Одинокий стяг

Разбудил эльфа прозаический холод. Красноватое солнце вышло из-за холмов едва до половины, ветер носился над равниной, суетливо взметая прошлогоднюю траву, словно слуга, что проспал, и теперь лихорадочно наводит порядок, покуда не проснулся хозяин. Леголас нехотя поднялся с каменистой земли, потянулся всем телом, пытаясь восстановить кровообращение. Продолжать путь ночью было исключительно дурацкой затеей. Поединок, а в особенности борьба с загадочным недугом маленькой дунландки, оказывается, утомили его. Леголас не замечал усталости все предыдущие дни, мчась вперед и вперед, убегая от тоски и назойливых воспоминаний. Сон сморил его прямо на скаку, и пришлось остановиться на ночлег у подножия невысокого холма, хоть немного защищавшего от ветра. Несколько часов отдыха вполне восстановили силы крепкого эльфийского организма, но с энергией пришел и зверский голод. Вскочив на коня и нашаривая в седельной сумке купленный еще в Рохане хлеб, Леголас огляделся. Ландшафт был удручающе уныл. Буроватые островки травы, пролежавшей всю зиму под снегом, казались неряшливыми циновками, разбросанными по скупой, бугрящейся камнями земле. Снова налетел ветер, разворошив и без того всклокоченные волосы. Леголас слегка передернул плечами, плотнее запахивая плащ. Откуда-то донесся легкий запах костра. Встречаться снова с загадочным и склонным к малопонятным уловкам дунландским народом вовсе не хотелось, но, судя по скорости ветра, костер этот горел неблизко. Гнедой бодро рысил вперед, и эльф, незаметно для себя, совершенно отвлекся от невеселых размышлений о прошлом и туманных планов на будущее, жадно озирая окрестности. Пейзаж слегка изменился. Глинистая земля, уже неприветливо-сухая, но еще хранящая прихотливый орнамент, вырисованный ручьями талой воды, была местами голой, а местами укрывалась невзрачной травой, словно рваным ковриком. Там и сям нелепо и причудливо торчали узловатые кусты саксаула, покрытые длинными иглами, напоминавшими сосновые. Искривленные стволы и ветви были невероятно разнообразны в своих формах. Тот напоминал неловко запрокинувшегося назад человека, этот — растопыренную старческую пятерню, а иной — валящегося набок подстреленного оленя. Они были поразительны и по-своему красивы в этом гротескном безобразии, и Леголас не раз придерживал коня, засмотревшись на очередную фигуру. Похоже, неласковая природа этого сурового края была не лишена самобытного чувства юмора. Солнце поднималось все выше, становилось теплее, и Леголас чувствовал, как природная живость и оптимизм берут верх. Сколько ни убивайся по прошлому — страница была перевернута, и он, не сломленный тяготами и потерями войны, не будет настолько глуп, чтоб сломить себя самостоятельно бессмысленными терзаниями. Это простое решение пришло само собой, когда эльф с привычным беспристрастием, много лет взращиваемым в нем отцом, разматывал покойно лежащие на дне памяти события последнего года. Он искал ошибку. Искал, где оступился, и в чем ему надлежит каяться. Не перед отцом. На поклон к сюзерену опальный вассал не пойдет. Но перед самим собой. И, чем далее Леголас раздумывал о своих решениях и поступках, чем с большей отчетливостью ощущал, что он чист перед собственной совестью. Он пошел воевать за Средиземье против общего врага. Он был неправ? Быть может. Леголас никогда не был безупречен. И быть может, и правда, в Лихолесье он был нужнее. Но он не искал ни признания, ни славы. Он выбрал сторону и сражался за Свет против Тьмы, как умел. Государь ждал от него иного и разочаровался в нем. Значит, таков его путь, и хватит об этом. Эльф откинул назад голову и закрыл на миг глаза. Нет, боль позора и утраты не