Одинокий стяг

Целительная сила путешествия, на которую так уповал Нарбель, оправдала себя. Король не стал прежним, но в нем снова проснулась жизнь. Трандуил не обошел своим жадным любопытством ни один уголок Митлонда, и ждал лишь, когда прекратятся установившиеся западные ветры, что не давали Кэрдану порадовать гостя прогулкой на корабле. Это была не столь уж суровая непогода, и Кэрдан охотно бы вышел в море, но он видел, как слегка бледнеет лицо Трандуила при виде пенных валов, с грохотом разбивавшихся о прибрежные скалы. Лихолесский государь никогда не ведал мореплавания, и страх его был понятен. А потому Кэрдан демонстративно сетовал на дурную погоду, выражал надежду, что скоро Ульмо устанет буйствовать, и тщательно следил, чтоб никто неосторожным словом не уязвил гордости Трандуила, намекнув, что волны вовсе не велики. Вечера венценосные эльфы коротали вдвоем. Кэрдан любил уединение, тишину и неспешные беседы. Долгие века, лежащие на его плечах, еще не тяготили владыку, но он уже чувствовал их неотвратимое бремя. Трандуил же, неугомонный и энергичный, находил в обществе друга столь редкие для него минуты покоя. Ему даже казалось порой, что снедавшая его боль начинает утихать. … Король рассеяно слушал доклад Нарбеля о событиях за день. Право, это было более утомительно, нежели важно. Он был уверен, что превосходно вымуштрованные воины из его свиты никогда не уронят чести королевства непотребными выходками, хоть дома порой и учиняют кутежи. Но Трандуил и не думал порицать верного секретаря за радение. Он знал, что Нарбелю невыносима была болезненная апатия государя, и тот старался всеми силами вовлекать своего монарха в дела, неустанно рассказывая о донесениях пограничников, дворцовых неурядицах и прочих предметах, способных отвлечь короля от тяжких дум. Дверь открылась, и вошел Кэрдан. - Друг мой, ветер утихает. Не далее, чем через два дня, мы отправимся в море, и я непременно покажу тебе верфи. Именно там живет настоящий дух Гаваней. Ты должен увидеть моих мастеров и их труд. Трандуил откинулся на спинку кресла: - Что за прекрасные вести! Нарбель, дорогой мой, я ценю твое усердие, но право, оставим сейчас дела. Распорядись принести вина, и ступай, отдохни. Ты здесь тоже вправе развеяться. - На счет вина я уже похлопотал, не утруждайся, Нарбель, - Кэрдан сел напротив лихолесца, небрежно откидывая за спину серебристые волосы, и потер лоб, - мне и самому пора вдохнуть морского ветра. От чада факелов да пыли бумаг недолго и занедужить. Секретарь зажег шестисвечный канделябр возле кресла владыки, рассеивая полумрак залы, поклонился, и бесшумно вышел. Кэрдан бегло посмотрел ему вслед: - Остропонятлив твой вассал, Трандуил. Мой секретарь был прежде моим оруженосцем, он знает меня, как родной брат, и пререкается со мной по любому поводу. Лихолесец улыбнулся: - Нарбель - сын одного из моих воинов, что пал у Одинокой Горы. Он равнодушен к ратной науке, но очень умен и усерден к книжной мудрости. Поначалу я допустил Нарбеля к своим делам за аккуратность и рачительность, но вскоре открыл в нем несомненный политический талант и редкостную честность. Кроме того, Нарбель очень поддержал меня, когда… - Трандуил оборвал речь на полуслове и устремил взгляд в окно. Повисла неловкая пауза, которую вовремя нарушил слуга, внесший серебряный кувшин. Владыки молча подняли кубки, но лихолесец едва пригубил вино, и машинально заскользил кончиками пальцев по затейливой чеканке. Несколько секунд протекли в тишине. Но вдруг Кэрдан поднял на друга глаза: - Трандуил, когда в крови струится яд, ее надобно выпустить. Мне тяжко касаться твоих ран, и боль твоя – моя боль. Но не таи в себе горечь. Сердце оправляется скорее, если не запирать в нем тоски, что выедает его изнутри. Король подавил вздох, лишь тихо колыхнулось на груди сукно. - Быть может, ты прав. Но я малодушно боюсь этих слов, как если б молчание могло оспорить их жестокий смысл. Кэрдан, мой сын погиб. Он пал в битве при Моранноне. Я получил лишь письмо от его соратника, и единственную перчатку. Ее сняли с совершенно растерзанного