Принц Х Царевич - 1

* * * Последнее испытание было довольно зрелищным и послужило прекрасным украшением праздничного вечера. Проводилось оно чинно и торжественно, в тронном зале, в присутствии государя и придворных, а также множества приглашенных гостей. Ансамбль гусляров и балалаечников заиграл приятную журчащую мелодию. И на середину зала цепочкой, семеня друг за дружкой и взявшись за руки, выплыли уточками-лебедушками барышни - явно собрались представить изящный хореографический номер. Все девушки были одеты совершенно одинаково: белые сарафаны, жемчужные кокошники. А поверх кокошников накинуты полупрозрачные вуали, облаком закрывающие всю фигуру до пяток. - Хоровод невест-привидений, - не удержался Пересвет, наблюдавший за происходящим действом из потайной галерейки через секретное окошечко. - Угадай, милый Ёж… гм… Ёширо! Которая из девушек твоя суженая? – предложила царица. – Коли впрямь тебе по сердцу наша дочка пришлась, сердце тебе верный ответ и подскажет! Присмотрись хорошенько, не спеши. Девушки начали танец – закружились плавно, руками красивые движения делая, платочками кружавчатыми помахивая. Будто впрямь не по коврам ступали, а по воздуху плыли. А присмотреться действительно следовало тщательно! Под вуалями и так лица едва виднелись, да еще макияж у всех танцовщиц одинаковый, жуткий: щеки свекольные кружочком на фоне белых белил, брови жирно зачернёны, губки-вишенки… Не дай боже такую красоту ночью увидать! Девушки с серебристыми смешками, - будто колокольчики звенели! – увлекли в танец принца. Завертели, закружили, чтобы голова кругом пошла от мелькания одинаковых «суженых наряженок»… - Ну ты, мать, удумала баловство, - недовольно кряхтел царь, сидя на троне. В досаде по коленке ладонью хлопнул. – А ежели не угадает? Позор ведь будет! Засмеёт народ-то! - Это не баловство, а традиционное испытание! Предсвадебный ритуал! – ворчала царица. – Это сына за парня позор замуж отдавать. За долги кровинушку родную продавать! - Можно подумать, я самолично все эти долги понаделал, - с желчным намёком парировал государь. – И что это я тебя в своё время без всяких испытаний замуж взял? Надо было хотя бы каравай испечь заставить. - Потому что это не ты меня взял, а я тебя сама выбрала, дурень ты старый. Молодая я была, глупая. Не знала, что заграничные принцы такие красавчики бывают, не то бы эмигрировала и раздумывать не стала! - Ой, договоришься ты у меня, - пригрозил царь. – Отправлю тебя кадайскому императору по бартеру, в счет оплаты госдолга. И будешь у него в гареме свои порядки наводить. - Ну и наведу! - Ну и наведёшь! - Ну и наведу! У кадайца держава богатая, не чета нашей! Слыхала, у него дворец из золота, не то что наш терем трухлявый! - Ах ты ж!.. – царь стукнул кулаком по подлокотнику. Оркестр гусляров-балалаечников тут же умолк, посчитав сие государевым знаком. В наступившей тишине принц подошел к тронному возвышению, поклонился. Через толмача обратился к царице: - Ваше царское величество, государыня-матушка! Среди этих девушек нет моей возлюбленной невесты! - «Возлюбленной»? – Пересвет глаза вылупил. От неожиданного слова по хребту мурашки проскакали табуном. - Уверен ли? – натянуто улыбнулась Василиса Никитична. – Хорошо! Изволь еще раз попытаться! Она хлопнула в ладоши – и в зал вплыла еще дюжина «лебедушек». По знаку царицы, севшей на место, испытание продолжилось. Белых невест стало еще больше. Задача усложнилась. Во вторую группу царица распорядилась нарядить и парней, схожего с Пересветом телосложения, возраста и роста. Танец этих «красавиц» особым изяществом и грациозностью не отличался. Так что среди них Пересвет, от волнения чувствовавший себя неуклюжим более обычного, смотрелся не так уж и плохо. Хорошо всё-таки, что он в первую очередь, к девчонкам не попал. Царевич