Одинокий стяг

Ночь безмятежно опрокинулась в темном зеркале, колышущиеся гроздья звезд, там и сям проглядывавшие сквозь облака, чертили замысловатые орнаменты на тихом атласе Великого моря. Громада выеденного веками мыса черной массой выдавалась вперед, скрывая от глаз спящий эльфийский город. Однако Робер, больше известный в Умбаре как Колесо Роб, был далек от лирического настроя, и напряженно вглядывался в темноту. Под надежным прикрытием мыса умбарская эскадра подошла к Митлонду два часа назад. Шесть судов, до отказа нагруженные горючим, стояли сейчас ровным клином, готовые начать свою разрушительную одиссею по первому сигналу флотоводца. На небольшом расстоянии от ударной эскадры, убрав паруса, дрейфовал "Крылатый", флагманский неф, на палубе которого и нес сейчас вахту бессонный Роб. Отряд корсаров на "Крылатом" должен был захватить дворец Кэрдана после разгрома порта и учинения в городе общей паники. Команды, обслуживающие шесть брандеров, ожидала королевская награда, и от желающих отбою не было. Но Роб многое успел повидать на суровом корсарском веку, и нимало не сомневался, что таинственный наниматель не особенно разорится, понеже на брандерах уцелеют лишь те, на кого у Эру особые планы. Было жарко и мучительно хотелось закурить, но вахта есть вахта, и пират молча стоял у борта, машинально скобля ногтем смолу. Он устал ждать и подчиняться приказам этого напыщенного хлыща, что не казал рожи из-под капюшона и вел себя так, словно Умбар ему не иначе как податей задолжал. Но хлыщ сам был не робкого десятка, да и платил исправно, а посему роптать было негоже. И все же в эдакие тихие ночи, когда нечего было делать еще, кроме как размышлять, Роб нередко ощущал странное сомнение. Он был немолод и не любил новых фокусов. Атаки на Гондорские городишки и на прибрежные торговые поселки – это был надежный хлеб. А чудные фортеля, отчетливо попахивающие чародейством и темными интригами, что вертел хлыщ в капюшоне, были вовсе не в традиции честных рыцарей абордажной сабли. Вдруг Роб вскинул голову: в темноте раздавался негромкий плеск. Наметанное ухо моряка безошибочно различало приближение как минимум двух судов. И тут из-за мыса показались два сгустка темноты, неспешно двигавшиеся навстречу эскадре. Роб открыл было рот – и тут же захлопнул, шум поднимать было неосмотрительно. В следующую секунду, когда корсар готов уже был ринуться к кормчему, он с удивлением узнал очертания обычных умбарских нефов – неужели это были соратники? Но что вело их со стороны Митлонда? Однако загадка разрешилась незамедлительно: на одном из судов вспыхнул факел, и Роб увидел на палубе высокую фигуру в широкополой корсарской шляпе, залихватски машущую какой-то тканью, в которой при багровом отсвете факела с трудом можно было узнать разорванный и грязный митлондский стяг. Это были суда, посланные на захват верфей. Только сейчас бездельники, очевидно, протрезвели и соизволили пожаловать. Роб негромко свистнул и из темноты выступил юный матрос: - Беги, доложи, команда Ворона Кирка вернулась. Салажонок умчался, топоча босыми ногами, а корсар пристально вгляделся в приближающиеся суда, на палубы которых стекались темные силуэты. Поблескивали кожаные камзолы, топорщились полы шляп – все было привычно, и Роб успокоился, даже с интересом подумал, не влетит ли Кирку за то, что не удосужился за три дня послать вестей. И вдруг идущие ровной параллелью суда разделились, и один продолжил движение навстречу "Крылатому", а второй неведомо зачем устремился к брандерам. Что затеяли эти идиоты? Роб заметался у борта, шуметь было не след, а бестолковый кормчий второго нефа все так же ходко пер прямо на смертоносные суда. На палубу тем временем выскочил командир эскадры Толстяк Глор, прозванный так собственным бывшим капитаном за неестественную худобу, что в сочетании с загорелым до черноты лицом превращало Глора в подобие живой мумии. Темные глаза Толстяка пылали яростью: - Приволоклись, недоумки, Моргот