тела. О, Эру, как я пытался не верить своим глазам. Эта перчатка, вензель на раструбе… Как жаждал я убедить себя, что Леголас мог потерять ее на поле боя. Я послал троих гонцов, и вернулся лишь один с безграмотным письмом какого-то гнома, что сражался с Леголасом бок о бок в том бою, и видел его гибель. Кэрдан, слушавший этот горький рассказ с плотно сжатыми губами, медленно покачал головой. - Трандуил, но ты не видел тела сына. Перчатку можно и забыть в таверне. А уж гномы… Так ли достойно доверия это письмо. Лихолесец яростным движением сжал ножку кубка, не замечая, как вино выплескивается на камзол. - Кэрдан, Кэрдан, во имя Валар, я истрепал эти сомнения до основы, как старую рубашку. Но многие ли из нас смогли сами похоронить своих близких? Щадили ли когда-нибудь гоблинские топоры да орочьи стрелы наши чувства? Увы… Я хотел бы сомневаться, и черпать в том силу. Но я чувствую, что из души вырван клок. Я чувствую, что его нет больше… Предательски вздрогнули губы, но Трандуил коротко, рвано вдохнул, и овладел собой. - Прости, друг мой… Выпьем еще. *** Назавтра в порту царило оживление. Владыка собирался везти высокого гостя на верфи, и у причала стоял горделивый «Гелир», снаряжаемый для столь торжественного случая. …Трандуил уже второй час стоял на открытой галерее, глядя на морскую гладь. Солоноватый ветер теребил плащ, заставлял прищуривать глаза и выметал из углов души последнюю паутину тяжкого отчаяния, оставляя за собой лишь тихую скорбь. Солнце клонилось к западу, и Трандуил ждал, когда Залив Лун зажжется червонным сиянием, согревая скалы и дворцы Митлонда розоватой вечерней негой. Сзади прошелестел плащ, и к лихолесцу подошел Кэрдан, улыбнулся мельком, и тоже молча устремил взор в пламенеющую даль. - В эти часы мне будто видится Валинор, - негромко проговорил владыка. Трандуил помолчал, а потом мягко спросил: - Неужели ты всерьез стремишься в Благословенный край? Неужели тебе тесно в Митлонде? Любой монарх мог бы мечтать о таком королевстве, как Линдон. - Я не знаю, друг мой, - Кэрдан так же неотрывно смотрел вперед, - порой мне кажется, что я смертельно устал, и душа моя жаждет покоя. И я завидую каждому, кто восходит на корабли, уходящие на запад. Но эти мысли непотребны, негоже грезить о невозможном. Моя стезя еще не пройдена. Пока последний Квенди не ступит на причал, мне нет дороги в Аман. - Зачем нам Валинор, Кэрдан? – Трандуил подался к Старейшему и заговорил с неожиданной горячностью, - чего искать там, к чему стремиться? - К миру… к истокам, к надежде… к покою, - Кэрдан улыбнулся одними губами. Этот лихолесец был еще так молод… - Покой суть бездействие, а оно губительно, - Трандуил зашагал было по галерее взад и вперед, и вдруг остановился, со вздохом опершись о перила. – Прости. Наверное, я не прав. Но эта горькая, кровавая земля меня взрастила. Она даровала мне столько счастья. И в ней упокоились столько дорогих мне эльфов… Я не хочу в Валинор, друг мой. Средиземье – моя родина, и здесь я окончу свои дни, в Лихолесье, или нет… Кэрдан лишь задумчиво покачал головой, и натянул на плечи плащ: - Становится холодно, пойдем к огню, Трандуил. Лихолесец машинально последовал за владыкой, удивляясь мельком, отчего Кэрдан зябнет в этот летний вечер. *** Раз, два, три… гвоздь вошел в гладкую доску, и Леголас взял следующий. Раз, два, три… каждый следующий удар молотком все глубже вгонял в душу железную уверенность, что в Митлонд он не ступит и ногой. Пока не уедет отец. Эру, эта весть была сродни упавшей на голову балке. Отец, так близко, в жалких десяти лигах… … Тогда, два дня назад, Леголас не провел в Митлонде и часа. Кинжал уже кто-то купил, и эльф разочарованно выбрал другой. А потом… Потом он увидел у дверей таверны несколько зеленых плащей. Точно такой плащ с серебряной пряжкой когда-то был и у него… Сердце Леголаса остановилось, а потом лихорадочно заколотило в ребра. Так вот что за владыка почтил своим визитом Митлонд. Первым побуждением было броситься за лучниками, и взглянуть в знакомые лица. И тут же воображение четко нарисовало учтивые улыбки, тень насмешки