***
Тишину гостиной нарушало монотонное тиканье настенных часов. Том, уперевшись невидящим взглядом в белый потолок, неподвижно лежал на диване. От неудобного положения рука, подложенная под голову, затекла и уже начинала болеть, но мальчик не обращал на это внимания. Ему ничего не хотелось — ни читать, ни играть, ни есть. Даже сладкий, окутавший дом аромат зарумянившегося в духовке печенья, которое он обожал больше всего на свете, сейчас совершенно не пробуждал в нём аппетит. Всё это время Томас не переставая думал: сначала он старался примириться с неизбежностью предстоящей беседы, которая вовсе не сулила ему никаких приятных эмоций, после пытался в деталях представить весь разговор с отцом, сочиняя себе всяческие оправдания и отговорки, но все они в итоге получались каким-то глупыми и совершенно неубедительными. Надежды найти выход из этой непростой ситуации с каждой минутой становилось всё меньше. Глаза обжигала обида. Мальчик не знал где сейчас отец и когда он вернётся; к тому времени, когда младший Элрик проснулся, главы семейства уже не было дома. Мама сказала, что утром к нему приходил сосед и просил о какой-то помощи, после чего они вместе ушли по своим делам. Услышав эту новость, Томас моментально взбодрился и поспешил скорее разделаться со своей порцией каши. Насилу дождавшись момента, когда мама с Мари приступят к уборке посуды, он поднялся в детскую и вытащил из-под подушки книгу, которую ему, волею случая, удалось умыкнуть из отцовского кабинета пару недель назад. Выбор Эдварда между семьёй и работой уже давно оставался неизменным и однозначным: для жены и детей он никогда не бывал слишком занят, а значит не видел особой нужны каким бы то ни было способом ограничивать доступ к своему рабочему помещению. Именно поэтому дверь кабинета никогда не запиралась на ключ, а Том и Мари в любую минуту могли нанести отцу визит, сподвигая его тем самым оставить работу пораньше и поиграть с ними, и, надо сказать, пользовались маленькие сорванцы этой возможностью с завидной регулярностью. Но в то же время они оба прекрасно знали, что если кабинет пустует, то находиться в нём строжайше запрещено. Для Мари соблюдение этого правила не составляло труда: девочка никогда не питала к отцовской «каморке» ни интереса, ни каких-либо иных тёплых чувств, находя её неуютной и даже слегка мрачноватой. А вот Тому, в отличии от сестры, нравилось проходить в глубь кабинета, рассматривать непонятные, стоящие на полках штуковины, изучать взглядом высокие книжные стеллажи, с которых на него глядело множество потрёпанных, дряхлых корешков с преимущественно выцветшими названиями, среди которых малыш уже давно приметил парочку особенно любопытных и завлекательных. Как-то раз он даже набрался решимости и попытался расспросить папу о некоторых из этих загадочных кладезей знаний, но в ответ услышал лишь то, что все они отнюдь не детского содержания, а потому совсем ещё юному Тому читать их будет не только сложно, но и попросту неинтересно. Вероятно, Эдвард тогда решил, что из-за необычных названий маленький Томас принял стоящие на полках книги за какие-нибудь детские сказки, а потому даже не воспринял вопросы сына всерьёз, наивно полагая, что после подобного ответа Том потеряет интерес к старым рукописям. Однако эффект от слов алхимика получился прямо противоположным — тяга мальчика к книгам с той самой минуты только усилилась, более того, к ней теперь прибавилось ещё и неуёмное желание доказать папе, что он уже никакой не ребёнок, и уж тем более не глупый. Влекомый своим любопытством, мальчик долго подгадывал случай, чтобы незаметно проникнуть в кабинет отца и стащить парочку запримеченных книжек, и как только такая возможность представилась — он без промедлений ею воспользовался. Торопясь и опасаясь быть замеченным, проказник стянул первый попавшийся под руку томик. Он надёжно