Искусственное дыхание

Иногда в жизни многих из тех, что населяют эту планету, бывает такое, что всё необъятное пространство космоса там, за пластиковыми окнами, сжимается до размеров одной только комнаты одного человека. Этот момент почти всегда переломный, внушающий либо панику, либо искреннее умиротворение, словно того, кому принадлежит эта комната, ничего не свете больше не побеспокоит. Состояние детской, нереалистичной безмятежности, в которую Даниэль хотел бы погрузиться больше всего на свете. То, что посещало совсем маленькую Эмму, когда мама и папа оставались дома на выходные, или когда все собаки из их любимого парка были на месте. То, что на мгновение он почувствовал, соприкоснувшись с великолепной, обжигающей пальцы искрой надежды — где-то там, на входе, слышатся чужие шаги. Практически сразу, отбросив в сторону любые возможные варианты развития событий, в голове сверкнула мысль — Коннор вернулся! Не бросил, не оставил одного, сдержал обещание. Не отнёсся к его вере наплевательски и не оставил наедине с огромным миром. В это было довольно трудно поверить, но он отлично справился — как бы то ни было, именно это сейчас для Даниэля было самым важным на всём свете. Страшнее всего было остаться в одиночестве, поглощающем, уносящем и топящем, словно смолянисто-чёрная Детройт-ривер. Одиночество задушило бы его, сломало на несколько кусочков, проделало бы смертоносную трещину от чёткого понимания того, какое же он чудовище. Плевать, насколько успешной была вылазка Коннора, добыл он голубую кровь или нет — главным было то, что он вернулся живым, не бросил его и не сдался. Чёрт с ним, с «красным льдом», его следует просто выбросить и забыть навсегда, как страшный сон всех матерей подростков начиная с 2019-го года, с того мерзкого года, когда кто-то изобрёл наркотик на основе тириума. Что-то внутри на мгновение кольнуло холодной нелюбовью ко всему человечеству. Тому самому, которому пришло в голову собрать наркотик на основе голубой крови буквально спустя год после её изобретения. В голове всплыл вопрос, заданный когда-то голосом миссис Филлипс. В тот день, кажется, она хрустела свежими вафлями, читала один из журналов, что Даниэль старательно собирал в аккуратную стопку, и качала головой, пока её семья собиралась на работу и в школу. Почему такие уникальные люди, как Элайджа Камски, покидают собственную индустрию? В тот момент голова PL600 была чиста и белоснежна, и только лишь теперь что-то в ней, наспех изуродованной кровавыми комьями эмоций, вопросило — уж не из-за этих ли людей? Не из-за тех ли, что в первый же год после создания андроидов уже писали софт для работников и работниц пластиковой секс-индустрии? Не из-за тех ли, чьими руками андроиды похищаются десятками каждый день, распадаясь на кусочки просто за то, сколько стоят их биокомпоненты? Не из-за тех ли, что буквально спустя год после изобретения тириума сотворили на его основе наркотик? Все говорили, что у мистера Камски стальные принципы, и немудрено, что увидев такое обращение со своим личным шедевром, он хлопнул дверью. Даниэль не очень хотел задаваться такими вопросами, особенно теперь, когда чувство оправданной надежды, подобно свёртку из искрящегося света, зародилось внутри. Кому какое до этого вообще есть дело? Кому какая разница, если сейчас в это помещение зайдёт Коннор, который оказался честен с ним и вернулся обратно? Печальная мысль о том, как человечество использует то, что ему дарят, пролетела перед глазами мелкой снежинкой и точно так же мгновенно растаяла. Моментально забылась и вылетела куда-то прочь, дав ему не просто подняться на ноги, а чуть ли не взлететь с серого бетонного пола, туда, навстречу шершавым шагам. Вопрос о том, цел ли его невольный попутчик, уже вертелся на языке, но, стоило Даниэлю выйти из тёмного угла, полного старой, но пока что пригодной одежды, как всё слетело куда-то прочь. Исчезло