Одинокий стяг

- Хирингель, - плеча коснулись чьи-то пальцы, - кто-то должен остаться тут, а остальные пусть вернутся в Митлонд. У Гванура не было родных, так что мы сами о нем позаботимся… Леголас медленно поднял голову, словно очнувшись. Эльфы стояли вокруг плотным кольцом. Искаженные горем лица, разорванная одежда и пятна крови – все это так отличалось от беспечного веселья недавних часов. Не было… Позаботимся… Только днем Гванур подливал ему вина, а сейчас о нем говорят «был»… Эта мысль встала комом в горле, и вдруг Леголас увидел себя словно со стороны, стоящего на коленях с перекошенным лицом, беспомощно цепляющегося за недвижную руку убитого. Как жалко он, должно быть, выглядел… Но он не мог принять эту смерть. Несгибаемый боец Леголас метался в оковах бесстрастного фаталиста Хирингеля, отрицая поражение, отчаянно ища любой мыслимый и немыслимый путь отбить у Мандоса его нового гостя. Что было делать в этой тьме, посреди дороги? Прежде всего, отбросить смятение… - Нартан, погоди, не мешай… - сжав зубы, лихолесец отстранил корабельщика и снова положил руку на лоб Гванура. Унимая дыхание и сосредотачиваясь на поиске трепета жизни, Леголас склонился над другом. Пусто… пусто и гулко, но дротик всего лишь меж ребер… Эру милосердный, пока они грызлись с проклятыми дикарями, Гванур попросту истек кровью… Слепящее, горькое бешенство заклокотало внутри, и Леголас взялся за оперение дротика. Вынуть его, сохранить, и ткнуть прямо в сердце первому же дунландцу, которого он встретит… Плавно потянув на себя оружие, эльф привычно высвободил его из раны… а та исторгла несколько темных капель. Но раны мертвых не кровоточат… Что-то со скрежетом повернулось в глубине сознания, и эльф резко встряхнул головой, снова торопливо ища края раны и пытаясь свести их. Нартан, так и стоявший позади Хирингеля, слегка отпрянул, увидев, как тот оборачивается, проводя рукой по лицу, словно стирая что-то, и лицо это становится суровым и властным. - Нартан, Гванура нужно вернуть в Митлонд, немедленно. Он почти мертв, но быть может, еще не поздно. Я закрыл рану, но кровь не восстановишь руками, нам нужен лекарь. Нартан нахмурился, губы болезненно дрогнули: - Хирингель, четыре лиги… Не мучай… - Не мучить? – Хирингель вдруг вскочил, и двинулся на Нартана, - оставить его умирать в дорожной пыли? Тогда убирайтесь на верфи, передайте Орикону, что нас с Гвануром убили, и поплачьте о нас, а я понесу его в Митлонд, и пока я лично не прочту над ним молитву последнего упокоения, испробовав все, что возможно… - Хирингель, остынь,- Астал сжал плечо лихолесца, - Гванур ушел… Я знаю, что он был тебе дорог, но нужно уметь принимать… - А я не умею! – Леголас сорвался на рык, глаза полыхали в темноте, - я видел, как выживали изрубленные едва не на куски, я видел больше раненых, чем ты обтесал бревен, и я не позволю Гвануру умереть от единственного дротика, пущенного каким-то увальнем! Он рванулся назад и бережно поднял Гванура с земли, чувствуя, как обвисает в руках свинцово-тяжелое тело. - Где в Митлонде живет лекарь? – вопрос прозвучал, словно приказ. Астал шагнул к нему: - Идем, будем нести по очереди. Остальные зашумели: безнадежное оцепенение, тяготившее всех, схлынуло, и к эльфам вернулось присутствие духа. Но Астал отправил семерых на верфи, велев забрать оружие дунландцев, валяющееся на месте битвы… … Обратный путь в Митлонд был бесконечен. Несколько раз эльфы были уверены, что Гвануру уже не нужна помощь. Но яростное упрямство Хирингеля гнало Астала вперед, и с рассветом они остановились у неприметного дома, утопавшего в разросшемся саду по самый излом серой крыши. Астал постучал в дверь, и та распахнулась удивительно быстро. На пороге стояла Росса… *** … Леголас сидел на массивном сундуке у горящего камина. Напряжение отступило, оставив во всем теле вязкую усталость и притупившуюся боль. Они успели. Быть может… Гванур был еще жив, и сейчас лекарь Талион колдовал над ним в светлой горнице на втором этаже, мягко, но непререкаемо препоручив гостей заботам дочери. Астал вошел в кухню, сел рядом с Леголасом, и повисла тишина: - Прости меня, - вдруг сказал он. - За что? – лихолесец удивленно приподнял бровь. - Если б не твое ослиное упрямство, Гвануру б уже в ворота Мандоса стучать. Ты, верно, считаешь, что мы и спасать-то его не хотели. Но ты, Хирингель, дурного не думай. Мы тебе не чета. Войн мы не ведали, а море нас забирает быстро, и с ним не слишком поспоришь. Не умеем мы вот