Одинокий стяг

Леголас ожидал, что перед ним станут те несокрушимые бойцы, в которых Дунланд нехватки не имел. И ему останется только прикинуть, кого ему удастся одолеть с наименьшими потерями. Предстоящий бой мало тревожил эльфа, он, признаться, всегда любил хорошую драку, а против человека мог рассчитывать не только на свою силу и быстроту, но и на опыт, несоизмеримый с жалкими людскими десятилетиями. Однако увиденное повергло его в недоумение, быстро сменившееся настороженностью. Перед ним стоял строй мужчин всех возрастов и комплекций. Тут были мальчишки моложе Гарта, по-юношески нескладные и угловатые. Матерые бойцы средних лет, с кряжистыми массивными телами атлетов. Старики, чьи лица были высушены годами и ветром степей, как листва поздней осенью. Здесь было несколько раненных, перевязанных испятнанными кровью полосами грубой ткани. Здесь был щуплый и сутулый человечек, с явными признаками врожденного недуга... Они издеваются над ним? Рамен всерьез предположил, что он выберет в противники ребенка или убогого? В груди душно заполыхал гнев. Но Леголас помнил, что он один среди сотен враждебных ему людей, и вести себя нужно осмотрительней, чем на карнизе над пропастью. Непонятно до конца, в чем подвох, но пойдем по самому логичному пути. Леголас не подал виду, что всерьез удивлен. Он неспешно прошел вдоль строя и остановился напротив громадного детины. — Прошу оказать мне честь быть моим противником, сударь. – Эта фраза была бы хороша в Гондоре, здесь же сама резанула слух эльфа неуместностью. Но гигант вышел вперед, и Рамен огласил: — Чужак выбрал Эрга. Участники поединка, обнажитесь до пояса, чтоб не допустить подозрений о ноже в рукаве. «Как будто нож нельзя укрыть в сапоге или за поясом» — подумал Леголас с усмешкой, снимая камзол и тунику. Противники вышли на середину мгновенно образовавшегося круга. Вероятно, подобные поединки были здесь делом обычным, любопытствующие не шумели, а круг отличался безупречной формой. Рамен обошел вокруг стоящих напротив эльфа и человека. Эрг был одного с Леголасом роста, но не в пример шире. Могучая шея и монументальный торс сделали бы честь и мумаку. Квадратная челюсть говорила об упрямстве и резком нраве, темные глаза спокойно и выжидательно взирали на противника. Леголас, длинноногий, жилистый и гибкий, хоть и был широкоплеч и мускулист, на фоне Эрга внушительным не казался. Рамен встал между ними. — Эльф, я не знаю, силен ли ты, однако ты действительно не трус. На твоем теле много шрамов, но на спине ни одного. Значит, бегство не в твоих правилах. Поединок начнется по моему сигналу, и по нему же прекратится. Эру справедлив, и остережет меня от ошибки. Начали! Несколько мгновений дунландец и лихолесец стояли недвижимо, словно испытывая выдержку друг друга. И вдруг Эрг, молча и с невероятной для его комплекции прытью рванулся вперед, стремясь то ли смести противника этим напором, то ли незатейливо напугать. Но Леголас стремительно шагнул в сторону, дав гиганту по инерции пронестись мимо, и, уловив момент замешательства потерявшего на миг ориентацию противника, с силой ударил Эрга кулаком под дых. Дунландец резко развернулся, коротко и шумно выдохнув от боли, однако литые мышцы успели погасить основную мощь удара. Неудача первой атаки разъярила воина, и он, слегка пригнувшись и сверкая глазами, двинулся к эльфу боком, словно стараясь вынудить того повернуться лицом к слепящим лучам заходящего солнца. Леголас следил за Эргом взглядом, не поворачиваясь за ним вслед. Румянец тронул загорелое лицо, глаза зажглись азартом. В следующий миг дунландец вдруг неуловимым движением метнулся