Одинокий стяг

Орикон задумчиво смотрел в сторону причала. «Алькарин» был почти готов к отплытию, и при хорошем ветре должен был достичь цели не позднее завтрашнего вечера. Обратный путь с поврежденным судном еще дня четыре… Великое Море дружелюбно дышало тихой зыбью, небосвод не омрачало ни единое облако, но эльф чувствовал странное, плохо объяснимое стеснение в груди. Словно прохладная, липкая ладонь лежала на сердце, то стискивая сильнее, то отпуская. Орикон не любил предчувствий… а может быть, просто не любил отпускать своих подопечных. Суровый мастер мог лютовать, бранить и изводить корабельщиков придирками, но у него не было иной семьи, более дорогой ему. Хирингель и Рандир вкатывали по сходням бочку с питьевой водой. Рандир что-то говорил, энергично откидывая за спину вечно неприбранные волосы. Хирингель улыбался, но мастер видел, что лицо его лишено безмятежности, появившейся было в твердых чертах за последние недели. Орикон часто думал об этом странном эльфе, так внезапно, без всяких объяснений возникшем в тесном мире верфей. Он был храбр и неистово горд. Он, казалось, никогда не уходил от вопросов, и все равно никто так и не знал, ни кто он, ни откуда. Воин… Синда… С севера… И не более того. Быть может, кто-то и хотел расспросить напрямую, но какая-то незримая граница всегда отделяла Хирингеля от остальных, препятствуя излишнему любопытству. Что оставил он позади? Орикон не знал, но был уверен, что на душе Хирингеля лежит тяжкий груз. Чего? Вины? Утраты? Разочарования? Как бы там ни было, ни помощи, ни сочувствия эльф не искал, а значит, мог сам нести тяготящее его бремя. - Учитель, - появившийся за спиной Лагор отвлек Орикона от занимавших его размышлений, - мы отходим через два часа… - Будьте осторожны, - Орикон пытливо оглядел взволнованное лицо эльфа. – Вы взяли достаточно оружия? - Да, учитель, оружия вволю, - Лагор стоял, словно ожидая чего-то. Орикон нахмурился: - Ступай, - и вдруг добавил, - да веди себя достойно. Нолдо вскинул голову, глаза полыхнули обидой: - Когда я недостойно себя вел, мастер? - Напомнить? А Хирингеля кто заедает? Постыдись, Лагор, проходу не даешь, цепляешься, словно девка ревнивая. Негоже это эльфу. Мы здесь все из одного котла едим, не допущу свар непотребных. И глазами не сверкай, не обидеть хочу, а вразумить. Промеж нас Айнур безгрешных не водится, и Хирингель - наш, каков ни есть. Вам сейчас с ним несколько дней бок о бок палубу топтать, а когда в этакой скорлупе среди моря враги схлестнутся – быть беде. Ступай, парень. Ульмо вам в помощь. Лагор медленно поклонился, чувствуя, как лицо пылает жарким румянцем. Торопливо обернувшись, нолдо стремительно зашагал к «Алькарину». Пятна горели на щеках, словно следы пощечин. В груди, как забродившее вино в бочке, бурлила ярость, осколки проклятий комом встали в горле. Учитель… как же так, учитель. Почему ничего не замечаешь, а меня, словно несмышленыша какого… Лагор чувствовал себя преданным, оплеванным, униженным. Впервые он ненавидел Орикона… *** - Кэрдан! – голос Трандуила сорвался в крик. Дрожащие его руки путались в шелковых складках плаща, силясь удержать каменно-тяжелое тело. Серебристые пряди митлондца мели узорный пол, запрокинутое лицо искажала неподвижная мучительная гримаса. Дверь с грохотом распахнулась, и вбежал Фородрен, бессменный оруженосец владыки. Он не тратил времени на расспросы, лишь помог лихолесскому королю уложить Кэрдана на расстеленную у стола медвежью шкуру. Затем рванул воротник, прикладывая пальцы к шее господина. Потрясенный Трандуил, отряхнув парализовавший его ужас, уже сжимал запястье