Искусственное дыхание

Хэнк Андерсон совершенно запутался, попытавшись спросить себя о том, в какой момент дни в его голове стали сливаться в один огромный, мокрый, мерзкий, грязно-серый день с примесью неуместных неоновых вывесок. Воспоминания, кажется, уже несколько лет отказывались работать так, как должны, а эмоции, укутанные в плотный, мясистый, глухой слой горя, окончательно умолкли. Он словно прятался в застарелом ватном одеяле, что мешало дышать и не пропускало ни один голос достаточно чётко, чтобы вырвать его из опустошения. Последние три с половиной года были окутаны глухим туманом непонимания – ни вопросов, ни попыток разобраться в себе, ничего. Словно из него давным-давно вынули душу, оставив оболочку гулять по пластиковому дрянному городу в поисках смысла существования. Он смутно помнил сегодняшний день, а уж тем более вечер. Помнил, как ему звонили с работы, как он бросил трубку, вот только когда именно это было? Час назад, два, три? Или вообще на прошлой неделе, а глупое сознание опять всё спутало в адский клубок нервных нитей. Трещащих по швам от каждой лишней мысли, намертво слепленных неумелыми руками, как если бы маленький ребёнок закатал бы их в пластилиновую кашу непонятного цвета, всё глубже и глубже с каждым слоем. Как если бы это делал его ребёнок. Тот самый, которого больше нет. Это было странное состояние. Приглушённые звуки, смазанная картинка в глазах, остаточный горький вкус виски из стакана, что Хэнк мусолил, кажется, вечность. И лишь иногда, пусть и с завидной регулярностью, он возвращался к колкой мысли, что буравила его последние три с небольшим года. К лицу, что осталось теперь только на старых семейных снимках, большинство из которых Дана увезла в Монтану, возвращаясь к своим родителям. Их брак треснул, как пуленепробиваемое стекло, и ощущения вызывал теперь точно такие же. Её образ стоял в голове рыжим туманом, расплывчатый, почти что исчезнувший после того страшного дня. Воспоминания кололи его в застарелое сердце всякий раз, как случайно проходили мимо, по касательной, в голове, и Хэнк старался отстраниться. Ведь хорошо знал, что если позволить им копать дальше, задевать другие мысли и отрывки памяти – можно легко найти себя в шаге от самоубийства. Что-то в подкорке всякий раз заставляло его отказаться от этого шага и не давать своей памяти изводить себя же самого, но крамольная мысль точила затылок мерзким вопросом. «А что изменится, если ты умрёшь?» Он постарался отстраниться и сегодня. Виски томно поблескивал на дне грубого стакана с толстым дном, а бар вокруг жил какой-то своей, медленной жизнью, шурша по углам странными разговорами и сверкая одной-единственной неоновой вывеской, как в самых застарелых фильмах. Джимми, бармен с длинными чёрными дредами, жилистый и тонкий, не особо старательно протирал стаканы, а парочка, кое-как вывалившаяся из общего туалета, пошатываясь, побрела домой, где их ждала тёплая постель, быть может, любимая кошка и последняя на сегодня бутылка на двоих. Люди вокруг него снова начинали походить на расплывчатые тени. Дело было не в выпивке, на них просто не хотелось смотреть. Быть может, именно поэтому Хэнк толком и не заметил, как дверь бара негромко, деликатно приоткрылась и впустила в себя не только пару мокрых сквозняков с улицы, но и молодую девушку в форме офицера полиции. Заметили все, кроме него – напряглись, сжали кулаки, стиснули зубы, провожая крепкую, невысокую фигуру взглядом. У многих жителей Детройта были причины ненавидеть полицию и бояться её. Вот только к Хэнку Андерсону они, кажется, уже успели привыкнуть – этот тип, кажется, давным-давно сросся с самой грязной, собравшей на себе пыль тюрем, протоптавшейся по слезам напуганных