в противоположную сторону. Леголас молниеносно пригнулся, и мощная рука Эрга пронеслась над ним, а лихолесец развернулся и со свистом рассек воздух ребром ладони, целясь в трепещущую на шее врага артерию. Эрг уклонился, и удар так же цели не достиг. Дунландец привык сразу нагонять на противников страх, но сейчас, видя, что с чужаком прием этот не сработал, переменил тактику и плавно двигался вокруг эльфа, стремясь найти брешь в его защите. Леголас понимал, что его главное преимущество – проворство. Эльфы в среднем существенно сильнее людей, но эдакий кулак и эльфийский череп расколет. А потому Эрга нельзя было подпускать к себе, его необходимо было разозлить и измотать методичной и непробиваемой обороной, а потом быстро уложить одним коротким и точным ударом. Но этот исполин был не только могучим, но и неглупым бойцом. Он тоже знал, что чужак для него слишком быстр, не пытался переть напролом, и донимал противника обманными атаками, надеясь, что тот сделает ошибку. Пожалуй, именно в этом и заключался вопрос – кто первым ошибется. И двое воинов кружили по площадке, изредка делая выпад, и пытаясь нащупать у врага слабую сторону. Все это время на площади царила невероятная, неестественная тишина. Как правило, подобные схватки находят у публики бурный отклик, зрители поощряют фаворита, а бывает, и осыпают оскорблениями его противника. Эти суровые люди, имевшие все основания желать эльфу позорного провала, должны были сейчас бушевать. Однако дунландцы плотным кольцом окружали ристалище, сохраняя молчание, лишь учащенное дыхание сражавшихся, да шорох камешков под их ногами разносились в вечернем воздухе. Быть может, дунландцы рассчитывали на захватывающий бой? Но эффектно сражаются лишь новички и фанфароны. Красиво бьются только до первой крови. Настоящие бойцы наносят мало ударов, но последний, как правило, фатальный. Шаг за шагом, по кругу, глаза в глаза. Солнцу давно пора на покой, но и оно неотрывно следит за поединком, касаясь краем горизонта. Прилипли ко лбу темные пряди Эрга, кипит кровь, и ненавистен ему остроухий наглец. Смять бы его с одного рывка, да посмотреть, как прометет площадную пыль холеная золотая грива. Но не так он прост, даром, что тощ. Узки ладони, такими только девиц ласкать, а как приложил Дивный кулаком в живот, так словно лошадь лягнула. Не беда, у всех слабина есть, найдется и у остроухого… Вдруг сапог эльфа неудачно скользнул каблуком в углубление, вероятно, оставшееся от вынутого из земли камня. Леголас покачнулся, и на миг выпрямился, открывшись. Эрг среагировал мгновенно, и мощная ладонь с выставленными вперед костяшками пальцев хищно метнулась эльфу в лицо. А лихолесец вдруг молниеносно выбросил вперед ногу, удар пришелся прямо в лучевой нерв полусогнутой руки, тут же, словно продолжая дугу, сапог врезался дунландцу в правое подреберье, и воин тяжело рухнул наземь. Над толпой пронесся вздох, но что-то повелительно выкрикнул Рамен, и никто не пошевелился. Леголас не был оригинален, и уж вовсе не был свят. Зрелище падающего к ногам противника застлало разум хмельным торжеством, и могучий инстинкт победителя властно требовал добить поверженного врага. Усилием воли эльф отогнал наваждение, обвел взглядом толпу, словно ожидая, что его атакует новый соперник. И замер в изумлении. Из толпы действительно выбежал человек, пронесся через площадь и рухнул на колени возле Эрга. Женщина. Девушка, едва достигшая двадцати лет. Она обхватила черноволосую голову гиганта, вскинула на эльфа глаза, и тот невольно сделал шаг назад. Бездонно — карие глаза девицы источали отчаяние и самую яростную ненависть, которую