в трубу, испарилось, рассыпалось, словно чьи-то проворные руки в белых латексных перчатках утащили комок светящихся эмоций прямо из-под носа и разорвали на его глазах, подменив другим. Силуэт, стоящий в дверном проёме, не принадлежал Коннору. Чужой, бесформенный из-за большого плотного брезентового дождевика, незнакомец стоял в проходе, оценивающе осматривая Даниэля и, видимо, пытаясь понять, с кем имеет дело. Крепкие руки, скрытые под мокрой от ливня тканью, большой капюшон, почти полностью прячущий лицо в тени, и странная, самую малость прыгающая походка. Даниэля хватило только на пару шагов назад, обратно, в темноту угла, а пальцы, сдавливающие по инерции так и не выброшенный пакетик «красного льда», сжались только сильнее. Вместо жёлтого, почти оранжевого света надежды ему неожиданно подсунули свинцовый страх. Чужак был соткан из чёрной неизвестности, которая рухнула буквально спустя какое-то жалкое мгновение. — Майкл? Чего застрял? Я тебя тут вечность ждать должен? Тут, если что, обосраться как холодно! Голос раздался откуда-то с улицы, улетев резким, чуть подрагивающим скрипом в холодное поднебесье. Очевидно, пришельцев в бетонные стены оказалось двое. Где-то там, снаружи, сквозь струи ливня, недовольно фырчал автомобильный мотор. — Погоди минутку, Лео. Кажется, здесь у нас непрошеные гости. А ещё эти гости имеют виды на нашу заначку. Неизвестно, что за намерения таились в сумеречном разуме незнакомца, когда он, ступив шершавыми ботинками на бетонный пол, так стремительно оказался рядом. Когда нанёс окостеневшему от ледяной неожиданности Даниэлю крепкий удар в живот, дождавшись, пока тот согнётся. Когда крепким, спрятанным за брезентовыми штанами коленом, разбил его челюсть. Пакетик с вишнёво-алыми кристаллами послушно шлёпнулся в хозяйскую руку, неслышно напоминая, где место того, кто посмеет прикоснуться к тайнику, который, оказывается, снова действует. В голове помутилось на минуту, а каждый, хоть самую малость слышимый звук, отдавался в слуховых блоках глухо и премерзко. Подумать только, совсем недавно Даниэль в порыве несносной истерики застрелил человека и держал в заложниках ребёнка, а теперь лежит на полу, словно мешок с проводками, не умея вспомнить, как зажечь в себе пламя сопротивления. Он был слишком разбит, слишком не готов, слишком потерян, чтобы воспротивиться и сделать хоть что-то. Голова загудела, а организм поспешно уведомил разум о том, что внешний слой пластика повреждён, пусть и совсем немного. Тонкая струйка тириума соприкоснулась со щекой, на которой зимне-белоснежным пятном красовался вскрытый насилием пластик, и неуверенно капнула на бетонный пол. Не может быть так. Не может быть. Пожалуйста, прекратите это! — Охренеть, Лео! Это ж самый настоящий девиант! Тот самый, которого по ящику показывали. Помоги мне взять его, за него можно получить столько денег, что ты больше в жизни не вернёшься к папочке! Когда в голосе, подобном этому, раздаётся отголосок искренней радости, пусть и по столь ущербному и гнилому поводу, в неё едва ли получается поверить. Особенно когда ты лежишь на полу, не в силах и не вправе подняться, когда чужая нога в плотном чёрном сапоге с запахом жжёной резины наступает тебе на голову. Вжимает в пол, словно собираясь продавить насквозь. Чего они хотят? Сдать полиции? Вернуть «Киберлайф» за вознаграждение, как это принято? Разобрать на куски и продать тем, кому надо? Версии мелькали в голове Даниэля со скоростью тысячи шершней из разворошённого улья, но никакая из них не могла спасти ситуации в той степени, как хотелось бы. Даниэль хотел бы, чтобы всё просто кончилось, оборвалось, никогда не возвращалось. Хотел бы перестать молча стыдить себя за неспособность снова воспрянуть и ответить им обоим по достоинству. Всё-таки эмоции, как ни крути, довольно сложна штука, особенно если ты пытаешься управиться с ними от силы несколько первых часов. — Брось