свидетелей, частью Детройта. Это был его город, от рождения и, как он полагал, до самой смерти. Но другие офицеры, чужие, при форме и значке, становились здесь безликими, заведомо враждебными клочками закона. Бессердечными и глухими к человеческим душам, подобным пластиковым куклам, которых немерено развелось по всей планете кроме, разве что, Канады. Кто-то смотрел на вошедшую девушку с опаской, кто-то с презрением, а Ким, выходящий из туалета и кое-как поправляющий штаны, оценивающе – сгодилась бы такая для того, чтобы, вытрахав из неё в постели всю дурь, отомстить всей местной полиции за бесконечные судебные нервотрёпки? Впрочем, Тина никогда не отвечала на такие взгляды, считая это ниже своего достоинства. Она хорошо и чётко знала, зачем пришла, а потому, негромко закрыв дверь и символически кивнув в ответ на подозрительный, но чертовски любопытный взгляд Джимми, уверенно села рядом со знакомой фигурой. Хэнк напоминал ей сгорбленного, большого, седого медведя, и сам он хорошо понимал, как же паршиво, наверное, смотрится перед ней – живым лицом молодого поколения офицеров. Перед той, что вместе с другими такими будет строить будущее этого города. - И что это такое, Тина? Тебя никак Джеффри послал? – не то чтобы он был в настроении сегодня хотя бы слово проронить, но хорошо знал, что она не сдастся. Не уйдёт и одним своим присутствием будет напоминать о том, как сегодня он проигнорировал звонок капитана, одного из своих когда-то лучших друзей. Серый, пустой взгляд мелькнул между седыми прядями, спадавшими на лицо беспорядочным переплетением нитей, и тут же отпрянул обратно. - Вы и сами всё знаете, лейтенант, - негромко, спокойно, но лишь на йоту выдавая удручённость в голосе, ответила Тина. Она старалась на него не смотреть, и Хэнк отлично знал, почему. Она не хотела причинять дискомфорт и создавать лишнее давление. Возится с ним, ей-богу, как с ребёнком, - мы с вами теперь в одной связке. И заняты будем одним делом. Нам с вами отдали девиантов, и сегодня как раз новый случай в старом городе. Куда я без вас поеду. - Ты как меня нашла-то, ищейка маленькая? – это внезапно прозвучало добрее, чем он изначально планировал, и, одним махом допив остатки виски, Хэнк поморщился, чувствуя, как обжигающие нотки янтарного яда снова отрезают ему голос до кошмарной хрипоты. Всякий раз после глотка виски на несколько секунд его голос начинал напоминать усталый рёв, - Не помню, чтобы я хоть кому-нибудь ляпнул, где я сегодня планирую отрубиться в подворотне. Я не Джек Бойд, чтобы всегда точно знать, где меня искать. - Да уж, сэр, Джек Бойд, по крайней мере, был капитаном. – она по-доброму усмехнулась, полностью проигнорировав его попытку снова замкнуться в молчании, которую по глупости сам же и проворонил, - Джим. Повтори ему виски, будь добр. Он ещё недостаточно добрый, чтобы поехать со мной. Хорошо? Её голос прозвучал так уверенно и невозмутимо, при условии, что молодого бармена она видела, кажется, впервые в жизни. Тину никогда не задевало то, что к ней из-за офицерского звания, наверное, будут вечность относиться как к салаге. Не было у неё больших мечтаний, не было размышлений о том, как бы было здорово, получи она когда-нибудь капитана. Она не была в этом похожа ни на Рида, чьё самолюбие не позволяет думать иначе, ни на Коллинза, чьи сожаления порой не дают ему жить, ни на многих других офицеров, что с детства видели себя на первых полосах газет с яркими заголовками вроде «Юное полицейское дарование обезвредило серийного убийцу!». Даже на самого Хэнка не походила, ведь тот и впрямь когда-то имел стремления. Мечты о шефстве, быть может. Об обучении новичков. Андерсон хотел было помрачнеть, но смысл сказанного Тиной