спрятал его в своей постели и решился достать только глубокой ночью, когда в доме всё окончательно стихло. Вооружившись фонариком, Томас с головой нырнул под одеяло, полный готовности погрузиться в мир таинственных знаний. Но уже через считанные минуты переполняющий его энтузиазм рассеялся: мальчик мало что понимал из прочитанного. Всё написанное в этой книге казалось ему чем-то несвязным, бессмысленным и занудным. С трудом осилив пару первых страниц, он даже всерьёз задумался над тем, что папа, вероятно, был прав, и ребёнку вроде него незачем даже пытаться тратить время на подобную литературу. И всё же Том не торопился отступаться от своих намерений. Он продолжил читать и уже очень скоро заметил, что содержание старого томика раз за разом становится для него всё понятнее и интереснее. С той поры каждый новый день проходил для младшего Элрика в томительном ожидании ночи: он с нетерпением предвкушал момент, когда все уснут и он снова сможет засесть за книгу, которой, как ему тогда казалось, на целом свете не было равных по занимательности. Вспоминая всё это теперь, по прошествии времени, мальчик уже не испытывал ни одной из тех приятных эмоций, что переполняли его прежде; в груди больше ничего не пело, не трепетало. Сейчас там ютились лишь тревога и бессильное раздражение: Томас понимал, что отец может появиться на пороге в любую минуту, и это заставляло его прислушиваться к каждому шороху со стороны прихожей. «И зачем я только так сделал? — злился на себя Том. — Кто-кто, а уж папа меня точно не похвалит за то, что я без спросу влез в его кабинет и стащил оттуда эту дурацкую книжку. Ещё и маме наврал… — он наконец поднялся и, свесив ноги с дивана, взял с журнального столика лежавшую там игрушку. — А ведь папа обещал, что если я буду хорошо себя вести, то он привезёт мне из Централа ту большущую железную дорогу, которую я видел в журнале. У неё ещё поезд на пульте управления. Такая вещь! Все ребята в округе о ней мечтают. Наверняка мне теперь её не видать…» Томас в очередной раз прислушался к происходящему вокруг: к тиканью часов теперь прибавился доносящийся с кухни стук крышки о эмалированную кастрюлю. На плите, похоже, что-то закипало. — Да ну и ладно, — с горячностью бросил мальчик. — Подумаешь! Проживу как-нибудь без этой дурацкой железной дороги, и без сладостей неделю проживу! И без друзей, и без любимых передач по телевизору... — с каждым словом его запал угасал всё больше и больше. — Может даже… пару подзатыльников получу… — глядя на свою лошадку, он выдержал короткую паузу, а после, гордо вздёрнув нос, добавил: — И пускай! Зато я докажу папе, что он был неправ. Но не успел Томас даже мысленно похвалить себя за такую отчаянную отвагу, как в прихожей что-то скрипнуло. Не помня себе, мальчик швырнул игрушку куда-то в сторону и замер, чувствуя только, как ноги становятся ватными. Ещё несколько минут он сидел, затаив дыхание и боясь даже пошевелиться, но в гостиную, к счастью, так никто и не вошёл. — Показалось, — выдохнул Том. Осмотревшись, он попытался глазами найти выброшенную игрушку, однако рядом ничего не было. Встав с дивана и обойдя его несколько раз, Томас заглянул под журнальный столик, но и там лошадка не обнаружилась. «Ага, вот ты где! — отодвинув лежащую на диване подушку, улыбнулся мальчик. — А я уж думал, что потерял, — он вновь опустился на край дивана и смерил взглядом лежащую в руке игрушку. — Хотя, может было бы лучше, если бы она и впрямь сквозь землю провалилась…» А ведь и правда: что, если бы эта лошадка, ставшая причиной стольких проблем, бесследно исчезла? Как не бывало! Тогда бы и папе ничего показывать не пришлось. А мама, она ведь добрая, она обязательно пожалеет сына и скажет что-нибудь вроде: «Ничего страшного! Сделаешь новую игрушку, намного лучше прежней», а там глядишь и вовсе обо всём этом позабудет. Довольный пришедшим в голову планом, Том почувствовал облегчение. Мир вновь приобрёл краски. «Осталось только придумать, как быть с конём. Жаль ведь его просто выбросить…» — Том, Мари, — оборвал рассуждения Томаса донёсшийся с кухни голос матери. — Мойте руки и скорее идите обедать. Мальчик потянул носом воздух и уловил соблазнительный запах горячего сырного супа, смешавшийся с тонким ароматом свежего шоколадного печенья. В животе протяжно заурчало. — Ладно, подумаю над этим чуточку позже, — соскочив с дивана и прихватив с собой игрушку, он быстрым шагом направился в ванную.***