старательно взмахивал руками в такт музыке. Пытался сосредоточенно отсчитывать: шаг вперёд, поворот, шаг влево, поклон… Но едва в фате не запутался, когда Кириамэ подошел слишком близко. Пристально всмотрелся – прямо в лицо. У царевича сердце в пятки упало, чудом с каблуков не свалился. Узнает? Обманется? Пересвет растянул губы в улыбке, как было велено, и продолжил изображать дурацкий танец. Кириамэ отвёл взгляд. Царевич шумно выдохнул. Принц повернулся к следующей «лебёдушке» - еще более неуклюжей, чем предыдущая. Прятавшийся под вуалью поварёнок захихикал, принялся глазки строить смеха ради. Ёж улыбнулся в ответ. Пересвета изумление взяло – неужели из ряженого царевича получилось такое же чучело, как из мелкой прислуги?! Неужели «сестрица Пересветлана» похожа на этого скомороха, разве их спутать можно?! Да Пересвет сам себе такого позора не простит! Если Ёж так глупо прогадает, в последнем испытании выберет вместо «царской дочки» кухаркиного сына – кому ж стыдиться, как не оплошавшей невесте?! Пересвет зашипел, как огненный змей, и незаметно наступил жениху на ногу. Принц удивленно обернулся. Но встретившись с пылающим гневным взглядом, только улыбнулся. От этой улыбки от сердца отлегло. Царевич невольно улыбнулся в ответ. Тут же опомнился, опустил голову, надеясь, что под густыми белилами не видно румянца. Почувствовал, что принц взял его за руку - и сам крепко стиснул пальцы, совершенно залившись маковым цветом. Вот ведь, стыдиться должен – весь тронный зал на него пялится! Наряженный, в женском платье, лицо разрисовано. А сам наоборот рад чему-то. А чему – поди пойми! Музыка стихла. Принц подвел избранницу к тронам: - Вот моя невеста! Царица сама подошла проверить. Откинула вуаль, с сомнением всмотрелась. Не поняла, шепотом спросила ради уточнения: - Пересвет, ты? - Да, матушка, - не поднимая глаз, откликнулся царевич. - Ох, вот ведь напасть, боже ж ты мой, - вздохнула царица. - Благословляю вас, дети мои!! – радостно заорал царь. – А теперь – пир горой! Завтра в полдень венчание!! Все радостно зашумели, гости и придворные. Или это у Пересвета в голове от сердцебиения зашумело? Как бы в обморок не упасть, как натуральная нежная барышня. А что, было бы к месту. Вон, у матушки слёзы из глаз полились. Все подумали, что от радости – бросились поздравлять… Про испытания, назначенные невесте, послы забыть не позволили. За торжественным ужином жениху преподнесли рубашку, расшитую красными петухами, да заказанный каравай. Клятвенно заверили, будто и то, и другое сделано царевной собственноручно! На праздничную рубашку принц посмотрел холодно, точно заморозить взглядом решил. Каравай и пробовать не стал. Пересвет так и понял – не поверил. Да и кто бы повёлся, что белоручка царевишна способна рукодельничать, как заправская белошвейка, а пудовый каравай замесить, выпечь и украсить лучше придворных поваров? Пересвету даже взгрустнулось. Принц-то испытания все выдержал сам. А он что?.. Поздно ночью, когда царский терем погрузился в глубокий, не совсем трезвый (чего уж душой кривить) сон, Пересвет прокрался на кухню. Не для того, чтобы принцу что-то доказать – скорее хотелось самому себе самооценку повысить. Хотя бы попробовать, что ли… Рецепт сдобного теста он нашел в библиотеке, в поваренной книге. Перечитал раз сто - вроде бы всё понятно. В теории. На практике всё оказалось чудовищно сложно. Какое там «пышный каравай», помилуйте! Головёшки, вынутые кашляющим царевичем из чадящей печи, даже взойти не пожелали! - Хисащибури дэс! О-гэнки дэс ка? [Давно не виделись! Как дела?] Принц вежливо постучал в дверной косяк – дверь-то была открыта. От неожиданности царевич опрокинул широкую хлебную лопату, и дымящиеся головёшки угольками рассыпались по полу. - Сумимасэн, - огорченно вздохнул Ёширо. Поставил