Одинокий стяг

Он вызывал раздражение одним своим видом. Надменный ли разворот плеч, или невозмутимо-холодный взгляд, но что-то в чужаке способно было довести до бешенства. Лагор сосредоточенно скоблил широким стальным тесаком днище вытащенного на берег корабля, отделяя плотно вросшие ракушки и бугры соли. Он терпеть не мог кренгования, как, впрочем, и все остальные, но деваться было некуда. Сегодня, однако, монотонная работа была вдвойне неприятна, поскольку неподалеку маячил этот тип. Неужели Орикон настолько отчаялся, что принимает на верфи всех подряд? Ведь и гному понятно, что этот незнакомец темная лошадка. Хирингель… Ни один эльф не назовет дитя подобным именем. Лагор смахнул с лица длинные черные пряди и снова обернулся. Вон он, обтесывает бревно под пристальным взглядом Орикона. Ничего, ловко орудует. И ведь самообладание у нахала. Лагор сам помнил эту невыносимую привычку мастера стоять над душой у новичков, буравя каждое движение ястребиным взглядом. А попробуй слово сказать – не избежишь потока едких замечаний. Орикон был на язык резок и поблажек никому не давал. Почти все, кто проходил у него обучение, едва не плакали от злости и унизительного чувства неразумного дитяти, пестуемого строгим учителем. А этот стучит себе топором, словно и Орикона никакого поблизости нет. Лагор раздраженно отвернулся. Немудрено. Имя нелепое, повадки высокомерные, не иначе, знавал Хирингель иные времена, да не ко двору пришелся. Уж не ищут ли его за какие сомнительные подвиги, что решил проходимец в Митлонде укрыться, бурю переждать? - Резче руби, не девку нежишь! – Орикон второй час стоял у Леголаса за спиной, глядя, как тот снимает кору с сосновых стволов на распилку. Лезвие топора легко и охотно вгрызалось в податливую древесину, ленты оранжево-бурой коры ложились к ногам, ладони потемнели от смолы. - Прости, мастер, непривычный я по девкам да с топором в руке, - Леголас подхватил источающее свежий хвойный дух полено, уложил в штабель и потянулся к следующему. Укусы Орикона мало его задевали, отец умел ранить куда больнее, и не раз уязвлял юного наследника до жаркого румянца, до гула ярости в ушах, пока принц не научился выстраивать глухую стену хладнокровия между собой и колкостями монарха. Орикон меж тем хмыкнул: - Про девок ты тут забудь, остряк. А теперь рысью вон к тому стапелю, где борта подгоняют. Доски класть наука хитрая, но и до этого дойдешь, а пока смолить учиться будешь, да гляди, белы руки пожжешь, не жалуйся. Мастер удовлетворенно заметил, как у Хирингеля дрогнули крылья носа. Похоже, ему все же удалось разозлить гордеца. Леголас же, хоть и не по нраву пришелся ему приказной тон, виду не подал и подчинился. Если топор и бревна были Леголасу не внове, то смолить борта оказалось делом нелегким. Опустившись на колени у готового корпуса, эльф внимательно следил за спорой работой одного из корабельщиков. Ослепительно зеленоглазый Гванур оказался словоохотлив и дружелюбен: - Гляди, парень, доски хоть подогнаны, но щелей не счесть, мы ж не чародеи. А потому надобно проконопатить каждый зазор паклей, а поверх смолить будем, - ловкие пальцы эльфа с невероятной быстротой проталкивали спутанное льняное волокно меж стыками досок, помогая себе узкой стамеской, - попробуй. Доски были сухими, шершавыми и норовили занозить пальцы, пакля несусветно путалась в руках, и распределить ее в тесном пространстве щели было сродни выцарапыванию камешков из-за плотного голенища сапога. Однако вскоре Леголас с удивлением заметил, что в этом деле немалым подспорьем оказалось