почему-то не позволил. - Ишь ты, даже меня не стесняешься. Будь перед тобой кто угодно, кроме меня, он бы тебе за такой подход оплеуху отвесил, - фыркнул он, пригубив свежий стакан. Губы обожгло с какой-то нечеловеческой силой, как никогда раньше. Хотя ему не раз доводилось пить паль. - Но ведь это вы, а не кто-то другой, а? Я ведь вас неплохо знаю. Вы так делать не станете. Вы допьёте вот этот стакан и поедете со мной. А то нас заждались уже, Коллинз не может ничего начать. – негромко прошелестела она, жестом показывая Джимми, что ей наливать не надо. По крайней мере, не сегодня, - Убийство, между прочим. Судя по всему, наш с вами случай, андроида на месте не обнаружили, да и вообще, кажется, там много всякого. - Ладно, ладно, я тебя понял. Только будь уж любезна, поведи сама. - кажется, когда Хэнк, стремительно опорожнив стакан снова, таки поднялся с барного стула, виски поднялся обратно к горлу. Лейтенант медленно и тяжело сглотнул, задавив никчёмный спазм и встряхнувшись. Быть может, ему и правда пора встать на ноги, как ни крути, вечность сегодняшний вечер продолжаться просто не мог. Дверь бара снова тоскливо скрипнула, а табличка «Андроидам вход воспрещён» неприятно мозолила глаза. Можно подумать, какому-нибудь сумасшедшему андроиду придёт в голову сюда влезть. Следовало бы, наверное, расспросить Тину потом, почему приставили её, а не пластмассовую болванку, как обещали в «Киберлайф». Неприятный мелкий дождь, накрапывающий на город весь день, понемногу усиливался, барабаня по крыше автомобиля Хэнка – старого, неавтоматического, отслужившего уже приличное количество лет и планирующего отслужить столько же. Он включил внутренний обогреватель и, покосившись на плюхнувшуюся за руль Тину, чуть прищурился, - Эй. А ты ведь так и не рассказала мне, как до меня добралась. Я ведь никому ни словом не обмолвился. Что за нюх у тебя? - Нет никакого нюха, лейтенант Андерсон, - она чуть раздражённо закатила глаза, наконец дождавшись от автомобиля реакции на зажигание, - я просто рыскала по ближайшим от вашего дома барам, пока не нашла. Поверьте, будь у меня ориентиры, мы бы до вечера не тянули. Мало того, что в участке задержали, так ещё и этот барный цирк. Да ещё и Гэвин ржал, как конь, говорил, что это даже не иголку, а ноготь искать в стоге сена, да ещё и подавляя сопротивление. - А ты своего Гэвина больше слушай. – усмехнулся он в ответ, понемногу настраиваясь на рабочий лад и где-то в голове уже начиная понемногу выстраивать цепочку из информации, присланной на рабочий планшет, - Он ещё и не того наплетёт. Поехали. Время пролетает неумолимо быстро, когда ты ведёшь автомобиль, при этом полностью поглощённый своими мыслями, а когда его ведёт кто-то другой, давая тебе шанс посмотреть в окно на пустой, тоскливый дождь, размазывающий грязь старого города под ногами – мучительно медленно, будто физически утягивая тебя на дно. И если Хэнк, погрузившийся в свои размышления полностью, сейчас принадлежал ко второму случаю, то Тина никак не могла отнести себя к первому. Особенно когда доводилось проезжать здесь, в старом Детройте, до которого никогда не доберутся новомодные неоновые огоньки, огромные розовые билборды с пластиковыми лицами на них, да что уж там, даже нормальная жизнь в своём прежнем виде давно покинула эти места. Старый Детройт было бы впору называть одним большим гетто – настолько много здесь гнездилось всяческих асоциальных элементов. Кого только не доводилось ловить среди этих старых домиков, обитых нелепым сайдингом – и заплесневелые остатки старинных банд, и бритоголовых скинхэдов с безумными глазами, как-то раз дело даже дошло до маленького, но изрядно напугавшего людей сатанинского культа. И тем сильнее она