Одинокий стяг

Рассвет пришел, как всегда, равнодушный к мелким скорбям муравейника, копошащегося внизу. Чудовищные события ночи с восходом, как ни странно, утратили свой драматизм – корабельщикам было совсем не до скорби. И сейчас картина хаоса и разрушения, хоть и наводила ужас, не располагала к причитаниям. Корабельщики пережили самые страшные часы сразу после боя. Именно тогда, когда разгребали обугленные доски, когда считали убитых, когда ошеломленно бродили среди руин привычного мира, тогда и захлебывалась болью душа. Тогда никто не стыдился слез, а то и вовсе опускался на колени, не имея сил смотреть вокруг, и шептал бессвязные молитвы, прося лишь дожить до утра, не погрязнув в непроглядном душевном мраке. Но утро настало, и скупые лучи сонного Анора вдохнули новые силы в обескровленные души. Квенди немного знали истинно мирных эпох, а посему сердца привычно отрясали гибельное отчаяние. Бессилие – корень всех зол, бездействие – тучная почва для пагубных мыслей. Едва забрезжила заря, на разгромленные верфи принеслись около сотни эльфов из Митлонда, запоздало всполошенные заревом пожара. В городе царило смятение, вызванное недугом владыки, и этот новый удар всколыхнул панику в Митлонде, давно не ведавшем вражьих козней. Но на верфях их встретил Нартан. Наскоро перевязанное бедро еще кровоточило, а в руке уже был сжат неизменный топор. - Господа, вы ко времени. Я прошу помощи всех, кого благословил Эру целительским искусством, а кто не побрезгует руины с нами разбирать - тоже окажет недюжинную подмогу. Еще не взошло солнце в зенит, а уже раскинуты были шатры из остатков уцелевших парусов и сооружен лазарет. По приказу Нартана корабельщики открыли док, и отлив унес в море останки погибших пиратов. Всегда столь щепетильные в вопросах уважения к побежденным врагам, на сей раз эльфы не читали молитв… Горек был тот нескончаемый день. Каменистая земля Линдона приняла тела павших, а в лазарете восемь целителей не разгибали спин. Верфи топорщились черными, еще дымящимися скелетами сгоревших судов, остовы стапелей уродовали берег, море тихо колыхало обугленные куски снастей. Леголас не покидал лазарет. Стоны и бормотание, вскрики и брань наполняли душный шатер, раскатисто громыхал где-то неподалеку властный голос лекаря Талиона, что принесся на верфи одним из первых. Лихолесцу было о чем подумать. Пленный корсар рассказал невероятные вещи. Но сейчас ему совсем не думалось о войне. Пустые глаза Орикона и отчаянный, сухой плач Лагора не шел из головы. "Я никогда не мог сказать ему все, что хотел". Лагор так раздражал всегда Леголаса своей невыносимой, патологической ревностью, с какой отстаивал каждый взгляд, каждое слово учителя. А ведь он пытался поймать лишь крохи того, что причитается по праву любому из сыновей. День за днем быть на расстоянии вытянутой руки, и не знать этой простой радости, которой так бездумно пренебрегает большинство детей, уверенных, что родители всегда будут так же близки. Странно, но заглянув в бездну чужого несчастья, Леголас почувствовал, что палящие укусы уязвленной гордости начинают утихать. Да, отец отверг его… Но государь Трандуил не мог быть просто отцом. Ему приходилось оставаться государем. Быть может, если б низложенный принц не спешил поскорей сбежать от себя самого, что-то могло быть иначе. А отец наверняка и по сей день не знает, жив ли его непоседливый, неуемный отпрыск… Всего неделю назад судьба настойчиво подталкивала Леголаса к возможности увидеть отца и что-то изменить в этой нелепой ситуации. Но экс-принц, плотно завязав упрямые глаза повязкой уязвленного самолюбия, молча прошел мимо этого шанса. Кто знает, повторится ли он… Леголас тяжко вздохнул. Нелегки уроки судьбы. Он не умел вовремя оценить дружбы, что предложил ему Гванур – и едва не потерял Гванура. Он томился тоской по дому в чужом краю – и едва обретенный им новый мир теперь тоже лежал в руинах. У лихолесца впервые в жизни появилось странное ощущение, что он постарел. Постарел за одну эту ночь. - Хирингель! – лихолесец вздрогнул, услышав это имя. Сейчас оно прозвучало, словно упрек. Обернувшись, он увидел Россу. Ее волосы были стянуты в косу, темное платье и передник испятнаны кровью. – Хирингель, тебя Нартан кличет. Всем корабельщикам собраться надобно. - Не до разговоров сейчас, - уже договаривая, Леголас с неудовольствием подумал, что голос