эдак, как ты, за жизнь цепляться. Приучены, что всем срок придет, и свой час благословить надобно, в этом сила, в этом и честь. Другой ты, Хирингель… - Другой? – и корабельщик с удивлением увидел на обычно непроницаемо-насмешливом лице кривоватую, но теплую улыбку, - я уж и сам не знаю, каков я. Запутался я, Астал. Быть может, о многом спросил бы Хирингеля кормчий, спеша воспользоваться этой не свойственной тому откровенностью, но в этот миг вошла Росса с корзинкой в руках. - Полно вам, господа, секретничать. Скажите лучше, кто из вас ранен. Отцу отлучаться нельзя, плох еще Гванур. Астал покосился на окровавленный камзол Хирингеля: - Мои царапины невелики, а вот этого упрямца не иначе, как перевязать нужно. Он там за всех бушевал. Леголас сделал протестующий жест: - Кровь большей частью Гванура. Не стоит внимания, миледи, благодарю. Но Росса словно и не слышала. Подойдя к эльфам, и бережно пристроив корзинку на столе, она знакомым Леголасу чутким движением провела ладонями в воздухе возле каждого, и энергично откинула кудри назад. - Если две резаные раны, не считая ушибов, не стоят внимания, то умереть бы нам с отцом с голоду еще три сотни лет тому назад. Сними рубашку, Хирингель, я мигом перевяжу тебя, и тогда хорохорься вволю. Леголас невольно нахмурился, скулы его слегка порозовели, но Росса поняла его без слов и нетерпеливо хлопнула по столу: - Право, рыцарь, неужели ты всерьез думаешь, что дочь лекаря не видела полуобнаженных мужчин? Сопротивляться и правда было нелепо, Леголас стянул тунику, слегка поморщившись, когда прилипшая ткань отрывалась от ран, снова заставляя их кровоточить. Росса же, совершенно не проявляя уместной с точки зрения лихолесца брезгливости, умело остановила кровь и наложила повязки. Леголас с легкой досадой почувствовал, что осторожные прикосновения девы доставили ему немалое удовольствие и не слишком уместно взволновали. Списав это обстоятельство на привычку к постоянному и не слишком утонченному мужскому окружению, он поспешно оделся и несколько скомкано поблагодарил Россу за заботу. Закончив с перевязкой, девица споро собрала бинты обратно в корзинку и двинулась к двери: - Сейчас приберу здесь, и будем завтракать. Только узнаю у отца, как Гванур справляется. Росса исчезла за дверью, а Астал искоса взглянул на Хирингеля: - Чудеса, да и только. Одному на два десятка голыми руками попереть – и не раздумывал. Орикона ты не робеешь, да и вообще за словом не в карман. А перед Россой пылал лицом, что давешний факел… - Придержи язык, - огрызнулся Хирингель, а на щеке обозначился приметный шрам, всегда выдававший сдерживаемую улыбку, и Астал расхохотался. К завтраку спустился Талион, худощавый до субтильности эльф с неожиданно низким и раскатистым голосом. - Ко времени вы, господа, явились, - начал он, садясь за стол, - еще б час… Но сейчас не тревожьтесь, Эру милостив. К вечеру будет парень на ногах. - Зачем же так долго, - вдруг раздалось со стороны лестницы. На нижней ступеньке стоял Гванур, глаза искрились изумрудным весельем с мертвенно-бледного лица, - не эльфийская это забава, среди дня пластом лежать. Талион нахмурился было, но тут корабельщик встретился взглядом с Леголасом, и насмешливый огонек погас, сменившись новым выражением. - Хирингель…спасибо… Леголас встал, молча подойдя к Гвануру, сжал плечи. Хотелось сказать что-то сердечное, но привычная сдержанность смущением сковывала язык. - Неуклюжий олух… как же я рад… - сердито пробурчал он и обнял друга. Эльфы быстро оправляются от ран, и уже вечером трое всадников неслись по направлению к верфям. Росса обещала завтра приехать, забрать лошадей, а Талион ворчал, что с целыми тремя скакунами его нелепая дочь обязательно натащит в дом зловонных моллюсков. Навстречу им высыпала шумная толпа. Орикон стоял во главе, грозно хмуря брови, а глаза светились радостью. - Хоть с верфей вас не отпускай, мерзавцев, - бросился он к прибывшим, и схватил Гванура за плечи, - цел? Чтоб завтра к топору не смел прикасаться, бездельник, отдыхай. А с тобой обошлось все? – обернулся он к Асталу, - гляди мне. Ну а ты? – Орикон крепко сжал руку Леголаса и тут же наградил его увесистым подзатыльником, - герой безмозглый, жаль, не сын ты мне, я б тебя плетью выпорол. Один на вооруженную толпу… Учитель был верен себе, и Леголас вдруг почувствовал себя и правда вернувшимся домой с войны. - Чего стоите? – рявкнул вдруг Орикон, обернувшись к остальным, - тащите вино к ужину. И вдруг посерьезнел: - А нападение это нам урок. Больше безоружными с верфей ни ногой, слышали? Близок Валинор, да не здесь он… *** Мглистые горы звались так не зря. Даже сейчас, в разгар лета, северные их отроги оставались неприветливыми, щетинясь темной сосновой каймой, холодно и колко поблескивая снежными вершинами, и пряча густые синеватые тени в глубоких ущельях. Редкие птицы пролетали в небесах над этим неприютным краем, а уж люди, эльфы и прочие народы Средиземья тем более не рвались исследовать гиблые места, где привольно себя чувствовали лишь гоблины. Много южнее лежали бескрайние просторы Лихолесья, и люди, населявшие Эсгарот и прилегающие земли, чувствовали себя в безопасности, отделенные от Мглистых гор королевством воинственных эльфов-синдар. Ну а в Эреборе да Железных Холмах и вовсе никому не было дела до лабиринта неизведанных кряжей. А меж тем, любопытному глазу здесь было, чему удивиться. В уединенной долине, со всех сторон огражденной скалами, высился замок. То не был королевский чертог, а скорее, пристанище чародея, кому еще нужна была обсерватория, венчавшая одну из башен? В Средиземье знали толк в зодчестве, и замки всегда являли собой зрелище величавое, пусть и не в каждом творились благие дела. Эта же своеобразная цитадель могла показаться не делом разумных рук, а скорее удивительной прихотью сил природы. Башни не отличались безупречной формой, походя более на причудливые утесы, лестницы словно были не высечены, а выломаны гигантскими руками. Горные верески и лишайник гнездились в морщинах стен, придавая им сходство со скалами. Кто бы ни обитал в этом мрачном жилище, он не хотел заявлять о себе во весь голос. Внутри же замка и вовсе было неуютно. Простота и отсутствие роскоши снова наводили на мысль, что не вельможа держит здесь свой двор. Блестящие полы, многочисленные лестницы, обнаруживающиеся в самых неожиданных местах, узкие окна, расположенные ассиметрично, и превосходно подходящие для наблюдения за движением светил, обилие массивных дверей. Стены не знали ни полотен, ни гобеленов, зато были в изобилии расписаны картами звездного неба и пентаграммами. По широкому коридору, освещенному редкими факелами, шагал высокий, кряжистый человек в грубых мехах. Он не был здесь почетным гостем, судя по тому, как настороженно оглядывался, и как плотно стискивал челюсти. На меховой шапке подрагивали в такт шагам крупные клыки варгов. Человек подошел к тяжелым дверям и постучал. - Войди, - послышался изнутри негромкий, благозвучный голос. Двери бесшумно отворились, и человек вошел в просторный зал. Окна, располагавшиеся под самым потолком, неярко освещали многосотенные ряды книг, широкий стол, неразличимый под грудами бумаг и пергаментов. Исполинский клыкастый череп лежал поверх свитков, и человек подумал, что не желал бы увидеть эту неведомую тварь живой. В камине пылал огонь, и мелодично булькал котелок, распространяющий густой травяной запах. Человек вдруг ощутил спокойствие. Этот зал был проникнут тем особым умиротворением, что царит лишь в кельях философов. Именно поэтому, хоть путь в замок был далек и опасен, ему нравилось бывать в этом зале. Здесь ему всегда казалось, что на любой вопрос найдется верный ответ, словно вся накопленная веками мудрость таилась в тенях по углам, пронизывала зал с лучами света, терпким ароматом наполняла воздух. В полутьме он не сразу различил хозяина, а увидев, наконец, высокий силуэт в светло-сером плаще, низко поклонился. Владелец замка вышел из тени, и человек затрепетал под спокойным взглядом темных глаз. - Чего ты дрожишь, Рамен? – голос хозяина был усталым, - разве ты пришел на казнь? Человек откашлялся, снова успокаиваясь: - Мастер, я пришел повиниться. Я прошу лишь… - но собеседник мягко остановил его движением ладони: - Не нужно, я знаю. Рамен, это неслыханная глупость. Как мог ты позволить этой кучке несмышленышей совершить такую блажь? Они не сумели даже совладать с десятью пьяными эльфами, зато теперь митлондцы настороже, и будут куда менее беспечны. - Мастер… - в голосе Рамена зазвучала мольба. -… я не браню тебя. Я лишь указываю тебе на просчет. Юнцы таковы, и иными не станут, так следи ж за ними получше. Вы храбры, Рамен, но самонадеянны, а эльфов недооценивать нельзя. Ступай, и жди. Еще не время. Горячая радость затопила душу. Хозяин не гневался, и даже не выказал разочарования. Рамен схватил тонкую руку, благоговейно коснулся ее лбом, и вышел из зала. Теперь замок уже не казался ему неприветливым.