Лучи послеполуденного солнца тусклым светом проникали сквозь задернутые шторы; в детской царил полумрак. Провалившись в дневной сон, Том и Мари безмятежно посапывали в своих кроватях. Уинри заботливо убрала упавшие на глаза дочери локоны, а затем, наклонившись, коснулась губами её лба. В ответ малышка, сильнее прижав к груди плюшевого кролика, едва заметно поморщилась. Такая нежная и по-детски непосредственная. На её розовых щеках лежала тень от длинных, густых ресниц, пухловатые губы были вытянуты и слегка приоткрыты. От рождения светловолосая, голубоглазая Мари внешне очень походила на мать, и видела это не только сама Уинри. Среди тех, кто был знаком с их семьёй, должно быть не осталось человека, не нашедшего бы случая хоть однажды подметить немалое сходство мамы и дочери, которому нисколько не мешал даже тот факт, что форму носа и губ девочка явно унаследовала от отца. Томас же от матери не взял ровным счётом ничего. Когда-то Уинри в тайне надеялась, что с возрастом она сможет узнать в лице сына хоть какие-нибудь свои черты, однако время шло, а на это не было и намёка — младший Элрик всё так же оставался маленькой копией папы, разве что стригся исправно, отдавая предпочтение коротким волосам. Чтобы утешить жену, Эдвард иногда шутил, что своим вредным характером их сын вне всяких сомнений пошёл в мать. В ответ на это Уинри каждый раз приводила цитату покойной бабушки Пинако: «Ещё пойди разберись, у кого из вас двоих характер более скверный», — так она говорила. Склонившись над кроватью Тома, девушка осторожно поправила оголившую детский живот майку, а после, поцеловав мальчика в висок и укрыв его одеялом, поспешила бесшумно покинуть детскую. Собираясь спуститься на первый этаж, Уинри шагнула к лестнице, но её внимание вдруг притянула к себе приоткрытая дверь спальни. «Как странно. Я точно помню, что закрывала её». Беззвучно приблизившись ко входу, она заглянула внутрь: на кровати, спиной к ней, сидел Эдвард. — О, так ты уже вернулся, — перешагнув порог и заперев за собой дверь, негромко констатировала Уинри. — А я и не слышала, как ты пришёл, детей спать укладывала... Ответом послужило молчание. Алхимик сидел неподвижно. Сгорбившись и безотрывно глядя куда-то под ноги, он никак не реагировал на слова жены; казалось, будто её появление и вовсе осталось для него незамеченным. — Эд? — обеспокоенно окликнула мужа девушка, но ответа вновь не последовало. Подойдя ближе, она забралась на кровать и ласково коснулась его спины. — Что-то случилось? Придвинувшись и заглянув за плечо Эдварда, Уинри наконец разглядела то, к чему всё это время был прикован взгляд её мужа. От увиденного у неё на секунду перехватило дыхание: в руках алхимик держал хорошо знакомую ей лошадку. — Я очень удивился, когда нашёл это в ванной, — он говорил спокойно, по-прежнему не отводя глаз от фигурки. — Сначала я подумал, что это одна из тех игрушек, что мы с Алом дарили тебе в детстве, но ведь все они давно пылятся на чердаке бабулиного дома. Да и к тому же, сколько бы не старался, я не могу вспомнить среди них даже похожей на эту. Комната вновь погрузилась в молчание. Девушка ждала, что Эд скажет еще что-нибудь, но он не спешил продолжать. — Ну и? — попыталась разговорить его Уинри. — Что «ну и»? — раздражённо спросил алхимик, наконец