удивлялась, когда вспоминала, что в столь печальном, горьком, навеки мёртвом месте нашёл свой приют её друг Гэвин. Должно быть, вызывал среди местных мерзавцев некоторую форму уважения, отказываясь переселяться в квартиру в высотном здании по каким-то своим причинам. Не раз и не два она спрашивала его об этом, и всякий раз он отмахивался, бормоча что-то о непреодолимой стоимости коммунальных услуг. Порой и сам Гэвин напоминал ей это место – колкий, неспособный смириться с неизбежными вещами, он сбивал кулаки о новую пластиковую реальность, теряясь в ней, словно брошенный кот. И старый город, где произошло сегодняшнее убийство, был воплощением прошлого – такого же мёртвого, забытого, которое уже никогда не вернуть. Символ несбывшихся надежд, брошенных мечтаний, оставленных семей, детей и жён. Спившихся мужчин, что когда-то были славными мальчиками. Морально задушенных бытом и уголовщиной женщин, что прежде заплетали друг другу косички. Гэвин находил в этих людях что-то, и она никогда не понимала, что именно. Где-то за их спинами, окутанный серебряным дождём, которых в последний месяц было не сосчитать, подобно роскошной модели с подиума, томно сверкал новый Детройт. Неестественно-синий, блестящий, неприлично красивый на фоне своего умирающего предшественника. Крепко сплочённые, старые, слепленные на совесть домики неприветливо гасили окна при виде полиции. У людей, что живут в гниющей изнанке пластикового города, всегда найдутся причины бояться. - А, Хэнк! Мы уж думали, ты решил соскочить! – необычно, пусть и весьма фальшиво бодрый голос детектива Бена Коллинза вторгся в сознание, не разрешая Тине окончательно погрузиться в тревогу, что всегда внушал ей этот район. Старик Коллинз, кажется, был здесь столько, сколько она себя помнит. Казалось даже, что когда она была подростком, пробегая мимо полицейского участка куда-то в сторону своей школы, он с нотками умиления смотрел ей вслед, словно зная, что у этой маленькой и крепкой азиатской девочки будет за судьба. Удивительный старик из раза в раз ворчал, что пора бы ему на пенсию, что ещё последний годик – и всё, да здравствует спокойная жизнь с женой и милыми внуками, вот только пролетело не меньше десятилетия, а он всё здесь, как крепкая свая, держит на себе Департамент. Даже колкий Гэвин по личным причинам относился к нему с почти сыновьим почтением, порой лишь умеренно подшучивая, что уж говорить об остальных. Вот и сейчас, стоило Тине поднять на него глаза и привычно перемигнуться, как сердце само настроилось на работу. Потереть ручки и взяться за дело. - С вами соскочишь, - закатил глаза мистер Андерсон, скорее по привычке, чем на самом деле испытывая недовольство. Придуривался по-своему, - одна маленькая ищейка умудрилась меня разыскать своими силами, да ещё и сюда привести под белы ручки. Рассказывай, что тут у вас, а то по общей сводке не разберёшь. Тина, поди сюда. Тебе тоже не повредит послушать. - Привет, родная. – напоминая собой окутанного приятной бытовой усталостью моржа, Коллинз наградил Тину мягкой улыбкой сквозь седые усы и неторопливо повёл новоприбывших гостей в помещение. Резкий трупный запах ударил в ноздри так стремительно, что никакие рабочие привычки не помогли бы с ним смириться. Едкий, разрывающий на куски слизистую оболочку носа, он мгновенно заставил Тину торопливо прикрыть нос и рот рукой во избежание приступа тошноты. Тёмное место, мокрое и насквозь пропахшее трупным ядом и сигаретным дымом, напоминало застывшую в вечной предсмертной агонии статую, чего было нельзя сказать о его, пусть теперь и бывшем, владельце, - Хозяин дома обратил внимание, что аренду платить перестали, да и приехал сюда, и нашёл это безобразие. Судя по всему, лежит