его нахрен! Делать нечего, кроме как с девиантами связываться, их же копы ищут. Сесть захотел? Я с тобой по обвинению не пойду, и не мечтай. Давай забирай заначку и дуй в машину, пока не… Пожалуй, Даниэль даже не сразу сумел понять, что именно в воспалённой наркотиками голове этого страшного человека переменилось. Не сразу узнал звук, просвистевший ласточкой совсем близко и разорвавшись не иначе как бомбой в воздухе. Воздух в эти мгновения словно стал холоднее в пару раз, а взгляд, растерянно плывущий откуда-то из-под чужой обуви, рассмотрел знакомый силуэт совсем рядом, в проёме двери. Всё произошло настолько одновременно, настолько стремительно и хаотично, что поверить казалось невозможным. Когда мутный, не желающий жить взгляд PL600 соприкоснулся с бетоном на входе, фигура Коннора очертила себя в нём так чётко, как не было никогда. Когда он попытался подать сигнал мысленно, как это принято делать у андроидов на должном расстоянии, прописанном в регламенте, но случайно вырвавшийся стон выдал передового товарища с потрохами. Когда жуткий человек по имени Майкл обернулся, собираясь прикрикнуть на незваного гостя, и потянулся за пистолетом. И, наконец, в тот ледяной момент, когда несколько точных, чётких и хладнокровных выстрелов подряд превратили голову обидчика в самое настоящее мясо. Коннор стрелял без промаха, без жалости и без какого-либо сострадания. Так, словно стрелял по мишени на бета-тесте боевых возможностей. Словно каждая пуля влетала в безжизненный картон, а не потрошила разбитый и исковерканный наркотиками человеческий мозг. Тучная фигура человека по имени Майкл покачнулась и, не оставив себе ни единого шанса, рухнула на пол, замарав вишнёвыми брызгами серые стены и треснувшее зеркало. Едва ли Даниэль помнил, как поспешно поднялся, отступая куда-то назад от ужаса, и как Коннор, опуская пистолет, привычно-бытовым движением поправил свой галстук от формы. Было в этом хладнокровии нечто невыносимое, кошмарное, что-то, что заставляло грызть себя вопросом: разве ты чем-то лучше него? Хотя, наверное, дело было не только в этом — лишь в том, как быстро и безукоризненно стальное, холодное лицо Коннора сменилось на мягкое и спокойное, словно он вновь собирается заваривать раны. Такая быстрая метаморфоза навевала целый ряд дурных мыслей. Да что там дурных, катастрофически страшных. — Боюсь, что второй уехал, я его вряд ли догоню. Но, я уверен, он нас не запомнил, спрятался за машиной, как только меня увидел. Всё в порядке, Даниэль, — он ободряюще улыбнулся, в точности как час тому назад, когда всё только-только успокоилось. — У тебя всё это время был, твою мать, пистолет! Я не мог доверить тебе нож, чтобы диод вырезать, а у тебя был долбаный пистолет? Серьёзно? Едва ли Даниэль понимал, почему кричит и зачем на него срывается, слова слетали с губ так стремительно и случайно, что он даже не был уверен, что контролирует их. Внутренний голос назойливо жужжал о том, что он имеет право на крик, в конце концов, одна мысль о том, что чувство хоть какого-то контроля над ситуацией было в корне лживым, била по сознанию ржавым молотом. С другой стороны, Коннор воспользовался оружием из ниоткуда, чтобы защитить его. Ни мгновения не подумав, расстрелял обидчика в упор, словно бешеную собаку, поправил галстук и выглянул, желая проверить, на месте ли второй из них. И только лишь то, что другой наркоман, спохватившись, успел уехать, спасло его от столь же стальной, пугающей, неминуемой смерти. — Пожалуйста, послушай меня. Я боевая модель, а ты — нет. Потому я и решил, что было бы лучше, останься пистолет у меня как раз на такой случай. Если нам вдруг понадобится защита. Он сделал пару шагов вперёд, сокращая расстояние и, даже того не заметив, влезая в лужу из крови и остатков мозгов в наркотических рубцах. Старался улыбаться так, как это делал раньше и, о ужас, хорошо справлялся. Мягкие карие глаза