Мой дом там, где твое сердце

Ночь стояла тихая и удивительно тёплая — от вчерашней непогоды не осталось и следа. На небе ни единого облачка; только звёзды и низкая, убывающая луна, слабо освещавшая округу. — Ну, куда пойдем? — заперев дверь, поинтересовалась Уинри. Эдвард зажёг лампу старого фонаря. — Увидишь, — ответил он. Широкая извилистая тропинка пролегала вдоль убранных полей, огибая холмы. В редких домах горел свет; кое-где ещё можно было заметить тянущиеся из дымоходов струйки дыма, которые, тая, поднимались к иссиня-чёрному небу. Едва показалась река, как густой и пьянящий осенний воздух стал постепенно наполняться прохладой. Уже на подходе к мосту стала видна и школа. Все эти пейзажи обрушили на пару поток самых разных воспоминаний. Воспоминаний о времени, когда они были обычными детьми, о беззаботном и безоблачном детстве, которое для каждого из них оказалось недолгим. Здание школы было точно таким же, как когда в его стенах учились Эд, Ал и Уинри. Двор тоже почти не изменился. Сложно было поверить, что прошло уже столько лет. Лёгкий ветерок снова стал понемногу наполняться теплом — река осталась далеко позади, хотя приглушенный шум её вод всё ещё был слышен. Тропинка теперь стала крутой и узкой, ведущей всё выше и выше. С головой уйдя в болтовню и воспоминания, Уинри даже не заметила, как далеко они забрались, но что смущало девушку ещё больше — она до сих пор не понимала, куда они идут. Ноги уже начинали гудеть, но не успела механик пожаловаться на свою усталость, как Эдвард, остановившись, радостно объявил: — Мы пришли, — парень сел на траву и, расположившись поудобнее, указал пальцем в небо. — Смотри. Уинри подняла голову и увидела, как по небосводу, оставив за собой яркий след, пронеслась звезда. — Говорят, за звездопадом лучше всего наблюдать с возвышенности, вдали от города, — сказал алхимик. — И правда… — восхищённо произнесла Рокбелл, устроившись рядом с ним. Прежде ей уже не раз приходилось любоваться этим удивительным явлением через окно или с чердака, однажды она, в тайне от бабушки, даже осмелилась забраться на крышу, чтобы получше рассмотреть звёзды. Тогда девушка была уверена, что лучше места и не придумаешь, но теперь она поняла, как глубоко заблуждалась. Отсюда, со склона горы, тёмное небо было как на ладони, казалось, если встать на носочки и протянуть руку, то можно без труда дотронуться до каждого яркого, мерцающего на нём огонька. — Загадаешь что-нибудь? — слегка толкнув парня локтем, спросила Уинри, как только вниз полетела ещё одна звезда. Алхимик пренебрежительно хмыкнул. — Не верю я в эти детские сказки. Сама подумай, как могут звёзды исполнить чьи-то желания? И вообще, это даже не звёзды, а метеоры, попросту говоря, осколки всяких комет и астероидов, которые сгорают, попадая в атмосферу… Элрик прервался, когда девушка, глядя на него, вдруг рассмеялась. — Т-ты чего? — Да так, — хихикнула Уинри. — Я-то уже испугалась, подумала — когда это ты успел стать таким романтиком? На звёзды позвал смотреть… А теперь вижу, что всё в порядке, — она перестала смеяться и, немного помолчав, поджала ноги и устремила взгляд в небо. — А в детстве мы верили в чудеса… Я вот всегда загадывала желание на падающую звезду. Взрослые говорили, что если закрыть глаза и попросить от всего сердца — оно обязательно сбудется. — И что, правда сбывалось? Механик улыбнулась. — Да я, если вспомнить, в основном всякую ерунду загадывала, вроде огромного торта на день рождения или чтобы мама и папа никогда меня не ругали… Хотя, кое-что иногда и в самом деле сбывалось. — Тогда, может тебе снова стоит попробовать? — предложил Эд. — Вдруг и в этот раз исполнится? — Даже не знаю, — пожала плечами Уинри. — Что-то ничего на ум не приходит. Они замолчали. Ловя взглядом каждую пролетающую звезду, девушка замирала и прислушивалась к себе, надеясь, что ей всё же удастся придумать какое-нибудь желание. Но в голову, как назло, не приходило ничего стоящего. «Может, я и правда уже слишком взрослая для подобных вещей?» — с лёгкой грустью подумала Рокбелл. Она отвлеклась и посмотрела на сидевшего рядом парня, который к её удивлению был увлечён вовсе не подсчётом падающих звёзд — он задумчиво смотрел туда, где ещё совсем недавно виднелись огни ночной деревни. Теперь там, внизу, было