бы их побрал. Небось, в Митлонде уж все их паруса успели пересчитать да прикинуть, что за гости пожаловали! - Нефы шли под малой парусностью. Не различили б в таком мраке, мой капитан, не тревожься, - Робу вспышки бешенства Глора были не в новинку. Но сейчас он только попал под горячую руку: - Не различили? Ты остроухих не знаешь, болван, они в морской темноте зрят не хуже, чем ты в мамашином погребе. Валар всемогущие, куда он идет! – крик Толстяка разорвал темноту, но продолжить гневную сентенцию он не успел. Неф вплотную подошел к "Крылатому", мягко стукнули, соприкасаясь, борта, и на палубу легко вскочил высокий пират. Темный шарф охватывал его голову, а в тусклом свете бортового фонаря весело блеснули ярко-зеленые глаза: - Добрый вечер, мой капитан, - улыбнулся он, - простите за поздний визит. Глор, разъяренный и сбитый с толку несвоевременным появлением кораблей, набрал было воздуха, но тут его перебил суровый голос Роба: - Ты кто такой, я не знаю тебя. - Так будем знакомы, - не смутился тот, - поглядите, господа! Улыбчивый корсар широко повел рукой, и уже было схватившийся за саблю Роб онемел: второй неф, начиная сбавлять ход, вдруг осветился несколькими факелами, щелкнули крепления, и в воздух взвились брусья легких требушетов, прямо с палубы метнувших в клин брандеров горшки с пылающей смолой… … Леголас никогда не подозревал, что помнит столько молитв. Счет шел на секунды и малейший сбой в его безумном плане мог стать роковым. Сближение с нефом Гванура отвлекло внимание команды "Крылатого" и дало Леголасу драгоценные минуты. Он должен был приблизиться к брандерам на требушетный выстрел, а палуба судна могла нести лишь легкие, недальнобойные орудия. Восемь веревок лучами расходились к требушетам от вбитого насквозь в бимс огромного крюка – вдвоем с Лагором они одним ударом меча каждый должны были отсечь по четыре веревки и вслепую метнуть огненные заряды в брандеры. - Запаливаем! – крикнул Леголас, и эльфы метнулись по кругу, поджигая факелами горшки, - огонь! Два меча со свистом отгрызли крученую пеньку, утробное "вууууф" горячим порывом опалило лица, и восемь сгустков пламени полетели в ровный клин судов. Над ночным морем разнесся страшный крик, всполошивший бакланов на мысе и эхом унесшийся в темную даль. Конечно, большинство зарядов с шипением рухнули в воду, но цель была достигнута – вспыхнувшие на двух судах пожары и неизбежная паника на несколько мгновений ошеломили команду "Крылатого", и этого короткого замешательства хватило корабельщикам, чтоб беспрепятственно высадиться на палубу врага и внести сумятицу в ряды не ожидавших нападения корсаров. В кратчайшее время ночная тишь обратилась сущим хаосом. С флагмана неслись вопли и звон оружия, настало время для решающего удара. Леголас подхватил с палубы полную бадью воды и облился с головы до ног. Слева такой же насквозь мокрый Лагор уже поднял крышку трюмного люка. Вылетели втулки из бочонков, и смола, жирно поблескивая, полилась на палубу. Стоящий у кормила Рандир предупреждающе взмахнул рукой, и неф послушно и плавно вклинился между рядами брандеров, на которых царила брань и суматоха. На двух вспыхнувших кораблях огонь уже бушевал не на шутку, команда в панике поливала палубу и снасти водой, пытаясь предотвратить возгорание перегруженных смолой трюмов. Некоторые пираты, решив не геройствовать ради чужих лавров, уже попрыгали за борт и вплавь рвались к другим судам. Не сбавляя хода, неф достиг ближнего из шести брандеров, не тронутого огнем, ткнулся бортом в борт. Абордажные крючья впились в доски бортовой обшивки и неф оказался пришвартован к врагу. У эльфов было не более нескольких секунд, корсары, люди бывалые и непугливые, пришли в себя быстро: - Их всего трое! – раздался крик, - стреляйте! Однако за луки корсары схватиться не успели… Они были искусными моряками и не знавшими принципов грабителями, но в ту далекую эпоху средиземская морская наука еще не постигла