владыки. Эру, не впервой было видеть ему друга, падающего бездыханным, но та цепкая, хищная смерть всегда прилетала со свистом стрелы, с визгом меча. Эта же, вкрадчивая и безымянная, подкралась из ниоткуда и захлестнула костлявой ладонью беспечно смеющиеся губы. Что за рок, что за неведомая напасть? Трандуил ощущал, как со дна сознания поднимается мутная, темная волна страха. Страх, который он самонадеянно считал неведомым своему духу, затоплял ум, словно грязные воды вышедшего из берегов ручья, несущие песок и гнилые листья. - Кэрдан, - бессвязно шептал он, - Кэрдан, постой, погоди… Ну, давай же – положить на лоб руку, найти, что за беда поразила друга, и влить свою светлую жизненную мощь, чтоб помочь справиться с недугом. Но Трандуил стоял на коленях, словно пораженный громом, и не помнил ни слов, ни действий. Лишь отчаянный страх, что сейчас уйдет, не обернувшись, и Кэрдан, как недавно ушел Леголас, клокотал и пузырился в опустевшем разуме. К счастью, рядом был Фородрен. Он кликнул слуг, а сам уже шептал напев, касаясь пальцами лба, шеи и груди своего государя. И вдруг дрогнули веки, и серые глаза ясно и прямо глянули в лицо лихолесца. Разомкнулись синеватые губы, и, перебивая заклинания Фородрена, прошептали: - Трандуил… Вино…Ты не пил… Не стремишься в Валинор… Власть здесь, и Линдон тебе люб… Друг…Почему?.. Эти скомканные клочья слов прозвучали, как бред. Но их ошеломляющий смысл достиг смятенного сознания короля, и он поднял голову, не смея верить, что именно это сказал Кэрдан. Холодные глаза Фородрена оцарапали его внимательным взглядом, и оруженосец коротко глянул на валяющийся в двух шагах кубок, а затем на другой, полный до краев, стоящий на столе. Вассал не мог задавать королю вопросов, и объяснений требовать бы не посмел. Но этот взгляд, насквозь прожегший Трандуила, был красноречивей любых обвинений. Король распрямил плечи. Брови его гневно дрогнули. - Тьма смертная застит глаза моему другу. И его слова я не сочту обидой. Но если ты, Фородрен, сын Фаэля, помыслил, что я мог возжелать гибели Кэрдана, и отравить привезенное вино – смотри. Трандуил взметнулся с пола и шагнул к стоящему на столе кубку. - Мой король! – в дверях стоял бледный Нарбель, - государю лишь перед государем свое имя оправдывать не зазорно. А перед вассалом – вассал и ответит. Смотри, Фородрен, да внимательно… Секретарь почти бегом приблизился к Трандуилу, взял кубок и залпом выпил вино. Обернувшись к оруженосцу Кэрдана, он покачал в воздухе тяжелым серебром. - Кто разливал вино, да подавал – того б и расспросить. А на короля моего не сме… - Нарбель вдруг осекся, вдохнул коротко и хрипло, недоуменно взглянул на кубок, все еще сжатый в руке. - Нарбель… - Трандуил провел ладонью по лицу. Это было слишком абсурдно, чтоб быть явью, и хотелось отряхнуть дурной сон. Но белые пальцы секретаря так же беспомощно ползли вверх по камзолу к горлу, и тот же ужас проступал в мутнеющий глазах. Ноги Нарбеля подломились, и он упал, хватаясь за край стола и руша его вслед за собой. С грохотом грянулись об пол канделябры, раскатились свечи, кувшин с остатками злосчастного вина разметал багровые брызги по плитам. Трандуил рванулся к упавшему вассалу, потеряв остатки самообладания, бранясь и взывая к Валар. Смятенные слуги жались к дверям, боясь войти в зал, где разворачивался этот гротескный спектакль. Но вдруг вбежал лакей, и зашептал что-то Фородрену, заламывая руки. Фородрен вскочил на ноги и схватил Трандуила за плечо: - Не мне, ничтожному, владык судить… - голос оруженосца был тверд, - но я велел вино из бочонка испытать. Чисто вино, словно