принесённую большую бутыль сакэ на стол. - Не извиняйся, ты тут ни при чём, - отмахнулся царевич, пошел искать за печкой веник. – То есть, «при чём» как бы, да только ведь… Эх, чёрт с этим караваем. Не получилось и ладно. Видать, хреновая из меня жена выйдет. Невесело посмеявшись собственной шутке, Пересвет бросил никчемное занятие. Убрал со стола поваренную книжку, вместо нее выставил закуску: мочёные яблочки, квашеную капустку, солёные грибочки – что под руку в кладовке попалось. Наслышавшись от толмача, царевичу давно было интересно попробовать этот легендарный напиток!.. На поверку оказавшийся некрепкой бражкой с послевкусием сушеных слив. - Кампай? – поднял стопку Кириамэ. У него тоже, видать, настроение было неважное – завтра на рассвете крещение назначено перед свадьбой, а заснуть не может. Пришел с братом невесты по душам поговорить – а как тут поговоришь, без переводчика? Только пить оставалось за компанию. - Кампай, - вздыхал Пересвет, занюхивая яблочком. – Ты не подумай чего, Ёж. Я тут просто это… сестрице сюрприз сделать хотел. Да вот не получилось. Не сумел я… - еле придумал, как выкрутиться царевич, как объяснить своё присутствие на пустой кухне. Кириамэ кивнул и разлил еще по одной. Мрачный вид принца был непривычен. Это даже пугало. - Да ты не переживай, - сказал Пересвет, лишь бы не молчать. – Знаешь, как я тоже волнуюсь! За сестру. Кампай? - Кампай. – Принц опрокинул чарку. Собрался с духом, сказать что-то хотел, видно… Да не решился. Еще разлил. Нихонец и через час высказать волновавшее не смог. И алкоголь не помогал, не брал нисколько, Пересвет даже посочувствовал. Сам-то царевич после четвертой стопки без умолку болтал, остановиться не смог бы при всём желании. Хорошо, нихонец по-нашему не разумел – не понимал, что Пересвет сам все свои тайны выдал начистоту! - Мне ведь что обидно! – жаловался царевич, обнимая наполовину опустевшую бутыль, прижимаясь горячей щекой к прохладному стеклу. – Ты после всех испытаний героем получаешься! А я? Я всего-то тебя на три года младше! Зато на пол-вершка ростом выше. Что же я – совсем никудышная невеста? Тебе вон сколько задач загадали! А мне всего две. И с теми не справился! Какую-то булку испечь не могу!.. Да что булку – с женихом по-человечески и то поговорить не умею! Понимаешь? - Вакаримас, - кивнул Ёширо. [понимаю] - Вот и я говорю, что ничего не понимаешь, - сокрушенно уронил голову на руку Пересвет. – И я тебя не понимаю. Придется потом толмача просить, чтобы уроки давал… - А по остальным пунктам? – встрепенулся, вспомнив, царевич. – Ты перечислял: танцы, манеры, вежливые беседы, кулинария? Думаешь, сколько мне придется учиться, чтобы с веерами изящно обращаться, как вашим барышням положено? А осьминожье щупальце? Разве без скатерти-самобранки я такой ужас смогу приготовить? Даже представить страшно эту каракатицу, видал я на картинке в справочнике! Брр. Кошмар… - А я ведь тоже героем хочу быть, - признался царевич, задумчиво болтая бутылкой, гоняя сакэ по стеклянным стенкам волной. – Я ведь тоже хочу, чтобы народ на меня с восхищением глазел. А не показывали пальцем, как на чучело. Я ведь ради страны стараюсь! А кто об этом узнает? Кто мне спасибо скажет? Все только как кони ржать будут, если узнают, что… Эх, паршивое дело эта политика, - заключил он. – Кампай? - Кампай. Пересвет заулыбался. Поглядев на сокрушавшегося царевича, нихонец и сам как будто сердцем оттаял, уже не сидел мрачный, точно снежная туча. - Эх, красивый муж из тебя выйдет, Ёжик! – протянул царевич, водрузив локти на стол, уперев подбородок в ладони. – С тобой таким при венчании и на людях целоваться будет не противно. Через секунду понял, что сказал. Покраснел густо, с места вскочил: - Я это, ну… Я сейчас приду! Матте-кудасай! Пусть каравай позорно