когда-нибудь видел Леголас в обращенном на него взоре. — Ты убил его! – голос девушки сорвался на визг, — эльфы, проклятье Арды, вечная грязь на ее лице! Вы мните себя Валар! Считаете, что можете вот так просто приходить, и играть в героев! Она умирает! Умирает, а теперь и его ты убил! Леголас ошеломленно встряхнул головой. Кто умирает? — Миледи, во имя Эру… — Ах, во имя Эру? – Девица бережно опустила наземь голову Эрга, легко взметнулась с земли и вдруг рванулась к эльфу. Тот едва успел перехватить тонкие запястья неожиданно сильных рук, а девица визжала и шипела, словно кошка, пытаясь освободиться. Что за нелепость? Леголас отчаянно боялся повредить девичьи руки, но и разодранное лицо мало прельщало его. Он не пытался уже ничего говорить, девица не слышала, он лишь уповал, что Рамен как-то остановит этот абсурд. Однако после нескольких секунд борьбы эльф разозлился: из него могли делать авантюриста, подозрительного чужака, гладиатора, но не идиота. — Прекрати истерику! – глухой от бешенства рык перекрыл вопли девушки, и она на миг застыла. Леголас, прерывисто дыша, смотрел ей в глаза. — Прекрати, — повторил он, — я сроду не оставлял синяков на женских руках. Ты вволю пошумела, теперь послушай. Я не собирался убивать Эрга, и если ты сейчас обернешься, ты в этом убедишься. Девица всхлипнула. Этот жалобный звук странно прозвучал из уст только что угрожавшей и бранившейся особы. Она медленно повернулась и увидела, что Эрг стоит на коленях, с мрачной миной ощупывая ребра. Карие глаза девушки наполнились слезами, она тихо высвободила руки из хватки эльфа и шагнула к дунландцу. Рамен, словно очнувшись, возгласил: — Победу одержал чужак! Фраза странно и безлико прозвучала среди негромкого гула толпы и затерялась в нем. Леголас внимательно огляделся. Не отпускало чувство чего-то ускользающего от него, во всей этой сцене был какой-то неясный ему подтекст, и эльф не понимал, что теперь делать. Все происходящее, при кажущейся логичности отдельных деталей, не увязывалось в общую картину, Леголас досадливо почувствовал, что его невольно охватывает неуверенность. Дунландцы и их поступки повергали лихолесца в недоуменное ощущение слепоты. И вдруг, повинуясь случайному порыву, он шагнул к Рамену: — Позволь спросить. О ком умирающем говорила эта девушка? Рамен оглядел лихолесца мрачно и пытливо. — Не твое это дело, да чего скрывать. Это жена Эрга, Майра. Дочь у них при смерти. Эльф прикусил губу. Оскорбительная сцена предстала перед ним в совершенно ином свете. Дочь. Немудрено, что Майра была готова его задушить. Мать умирающего ребенка, на глазах которой падает под ударом ее муж… — Рамен, — Леголас знал, что ему никогда не позволят, но все же… — позволь взглянуть на ребенка. Быть может, я смогу… Дунландец вскинул голову, и в его взгляде лихолесец увидел странную смесь раздражения и надежды. — Майра не подпустит чужака к дочери. Никогда. Лихолесец, тем временем подобравший с земли свою одежду, покачал головой: — Ты сказал, девочка совсем плоха. Терять нечего, никто не сделает хуже умирающему. Рамен, позволь попытаться. Воин устало стянул шапку и запустил пальцы в нечесаную копну волос. Сейчас Леголас заметил, что Рамен намного старше, чем ему показалось поначалу. — Пойдем, Дивный. – Дунландец резко натянул шапку вновь, словно сожалея, что был излишне несдержан при чужаке, — но если злоумышляешь, клянусь, здесь и упокоишься. …В шатре было полутемно, только свет очага немного рассеивал мрак. Тускло поблескивал котелок, несколько копий стояли в ряд у стены. В углу на низком ложе из все тех же неизбежных мехов сидела, сжавшись в