прямо из ягод излилось. А кувшин этот на глазах у господина моего налили, да я сам его в залу и принес… Никто боле его не касался. Ты да владыка. Лихолесец вырвал плечо из пальцев Фородрена: - Эру мне свидетель и судья, а не ты. Коли был я виновен в злом умысле – неужто не изыскал бы пути иного, понадежнее? Неведомо мне, чья рука преступная вино отравила, да не только друг мой жертвой пал, но и вернейший из вассалов моих, что хотел от навета меня очистить. Горе Митлонду, если завелась в замке монаршем этакая злоба. Фородрен яростно сверкнул глазами: - Сейчас не до споров мне, а вот встанет господин с одра болезни – тогда вспомним мы серебряный кувшин. Трандуил стоял на коленях, сжимая в ладонях голову Нарбеля. Выражение страха и потрясения отступило с бледного лица, и он снова стал грозным лихолесским государем. - А в темницу не угодно ли меня посадить? Я ехал в гости к другу, и едва исцелил здесь больную душу, как грянула новая беда. И что я слышу? Обвинения в грехе людских куртизанок, отравительстве. Нет, Фородрен. Не стерплю клеветы низкой. Я немедленно покидаю Митлонд. И передай Кэрдану, как оправится, о чем буду я молить Валар – если затаил обиду и тоже меня убийцей заклеймит, то жду его, где сам укажет, с мечом в руке. И пусть рассудит нас Единый. Не глядя больше на Фородрена, лихолесский король поднял на руки безжизненное тело своего вассала, и двинулся к дверям, провожаемый тишиной. … Еще не рассвело, когда свита Трандуила вышла из Митлонда. *** От горьковатого аромата багульника слегка кружилась голова, но Рамену все равно нравилось в кабинете хозяина. Тем более что сегодня им были довольны. Пусть сам Рамен ничем и не отличился, но ведь во все времена гонцы, принесшие добрые вести, бывали приняты благосклонно. - Итак, расскажи подробности, - хозяин, как всегда, бесшумно, вышел из тени своих книжных лабиринтов. Рамен подался вперед: - Я не знаю мелочей, мастер, не обессудь. Но известно достоверно, что митлондский правитель вельми тяжко недужен, а лихолесский уехал в великом гневе и обиде. Не будет теперь меж этими державами согласия, и союза тоже. Нет им друг другу отныне веры. Чародей улыбнулся, и тонкие его пальцы почему-то с нежностью погладили затейливые символы в раскрытом на столе фолианте. - Эльфы... сколько славы, сколько самомнения. А душонки не крепче людских. Недоверие, гордыня, самолюбие… И вдруг мастер взглянул на лунный календарь, вычерченный на стене. - Говоришь, нездоровится Кэрдану? Стало быть, в городе неспокойно? - Весьма скорбят митлондцы, привыкли государя неуязвимым почитать, - Рамен криво усмехнулся. - Превосходно. Невероятно вовремя… - чародей захлопнул фолиант и встал. - Рамен, первые победы одержаны, и грядут новые. Сейчас будьте начеку. Скоро настанет ваше время, и эльфы сполна вернут вашему народу долги. Рамен упал на колени и склонил голову: - Ты велик, мастер, и мудрость твоя равна лишь твоему благородству. Чародей медленно покачал головой: - Мудрость в том, Рамен, чтоб учесть ошибки предшественников, и сделать из них выводы. А вернуть одним украденное у них другими – сие обыкновенная справедливость, к которой должно стремиться любому, кто жаждет не лишь обрести власть, но и удержать ее. Лишь справедливый сюзерен будет почитаем, лишь почитаемый будет долговечен. Иди с миром, Рамен. И жди от меня новых вестей. За дунландцем тяжело захлопнулась дверь, и хозяин кабинета, подойдя к камину, небрежно опрокинул булькающий на огне котелок на зашипевшие угли. Первые партии он выиграл феерически легко. Теперь требовалась удвоенная осмотрительность. Колесо раскручивалось все быстрее…