почти сплошное чёрное пятно; хватило бы пальцев одной руки, чтобы в миг пересчитать окна, в которых до сих пор горел свет. На секунду Уинри попыталась представить, каким бы сейчас был этот некогда процветающий провинциальный городок, если бы много лет назад его не коснулась гражданская война. Вероятно, с наступлением темноты он весь сиял бы огнями и яркими вывесками, его жители, снуя среди высоких зданий, шли бы в театры и рестораны, кто-то бы просто прогуливался в парке или проводил бы время в местном кинотеатре, туристы наверняка приезжали бы сюда не только в период весеннего фестиваля овец, а молодёжь не была бы вынуждена бежать подальше от родного дома в поисках хорошей работы. Здесь могла бы кипеть жизнь. На деле же ни единый фонарь не освещал витиеватых, безлюдных улочек Ризембурга. Немые спящие поля, изумрудные холмы и горы, очертания крыш и фасадов далёких зданий, обнажённые верхушки деревьев — всё это стало неразличимым с приходом ночи. Оно было черно и молчаливо. Только ветер изредка разрывал своим свистом эту душную, непроницаемую тишину. — Эд, а ты, — с запинкой произнесла Рокбелл, не отрываясь от мрачного пейзажа. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уехать из Ризембурга? — Уехать? — смутившись вопросом, переспросил парень. — Я просто подумала, — голос её звучал тихо и несмело, словно она сожалела, что вообще завела этот разговор. — Наверняка ведь среди мест, где ты бывал, есть те, где намного лучше… Шумно выдохнув, Эдвард ненадолго задумался. — Это как посмотреть, — начал рассуждать он. — Конечно, Ризембург — то ещё захолустье. Тут годами ничего не развивается и никогда ничего не происходит. Похоже, до этой дыры, кроме её жителей, уже давно никому нет дела, так что, если подумать, перебраться куда-нибудь и правда было бы неплохо, но с другой стороны, есть ведь и кое-что поважнее благ больших городов, например ты… — поняв, как это прозвучало, алхимик запнулся и, густо покраснев, поспешил громко и сбивчиво объясниться. — Т-то есть… я имел ввиду, что ты и бабуля всегда ждёте нас здесь, да-а и мы с Алом родились и выросли в этой деревне, так что… это же наш дом, как-никак… От стыда захотелось провалиться сквозь землю. Он отвернулся, смутно надеясь, что Уинри не успела заметить его смущения, и хотя неуклюжие попытки Эда оправдаться действительно развеселили девушку, та сдержала смех, не желая сильнее вгонять парня в краску. Вместо этого она подняла голову и вновь посмотрела на звёзды. — Всё-таки, это невероятно, — перевела тему Рокбелл. — Я так рада, что мы выбрались сюда. Эдвард чуть повернул голову и взглянул на её затемнённый профиль. Она, поглощённая мириадами сверкающих в небе огней, сидела, обняв колени и возведя глаза кверху. Её губы слегка, но искренне улыбались, а лицо будто излучало мягкий, слабый свет. Парень сам не заметил, как засмотрелся. Опомнившись, он, не желая заранее привлечь её внимания, осторожным движением руки скользнул в карман брюк. Пальцы тут же нащупали маленькую бархатную коробку. Алхимик чувствовал, что лучший момент, чем сейчас, сегодня уже вряд ли представится. Нужно было только с чего-то начать, но с чего? На самом деле Эдвард прежде уже много раз задавался этим вопросом. Отправившись в путешествие, он долго был окрылён сброшенным с плеч грузом молчания о своих чувствах к подруге детства и её согласием выйти за него замуж. Теперь этот трудный шаг остался позади — так он думал до одного дня. К тому времени ему пришлось сменить не меньше двух десятков гостиниц. Часто они были самые обычные, почти ничем друг от друга не отличавшиеся, но подворачивались и те, в которых ни при каких обстоятельствах не захочется поселиться вновь — обветшалые стены с отсыревшими обоями, пыльная мебель, скрипучие полы и застиранные до дыр занавески. Именно таким оказался единственный трактир в маленьком бедном пригороде, где Эдварду довелось разделить общую комнату с Джоном. Это был молодой художник и поэт, странствующий по западу в поисках вдохновения. В один из дней Джон вернулся в номер очень радостный и воодушевлённый, в руках он держал толстый конверт, который, как оказалось, прислал ему дядя, много лет назад ставший их с сестрой опекуном. С огромным уважением и любовью рассказывал художник Эду об этом прекрасном