переведя взгляд на жену. — Я хочу знать, откуда она взялась. — А ты сам не догадываешься? — огрызнулась в ответ девушка. Эдвард вновь отвёл взгляд в сторону и недовольно хмыкнул. Выражение его лица изменилось: это было лицо человека, знающего не слишком приятную правду, но упорно отказывающегося в неё верить. — Ясно, — пожала плечами Уинри. — Что ж, раз тебе так будет проще, я скажу. Том сделал её. — Выходит, он всё-таки… — его взгляд потемнел еще больше. — И как же ему это удалось? Я ничего не рассказывал ему об алхимии. — Он сказал, что сам научился. Думаю, это всё благодаря той книге, которая была у него. — Книге? — Да, — приложив к подбородку указательный палец, Уинри попыталась вспомнить, что было написано на обложке старого тома. — Кажется, «An Introduction to Alchemy»* или что-то вроде того. — Залез в мой кабинет значит, — не по-доброму усмехнулся Эдвард. — Мелкий негодник. Ох и получит же он у меня, — сквозь зубы процедил алхимик. — Эд, — надеясь умерить пыл мужа, Уинри коснулась его руки, — Не стоит так спешить с выводами. Будет лучше сначала погово… — Хватит, — одёрнув руку, он сдвинул брови и серьёзно посмотрел на жену. — Не вздумай его защищать. Я и так слишком часто закрывал глаза на проступки Тома. В этот раз он перешёл все границы. Он будет наказан и точка. Несколько секунд Уинри молча смотрела на мужа, не зная, что ответить. Эдвард впервые за долгие годы был с ней таким холодным и грубым, он не хотел даже слушать её, и от этого девушке становилось не по себе. — Не понимаю, — опустив голову, она попыталась справиться с подкатившей к горлу обидой. — Почему ты так разозлился? Разве плохо, что Тому интересно то, чем ты занимаешься? — её пальцы нервно смяли подол ситцевого платья. — Ты же прекрасно знаешь, как сильно он тебя любит, как во всём на тебя ровняется. — Уинри… — Он же твой сын, — собравшись с духом, девушка заглянула в глаза алхимика. Она ожидала увидеть в них гнев, но там не было и толики этого чувства. Лишь растерянность и тревога читались в этом всё еще серьёзном взгляде. — Почему ты не хочешь выслушать его и позволить самому решать, что ему нравится? Ведь вы с Алом были в том же возрасте, когда… — Мы с Алом, — прервал жену Эдвард. — Дорого поплатились именно за то, что проигнорировали запрет и поступили по-своему, — он перевёл дыхание и, взяв Уинри за руку, продолжил. — Ты не хуже меня знаешь, насколько опасной бывает алхимия. Даже незначительная ошибка порой может привести к ужасным последствиям. Меньше всего на свете мне хочется, чтобы кто-то из наших детей пострадал из-за подобного, именно поэтому… Девушка опустила ладонь на гладкую щёку мужа, заставив его вновь заглянуть ей в глаза. — Ни ты, ни Ал не виноваты в том, что рядом с вами не было человека, который с самого начала предостерёг бы вас от ошибок. Вам некому было доверить все свои мысли и вопросы, но ведь у Тома есть ты, разве не так? — она прижалась к Эду и опустила голову ему на плечо. — Знаешь, когда сегодня утром он показывал мне эту игрушку, его глаза светились от счастья. Я была так рада и горда им, что чуть не расплакалась. — Вот ведь, — прижимая девушку к груди, улыбнулся алхимик. — А может, он еще передумает и решит продолжить фамильное дело Рокбеллов? — Честно говоря, я бы удивилась, если бы такой непоседа как Том вдруг заинтересовался сборкой автоброни, — хихикнула Уинри. — Эд, — она слегка отстранилась и внимательно посмотрела на мужа. — Прошу, пообещай мне, что спокойно поговоришь с ним. Если он захочет всерьез заниматься алхимией, ты должен его поддержать. Не бросай его одного. — А у меня разве есть другие варианты? — вынужденный примяться с положением дел, усмехнулся Эдвард. — Вот и славно, — с улыбкой выдохнув, Уинри взглянула на часы. — Уже начало второго, ты наверняка успел проголодаться, так что пойдём быстрее на кухню, я разогрею тебе