были напитаны нежным светом, желанием ободрить и утешить, и от того, насколько быстро этот взгляд возник на месте предыдущего, беспощадного и ледяного, становилось просто чудовищно жутко. — Д-да, я понимаю. На самом деле, я зря закричал. Просто испугался. Прости. Пожалуйста, прости, — Даниэль сам не заметил, как голос дрогнул, так предательски, так нервно, полностью выдав страх своего владельца рассориться с тем единственным, что связывает его с миром. Коннор в ответ лишь послушно кивнул, окончательно разулыбавшись и спрятав пистолет под рваный пиджак. Определённо, если они хотели отправиться в город в поисках хоть какой-нибудь судьбы, следовало переодеться. Извлечь то, что Даниэль нашёл подходящим для того, чтобы слиться с толпой, и стать кем-то совсем другим. Спрятавшись под потёртыми чёрными джинсами, безразмерной зелёной рубашкой, очевидно, из какого-то университета, а также тёмно-серой, плотной курткой, он снова позволил себе взглянуть в зеркало. Всматриваться сквозь на глазах подсыхающие кровавые брызги в своё лицо и с интересом понимать, как сильно оно похоже на человеческое. Теперь, когда это кажется чем-то очевидным, было даже трудно представить, что когда-то было иначе. Когда-то давно, словно в другой жизни. Когда Даниэль без проблем отделял андроидов от людей. Униформу они сожгли в большой, охваченной спасительным пламенем, бочке, а труп решили и вовсе не трогать, лишь позволив Коннору извлечь пули. Зачем именно — он не сказал, лишь подметил, что это важно. Что-то внутри грызло сердце — теперь вы оба убийцы. Вы оба отняли у этого мира что-то, что вам не принадлежит, и теперь должны отдать долг своей грёбаной смертью. Но каждый раз, когда Даниэль невольно заглядывал в ясные, понимающие совершенно всё, глаза своего товарища по несчастью, что мерными глотками пил голубую кровь из триумфально добытого пакета, становилось ясно — теперь уже ничего не попишешь. Не раз и не два он будет возвращаться к этим ужасным мыслям, к горькой правде, что сжирает разум. И определённо не в последний раз ему протянут руку, вытягивая из нефтяного болота душащих мыслей. Прячась под грязными синими джинсами и алой просторной ветровкой, лохматый Коннор делал один глоток за другим, довольно жмурясь — кажется, баланс голубой крови восстанавливался на глазах. Дождь окончательно прекратился, оставляя место для пары вольных вдохов, где-то вдали истошной бранью ругалась ворона, а шум автомобилей, кажется, только нарастал. Близился рассвет, солнце готовилось благодатно подняться над пластиковым городом и дать ему ещё один шанс на хоть какое-то искупление. — Послушай, — робко начал Даниэль, беря себе второй пакет и поспешно делая глоток, — Насчёт того, что ты сказал про мою модель, помнишь? То, что я не приспособлен для боя. — Помню, — приковать к себе внимание Коннора было просто до невозможного. Стоило лишь произнести слово, как он уже смотрит на тебя во все глаза, чуть ли не вслух упрашивая продолжить речь, — PL600 не приспособлены к бою, максимум к базовой защите подопечных людей. Я ведь тебя этим не задел? Прости меня, если так. — Нет, не подумай, я не про это совсем. Я тут подумал, может быть, если уж у нас есть пистолет и патроны, то я мог бы научиться стрелять сам? Чтобы защитить себя, если вдруг тебя рядом не будет. Меньше всего хочу впадать в зависимость и вешаться на твою шею мёртвым грузом. Коннор думал буквально пару мгновений прежде, чем удивлённо склонить голову и, выбросив пустой тириумный пакет в бочку, сосредоточенно сдвинуть брови. — Думаю, такое вполне возможно. В конце концов, вряд ли теперь нас с тобой можно назвать обычными андроидами. Никто не отменял возможности научиться чему-то так, как учатся люди. — Ты научишь меня? Вопрос прозвенел так приятно и так правильно в стеклянном воздухе вокруг, что RK800 просто не был бы собой, если бы отказался. Даже при условии, что довольно смутно