человеке, имевшем, без сомнения, огромное великодушное сердце. Завершая свою хвалебную тираду, он неожиданно добавил: «У тебя же есть девушка, да? Если соберёшься делать ей предложение, загляни в ювелирную лавку моего дядюшки, он делает отличные кольца. Сошлёшься на меня — наверняка сделает скидку». Тогда алхимик впервые задумался об этом символе заключённой помолвки. С одной стороны он осознавал, что кольцо, вероятно, не так уж и важно для самой Уинри, ведь она никогда не была особо заморочена всеми этими женскими штучками и скорее обрадовалась бы набору гаечных ключей, чем дорогому бриллиантовому колье, но с другой — если вспомнить, она была так рада подаренным братьями серёжкам, что изрешетила себе уши, желая носить их все, а значит, наверняка будет рада и кольцу. Обмозговав всё как следует, парень пришёл к мысли, что такая покупка станет хорошим поводом всё исправить, ведь как ни крути, их объяснение на станции произошло слишком спонтанно и, что уж там, даже немного нелепо. С той поры Эд стал думать над тем, как лучше всё устроить. Необходимо было выбрать кольцо, определиться с местом и, разумеется, подобрать подходящие по случаю слова. И если с первыми двумя пунктами у алхимика особых проблем не возникло, то над последним пришлось изрядно поломать голову. Предприняв не один десяток попыток придумать что-то самостоятельно, он окончательно отчаялся и не нашёл ничего лучше, чем обратиться за помощью к младшему брату, который в свою очередь предложил два пути решения проблемы: суть первого заключалась в том, что все девушки, как известно, обожают красивые речи, такие, как в кино и любовных романах, а значит, искать следовало именно там. Второй же был куда более примитивным — слушать своё сердце и, когда придёт время, действовать по ситуации. Надо ли говорить, что повторно наступать на те же грабли и слушать этот безумный орган, который однажды уже подсказал ему всякую чушь про равноценный обмен, Эдвард больше не желал, а потому остановился на первом варианте, сочтя его весьма практичным. Целых два дня старший Элрик просидел в библиотеке за чтением откровенно второсортной литературы, выписывая в блокнот все реплики и фразы, кажущиеся ему хоть немного подходящими, а после убил ещё несколько часов за отсмотром слезливых, взятых в прокате мелодрам, продолжая делать заметки и надеясь в дальнейшем составить из них идеальную речь, которая, по заверению Альфонса, должна была вскружить Уинри голову. Однако как бы он не старался сложить свои записи во что-нибудь путное — написанное всё равно могло бы довести девушку до головокружения только своей смехотворностью. Всё это звучало слишком дёшево, неубедительно и до отвращения приторно. В конце концов примирившись с тем, что затея оказалась провальной, Эдвард отправил все записи в мусорное ведро, заключив, что второй предложенный братом вариант не так уж и плох. И вот теперь, сидя рядом с Уинри под прекрасным ночным небом и сжимая в кармане коробку с кольцом, Элрик мысленно бранил себя за это решение, ведь как он и предполагал, сердце вовсе не собиралось ему ничего подсказывать, оно только билось в бешеном ритме, отзываясь эхом в ушах и мешая нормально мыслить. И с чего он, дурак, вообще решил, что второй раз будет проще? — Уинри, знаешь, — начал Эд, запинаясь от волнения. — Я… много думал о н-нас с тобой и… о том разговоре на станции… В общем, не знаю, вернее, я не уверен, правильно ли ты тогда меня поняла и… мне кажется нам нужно кое-что… прояснить… Рокбелл посмотрела на алхимика с недоумением, он же смотрел куда угодно, только не на неё. С каждым словом он чувствовал всё бó‎льшую неловкость, которая уже начинала раздражать. В очередной раз про себя чертыхнувшись, Эдвард, пряча глаза, протянул девушке раскрытую коробку с кольцом и на одном дыхании выпалил: — Уинри, ты станешь моей женой? Наступило молчание. Озадаченная услышанным, Рокбелл не могла произнести ни слова, лишь слегка приоткрыв губы, она растерянно смотрела то на украшение, то на парня. — Если тебе нужно время, чтобы подумать, или если ты решишь отказаться — я пойму, — добавил Эд, заметив, что пауза затянулась. — Что ты такое говоришь? — наконец придя в себя, удивилась она больше прежнего. — Подумать, отказаться… Я ведь уже один раз сказала, что готова разделить с