сгорел – но с другим-то заданием Пересвет справился! Кое-как, криво и косо – но рубашку-то сшил! И даже одного петуха у ворота крестиком красной ниткой вышил! Пока царевич по залитым лунным светом галереям терема носился, до своей комнаты и обратно, лёгкий хмель из головы успел повыветриться. Потому, вернувшись в кухню со свёртком подмышкой, Пересвет очень удивился, увидев принца, сидящим на коленях на полу перед печкой. Перед ним стояло глубокое блюдечко, в нём налито сакэ, а над блюдечком он помахивал веером, как будто разгоняя запах напитка в запечный угол. - Ёж, ты чего? – тихонько изумился внезапному умопомешательству царевич. Принц, оглянувшись, приложил палец к губам. И продолжил махать веером, словно так и надо. - Кириамэ, ты, наверное, переволновался?.. – шагнул вперед Пересвет. Но остановился, заметив за печью какое-то шевеление. Присмотрелся. И волосы не то что на голове – по всему телу дыбом поднялись! Из тёмного угла на запах сакэ осторожно вылез маленький мохнатый зверёк… Медвежонок? Только крошечный, игрушечный. Серая пушистая шерстка, густая, цвета пыли. На круглом ухе нитка прилипшей паутины. А мордочка подвижная – гримасничает, принюхивается… А глаза разумные, быстрые. Человеческие. Зверёк поглядел на принца, на царевича оглянулся. Поднялся с четверенек и вразвалочку на задних лапах подошел к блюдцу. - Дозоу, ёкай-сама, - вежливо поклонился чудику принц. [Пожалуйста, уважаемый нечисть] - Благодарствую за угощение, твоё нихонское высочество, - поклонился в ответ чудик. И нагнувшись над блюдцем, принялся хлебать сакэ, причмокивая. - Это… это… что это? – заикаясь, спросил Пересвет. - Не что, а кто! – уточнил чудик. – Домовой я. Теремный точнее, дух-хранитель. Одзи-сама, добавь-ка бражки, кудасай! Принц улыбнулся, поднялся с пола, пригласил домового перебраться на табуретку. Пересвет выпил со всеми, за компанию. И попытался переварить увиденное. Да, перед ним сидит домовой, с удовольствием лакает сакэ. Ну и что такого? Чем он огненных змей чудеснее? - Вежливый всё ж народ нихонцы! – осмелев, принялся разглагольствовать домовой. – Чужеземец, гость. А как заметил меня – так сразу рюмочку предложил! И называет уважительно – «господин ёкай»! У, не то что вы, местные. Вы только пинка дадите сослепу в темноте - и даже извиниться не подумаете! Пересвета опять мурашки истоптали. А ведь правда: сколько раз, встав среди ночи по нужде, он видел, как нечто серое мелькало в коридоре, мигом прячась в темном углу? Сколько раз видел собственными глазами – и принимал за обман зрения, за отголосок снов. Всё ради душевного спокойствия! А Кириамэ не испугался чуждой нечисти, сразу дружбу завёл. Вон, яблочко мочёное на дольки режет, чтобы чудику удобнее закусывать. - Или вот, твоё высочество, готовить ты вдруг среди ночи надумал, - продолжал домовой назидательную речь. – Так по-хорошему сказал бы: дедушко домовой! Пособи, пожалуйста! Посоветуй, как надо! Научи уму-разуму! - А ты – дедушка? – с сомнением уточнил Пересвет. Если чудик сам малявка, это ж какие мелкие у него внуки должны быть?.. - Для тебя, юнец, дедушка! – отрезал тот, оглаживая лапкой шерстку на надувшемся пузе. Второй лапкой махнул принцу, чтобы еще наливал. – Уж помог бы тебе, не пришлось бы харчи переводить зазря! - А если сейчас попрошу – поможешь? – оживился царевич. - Ну попроси! – важно разрешил домовой. Пересвет встал с места, поклонился в пояс, сказал – слово в слово повторил из чудиковой речи. Польщенный домовой зубастую улыбку аж до ушей растянул. С сытой отрыжкой поднялся, с табуретки на столешницу перелез. Встал в позу полководца, лапки в бока уперев: - Значицца, слушай сюды, твоё высочество! – начал. – Для первоклассного свадебного каравая потребна большая миска для теста!.. А ты чего стоишь, одзи-сама? Закатывай рукава