умение плести тетиву. Уже через несколько попыток он сообразил, какое количество пакли нужно, чтоб наглухо заполнить зазор, и получаться стало неплохо, хотя до виртуозной скорости Гванура было далеко. Зато смола оказалась сущим адом. Сама наука была нехитра, горячую смолу плавно лили ковшами на борта, разравнивая твердыми деревянными лопатками, и осмоленный участок обливали водой. Но кипящие на больших кострах чаны невыносимо раскаляли воздух, вдобавок наполняя его удушающим запахом, неприятно напоминавшим Леголасу степной пожар. Пот градом струился по лицам эльфов, давно были сброшены рубашки, кожаные перчатки с налипшими на них комьями смолы мало защищали от горячих ручек ковшей, брызги впивались в обнаженную кожу, словно разъяренные осы. С шипением взметались облака пара, летели в костры дрова, смола вязко булькала, выбрасывая жгучие брызги. Леголас чувствовал, что начинает выматываться. Жар покусывал легкие при каждом вдохе, волосы пропитались потом, саднили несколько новых ожогов, впридачу к заживавшим отметинам из Дунланда, слегка ныли плечи. Эльф сжал зубы. Ему приходилось сражаться многие часы напролет, после бессонных ночей и на давно пустой желудок. Неужели же он не сможет наравне со всеми работать, после сытного завтрака и без всякой необходимости защищать свою жизнь? Тяжелый ковш вынырнул из чана, несколько вязких капель стекли наземь, и густая прозрачная масса хлынула на оструганные доски. Никаких раздумий, продолжать, даже если к вечеру он рухнет у этих стапелей без сознания. «Хотя такой конфуз тоже неприемлем» - с невольной усмешкой подумал вдруг лихолесец. Просмолка закончилась, когда хмурые облака окрасились вечерним багрянцем. Костры были потушены, и эльфы устало сгребали угли. Леголас, покусывая губы от боли в спине, чистил чан от остатков смолы, когда его плеча коснулись шершавые пальцы. Сзади стоял Гванур: - Ты рехнулся, Хирингель? Чего ты возишься с этой дрянью? Завтра снова варить смолу, бросай, да пошли ужинать. - Орикон велел, - Леголас отер пот и улыбнулся, - да я скоро, котелки чистить я мастер, правда, те бывали поменьше. Спасибо, Гванур. Но зеленоглазый эльф нахмурился: - Хирингель, Орикон это нарочно. Он всегда проверяет новичков, давая им нелепые задания. Но это глупо, чистить дурацкий котел, который не чищен уж лет семьдесят. - Пусть и глупо, - Леголас откинул за спину заплетенные волосы и снова быстро заскрежетал щеткой по закопченному боку чана, - но проверки надо выдерживать. - Горд как лихолесец, - пробормотал Гванур, отходя, и не замечая, как дрогнуло лицо Хирингеля, - ладно, упрямец, но как придешь, не вздумай лечь спать без ужина. Здесь голодать нельзя, я прослежу, чтоб тебя не обделили, - прибавил он громче. - Спасибо, - снова отозвался Леголас. *** Утро выдалось на удивление ясным. Леголас, проспавший не более двух часов, спустился в трапезную, на ходу застегивая пояс поверх льняной рубашки. Недосып был делом тривиальным, и тут не о чем было печься, но мышцы спины ныли нещадно, а негнущиеся пальцы еле продели язычок пряжки пояса в петлю. Трапезная, просторная комната с низким, потемневшим от времени потолком и широкими окнами, была уже полна народу, а в по-утреннему холодном воздухе витал аппетитный запах. В огромном закопченном камине весело потрескивал яркий огонь, одна из стен была украшена скелетом какой-то отвратительной с виду морской твари. - Доброе утро, господа, - поприветствовал он рассаживавшихся вдоль длинного грубого стола эльфов. Ответом был нестройный, но вполне дружелюбный гул голосов, а Гванур помахал