его прозвучал грубовато. Но Росса нимало не смутилась, лишь мягко тронула его локоть пальцами. - Иди, рыцарь. Управимся. – Ее глаза были лишены обычных ведьминских искорок. Во взгляде читалась твердость и еле уловимое сочувствие. Выйдя из лазарета, Леголас с удивлением понял, что уже вечереет. У причала, лаская глаз белизной парусов, стоял подоспевший "Рофал". Корабельщики срубали остатки сгоревших стапелей. Уже сгребли золу и угли, лишь сожженные корабли все так же мертво и безмолвно покачивались на рейде, словно призраки вчерашнего дня. Нартан вышел вперед, и эльфы окружили его. Кормчий оглядел соратников, вздохнул, словно перед прыжком в воду, и начал, то и дело прерываясь и стараясь справиться с подрагивающим голосом. - Корабельщики, друзья… братья… Нас постигла страшная беда и огромная утрата. Разрушен наш мир, поругано все, что было нам дорого… Пал наш учитель. Но не для того Эру наделил нас вечной жизнью, чтоб мы предались вечной скорби. Нет больше Орикона, но есть мы, а значит, верфи тоже есть. Мы поднимали их из руин после жестоких забав Ульмо. Мы поднимем их и после набега врагов. Никто не будет вправе сказать, что сломил митлондских квенди. Братья, никого не неволю. И если кому-то захочется покинуть верфи – сие право каждого. Но все, кто желает возрождения этого дорогого нам мирка, пусть остается. Нам лишь нужен новый мастер. Повисла тишина. И вдруг из толпы выступил Лагор. - Эльфы… Я не знаю, вправе ли я говорить. Я всегда был резок с каждым из вас и часто несправедлив. Но я прошу меня выслушать. – Лагор запнулся, провел ладонью по грязной щеке, - мы все почитали нашего мастера. Но все мы опасались его колкого языка. Пусть память его будет вечной, а на место его станет тот, кто искусен, но добр. Я предлагаю Гванура. Толпа негромко одобрительно загудела. Вперед вышел зеленоглазый эльф, смущенно теребя рукава. Обернувшись к остальным, он взволнованно огляделся: - Благодарю. Благодарю вас за доверие и… за то, что вы все живы и стоите сейчас здесь… - это отступление погрузило толпу в мертвую тишину, - но я не могу принять этот пост. У меня есть иной долг, который я выполню, и тогда снова буду трудиться здесь, на этих стапелях, покуда Ульмо не приберет меня. А на место Орикона должен встать Астал, как только оправится от ран. Лишь ему это будет и по силам и по призванию. – Гванур помедлил секунду, ободряюще сжал плечо Лагора и скрылся среди остальных. Нартан оглядел толпу: - Кто-то хочет сказать что-нибудь? Никто? Тогда я беру на себя руководство восстановлением верфей, покуда не поднимется на ноги Астал, и там пусть он решит, принимать ли наше предложение. А сейчас, Хирингель, иди сюда и поведай нам, что ты узнал от пленного. Эльфы расступились, и лихолесец встал рядом с Нартаном. - Господа, друзья мои. Я не стану повторять, сколь тяжелы потери, ибо об этом все сказано. Сейчас мы должны порадеть о том, чтоб потери эти были последними, потому что нам готовятся новые злодеяния. Эти два нефа пришли не одни. Некий пока неизвестный нам враг стремится нанести новый удар. Ему ведомо, что эльфы сильны, пока стоят друг за друга и верят в Благословенный край. Он стремится лишить нас и этой веры и единства. Готовится нападение на Митлонд, дабы уничтожить флот и тем самым парализовать Линдон и повергнуть нас в отчаяние и панику. Владыка недужен, и сейчас самое подходящее время для атаки. Пират, поведавший мне все это, не знает ни имени, ни настоящих планов своего хозяина. Но медлить мы не можем. Вражеская эскадра близко, а избранная ими стратегия чудовищна. – Леголас вскинул голову и стиснул кулаки. - Они идут, уверенные в победе. Мы должны остановить их, и мы их остановим. Довольно. Я сыт ролью жертвы, теперь время наших побед, эльфы… Повисла короткая тишина, и Лагор спросил: - Насколько близко враг? - Два дня пути. Расчет строился на том, что главные силы Митлонда после побоища будут сосредоточены здесь. Весь этот ад, кровь, смерть и разрушения – не более чем отвлекающий маневр, друзья… Снова на миг стало тихо, и в гулкой тишине раздался глухой голос Лагора: - Что бы ты ни собирался делать – я пойду с тобой, Хирингель. Пойду куда угодно, пока не отомщу за гибель… отца. Леголас обернулся к нолдо и вгляделся в серые глаза, еще мутные от дыма и слез. И вдруг понял, что может бестрепетно довериться черноволосому строптивцу. Что в эту ночь с Лагора