исчезла. Но ее необходимо было запереть на все мыслимые душевные засовы, как бы мучительно ни поворачивались ключи в еще свежих ранах. Меж тем, дымом потянуло сильнее, хотя видно его и не было, сколько ни оглядывал Леголас горизонт. Небо, облачное и неприветливое, могло и не выдать отдаленного костра. Дым обычно хорошо виден лишь в ясный день. Эльф поправил на плече лук. Беспокоиться было рано, больно нервен он стал за последнее время. Что и говорить, путешествовать одному через совершенно неведомые края ему было внове, и чувство постоянной опасности, хоть и не давало вволю насладиться новизной впечатлений, будоражило и придавало пути особый вкус. Холмы сгладились, равнина, местами взрезанная неглубокими оврагами, рябилась на ветру колышущимися метелочками диких трав, густых, но не по-весеннему изможденных и пыльных. Вдруг с запада послышался странный, незнакомый звук. Леголас прислушался. Это были многочисленные завывающие голоса. Волки? Нет, скорее, здесь это должны были быть варги. И их довольно много. Порывистый ветер поменял направление, и звуки стали четче, и запах дыма тоже донесся резче. Вон там, похоже, поднимаются к небу несколько колеблющихся сероватых столбов. Вероятно, там, на просторах этих неуютных равнин кто-то был застигнут стаей кровожадных тварей, и держал оборону, разжигая вокруг себя костры. Действенный способ, испытанный самим Леголасом во время похода Хранителей Кольца. Мысленно пожелав удачи невидимому путнику, эльф пустил гнедого вскачь. От атаки варгов он был и сам не застрахован, а потому стоило поспешить. Конь галопом несся по густым травам, легко перелетая через ухабы. Ветер крепчал, плащ развевался за спиной эльфа, тихо и вкрадчиво, словно струна, посвистывала порой тетива лука. Преодолев невысокий пригорок, Леголас оглядел горизонт, стараясь определить направление, и вдруг увидел, что небо затянуто тяжелыми клубами дыма. Не слишком ли грандиозно для оборонительных костров? Лихолесец насторожился. Что-то изменилось вокруг, и перемена эта была тревожной. Зловонные порывы ветра потеплели, вместе с дымом донеслось потрескивание... Так трещат травы, сминаемые веселыми и злыми языками огня. — О Элберет... — выдохнул Леголас и хлопнул коня ладонью по холке, — дружище, скачи быстрей этого ветра, или нам грозит беда! Гнедой всегда понимал хозяина с полуслова. Фыркнув, он стрелой полетел вперед. Леголас никогда не хлестал коня, и гнедой, как большинство эльфийских скакунов, не знал ни седла, ни шпор. Сейчас, слившись с глянцевой спиной жеребца и привычно вплетя пальцы в гриву, лихолесец уповал на инстинкт, который укажет коню верный путь. Степной пожар... Страшная, стремительная, беспощадная стихия тянула вслед одинокому всаднику дымные пальцы. Это нередко случается на открытых равнинах. Костры, предназначенные для обогрева или обороны, разметает налетевший порыв ветра. Обычно затлевшую траву сразу удается погасить. Но если костров много, а человек один, и ему приходится защищаться от хищников или иных врагов, шальные россыпи искр, сметенные с красных углей, быстро и жадно вгрызутся в стебли и легко воспламеняющие веточки вереска. Степные пожары распространяются с невероятной скоростью, разрушая села, уничтожая пасущийся скот и угасая лишь, когда иссякнет пища. Таков был этот новый, нежданный враг, и Леголас мчался прочь, зная, что лишь своевременное бегство спасет его и коня. Жар накатывал удушливыми волнами, от дыма слезились глаза, Леголас кашлял, слыша, как хрипит на скаку жеребец. Ну же, вперед. На северо-восток, наискось, нужно покинуть эту равнину раньше, чем ее охватит огонь, но и скакать просто в противоположную огню сторону неразумно. Необходимо было опередить