прилично, недельки три навскидку. Ничего, криминалисты явятся – определят. - Ох, Господи, что за вонь, - подавленно рыкнул куда-то себе в бороду Андерсон, внимательно осматривая помещение на предмет особенностей. - Это ещё ничего, - оптимистично усмехнулся в ответ Коллинз, пусть и было видно, что больше всего на свете он сейчас хочет домой, - мы хотя бы открыли окна. Так вот, о чём я. Его зовут Карлос Ортис, я вроде бы указал в сводке. Есть судимость, кража и разбойное нападение. Жил сам по себе, никого не водил, да и сам не особо-то высовывался наружу. Соседи толком ничего не могут про него рассказать, разве только то, что домашний андроид при нём был. - Которого теперь нет поблизости, ага. – сосредоточенно пробурчала Тина, найдя в себе силы приземлиться на корточки напротив трупа. Расплывшееся от времени и стремительного процесса разложения, надо признаться, Карлос выглядел неважно. Когда-то большой, тучный мужчина с редкой чёрной бородой и порядочными залысинами, теперь походил на ледяное желе от студня. Застарелые потёки крови, засаленные пряди, покрытые влажной пылью, пропитанная старым потом домашняя майка и, пожалуй, самая занятная деталь из всей картины, что привлекла внимание Тины почти мгновенно, - Ух ты. Хэнк, взгляните, кажется, у нас тут истерика, потянет на состояние аффекта. Тут не меньше двадцати ударов в груди. - Что? А ну-ка покажи. – Андерсон торопливо присел рядом, не переставая зажимать нос рукой, но до этого тусклые глаза сверкнули любопытством, - И впрямь похоже на то. Его и после смерти изрядно так порезали. Поблизости кухонный нож валяется, похоже, это и есть наше орудие. - А надпись видели? – хмыкнул в отдалении Коллинз, кажется, начинающий стремительно подмерзать. Ещё бы, в такой ливень ограничиваться лишь тонкой курткой было поистине глупо. Остальные работники, облачённые в химзащиту, старательно обыскивали квартиру, отсвечивая в глазах мерцающими бликами. Тина второпях подняла глаза наверх и, не удержавшись, издала торопливый вздох. Прямо над трупом, кажется, его же кровью, если только офицера не подводила интуиция, красовалась ровная, идеальная с точки зрения каллиграфии, чёрная от времени надпись «Я ЖИВОЙ». По спине пробежали мурашки непонимания. Что-то чужое, нечеловеческое мелькнуло в мыслях и тут же стихло. Весь мир будто бы ненадолго заглох и тут же снова пришёл в движение, - Никакой человек так ровно не напишет. Следов взлома нет, окна забиты все. Остаётся только чёрный ход, видать, убийца им и ушёл. Как бы Тине хотелось думать, что тот, кто сделал подобное, и впрямь покинул дом. - Уф, я пойду на воздух. А вы тут располагайтесь. Расплывчатый силуэт Коллинза вскоре исчез за пределами дома, оставив их наедине с этим странным, невнятным случаем. Кто-то возился с образцами крови, кто-то по телефону объяснял ситуацию ехавшим сюда криминалистам, а Хэнк и вовсе посвятил себя осмотру тела и окружающей гостиной, пока есть такая возможность. Приказов Тине дано не было, а бита, что валялась на кухне и, если верить отчётам, содержала на себе отпечатки жертвы, не давала никакой ясности. Лишь лёгкая примятость на ней говорила о схватке, вот только с чем следовало бы столкнуться металлической бите, чтобы заработать приличную вмятину? Перевёрнутый стул, навевающий мысли о том, что жертва сопротивлялась, а не была убита внезапно, ей трогать и вовсе не разрешили – нечего, мол, лапать вещдоки и почём зря оставлять на них свои отпечатки. Где-то за окном зашумел служебный автомобиль криминалистов, что приехали собрать все возможные образцы, отпечатки и следы, а из гостиной до Тины, что скрылась в темноте коротенького коридора, ведущего к чёрному ходу, донеслось. - Красный лёд. Дружище Карлос