комок, женщина. На руках ее виднелась крохотная фигурка. Сделав предупреждающий знак эльфу, Рамен подошел к Майре, прошептал ей что-то на гортанном местном языке. Она подняла голову и горячо заговорила в ответ. Леголас не видел ее лица, и слов не понимал, только слышал надрывный, сухой тон ее голоса. И вдруг Майра заговорила на вестроне. — Не прячься в тени, чужак. Ты здесь, я слышу твое дыхание. Зачем ты здесь? Отец говорит, помочь вызываешься. Да только лжешь ты, как все остроухие всегда лгут. Позабавиться ты пришел. Что, эльф, сладки ли слезы врагов? Отец? Вот оно что… Леголас тихо подошел и опустился у ложа на колени: — Не охотник я до чужих слез, и сам на слезы не мастер. Майра, дурны или хороши эльфы, а прожил наш народ много, и немало узнал. Разреши осмотреть девочку. Не тревожься, Рамен здесь, и позаботится о моей казни, если я худое затеваю. Эти простые слова отчего-то заставили Майру покориться. Хотя скорее, любая надежда уже заставляла ее пренебрегать осторожностью. Враждебностью и болью были полны ее глаза, когда она медленно протянула эльфу ребенка. Бережно принял Леголас невесомое тельце, завернутое в одеяло. Ребенку было не больше двух лет. Не по-детски худое личико с младенчески-пухлым ртом, темные волосы, совсем как у Эрга. Удивительно легкая, истощенная, истерзанная какой-то неведомой хворью. Леголас сразу почувствовал, что малышка не была ранена. Недуг гнездился где-то внутри. Лихолесец людских болезней не знал, и лечить не умел, но невыносимо было смотреть на бескровные щечки ребенка. Неужели он не найдет хоть какого-то способа? Раны… Раны, которые он так хорошо умеет исцелять, ведь тоже в каком-то смысле хворь. Нарушая целостность тела, они нарушают его здоровье. Леголас машинально касался пальцами крохотных ладошек девочки. Рана это болезнь, которую видно снаружи. Значит, нужно постараться найти в теле ребенка «рану», нарушенный участок. Попробуем… Уложив едва слышно застонавшую девочку на ложе, эльф прикрыл глаза, и руки его начали медленный путь над распростертым детским телом. Вековые инстинкты, умения, опыт, согревая ладони пульсирующим жаром, искали, пристально искали в чистой, словно ключевая вода, сущности младенца следы смерти. Она притаилась где-то там, в беспомощном теле, еще не умеющем противиться ей. Леголас чувствовал, как крохотное усталое сердце гонит по венам кровь, ровное тепло источают легкие… И вдруг он нашел. Вот здесь, у самых ребер, в недрах детской плоти сидело что-то злое. Словно живое существо, произросшее из самого тела девочки, пьющее из нее жизненные соки, как притаившийся паук. Что-то небольшое, плотное, живое и неживое одновременно… Эльф не знал слова «опухоль», многих скорбных слов лишен благословенный синдарин. Он лишь чуял врага, не зная точно, как уничтожить его, не повредив ребенку, но не сомневаясь, что уничтожить необходимо. … Майра неотрывно глядела на чужака. Он не был шаманом. Не пел, не призывал духов. Лишь сгибался над ее ребенком, плавно водя в воздухе руками. И Майра перестала думать и сомневаться, завороженная тихим танцем его узких ладоней, трепетом длинных пальцев, и выражением глубокой, отрешенной задумчивости на плохо различимом в темноте лице. А вот ладони резко дрогнули, словно на чем-то смыкаясь. Вот отрешенность сменилась отвращением, и руки эльфа напряглись, хищно согнулись пальцы, а лицо стало ожесточенным и яростным, каким не было даже во время боя. Чужак с кем-то сражался. Кого без сомнений жаждал убить. Майра подалась вперед, но твердая рука Рамена удержала ее плечо: — Не мешай ему. Леголас сосредоточился, слыша, как от напряжения в ушах нарастает