или сочувствия на дне глаз. А то и презрение к бывшему принцу, государственному изменнику, «искателю забав»… Нет, Мелькор побери, никто не будет сплетничать о нем за кружкой. Леголас взвился на коня и помчался обратно к верфям. Проклятье… Он почти успокоился, почти свыкся со своей новой жизнью. И вот снова стены, что он считал возведенными накрепко, рушатся в пыль, от одной мысли, что отец всего в двух часах пути. Суровый монарх, ставящий благо королевства превыше всего и всех. Не знающий слабостей сюзерен, умеющий недрогнувшей рукой сбросить со счетов единственного сына, сочтя его недостойным преемником. Строгий и внимательный родитель, скупая улыбка которого вдыхала в юного принца неколебимую уверенность в своих силах и воле преодолеть саму тьму Удуна… - Парни! – резкий окрик Орикона разнесся по верфи, и эльфы, оставив работу, сошлись на зов. Мастер выглядел взволнованным, что случалось нечасто. - Завтра у нас важный день. Владыка Кэрдан пожалует, да не один, а привезет лихолесского государя, что в гости приехал. Прибудут после полудня, так что с утра работы не начинать, а все привести в должный вид. Канаты смотать, щепку смести, инструменты чин чином разложить. Сами чтоб разгильдяями на глаза не казались. Никаких туник драных, лохм нечесаных. И вот еще что… Гости гостями, а утром гонец был. На севере, не доходя Форхеля, наш «Рофал» киль повредил. Нельзя команду в тех местах надолго оставлять, там Эред Луин в двух шагах, а какая в горах нечисть после войны схоронилась – Эру один ведает. А потому сегодня нужно десятерым за ними отправиться, и «Рофал» постараться до верфей на буксире дотащить, - Орикон пытливо оглядел враз поскучневшие лица, - кто возьмется? Отец… Завтра отец будет здесь. Леголас не видел его почти два года. «Недостойный сын мой… об руку с государственной изменой… глубоко разочаровал…». Что сделает король, увидев своего опального вассала? Отвернется, будто не узнал? Или бросит что-то едкое, от чего застучит в голове кровь, и ярость помутит разум? Нет… Хирингеля не все любили, но уважать его научились все. И он не позволит опозорить его еще и здесь, повторно лишить доброго имени, пусть имя это и вымышленное. Леголас скрипнул зубами, подавляя захлестнувший его гнев: - Я пойду за «Рофалом», мастер! Он не видел, как позади него вскинул голову Лагор… … Вот и сложились куски мозаики. Видно, из Лихолесья и тянется твоя кривая тропа, Хирингель. За какие-то дела неправедные гневается на тебя государь, и сбежал ты, куда глаза глядят, из родной земли. Иначе от какого ж душевного благородства рвешься ты прочь, когда завтра грядут высокие гости, и можно лицезреть двух владык разом, что корабельщику не каждый день выпадает. Боишься… Боишься разоблачения, вот и ответ. Только и поглядеть, как плечи напряглись, да кулаки сжались. Не казнь ли тебя ждет на родине? Только теперь я глаз с тебя не спущу… Кто тебя, супостата, знает… - Я тоже иду, - вскинул руку нолдо. *** - Море нынче будто зеркало, друг мой, - Кэрдан помахал рукой у лица, отгоняя дым факела, только что зажженного Нарбелем, - завтра вволю глотнешь ветра, и печали твои излечатся. - Владыка принял протянутый кубок и с удовольствием вдохнул терпкий аромат, - что за нектар! И Валинорские лозы не сравнятся с вином Лихолесья. Старейший залпом осушил кубок и усмехнулся: - А ты что ж, снова не пьешь, Трандуил? - Довольно мне, - лихолесец пригубил вино и отставил кубок, - скажу по-приятельски, не знаю, как я к мореплаванью годен. Глядишь, и так хорош буду, а если еще вчерашний хмель одолеет – не осрамить бы короны лихолесской. Кэрдан расхохотался этим словам. Веселый его смех раскатился по залу, запрыгал меж каменных сводов потолка, и Трандуил не сразу заметил, как смех этот вдруг перешел в удушливый кашель. Кэрдан схватился за грудь, в глазах мелькнула паника. Ладонь скользнула к горлу, заметалась у стоячего воротника, словно сдирая душащую веревку. Отхлынула разом от лица кровь, с гулким звоном ударился о мраморную мозаику пола серебряный кубок, и владыка Серых Гаваней тяжело рухнул на руки бросившегося к нему Трандуила.