мастерства огневой канонады. А потому смертоносный груз, чреватый пожаром на судне посреди открытого моря внушал корсарам страх, и лишь щедрые посулы щеголя в капюшоне и кажущаяся безопасность ночного нападения на беззащитный город увлекли алчных умбарцев. На море же ничто так не мешает успеху баталии, как боязнь. Эльфы тоже были не сильны в мастерстве управления буйством стихии, но Единый не забывает вмешаться, когда потребна его помощь, пусть даже в обычный день он и не спешит являть свое могущество. Охваченные огнем и потерявшие управление брандеры, качающиеся на воде и сносимые прибрежной зыбью, заставили остальных спешно отходить от опасных соседей, нарушая безупречный клин. На несколько считанных, жалких, роковых минут четыре судна неловко сгрудились вместе… Уже скрипели кормила, уже звучали команды, уже готовы были тяжело груженные, неповоротливые нефы разойтись в стороны… - К бортам! – Леголас стоял у открытого люка с факелами в обеих руках, - Всеблагая нам в помощь! Факелы рухнули в темную пропасть трюма, на миг осветив вороха ветоши, обильно политой смолой и две большие бочки по обе стороны киля, издающие удушливый запах крепкого, дешевого самогона. В мгновение ока Леголас наглухо захлопнул крышку, опрометью рванулся к борту и бросился в воду. Они сделали все, что могли… … А в трюме нефа огонь радостно и жадно объял поданное угощение, с треском вылетели крышки бочек. Молниеносно расширившись, раскаленная масса паров закипавшего спирта зарокотала, словно запертый в тесной клетке зверь, застонали крепкие борта… И в следующий миг неф взорвался с оглушительным грохотом, выбросив в ночь багровые облака. Горящая ветошь, пылающие доски, комья смолы разлетелись в темноте, разметанные беспощадным огненным вихрем, и дождем посыпались на палубы брандеров. Над морем разнесся адский вопль, и на судах началось столпотворение. Пожар на корабле ужасен, даже если гружен этот корабль глиняной посудой. Если же груз легковоспламеняем – судно почти обречено. Быть может, еще можно было предотвратить пожары, но охваченные ужасом корсары не стали играть безумцев в чужой пьесе, вода закипела от десятков падающих тел, команды спешно покидали смертоносные суда, надеясь вплавь достичь берега. Лишь некоторые отчаянно пытались сбросить с палуб горящие обломки нефа, но слишком быстро огонь охватывал смоляные борта. Не прошло и десяти минут, как все шесть брандеров пылали в ночи, словно гигантские факелы, а на воде разворачивалась одна из тех позорных драм, когда люди, ослепленные страхом за собственную жизнь, дерутся за обломки мачт и в ярости обреченных топят друг друга. На флагмане тоже бой близился к концу. Шедшие громить мирный город, пираты не были готовы к настоящему бою. Атакованные разъяренными эльфами, потрясенные разгулом огненной стихии и воплями гибнущих товарищей, умбарцы беспорядочно метались по палубе нефа. Глор был убит в первые же минуты сражения. Захват Митлонда был сорван, и корсарам уже нечего было ждать от этого похода, сулившего недавно такой куш. Теперь они пытались лишь уйти живыми, но беспощадные клинки опьяневших от долгожданной мести эльфов настигали их повсюду, а в воду за ними со свистом неслись стрелы… Зеленоглазый лже-пират с мечом в руке обшаривал каждый угол "Крылатого", расчищая себе путь яростными ударами. Гвануру не нужны были все эти огрызающиеся, смятенные головорезы. Он искал зачинщика, "хлыща в капюшоне", как назвал его со слов пленника Леголас… … А сам Леголас в это время с трудом плыл к мысу. Голова гудела, как медный колокол. Толща воды донесла гул взрыва до нырнувшего эльфа, и на несколько секунд лихолесцу показалось, что накатывающие сверху густые волны грохота разорвут барабанные перепонки. Но мощный инстинкт самосохранения знал свое дело, и в полубессознательном состоянии Леголас продолжал рассекать стеклянную тьму руками, стремясь удалиться от горящих судов. Вынырнув, он тяжело потряс головой, отгоняя дурноту и