легкий звон. Уничтожить это… Просто истребить. Захваченный этой единственной мыслью, он чувствовал, как ладони его вспыхивают беспощадным огнем, причиняющим боль и требующим сил, еще, и еще, чтоб не угаснуть, не завершив своего дела. Вот оно, корчится в этом огне, сопротивляется, огрызается… А вот затрепетало, и начало съеживаться. Меньше и меньше, пока последнее шевеление мерзкой, неживой твари не затихло, и Леголас ощутил, как руки начали остывать. Еще раз скользнуть ладонями над девочкой. Все. Теперь она отзывалась лишь чистым и надежным теплом… … Как волна схлынула с лица чужака, и он вдруг улыбнулся, светло и ясно. Эльф открыл глаза и с невероятной для воина нежностью провел пальцами по детской щеке. Майра лишь услышала шепот отца: — Чужак победил… Леголас поднялся с колен, чувствуя предательскую слабость. Майра смотрела на него с неверием и страхом. — Девочка спит, — эльф снова мягко улыбнулся, — я не знаю, что это было, но его уже нет. Я не чародей, Майра, и не могу сейчас же доказать тебе, что дитя исцелено, но ты мать, и ты почувствуешь. Дунландка неподвижно смотрела на него. И вдруг прошептала еле слышно. — Я верю тебе. Спасибо, чужеземец. – Если б в шатре не было так темно, эльф увидел бы слезы, льющиеся из глаз Майры, но он умел не замечать слабости сильных, и, кивнув, вышел из шатра следом за Раменом. Поселок был тих, Леголас и не знал, что прошло столько времени. Молодая луна стояла в небе, там и сям догорали костры. Рамен молча вел эльфа за собой к ограде. У самых ворот они остановились. Здесь был привязан к перекладине частокола гнедой Леголаса. — Твой конь ждет тебя, эльф Леголас, — дунландец устало оперся спиной о частокол, — ты можешь уехать хоть сейчас, а можешь и остаться до утра. Здесь опасно по ночам. — Не беда, — лихолесец пожал плечами, — днем тут тоже хватает забав. Несколько мгновений Рамен молчал. Потом пристально глянул на эльфа. — Чудной ты, и правда. То ли отчаянный, то ли безумный. Эльф, — вдруг голос Рамена посуровел, — не ищи смерти, слышишь? Она сама всех ко времени найдет, и вашего брата тоже. Леголас удивленно обернулся к дунландцу. — С чего мне ее искать? — Не лукавь, — Рамен покачал головой, — уж не знаю, что за печаль тебя гложет, да чутье у меня на тех, кто носит камень на душе. Да, и вот еще. Возьми. Дунландец протянул руку, на грубой ладони лежал кривой клык. — Это того варга, что ты ножом настиг. Носи при себе. Таким знаком отмечены лишь настоящие воины. Не по душе мне эльфы, целитель Леголас, да вижу, не зря о вас чудеса бают. Леголас взял клык, он был очень гладким, и у основания уже было просверлено отверстие. Теперь эльфу стало ясно значение украшений на шапке Рамена. Именно они ставили его в столь высокое положение среди соплеменников. — Благодарю. – И вдруг эльф поднял глаза, еще сам не зная, стоит ли это говорить, но предательский язык уже произнес, — Рамен, к чему был этот фарс с поединком? Тебе нужен был целитель, неужели я отказался бы попытаться помочь ребенку? Повисла тишина. Леголас ждал вспышки ярости, но дунландец лишь провел по лбу ладонью. — Проницателен. Я не верю эльфам, чужак. И тебе я не мог верить, пока не увидел бы, что ты выбираешь противников лишь себе под стать. Езжай, и… благодарю. Леголас машинально поискал уместные слова. Но ничего не нашлось, и он лишь коротко поклонился дунландцу… … Сухие холмы казались серебристыми в свете луны, травы зябко жались к камням, и одинокая сова иногда бесшумно скользила в вышине. Запах моря стал заметней. Гнедой жеребец вскачь несся по ночным равнинам, гулко оглашая их дробным топотом копыт. Близился конец пути.