да присоединяйся, помогать будешь! Э, вон фартуки возьмите, а то заляпаетесь… Следующие полчаса царевич носился по кухне и гремел посудой, пытаясь поспеть за указаниями. Если бы не Кириамэ – совсем бы не справился! В четыре руки и тесто замесили, как и предвещал домовой, с непривычки в муке обляпались оба. Чтобы не пришлось тратить время, (и так рассвет скоро в окно постучится, кухарки на кухню явятся!) домовой оказал любезность, пошаманил немного. От его бытовой магии тесто мигом взошло – да так пышно, что не только на каравай хватило, еще на три пробных булочки осталось. Украсили всё колосками из надрезанных полосок теста, розочками, вылепленными с шуточками-смехом пополам, - и отправили в печь! Стерев муку с щеки, Пересвет вспомнил о подарке. - Ёширо, вот… - протянул он принцу рубашку. – Это… сестра просила передать. Эту она сама сшила. Уж прости, что так неказисто получилось. Кириамэ принял дар с низким поклоном. Улыбнулся на кривого вышитого петушка. - Домо аригато, - только и произнес. Зато столько тепла было во взгляде, что словами не выразить. Неужели ему это неумелое рукоделие больше по душе пришлось, чем та, сделанная по царскому заказу?.. - Царевич, поумерь пыл! У тебя булки горят! – подал голос домовой. – Огонь, говорю, пошуруй, заслонку приоткрой, а то подгорает. Не чуешь, что ли? А ты, одзи-сама, наливай за обновку! Кампай? Булочки пропеклись быстрее огромного каравая. Но и их принц не дождался – заснул, притулившись в уголке, держа на коленях домового, точно котёнка. - Скоро сюда кухарки с поварами явятся, - сказал Пересвет. Будить принца было жалко, всю ночь ведь не спал, а через час уже за ним придут, чтобы отвести в собор… - На ручках до кровати отнести охота? – прочел его мысли домовой. – До свадьбы потерпишь! Уронишь еще, разбудишь. Я сам его отнесу! - Да как ты?!.. - не поверил красный от возмущения царевич. Домовёнок скорчил высокомерную рожицу – и хлопнул в лапки-ладошки. Пересвет только моргнул, а ни принца, ни домового на кухне уже не было. Подождав еще немного и вынув, наконец, готовый каравай из печи, царевич тоже отправился к себе. Поспать перед важным днем хотя бы часик не помешает. По дороге заглянул к Ёширо, удостовериться. Принц спал, а в ногах постели, в гнёздышке из покрывал, клубочком свернулся, посапывал домовой. Пересвет прокрался в спальню, чтобы оставить на столе тарелку с горячими булочками, покрытыми полотенцем. - Из тебя выйдет отличная жёнушка! – съязвил домовой, приоткрыв один глаз. Пересвет погрозил ему кулаком в ответ, на цыпочках удалился. Впрочем, нынче булочки царевича остались нетронуты. Крещение, как и венчание, было положено принимать натощак. Пусть свадьба получалась нетрадиционной в целом, но в частностях, в мелочах обычай соблюдали с тщательностью, окружение об этом позаботилось с полной ответственностью. Утром Пересвет еще порадовался, что перед церемонией их не заставили неделю поститься. На рассвете царевича разбудили странные звуки: под дверью горницы вдруг грянул хор стенаний. Басовитые женские и визгливые девичьи голоса принялись вразнобой выводить жалостливый мотив на тему прощания с родным домом, с беззаботной порой невинности, с крепким девственным сном. От такого воя мороз по коже побежал, захотелось зарыться под перину. Однако царицыны служанки с «невестой» церемониться не стали – из кровати выволокли, ледяной водицей умыли и взялись одевать-наряжать. Пока Пересвет зевал во весь рот и покорно стоял безвольной куклой, служанки, не обращая внимания на хор не унимавшихся плакальщиц, громко тарахтели о нихонском принце, нисколько не стесняясь обсуждать жениха в присутствии «суженой». - Послал же Бог нашему мальчику муженька! Нехристь, человеческого языка не понимает. Одевается, точно девка на выданье. Толька глазищами своими