обед. — Погоди, — перехватив запястье жены, остановил её алхимик. — В чём дело? — Ты же совсем недавно уложила детей спать, верно? — уточнил Эд, взглянув на запертую дверь. — Да, — немного растерянно подтвердила девушка. — Выходит, у нас есть час-другой свободного времени? — притянув Уинри ближе, он усадил её к себе на колени. — Это так, но, — проведя кончиками пальцев по его шее, девушка хитро сощурилась. — Вообще-то я собиралась скоротать эти пару часов за чертежами в мастерской… — Боюсь, с работой тебе придётся повременить. Крепче обхватив её талию, Эдвард уложил хохочущую жену на кровать и навис над ней. Он коснулся губами её нежной шеи и, оставляя влажную дорожку из поцелуев, начал медленно спускаться к ключице. Ладони девушки плавно переместились с широкой спины на крепкие плечи мужа. Тихий стон вырвался из её груди, когда рука Эда, едва касаясь гладкой кожи бедра, скользнула под и без того задравшийся до неприличия подол платья. Сгорая от предвкушения близости, Уинри слегка приподнялась и впилась в губы мужа поцелуем, нетерпеливо расстёгивая пуговицы его рубашки.***
Вырвавшись из оков дурного сна, Томас раскрыл глаза и, приподнявшись на локтях, окинул комнату сонным взглядом. На соседней постели, тихо сопя, продолжала видеть сны свернувшаяся калачиком Мари. Снова рухнув на подушку и до носа натянув одеяло, Том попытался справиться с неприятным чувством, оставленным ему кошмаром. Он несколько минут ворочался, стараясь найти удобное положение и уснуть, но всё было безрезультатно. Смирившись с тем, что в царство Морфея дорога ему заказана, Томас откинул одеяло и, свесив ноги с кровати, потёр заспанные глаза. «Приснится же такое», — про себя возмутился мальчик. Судя по тусклой, лежащей на полу полоске света, за окном всё ещё стоял день, и часы на прикроватной тумбе, показывающие без четверти три, только подтверждали это. Зевая, Томас направился к стулу, где лежала его одежда. «Интересно, папа уже вернулся? — промелькнуло в голове, пока он лениво натягивал футболку. — Точно, я же собирался подумать над тем, как быть с игрушкой», — от этой мысли сонливость будто рукой сняло. Смутно надеясь на то, что всё это время игрушка была при нём, Томас сломя голову кинулся к кровати. Сначала он заглянул под подушку, затем несколько раз встряхнул одеяло, но, как и ожидалось, там было пусто. «Так, без паники! — мысленно пытался успокоить себя Том. — Если её нет здесь, значит нужно просто проверить те места, где я был перед тем, как мама уложила нас спать. Наверняка лошадка осталась где-нибудь там». Выглянув в коридор, мальчик прислушался: в доме стояла оглушающая тишина. Вывод напрашивался сам собой: отца всё еще не было дома, а мама или занималась своими делами в мастерской или, утомившись, тоже прилегла отдохнуть и уснула. Так или иначе, Том выдохнул с облегчением и, стараясь не шуметь, отправился на первый этаж. — Ну за что мне всё это? — в третий раз заглядывая под журнальный столик, тихо негодовал младший Элрик. Поиски в кухне и ванной успехом тоже не увенчались. Томас несколько раз перевернул там всё вверх дном, для уверенности обследовав даже те места, где он никак не мог бы забыть свою железную лошадку. «Ладно, — рассуждал он, пытаясь отделаться от разрастающейся внутри тревоги. — Попробую снова проверить под креслом». Но не успел он даже сдвинуться места, как со второго этажа послышался шум, заставивший мальчика затаить дыхание и прислушаться. Шаги. Это точно были шаги. И чем отчётливей они становились, тем сильнее Томаса охватывала паника: он был абсолютно уверен, он знал, что эти шаги принадлежали отцу. «Не может быть», — только и пронеслось в голове мальчика, прежде, чем он успел выпрямиться и бегло осмотреться вокруг. Испуг диктовал лишь одно верное в этой ситуации решение — как можно скорее бежать, прятаться, и глаза молниеносно отыскали подходящее для этого