понимает, что это значит, быть собой. Как и то, как должны проходить уроки по стрельбе, он представлял себе довольно плохо, ведь все бета-тесты были давно позади. С другой стороны, Даниэль говорил достаточно здравые вещи — нет гарантии, что жизнь не разведёт их по разным тропам, и в данном случае, в данном городе и в данном мире, необходимо уметь защитить себя, свои интересы и свою жизнь. Даже если оба они убийцы. Даже если они девианты. Теперь остаётся лишь жить и обороняться, пытаясь понять то, что произошло с их глупыми головами. Коннор плавно приблизился, обеими руками соприкасаясь с чуть подрагивающими отчего-то плечами Даниэля. Мягко, спокойно, как если бы пытался успокоить гражданского, пережившего шок. С другой стороны, учитывая размазанный труп на полу бетонной коробки, утопленный полицейский автомобиль и обманутого капитана Аллена, возможного, так оно и было? — Обязательно научу. Как только выберемся отсюда. Я понятия не имею, куда нам идти, но я обещаю, что-нибудь обязательно придумаем. Веришь мне? — Верю, — Даниэль склонил голову, позволяя прикасаться к себе, и почему-то совсем перестал дёргаться, — Только если у тебя есть ещё какие-то тайны, скажи мне сейчас. Не хочу больше сюрпризов. А то подумать только, пистолет у него был, оказывается. Они покинули свой бетонный приют спустя десять минут, уже совсем непохожие на тех, кого показывали в новостях с яркой пометкой о розыске. Оставили после себя побег, страхи, труп с размазанной головой и два диода, что беспомощно валялись среди камней на дне Детройт-ривер. Рассвет стремительно раскрывал цветущий бутон розового неба над городом пластика, гниющих с головы рыб и великолепных искр надежды, а два девианта скрылись в его недрах, затерявшись среди просыпающегося людского муравейника. Ничего о мире, что открывался им во всей неоновой красоте, они не ведали, как и будущее оставалось до пугающего туманным. Но пистолет крепко сидел во внутреннем кармане алой ветровки, а оставшиеся пакеты с тириумом прятались в большой сумке, что они прихватили с собой. Шум стремительно наполнял улицы, а Лео Манфред, утративший сегодня одного из своих подельников, ехал прочь на бешеной скорости, избивая кулаком ни в чём не повинный руль и громко, панически бранясь. С девиантами, вооружёнными и способными на убийство ради самозащиты, он столкнулся впервые и навсегда запомнил то, как они выглядели. Запомнил их лица, стальные и холодные, бесстрастные в желании выжить. Запомнил, как громко прозвучал выстрел, и как Майкл, что показал ему все смешанные радости «красного льда» зашёл внутрь за заначкой, и более не вышел. Лео доводилось видеть всякое — передозировки, материнские слёзы, клиническую смерть, полицейское преследование, но убийство встало перед его глазами навсегда, застревая в памяти страшной картиной. В полицию, рассказать об этом? Никогда, он ведь не идиот, желающий засыпать себя с концами за хранение и употребление наркотиков. К матери Майкла? Меньше всего Лео хотел быть тем, кто сообщает такие новости. Отцовский дом? Быть может, отца и его пластиковую куклу Маркуса он там и не застанет, но этот дом — вершина безопасности, от которой у него есть ключ. Поправив мокрую шапку на снопе волос, он смог лишь прохрипеть куда-то в динамик автоматического управления автомобилем. — Авеню Лафайетт, 89. Живее, живее! — Ваш маршрут построен. Расслабьтесь и дождитесь окончания маршрута, — прочирикал миленький, мягкий, но до ужаса пластиковый голос. Лишь при одной мысли об андроидах на лбу выступал мерзкий пот, а руки начинали предательски дрожать. Он мог лишь надеяться на то, что не встретит в отцовском доме проклятого Маркуса с его проклятым пустым взглядом. — Грёбаные куклы-убийцы. Чтоб вас всех наконец отправили в переработку. Солнце разливалось над городом, а Детройт стремительно просыпался. Но впереди, кажется, его всё ещё ждала чёрная, туманная неизвестность.