тобой жизнь, разве этого недостаточно? — Т-то есть, ты согласна? — всё ещё робея, уточнил он. Уинри усмехнулась. — Согласна, — твёрдо сказала она, протянув ему руку. — Какое красивое, — восхитилась девушка, разглядывая надетое на палец кольцо. Тонкое и изящное, выполненное из благородного белого золота, оно пришлось ей впору и выглядело очень дорого. Даже в ночном сумраке венчавший его чистый, тёмно-синий сапфир круглой огранки переливался и блестел так явно, словно это одна из сорвавшихся с неба звёзд ненароком угодила прямо в каст. — Нравится? — неуверенно уточнил Эд. — Я хотел что-нибудь повнушительней, ну там, чтобы камень крупный или форма какая-нибудь интересная, — жестикулируя, пытался обрисовать он. — Но мистер Одо убедил меня, что девушки предпочитают что-то попроще. — Мистер Одо? — переспросила Уинри. — Да, — слегка откинувшись назад, ответил парень. — Вообще-то, он владелец фамильной ювелирной лавки, очень известной на западе. — Теперь понятно, почему он назвал тебя своим клиентом. — Ага, — парень широко улыбнулся. — Кстати говоря, на поезд я тоже из-за него опоздал. — Это как так? — удивилась девушка. — Ну, мы набросали эскиз, обсудили детали, в общем обо всём договорились, он пообещал, что кольцо будет готово к концу месяца, но когда я пришёл в условленный день, оказалось, что его работяги что-то перепутали и напортачили с камнем, понадобилось ещё два дня, чтобы заменить его на нужный, вот и пришлось немного задержаться. — И в качестве компенсации ты решил воспользоваться добротой мистера Одо? — неодобрительно глядя на алхимика, поинтересовалась Рокбелл. — Конечно нет! — ответил он, слегка оскорбившись таким подозрением. — Вернее, он сам на этом настоял. Я пытался возражать, но на все мои доводы и отказы он упрямо твердил что-то о репутации лавки и важности каждого покупателя… В общем, проще было согласиться. Алхимик прервался, краем глаза заметив движение — по небу вновь покатилась звезда. Через секунду рядом с ней пролетела ещё одна, а затем ещё, и ещё… Став сверкающим потоком, они, подобно тонким нитям, рассекали тёмный купол и, стремительно промчавшись, одна за другой исчезали. — Придумала, — провожая их взглядом, тихо сказала девушка. Дождавшись, когда очередная звезда устремится вниз, она зажмурилась и сложила руки в замóк, как складывают для молитвы. — Ну и, что загадала? — полюбопытствовал Эд, когда Уинри вновь открыла глаза. — Не скажу! — с ребяческой горячностью, отрезала та. — Иначе не сбудется. Эд заметил в коротком взгляде девушки брошенный вызов, который без раздумий был принят. — Кажется, я тебя понял, — хитро прищурившись, сказал он. Рокбелл успела только повернуть голову. Лицо парня вдруг оказалось так близко, что она ощутила его тёплое, прерывистое дыхание. Эдвард не торопился, он осторожно приподнял её подбородок и заглянул в глаза, желая убедиться, что Уинри не против. Она не отстранялась, сидела неподвижно, чувствуя только, как сильно забилось сердце, а он продолжал медленно приближаться, оттягивая момент и терзая себя желанием скорее впиться в манящие губы девушки. Наконец она, прикрыв веки, слегка подалась вперёд. В ту же секунду губы алхимика прикоснулись к её, сначала мягко, едва ощутимо, затем всё более и более требовательно. Первый поцелуй всегда такой неловкий, немного неуклюжий, но от того не менее пьянящий и трепетный. Спустя несколько секунд, парень понемногу отстранился. Уинри ошеломлённо взглянула на него и кажется, только сейчас начала в полной мере осознавать, что произошло. Он поцеловал её, не как в детстве — в щёку, по-мальчишески робея, а серьёзно, по-настоящему. Девушка кончиками пальцев прикоснулась к своим припухшим губам, чтобы удостовериться, что ей не померещилось. Голова кружилась, а в груди никак не утихал какой-то особый, приятный трепет. Никогда раньше она не испытывала подобного. Эдвард хотел было спросить, верна ли оказалась его догадка, но нежный румянец, выступивший на щеках Уинри, и её смущённый взгляд говорили красноречивее любых слов. Ночь тем временем окончательно вступила в свои права. Вдали погасли последние окна — деревня погрузилась в сон. Небесные огни теперь ярче искрились на чёрном полотне, вместе с серебристым месяцем наблюдая за счастьем двух влюблённых людей, сидящих на склоне горы.