ему рукой, приглашая сесть рядом. Опускаясь на скамью, Леголас поймал быстрый неприязненный взгляд сидящего напротив черноволосого парня с характерной нолдорской линией скул и резко очерченными бровями. Мимоходом удивившись, чем он уже успел досадить незнакомому эльфу, Леголас принялся за еду… … Орикон, как всегда, явившийся на верфи первым, задумчиво стоял у смоловаренного чана. Медные бока легкомысленно и тепло поблескивали на утреннем солнце. До какого же часа этот ненормальный вчера отдирал смолу? Мастер вовсе не ждал, что Хирингель выполнит его издевательское распоряжение. Это был обычный трюк корабельщика, заставить новичка распутывать рыболовные сети, чистить котлы или соскребать ржавчину со стапельных креплений. Помучавшись несколько часов, усталый и взбешенный эльф бросал бесполезное занятие, утром выслушивал ядовитую отповедь и на этом мог считать инициацию завершенной. Увидев же вчера из окна трапезной, как Гванур увещевает Хирингеля, мастер и вовсе был уверен, что тот и не подумает продолжать. Вот же упертый попался… … Верфи встретили Леголаса умиротворенным рокотом волн и теплыми солнечными лучами. Загнав поглубже малодушные опасения, что сегодня снова придется жариться в душном мареве смоляных испарений, эльф приблизился к Орикону за указаниями. Мастер обозрел безупречно-прямую фигуру новичка и махнул рукой вправо. - Ты, похоже, философ, Хирингель, раз монотонный труд чистильщика тебе пришелся столь по сердцу. Я поощряю увлечения, сегодня посвятишь день кренгованию. Ступай к «Паламеде», Лагор все растолкует. Леголас все с тем же непроницаемым выражением коснулся рукой груди и двинулся в указанном направлении. Орикон, подняв бровь, поглядел ему вслед. Откуда у нахала эти придворные замашки? Ладно, неважно. Главное, пусть обойдется сегодня без смолы, негоже это два дня подряд с непривычки. «Паламеда» была, вероятно, стройна и величественна, как все эльфийские суда. Сейчас же, вытащенная на берег и неуклюже, словно старуха, прильнувшая к прочным лесам из цельных стволов, она казалась громоздкой и неказистой. Ее днище было, словно коростой, покрыто ракушками и прочей дрянью, стоящий на грубой приставной лестнице эльф старательно очищал потемневшие доски. Подойдя ближе, Леголас узнал того самого нолдо, что так враждебно оглядывал его в трапезной. Это, стало быть, Лагор. Невольно Леголас почувствовал азарт. Ему любопытно было, за что невзлюбил его черноволосый корабельщик, и выяснить это немедля стоило даже скучного занятия. - Приятно познакомиться, Лагор! – донесся снизу незнакомый голос. Эльф оглянулся и едва не взвыл. Вдобавок к ненавистному кренгованию на его голову принесло еще и этого фанфарона. Вон, стоит как ни в чем ни бывало. Словно не скреб почти до рассвета гнусный котел на забаву Орикону. Нехотя Лагор спустился вниз. - Бери тесак и приступай. Никакой премудрости, просто отскребать эту мерзость и доски не повредить. – С этими словами Лагор вернулся на лестницу и с виду напрочь забыл о Леголасе. Эльф пожал плечами и принялся за работу. Кисти рук болели отчаянно, пальцы свело на рукояти тесака. Нужно было немедля отвлечься от этих ощущений, солнце еще стояло низко, а каторга эта обещала продлиться до вечера. Каменисто-соляной налет отслаивался малыми усилиями, а вот моллюски держались за дерево намертво. Поддевая их лезвием тесака, эльф невольно вглядывался в них, все больше удивляясь разнообразию их форм и цвета. Лиловые гребешки и розовые завитушки, бледно-желтые пирамидки, серые овалы, покрытые хрупким налетом соли или зеленоватыми