от стены. — Давай пройдёмся. Мы не потеряем Рыжего? — старое прозвище почему-то произнести было легче, чем новое строгое «Родерик». — Я не успел поставить маячок… — Вот поэтому я и ошиваюсь рядом. Не потеряем, я слежу. Егор сам всех нашёл через полчаса, посмотрел виноватой собакой и по-детски ухватился за чужой рукав. Максим не стал сбрасывать его руку, хотя ещё до конца не оттаял. Они шли всё дальше от центра, и по мере продвижения буйство сменялось лирикой, а музыка из лихой всё больше становилась романтической. Где-то во дворах сильный голос выводил простой, но очень светлый мотив. Луч солнца золотого Тьмы скрыла пелена. И между нами словно Вдруг выросла стена. — Арта, я… — Тихо! Максим весь подобрался и обернулся на голос. Он хмурился и старался вспомнить. Ошибся? Показалось? Слишком знакомый мотив и мелодия, слишком ноет растревоженное сердце. Ночь пройдёт, наступит утро ясное. Знаю, счастье нас с тобой ждёт. Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная, Солнце взойдёт. — Эта песня… Она не из этого мира. Она наша. После этих слов Максим кинулся вперёд, пугая редких прохожих. — Я что собственно… Егор не сообразил, что такого произошло. Просто смотрел вслед слегка ошалевшему другу. Кауэссе соображал куда быстрее. Ухватив вредного попутчика за руку (духи, ну почему надо следить, чтобы этот рыжий не потерялся?), помчался следом за подопечным. — Потом поймём. Сначала бы догнать! Петь птицы перестали, свет звёзд коснулся крыш. В час грусти и печали ты голос мой услышь.* На припеве и финальном проигрыше Максим бежал, задыхаясь и почти теряя сознание от напряжения. Хоть бы успеть! Хоть бы увидеть певца! Он не мог ошибиться. Да, голос другой, да, вероятность совпадения мизерная, она нереальная, невероятная, но эти полные грусти интонации, эта проникновенность самых простых мотивов… Это не может быть кто-то другой! Песня закончилась, когда кронпринц фактически вылетел на небольшую площадь с каменной беседкой. Тёмная фигура в её проёме передавала инструмент кому-то из слушателей и отмахивалась от комплиментов. А потом пошла вглубь, в черноту, в беседку. Прочь. Максим сам не понял, как преодолел расстояние, как вспрыгнул прямо на парапет и, поскользнувшись, ввалился внутрь. Он смотрел только на стройную высокую фигуру в чёрном текучем одеянии с серебряной нитью. На тонкий белый профиль и такие же белые изящные кисти рук, в которых всё же чувствовалась сила, а во всей фигуре незнакомца инаковость. — Федя! Примечания: *М. Магомаев — Серенада Трубадура (Луч Солнца Золотого). Да, в плейлисте к работе эта песня в исполнении «Мельницы», чтобы не нарушать традиции, и мне там больше нравится аранжировка.