огонь, не растягивая пути, но и держась от него как можно дальше. Конь мчался вперед. Подспудно заложенный природой панический страх перед грозной огненной стихией гнал жеребца лучше любых понуканий. Дышать становилось все труднее, знойный ветер опалял спину. Леголас коротко и рвано вбирал в легкие почти непригодный воздух, дым разъедал глаза, слезы текли по щекам, мгновенно высыхая. Хлопнув, сорвался с плеч плащ. Всадник не оглядывался, было не до того. Но треск позади превратился в гул, а потом в рев, и вдруг затянутая мглой равнина озарилась фантастическим багрово-оранжевым сиянием. Не удержавшись, эльф глянул назад, хотя и знал, что увидит... Прямо за ним, надвигаясь справа и сзади, бушевала сплошная стена огня, сполохи алые, прозрачно-желтые, белые, зубасто рвались вверх, а потом растворялись танцующими, стелющимися на ветру дымными полотнами. Чахлая трава и густой кустарник пылали легко и ярко, сплетаясь в хрупкие оранжевые кружева и ликующе треща. Ближе. Еще ближе. А ветер гнал пламя по степи, вздувая раскаленные паруса, словно забавляясь жалкими живыми тварями, в ужасе несущимися прочь. Так шаловливый ребенок с жестоким детским любопытством загребает руками кучи песка, глядя, как убегает от надвигающейся горы букашка, дает ей пометаться, а потом радостно обрушивает песок на крохотное существо, гадая с праздной беспечностью, сможет ли оно теперь выбраться наружу. Не уйти. Леголас вдруг понял это с беспощадной отчетливостью. Не уйти, гнедой устал и не вынесет этой безумной скачки. Эльф снова обернулся, теперь уже внимательно оценивая расстояние между собой и бушующим пламенем. Около полутора фарлонгов травы, жухнущей от жара. Не больше пяти-семи минут. Надо попытаться... Лихолесец резко сжал колени, конь остановился, взметнув труху из-под копыт, и всадник спрыгнул наземь. Гнедой, тяжко поводя темными от пота боками, глянул на хозяина с недоумением и негодующе фыркнул. Леголас сорвал с ремней флягу, и властно крикнул коню: — Прочь! — А сам упал на колени и стал лихорадочно выдергивать траву. Жеребец тряхнул гривой и коротко заржал. Хозяин не шутил, а значит, нужно было подчиниться. Леголас услышал, как за спиной снова раздалось фырканье, на сей раз неуверенное, а потом дробный удаляющийся топот возвестил, что гнедой умчался. Леголас не удержался от беглой улыбки. Без обременяющего седока его верный рысак должен был успеть вырваться из сжимающегося огненного кольца. Все эти мысли машинально текли в голове, а меж тем голый участок земли становился все шире. Пальцы, в кровь ободранные о колкие стебли, вырывали цепкие корни из твердой земли. Кто бы подумал, что эта жалкая трава так держится за жизнь! Пучки оскальзывались в пальцах, обрывались, оставляя торчащую из земли колючую щетину. Леголас выругался. Секунды утекали, скоро станет совсем нечем дышать. Он выхватил кинжал и яростно принялся выкапывать им обрывки стеблей и корней, что выдернуть не получалось. Ну, еще немного, всего пару минут... Ладони повлажнели от выступившей крови, острые края травинок скользили в руках, углубляя порезы. Все, больше времени нет... Оставалось надеяться, что этот небольшой клочок земли, лишенный пищи для огня, сможет уберечь невольного постояльца. Леголас двумя резкими рывками оторвал рукава туники, молниеносно разодрал их на узкие полотнища и начал поливать из фляги. Огонь был в считаных десятках метров, жар становился непереносим. Эльф выплеснул остатки воды на волосы, быстро прижал мокрые обрывки рукавов к лицу и, сгруппировавшись, бросился на горячую землю, накрыв собой лук и колчан. Через несколько секунд он был окружен ревущим огненным морем... Это было ужасно. Дыхание огня, беснующегося в