умел оттянуться. - прохрипел Хэнк, как-то слишком быстро преодолевший расстояние до неё, стоявшей у открытой двери чёрного хода. Похоже, окончательно пришёл в себя, - Чего призадумалась? - Да я тут думаю, - негромко и не очень уверенно поделилась сомнением Чэнь, - вы так уверены, что убийца ушёл чёрным ходом? Что вообще говорят криминалисты? - На большинстве вещей нет отпечатков пальцев, только на бите. Похоже, ты была права, дело рук андроида. - мгновенно помрачнел Хэнк, стараясь поглубже дышать после адской комнаты, - Или какого-нибудь не самого терпеливого дилера, например. Хотя, в последнее я и сам не особо верю. В ванной какое-то дерьмо творилось. Нашёл статуэтку из дерева, а вокруг неё всё было исписано всего одним словом «rA9». Не представляю, что это такое, но это уже делает случай не рядовым. Не дай бог секта. Единственные, кого ненавижу сильнее банд – чёртовы сектанты. В голове Тины гнездилась тяжёлая работа мысли, не особенно дающая порассуждать на тему причастности какого-нибудь религиозного культа к этой смерти. Гнетущая тревога тянула к земле, слишком плотной, чтобы следы убийцы успели раствориться в дожде. Слишком плотная грязь, слишком густая, чтобы позволить ливню размыть улики. - А мы обыскивали чердак, лейтенант? - Пока не успели. Не надо юлить глазами, я знаю, на что ты намекаешь. - мягко усмехнулся Хэнк, впуская девушку обратно в дом, - Стулья брать нельзя, а то напачкаем руками. Если так хочешь, давай тебя подсажу. Если я ещё не забыл, как это делается. Тину очень давно не подсаживали с мужского плеча – кажется, в последний раз такое было на её десятилетие, когда приехал папа. Она до сих пор любила вспоминать этот день как один из самых светлых на своей памяти. Правда, если в тот раз, давным-давно, ей в руки свалился воздушный змей, зацепившийся за дерево, то теперь пальцы ощущали под собой лишь кошмарную сухую пыль чердака. Крышка послушно отвалилась вниз, кое-как болтаясь на ржавых петлях, а сама Тина, крепко подтянувшись на локтях, кое-как смогла залезть в эту обитель забытых вещей. - Неудивительно, что здесь всё заброшено. Ни лестницы, ничего. Ещё бы он мог сюда залезть, - пробормотала она скорее себе под нос, нежели пытаясь говорить с Хэнком. Чердак был пуст и холоден, окутанный настоящим лабиринтом из вещей. Старые абажуры, комоды, ящики и картонные коробки. Брошенные кем-то часы родом, быть может, даже из прошлого века. Манекен красивой черноволосой женщины, закутанный в старое красное пончо. Странная кукла, собранная из подручных средств, что из-за света фонарей в маленьком окошке умудрилась сойти за человеческий силуэт. Не то чтобы Тина в самом деле думала, что убийца и правда до сих пор в доме – кем надо быть, чтобы после такого просидеть в помещении больше двух недель уж точно? Она не была настроена всерьёз, но тревожная мысль отвратительно колола под сердцем – она не знает, что делать в случае встречи с андроидом. Стоит ли стрелять на поражение, как это делают обычно, либо, как и с людьми, ждать проявления агрессии? А настоящая ли в этом случае вообще будет агрессия? С чего бы вдруг её проявлять, если внутри них нет ничего, кроме ошибок и глухой пустоты электронной начинки? В них нет эмоций. Это всего лишь единичный сбой. Тина пыталась убедить себя в этом невероятно настойчиво, но буквально в следующее мгновение, аккуратно повернув за покрытый толстым слоем пыли сервант для посуды, все размышления на эту тему громко и грубо отрезало окровавленным мясницким ножом. Ведь в глазах испачканного кровью андроида, что сидел на полу напротив неё, слегка покачиваясь, словно сумасшедший в своей палате, гнездился не просто страх. В его тёмном взгляде плескалась паника. Человеческая. Живая.