страшенными зыркает, тьфу! – возмущалась одна. - Нет уж, поди, не нехристь, - возразила другая. – Видала я, как его до рассвета на крещение повели. Патриарх наш батюшка впереди шел, насупленный весь, сюрьезный. Следом послы узкоглазые, не поймешь, может и спали на ходу. Крёстным отцом Патрикей Дормидонтович согласился быть. А за ними женишок сонный плёлся – в такой рубашке убогой, что описать не берусь! Где он такое безобразие откопал-то только, в ум не возьму! Всё шиворот-навыворот шито, сикось-накось, смотреть больно! - Чего ж ты, подруга, хочешь? Всё у них, нехристей, не как у людей. Пересвету обидно было такие отзывы слышать, да разве против правды возразишь? А с другой стороны, весть, что принц его неказистое рукоделие выбрал, а не нарядную «заказную» рубашку, неожиданно сердце согрела. Вот ведь ерунда – а приятно! Терпеть надоедливых служанок не так противно уж стало. Хотя с чего бы ему радоваться? Это ведь был знак внимания не к нему, а к придуманной царевне. Пересвет сам здесь как бы и ни при чем… - Егор Патрикеевич к свадьбе одет, обут, накрашен, надушен. Ждет невесту с нетерпением! – доложил с порога нихонский толмач. – А пока что медитирует в саду. На внезапное появление мужчины служанки отреагировали бурно. Горница содрогнулась от дружного женского визга. Царевич безучастно продолжил зевать, стоя в неглиже (в панталончиках с пенящимися оборками от колена до щиколотки, в просторной нижней сорочке, в кружевных манжетах которой потерялись ладони), а перед ним в момент построился ревностный заборчик из ширм, широко растопыренных юбок и выставленных буквой «Ф» локтей: — Нельзя же к девице так врываться, мужичье иноземное неотёсанное!! — А мы свадебный наряд принесли! — не смутился толмач. Посторонился, пропуская вперед нихонского монаха со стопкой сложенных шелков. — Согласно брачному контракту, невеста должна венчаться в традиционном облачении! Против контракта возразить было нечего. И парчовый сарафан с крахмальным подъюбочником отправился, к великому облегчению Пересвета, обратно в сундук. Вот только как обращаться с хитрыми одёжками служанки понятия не имели. Свадебное кимоно оказалось многослойным – не один халатик, а набором полдюжины штук! Да поясов к ним – чуть не верста общей сложности. Посему, потратив полчаса на препирательства, порешили допустить к невинному телу невесты монаха. Как лицо духовное, предположительно целомудренное — и к тому же в нарядах разбирающееся. — А кто это — Егор Патрикеевич? — спросил Пересвет, стеснительно запахивая первое кимоно. Всё-таки стоять под оценивающим взглядом нихонца было довольно неуютно. А тот не стеснялся, вертел царевича, наматывая многослойные пояса, в широченные рукава непослушные конечности запихивал, за пазуху рукой залазил, воротнички поправляя. - Как это кто? – изумился толмач, вынужденный оставаться за ширмами. – Его высочество Ёширо Кириамэ принял это имя при крещении! Большая жертва с его стороны – отказаться от имени члена императорской семьи и назвать отцом вашего первого министра. И позвольте заметить, такое труднопроизносимое отчество в брачном контракте не было закреплено! Посему, после дополнительных переговоров с батюшкой-царем, по обоюдному согласию сторон в вышеозначенный контракт был внесен дополнительный пункт, утверждающий… - А если покороче? – не выдержал царевич. - Венчание будет проведено дважды – по вашему и по нашему обычаям. Пересвет пожал плечами – одной заботой больше, одной меньше, велика ли разница. Его дополнительные сложности как-то не волновали. То ли от недосыпа, то ли от нервов он ощущал себя словно в затянувшемся маятном сне. Будто не его наряжают в белоснежные шелка, затканные серебряными узорами с летящими журавлями, а кого-то совсем другого… - Стеки да! Кирэ да! Айкурущий да! – приговаривал