место. «Бинго!» — ликующе подумал он, зацепившись взглядом за приоткрытую дверь кладовой, и тут же рванул в её направлении. — Стоять, — голос грянул откуда-то сверху. — Куда это ты собрался? Мальчик замер прямо у своей цели. Сердце рухнуло в пятки. Томас чувствовал на своём затылке пристальный взгляд отца, и от этого ему ещё больше хотелось провалиться сквозь землю. Стыдливо понурив голову, он стиснул зубы и обернулся. — Ну так, зачем тебе вдруг кладовка понадобилась? — стоя на лестнице, с ухмылкой полюбопытствовал Эд. — Эм, ну я… — он переминался с ноги на ногу, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не встретиться взглядом с отцом. — П-просто ищу кое-что… — Вот как, — пожал плечами алхимик. — И что же ты потерял? Уж не это ли? — вытащив из кармана игрушку, он продемонстрировал её сыну. В голове на мгновение помутилось. Томас не мог произнести ни слова. Он просто стоял, раскрыв рот и хлопая округлившимися от удивления глазами. — Пойдем-ка, — позвал мальчика Эдвард, махнув головой в направлении второго этажа. — Куда? Но вопрос остался без ответа. Старший Элрик молча двинулся вверх по лестнице, и Тому ничего не оставалось, кроме как послушно проследовать за ним. — Проходи, — отперев скрипучую дверь кабинета, пригласил сына Эд. Томас неуверенно переступил порог и замер у входа, наблюдая за тем, как отец освобождает стоящую в углу табуретку от кучи каких-то бумаг. В эту минуту мальчик чувствовал себя окончательно сбитым с толку. Он растерянно озирался по сторонам, совершенно не понимая, зачем они здесь, но озвучивать свой вопрос не решался. Стряхнув с табуретки скопившуюся на поверхности пыль, Эдвард поставил её напротив письменного стола и, усевшись, посмотрел на топчущегося у дверей сына. — Садись, — похлопав ладонью по сиденью стоящего рядом стула, скомандовал он. Мальчик нерасторопно приблизился к своему месту и, не слишком удобно устроившись, вновь опустил голову. — Ну, а теперь рассказывай. — Что рассказывать? — пробубнил Томас. — Всё как есть, по порядку и без вранья, — сложив на груди руки, вздохнул старший Элрик. — Как ты пробрался в мой кабинет несмотря на то, что я кучу раз говорил вам с сестрой, чтобы в моё отсутствие вы к нему даже не приближались, как без спросу взял одну из моих книг и как с её помощью сделал вот эту игрушку, — его взгляд указал на стоявшую на столе лошадку. — Или скажешь, это всё неправда и ты здесь не при чём? Наступило молчание. Пока Эдвард глядел на сына в ожидании ответа, Том рассматривал узоры на дощатом полу, пытаясь выдавить из себя хотя бы несколько слов. — Нет, — наконец пробормотал мальчик. — Это и в самом деле моя игрушка, — он заёрзал на стуле, ссутулившись еще больше прежнего. — Я знаю, что поступил плохо, но… в общем… я не думал, что всё получится вот так и… вернее, я просто хотел доказать тебе, что я вовсе не глупый, и из-за этого… — Стоп, погоди-ка, — искренне удивился Эдвард. — А с чего это ты взял, что я считаю тебя глупым? — Так ведь, когда я спросил тебя обо всех этих книгах, — Томас робко окинул взглядом стоящие вдоль стен стеллажи. — Ты ответил, что я еще слишком маленький, чтобы понять, что в них написано. Вот я и решил, что если прочитаю одну из них и смогу разобраться, то ты увидишь, что я уже достаточно взрослый и умный. — Так вон оно что, — он потёр пальцами лоб и слегка ухмыльнулся. — Ну, разобраться у тебя, судя по всему, получилось, — вновь покосившись на игрушку, Эдвард выдержал паузу. — Что ж, похоже, ты и в самом деле раскаиваешься в своём проступке. К тому же, в нём действительно есть и моя вина, так что я не стану тебя наказывать. Уверен, тебе тоже хочется поскорее забыть об этой неприятной истории, поэтому предлагаю поступить так: ты просто вернёшь мне книгу, и мы притворимся, будто ничего не случилось. Идёт? — Нет, — не раздумывая, отказался Том. — Я не согласен, — он потупил