полипами – они были бесконечны в своих вариациях, словно осенние листья… Так и дома, еще подростком он спешивался порой на лесной тропе и с жадным восхищением оглядывал багровые закипи боярышника, ржаво-коричневые ладони буков, а потом поддевал острием стрелы вздыбившуюся хвою у корней вековой сосны, открывая осенним лучам, пробивавшимся в сырой подлесок, застенчивые куртинки цикламен. Наставник посмеивался над его сентиментальностью, а сам украдкой срывал яркие ветки рябины для своей жены… Леголас тряхнул головой, отгоняя неуместные воспоминания и снова слыша шум волн и сухой скрежет тесака о доски. Прочь самокопания, здесь ничто не должно напоминать ему утерянный дом, он затем и пришел сюда, чтоб занять голову и руки, а не травить душевные раны, словно брошенная женихом девица… …Лагор мрачно смотрел сверху на чужака. Он знал, что у Хирингеля должны адски болеть пальцы после его вчерашнего фортеля с котлом. Слишком хорошо знал… Ведь так же и он однажды душной майской ночью чистил этот проклятый чан. Он так старался, отдирая морготову смолу от медных стенок. Его не хватило совсем ненамного. Лишь у самого дна, где зола плотно пристала к меди, оставалось черное пятно. Как едко отчитал его утром Орикон… Плевать, он со всеми таков. Но как же ты не видишь, учитель, что это за тип! Ишь, старается… Втирается в любимцы. Да не тут-то было, шаркун, ни к кому не благоволит Орикон больше, чем к другим. Не та его натура. Шел бы ты, рубака, в свои края да махал бы мечом, как сызмальства приучен. Не быть тебе учителю ровней, хоть ночи напролет тут торчи. Лагор резко выдохнул, подавляя гнев. Да и что нашло на него, Элберет всеблагая! Новичок был парень тертый и смекалистый, этого не отнять, но и над ним куражился учитель, как и над всеми, вовсе его не выделяя из прочей массы корабельщиков, всех до единого обученных им лично. *** К ужину «Паламеда» была почти очищена, и Леголас с интересом размышлял, сможет ли он посмотреть на спуск судна на воду. На запястье красовался длинный порез, к немалой досаде эльфа. Пальцы слушались к концу дня прескверно, и не совладали с соскользнувшим тесаком, вот уж позор. - Что, вражьим мечам не дался, а сам себя мирным тесаком едва не порешил? А что ж не насмерть? Не сдюжил? – Орикон стоял в двух шагах. Леголас, услышав знакомый сарказм в голосе корабельщика, скрипнул зубами. - Погоди, мастер, вон еще два ярда очистить осталось, глядишь, до той поры сдюжу, - голос Хирингеля был почтителен и спокоен, только предательская впадинка заиграла на щеке, словно сдерживал наглец усмешку. Орикон хмыкнул и невозмутимо пошел прочь, но Лагор почувствовал, как от бешенства темнеет в глазах. - Слушай, пришлый, - черноволосый нолдо выступил из-за корпуса «Паламеды», и Леголас увидел, как опасно поблескивают его глаза, - если ты скоморох, так ступай в балаган, толпу веселить. А с учителем говори как должно, он мастером был, когда еще твой отец не народился. Лагор сам не знал, как вырвались у него эти глупые, нелепые, оскорбительные слова. Но ярость сделала свое дело, ослепив на миг порывистого эльфа. А янтарь глаз Хирингеля вдруг потемнел, скулы обозначились, и Лагор отвлеченно заметил, что впадинка на щеке, так его взбесившая, была коротким шрамом, словно от тычка кинжалом. - Ты б потише о моей родословной распинался, герольд доморощенный, - в негромком голосе звякнула сталь. Но Лагор предупреждению не внял. И скреблась внутри настойчивая мысль, что за недостойные слова надобно бы извиниться, однако гордость всегда была плохим советчиком, а подогретая гневом