монах, прицокивая языком. [Прекрасно! Красиво! Прелестно!] - Ай, хороша да! – поняли по-своему и подхватили служанки. Монах еще что-то добавил, толмач быстро залопотал в ответ, потом перевёл: - Щиро-маку на невесте сидит, будто по ней сшито! [примечание: венчальное белое кимоно] - Что на мне сидит? – не понял Пересвет. Служанки насторожились: показалось? Откуда вша могла на невесте взяться? - Её высочество стройная, как камышинка! – продолжал переводить толмач комплименты монаха. - Это ваше высочество тощее! – обиделись служанки в ответ. – А наше мы хорошо кормим! - Груди совсем не видно! – продолжал безмятежно гнуть своё монах. – Совсем плоская красавица, точно мальчик! Принцу очень приятно будет раздевать невесту перед брачным ложем. Принц наш очень любит плоских красавиц! Соу-соу! [вот-вот, именно!] Толмач оживился, на реплику монаха захохотал. Пересвет слушал их непонятное трещание, надувшись: вот ведь дипломаты, а сплетничают равно бабы! - Точно-точно! – веселился толмач. Вспомнил о приличиях, поделился с «невестой»: - Наше высочество через симпатию к плоским дамам родины-то и лишился! Нет бы согласился и большие груди приласкать да вниманием своим одарить – глядишь, и не пришлось бы сюда, в такую даль уезжать. - Как это? – опять не понял царевич. Монах между болтовней время не терял, занялся причёской: ловко приколол к светлым локонам царевича длинные фальшивые пряди. Скрутил всё вместе, и родное и дополнительное, в подобие двух рожек, зашпилил заколками с жемчугами. На не в меру разговорившегося толмача цыкнул. Тот уже от сдавленного хихиканья сотрясал ширму: - Простите покорно, ваше высочество! Но больше рассказывать не смею, ибо сие есть государственная тайна! Кхэ-кхэ… Мда. Прошу обратить внимание, что традиционная причёска для свадебной церемонии, бункин-но така щимада, своей формой напоминает маленькие рожки. Сие есть не что иное, как предупреждение для будущего мужа, дабы он не забывал, что женщина страшна в своем праведном гневе, и не давал бы ей поводов для ревности! «Зубы заговаривает», - хмыкнул царевич. Если бы он был девушкой и вправду собрался замуж за принца – эти двое смешливых толстячков поводов для ревности предоставили более чем достаточно! Любитель плоскогрудых красавиц, отвергнувший обладательницу пышных форм – так вот, значит, каков его жених? Интересно, интересно… Монах закончил с волосами, осталось лишь нанести традиционный макияж да надеть на невесту шляпку, похожую на широкий чепец, чтобы прикрыть рога. Обернув плечи большой салфеткой, чтобы не запачкать кимоно, монах тщательно заштукатурил лицо «невесты» плотным слоем белил. Нарисовал удивленные бровки, отчертил глаза черными стрелками с красными тенями в уголках век. Ловко накрасил губки «бантиком». - Мастер! – уважительно зашептались служанки. Всматривались - и не узнавали своего царевича в фарфоровой куколке. - А то! – довольно откликнулся толмач, высунувшись наконец-то из-за ширм. – Наш уважаемый каннуси пятерых своих дочерей самолично под венец наряжал! - Дочерей? – опешили служанки. – Так ведь он монах? - Священник! – с важностью поправил толмач. – Его дома ждут жена да четыре любовницы: в центре столицы, в северном квартале, в южном, в западном и в восточном. Всё как положено по фэн-шую! А разве у вас священники не берут себе жён? - Любовницы? – поразились женщины. – По фэншую?! Мы-то думали, он монах безбрачный! Доверили ему царевну одевать! А он тут вокруг нее со своим фэншуем трётся, пёс блудящий! Щас мы ему фэншуй-то укоротим!.. Монах и без перевода быстро смекнул, что у представительниц моногамной культуры вызвал недовольство. К счастью, невеста была уже полностью готова. Схватив царевича за руку, прикрываясь им, как щитом, от праведного гнева женщин, нихонец поспешно ретировался прочь из светлицы.