взгляд и на секунду замялся, будто прощупывая почву и оценивая реакцию сидящего напротив отца, который, судя по вытянувшемуся лицу, ожидал услышать вовсе не это. — Возможно, ты будешь против, но я, — сжав кулачки на коленях, мальчик собрался с духом. — Хочу изучать алхимию. — Ты это серьёзно? — не веря своим ушам, спросил Эд. — Зачем? Комната вновь погрузилась в молчание, перебиваемое лишь тихим треском горящей настольной лампы. Томас, ковыряя пальцем деревянное сидение, задумался. Ему непросто было дать ответ на этот вопрос. Да и какие особые причины могут быть у ребёнка, чтобы прикипеть к чему-то всей душой? Разве недостаточно того, что ему это просто нравится? И всё-таки Том сомневался, что такой простой аргумент поможет ему убедить отца в необходимости заниматься с ним алхимией. Нужно было что-то более весомое. Намного более весомое. — Мама часто говорит, что мы с Мари должны гордиться тобой, потому что ты очень известный в нашей стране учёный, — по-прежнему ковыряя стул, начал он. — Ты решаешь много важных вопросов и помогаешь людям. Мне кажется, что это очень круто, поэтому я тоже хочу стать учёным и однажды сделать что-нибудь значимое, ведь тогда мама будет гордиться и мной тоже. — Но для этого тебе совсем не обязательно изучать алхимию, — улыбнулся Эдвард. — Ты можешь заняться чем угодно, в мире полно и других интересных вещей. Мы с мамой в любом случае поддержим тебя и будем гордиться. — Нет, — помотал головой Томас. — Я уже всё решил. Я хочу быть как ты, папа. А если ты не станешь заниматься со мной, то я попрошу дядю Ала, тётю Мэй, или ба-а... то есть миссис Кёртис. Кто-нибудь из них уж точно согласится. Эдвард глядел на сына, изо всех сил стараясь сохранить непроницаемое лицо. Этот едва ли пятилетний мальчонка с грозно сдвинутыми бровями, наморщенным лбом и сжатыми в тонкую полоску губами выглядел крайне забавно. Ему бы в пору смотреть мультики и думать об играх со сверстниками, а он сидит и на полном серьёзе старается убедить его, взрослого человека, в твёрдом намерении стать учёным, и не когда-нибудь, а в самом ближайшем будущем. Вот ведь умора! Скажи он об этом кому в Комитете Государственных Алхимиков — обхохочутся. Интересно, в глазах своей мамы они с Алом когда-то выглядели также? — Ясно, — прокашлявшись, Эд поднялся и не спеша приблизился к книжному шкафу, бегло изучая глазами его содержимое. — Та книга, которую ты взял, для новичка сложновата, и хотя ты её осилил, начать всё же следует с чего-то попроще. Например, с этого, — он потянул за корешок одну из стоявших на верхней полке книг и, обернувшись, протянул её сыну. — Ого, — схватив увесистый томик двумя руками, мальчик принялся рассматривать его обложку, а после, подняв на отца светящиеся от счастья глаза, воскликнул: — Так значит, ты будешь меня учить? — Да. — Здорово! — он крепко прижал к груди книгу. — Ты меня всему-всему научишь, так ведь? И даже без круга преобразовывать? Этот вопрос прозвучал для Эдварда как гром среди ясного неба. Он напрягся и с некоторым беспокойством посмотрел на сына. — Откуда ты знаешь об этом? — В той книге было написано, что не всем алхимикам нужно рисовать круги, — мальчик говорил с важным видом, опустив на колени тяжёлый том. — И я тоже хочу поскорее этому научиться, потому что рисовать их слишком сложно. А еще я видел, как дядя Ал так делал. Он хлопнул в ладоши и ра-аз! — сопроводив свой рассказ теми же движениями, Томас широко улыбнулся и раскинул руки в стороны. — Ты ведь тоже так можешь, правда, папа? На лице Эдварда промелькнула болезненная ухмылка. Огромные золотые глаза маленького человека были обращены к нему и почти не моргали в ожидании утвердительного ответа. Их переполняли восторг и немое восхищение. Должно быть, каждый отец мечтает, чтобы сын однажды посмотрел на него именно такими глазами. — Нет, не могу, — Эд присел на корточки напротив