слетела шелуха ребячливой задиристости и неуживчивости. Что теперь, раненный своей потерей, постигший истинное горе перед надуманными печалями, Лагор действительно пойдет за ним на край света, пока не обретет душевный покой. И словно уловив его мысли, нолдо еле заметно кивнул. - Благодарю, - Леголасу странно было говорить это своему недавнему недругу, - но я еще не знаю, куда нам потребно идти. Я найду решение, я должен. Подожди. И Лагор снова кивнул. Нартан поднял неизменный топор: - Все, отбросить печаль, учитель бы уж нас на смех поднял. Сегодня пора ужинать и отдыхать, а завтра будет новый день, и Эру не оставит нас заботами. …Вечер подошел к концу, и на верфи спустилась ночная тишь. Негромко бормотали волны, и в этом сонном ропоте уже не слышалось скорбных стонов, что так тягостно чудились эльфам еще утром. Митлондцы заняли дом корабельщиков, стоявший в стороне и почти не пострадавший от пожара. Непреклонный Талион устроился на ночлег прямо в лазарете. В конюшне фыркали лошади, неумолчный стрекот сверчков оглашал солоноватую прохладу, все еще крепко пахнущую дымом. Леголас задумчиво сидел на причале. Ему не спалось, а в голове, от коей требовалась сейчас кристальная ясность, царила сущая неразбериха. После страшных событий последних часов Леголас удивлялся сам себе. В его душе, столь смятенной за эти месяцы, сейчас царил непривычный покой. Кивок ли Лагора, прикосновение ли Россы, или просто утихшая в душе обида - что-то согревало его, отвыкшего от ровного сердечного тепла… Впервые за много недель он поверил, действительно поверил в завтрашний день, потому что день этот обещал нечто более важное, нежели ожидание вечера. Леголас встряхнул головой - было не до сантиментов. Тактика, придуманная корсарами невероятна… Но как мог об этом судить он, дилетант в морской науке. Однако это, в сущности, было неважно. Как противостоять, вот в чем был вопрос… Безвыходных положений, как известно, не бывает, бывают лишь рискованные выходы. И именно такой сейчас настойчиво приходил на ум… Леголас на все лады вертел его в мыслях, и азарт все настойчивей захватывал его, заставляя чувствовать столь любимое им подрагивание где-то внутри, означавшее жажду риска и победы. Вдруг чьи-то легкие шаги послышались сзади, и рядом устало опустился Гванур. Он, против своего обыкновения, молчал. Но Леголас дружески ткнул его в плечо: - Ты чего загордился-то, что возглавить верфи не пожелал? Гванур улыбнулся, мягко и чуть смущенно. - Не для меня это, я командовать не приучен. Да и не до того мне. Хирингель, - голос эльфа посерьезнел, - не темни. Говори, что за напасть близится. Леголас вздохнул: - Эскадра на нас идет, друг мой. Да не простая. На судах почти нет людей. Зато гружены они смолой, соломой и углем. Замысел таков, чтоб войти ночью в гавань Митлонда под темными парусами, рассредоточить суда по рейду, и все разом запалить. Гванур, как бы быстры ни были защитники гавани, суда заполыхают в один миг, и на порт перекинется. За одну ночь флот может быть уничтожен вместе с частью города. Кто-то всерьез взялся за эльфов, друг мой. Гванур помолчал: - Что ж, с выдумкой супостаты попались. А кого известить-то надо? Владыка сейчас не воин. - На то у них и расчет. При эскадре флагман. На нем уже бойцы и командование, чтоб захватить дворец Митлонда, как только огонь и паника сделают основную работу. Гванур… - Леголас сел ближе, - есть у меня замысел, да боюсь, безумный он. Не надо в Митлонде панику учинять. Умбарцы уверены, что верфи сожжены и на руинах хозяйничают их собратья, что Митлонд в страхе. Эта уверенность – наш главный козырь, ибо лишает пиратов осмотрительности. Иначе они привели бы больше воинов. А потому… … План был хорош – смел, незатейлив и стратегически продуман. Оставалась сущая безделица – он был очень опасен, требовал стремительности, решимости и немалой удачи. Однако в случае успеха мог полностью повернуть ход этой странной, непровозглашенной войны. Выслушав Леголаса, Гванур усмешливо сверкнул зеленью глаз. - Ну, так когда выступаем? Лихолесец покачал головой: - Ты будешь нужней здесь, Гванур. Но корабельщик внимательно взглянул на друга, и улыбка исчезла из его взгляда. - Не отговаривай попусту, сам знаешь, что не отговоришь. Тебе все равно понадобятся моряки. Я иду с тобой. До победы или до смерти. И это самое малое, что я могу сделать для тебя… Леголас.