и вовсе заглушала любые доводы рассудка. - Ты здесь без году два дня, солдафон, и не тебе учить меня манерам, - нолдо дрожал от бешенства, сейчас Хирингель был ненавистен ему, как никогда, всем видом своим, своей хладнокровной усмешкой, не вяжущейся со странной, затаенной печалью в темных глазах. Даже окровавленный порез на загорелой коже сейчас казался Лагору вызывающим и наглым. А Хирингель, будто назло, подлил масла в огонь: - Не возьмусь спорить. Тебя послушав, быстро убеждаешься, что любые учителя опоздали, и ученик безнадежно перезрел. Багровая пелена заволокла взгляд. Лагор зарычал, схватил с земли длинный брус для крепления бортов и ринулся на обидчика. Леголас до сих пор отчаянно сдерживался, хоть и чесались руки отплатить похабнику нолдо, осмелившемуся коснуться имени его отца. Но лишь только Лагор сделал первый шаг, лихолесец рванулся навстречу. Подцепил ногой такой же брус, поймал на лету, и отменно обструганные сосновые древки с сухим треском ударили одно об другое. Леголас наслаждался. Оказавшись в привычной стихии, он яростно, недостойно наслаждался угаром боя. Деревянный брус мелькал в искусных руках, весь гнев, всю усталость и боль прошедших часов, дней, недель он вкладывал в стремительные удары. Противник был плох, Леголас чувствовал, что нолдо не искушен в бою. Это не было его виной или позором, честный митлондский корабельщик не был ровней лихолесскому воину, проведшему на войнах всю жизнь с весьма нежного возраста. Но Леголас не мог остановиться, он забавлялся, играя с противником, насмешливо касаясь концами бруса то бока, то плеча, то живота Лагора, намекая тому, что каждое касание могло быть сокрушительным ударом. Ладони упоенно скользили по гладкой древесине, чувствуя, как привычно сливается с ними случайный предмет, ставший оружием… И вдруг он поймал взгляд светло-серых глаз. Взгляд злобный, тоскливый и полный отчаяния. Незримая рука сдернула с глаз Леголаса пелену бешенства, и он замер, разжав пальцы. Брус с сухим стуком упал наземь. А нелепый нолдо, словно ожидая подвоха, тоже застыл, держа брус на уровне груди, и даже не пытаясь атаковать. - Ну что же ты… - голос Хирингеля прозвучал безжизненно, - давай, ударь. Я приму. В ответ Лагор бросил импровизированное оружие и вцепился себе в волосы. - Благородный Хирингель. Готов безропотно принять удар дурачка, который сроду не дрался далее, чем до первой крови с соседскими мальчишками, а полез в поединок с воином. – Это прозвучало без ненависти, лишь с усталой едкой горечью. Хирингель помолчал и поднял глаза на нолдо: - Мало благородства в бою с неравным противником. Лагор, я не хочу тебе зла, как и никому во всем Митлонде. Но я не умею спускать обид. Оставь меня в покое, и всем станет проще жить. Повернувшись, он молча пошел к дому. Только сейчас Лагор увидел капли крови на земле и на брошенном брусе. Во внезапном порыве он крикнул вслед Хирингелю: - Руку хоть перевяжи, блаженный! Завтра соль попадет, больно ж будет! ************Мои дорогие читатели! Спасибо за теплые слова о моем словесном выражении и способностях к описаниям. Но скажите хоть слово о сюжете, о героях, имеет это все смысл, или вы просто читаете ради эстетики и по старому знакомству? Я вовсе не хочу, чтоб вы заскучали. Идея этого фика вынашивалась давно, но это не значит, что она нравится еще кому-то, кроме меня. И если у кого-то есть подозрения, что благородный Леголас обречен умереть гастарбайтером с топором в руке - вы весьма заблуждаетесь. Но если неинтересно - скажите, нет ничего хуже, чем нудный фик.*************