Томаса и, опустив ладонь ему на макушку, широко улыбнулся. — Вернее, мог когда-то, а теперь нет. Огонёк в глазах мальчика тут же померк. Эдварду казалось, что он слышит оглушительный треск, с которым в эту самую секунду рушится тот идеальный образ, который Томас вообразил себе и в который до этой минуты верил. Но как бы сильно алхимику не хотелось остаться для сына тем безупречным, способным на всё героем, он не мог этого сделать. Он им не являлся. И ничто не в силах было этого изменить. — Как же так? Почему? — Это очень длинная история. Я обязательно расскажу её тебе, когда придёт время, но для начала ты должен немного подучиться, договорились? — Договорились, — болтая ногами, подпрыгнул на стуле Томас. — В таком случае, — Эдвард выпрямился и подошёл к столу, чтобы погасить лампу. — С завтрашнего дня приступим к занятиям. А сейчас можешь пойти поиграть. — Не-ет, — гнусаво протянул Том, вцепившись в штанину папиных брюк. — Давай сейчас позанимаемся. Хотя бы немного. Пожалуйста! Ну разве этому ребёнку откажешь? — Что с тобой поделать, — потерев затылок, вздохнул Эд. — Ладно, так и быть. Я пока всё приготовлю, а ты тащи сюда подушку, а то ведь ты даже до стола не дотя... — прервался он на полуслове, когда Томас, не веря своему счастью, спрыгнул со стула и с ликующими возгласами понёсся в сторону выхода. — Хэй, слушай, когда с тобой разговаривают!***
В небе лениво парили косматые облака, едва ли скрывая за собой яркое солнце, которое еще даже не находилось в зените, но уже обдавало землю ощутимым жаром. Встряхнув очередную смятую простынь, Уинри оросила траву прохладными каплями, а затем перебросила влажное полотно через туго натянутую бечёвку. — Мамочка, а можно я прокачусь до во-он того жёлтого заборчика? — указывая пальцем в сторону соседской ограды, спросила Мари. — Можно, но только туда и обратно. И не съезжай с тропинки. — Угу, — кивнула девочка, проворно крутя педали своего трёхколёсного велосипеда. Поглядывая одним глазком за дочерью, Уинри снова потянулась к переполненному бельём тазу, но послышавшийся за спиной топот, перебиваемый звонким шлёпаньем тапок о чьи-то босые пятки, заставил её отложить своё занятие. — Мама, мама, — протяжно позвал мальчишеский голос. Обтерев руки о белый фартук, девушка обернулась. Том как-то робко, но довольно улыбался, прижимая к груди ладошки, в которых явно что-то лежало. — Что случилось, мой дорогой? — Я принёс тебе кое-что, смотри, — сказал он, вытягивая вперёд раскрытые ладони. Присев, девушка поравнялась с сыном и теперь могла без труда рассмотреть, что же было у него в руках. — Ты сделал новую игрушку? — взяв её, ахнула Уинри. — Это ведь котёнок, верно? Он очень милый. — Тебе нравится? — мальчик застенчиво спрятал руки за спину. — Я сделал его специально для тебя. — Правда? Спасибо. Я поставлю эту игрушку на самое видное место, — подавшись вперёд, она поцеловала сына в лоб и легонько ущипнула его за щёку. — Ты просто прелесть, Том. Настоящий сын своего отца. Внимание к себе привлекла трель велосипедного звонка. — Мари, — увидев, что дочка уже вернулась, окликнула её Уинри. — Иди скорее сюда. Посмотри, что сделал твой старший брат. Оставив велосипед у порога, девочка вприпрыжку помчалась к маме. — Ух ты! Какой красивый котик! — восторгалась малышка. — Братик, я тоже хочу, сделай и мне такую игрушку. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — глядя на Томаса щенячьими глазками, умоляюще лепетала Мари. — Да хоть десять, — встав в горделивую позу, заявил Том. — Вот прямо сейчас пойду и сделаю. Хочешь посмотреть? — А можно? — Конечно! Пойдём скорее, я тебе покажу. Взявшись за руки, дети рванули в сторону крыльца. Уинри глядела им в след, прижимая к груди нагревшуюся от тепла рук игрушку. Улыбаясь, она подняла голову и посмотрела на мужа, который всё это время молча наблюдал за происходящим из окна спальни.