нескольких шагах, опаляло кожу обнаженных рук, и Леголасу каждый миг казалось, что на нем вспыхнет одежда. Густой дым, испускаемый горящей травой, залеплял легкие едким, вязким сургучом, и каждый вдох приносил больше муки, чем жизненной силы. В бессильной ярости языки пламени тянулись к лежащему на земле эльфу, а он, балансируя на грани обморока, забыл все известные ему молитвы, лишь в отчаянной надежде думая, что пожар, хоть и сильный, не может быть долгим. Вдох, выдох, вдох... Каждая отвоеванная секунда приближает избавление. Раскалились пряжки ремней на камзоле, горячее лезвие дагги перечеркивает спину, словно след кнута. Еще секунда, вторая, третья... Вдох, и кашель разрывает легкие, и уже ни глотка кислорода не найти, чтобы отдышаться. Элберет лучезарная, еще хоть миг... В висках застучали пудовые молоты, наполняя голову звоном и гулом, липкие пальцы беспамятства начали медленно затягивать сознание плотной пеленой. И вдруг в грудь ударила волна прохладного воздуха. Быть может, нельзя было торопиться. Но выдержки хватило бы разве что у мраморного изваяния. Дрожащими руками Леголас стянул мокрое полотно с лица и попытался оглядеться. Огненный шквал пронесся дальше, и теперь стихия, бушуя, отступала на восток. Опаленный участок голой земли окружало сплошное дымящееся поле. Мертво топорщились дотлевающие кустарники. Прекрасные огненные кружева трав превратились в черное крошево, все еще потрескивали остывающие ветки. Воздух был горяч и удушливо-зловонен. Призрачная прохлада, почудившаяся эльфу, была не более чем иллюзией его изнемогшего от жара тела. Пошатываясь, Леголас встал. Ноги тоже мелко дрожали, сказывалась нехватка кислорода. Оглядывая безжизненную черную равнину, он улыбнулся, испытывая нелепую потребность то ли расхохотаться, то ли выбраниться. Он остался жив. Жив вопреки всему. Хвала тебе, Благая Элберет! У него больше не было воды среди этой преисподней, впивалась в плоть резкая боль от нескольких ожогов, но он был жив, и теперь уж выживет точно. Первым порывом было тут же отправиться дальше, что доказывало, как плохо соображает только что едва не сгоревший заживо. Над углями пожарища воздух колебался зыбким маревом. Подметки сапог не продержались бы и двадцати минут. Не сразу это осознав, Леголас, тем не менее, отбросил мысль о немедленном продолжении пути и снова сел наземь. Нужно было подождать, пока хоть немного остынет земля, а там можно и идти, уповая на то, что дым рассеется и можно будет, наконец, определить направление. Леголас неспешно и внимательно осмотрел оружие. Все уцелело, но он продолжал машинально водить пальцами по тетиве и повторять узор, вырезанный на древке лука. Леголас пытался занять чем-то глаза и не смотреть по сторонам. Ему вдруг стало жутко. Уединение среди этого безмолвного пожарища скользило по нервам, как нож по серебряной тарелке. Это был не страх. Здесь ему никто не мог угрожать, кого следовало бы опасаться. Здесь вообще никого не было... и именно это было хуже всего. От врага можно защищаться, атаковать и победить. Но как защититься от этого полного одиночества? Леголас досадливо нахмурился. Нехитрое дело, махать мечом, особенно умеючи, да если друзья стоят у плеча. А вот совладать с внутренними демонами, оказывается, не в пример труднее, и их куда больше, чем он знал прежде. Когда-то, совсем недавно, он считал, что одиночества боятся только дети. Придется учиться, теперь его бывшее высочество сам за себя, как, впрочем, и против себя. Эльф поднялся и закинул лук за плечо. Дыма было хоть отбавляй, но колышущийся зной начал сходить на нет. Вон там дым розовей у кромки неба. Значит, там закат, а с ним и запад. Предстояло идти почти наугад.