мечущиеся перед глазами светлые точки. Огляделся, благо море было ярко озарено бушующим пожаром. Невдалеке на волнах покачивался и громко кашлял Рандир. - Эй, Хирингель! – лицо эльфа, пересеченное яркой полосой ожога, сияло неподдельным восторгом, - мы им наподдали, канальям! Прирожденный авантюрист Рандир не замечал боли, упоенный победой. Но Леголас тревожно озирался по сторонам. Он искал Лагора. Почему он еще не вынырнул? Или он просто уже на мысе? Или… он не вынырнул совсем? Леголас знал, что его план чреват большой опасностью для всех участников, и в сущности, ничего странного не было б, если… Но невозможно было представить, чтоб несносный нолдо погиб в этой триумфальной битве, в которую он рвался так яростно. Лихолесец огляделся: - Лагоооор! – крик потонул в треске пожара. Леголас заметался на месте, оглядывая море, неверно освещенное огнем, всматриваясь в плавающие обломки. Каждый из них мог быть телом умирающего нолдо. Рандир, сбросивший морок кипящего адреналина, тоже встревожился и присоединился к поискам. Долгие полчаса, показавшиеся эльфам вечностью, они плавали как одержимые по зыбкому полю сражения, натыкаясь то на доски, то на трупы пиратов. Все было тщетно, Лагор отомстил за отца и сам канул в любимой им морской пучине. Леголас бесновался от бессильной ярости, когда Рандир подплыл к нему: - Хирингель, так нельзя. Ты не Эру, и не вправе казнить себя за то, что не можешь все предугадать и каждого защитить. Есть предел отпущенных нам сил. Если будет на то воля Единого – Лагор спасется, и не смей сейчас орать, что я просто не хочу его искать. Леголас тряхнул головой, мучительно закусывая губы. Он знал, что Рандир прав, как ни претила капитуляция его несокрушимой натуре. Больше они ничего не могли предпринять. Оставалось выбраться на мыс и ждать окончания боя на флагмане. Едва передвигая свинцово-тяжелые руки, Леголас добрался до темной массы камня и уже готов был вскарабкаться на бугристые валуны, когда… У самой кромки гранитных колоссов покачивалось на воде тело в кожаном камзоле. Спутанные черные пряди почти скрывали лицо. Но Леголас не мог не узнать его… Силы появились как по волшебству. В три взмаха рук лихолесец был уже рядом. Лагор неподвижно распростерся на волнах, крови не было видно, запрокинутое лицо слегка светлело сквозь мокрые волосы. Одной рукой Леголас охватил торс вчерашнего недруга, другой подтянулся к скалам вплотную. Мокрый камзол был скользок, как кожа ветчины, усталые руки с трудом удерживали бесчувственное, податливое тело Лагора. Подоспел Рандир, вылез на камни, и общими усилиями эльфы вытащили соратника на мыс. Леголас склонился над нолдо, растирая ледяные руки и пытаясь унять собственное хриплое дыхание, не дающее ему прислушаться к биению сердца Лагора. Сцепив пальцы, он несколько раз сильно надавил на грудь эльфа. Мутные потоки воды вырвались из бледных губ, но Лагор не дышал. Сказывалось пережитое напряжение, кровь молотами грохотала в висках, мешая сосредоточиться. Леголас сжал зубы, отчаянным усилием воли собирая в кулак остатки физической мощи. Вдох-выдох… Вслушаться, нащупать искры сознания и раздуть их своей жизненной силой… Вдох-выдох… В глазах темнело от упадка сил, а Лагор все так же неподвижно лежал. В яростном отчаянии Леголас вцепился в плечи нолдо: - Дыши же, мерзавец! Дыши, хоть мне назло! Посмей только сдохнуть, и я навсегда удостоверюсь, что ты трусливый пустозвон! Рандир хватал неистовствовавшего лихолесца за руки: - Хирингель, уймись. Прекрати истерику! Но эльф обратил к нему бледное лицо с полыхающими в темноте глазами, и несколько секунд Рандиру казалось, что сейчас Хирингель ударит его. И вдруг лихолесец бессильно уронил руки и негромко проговорил, словно обращаясь к самому себе: - Не Хирингель. Я Леголас, лучник из Северного Лихолесья. И не смей сейчас орать… ничего. Рандир поднял брови. Потер лоб, не совсем представляя, что сейчас он должен сказать, но ему не пришлось выбирать слова. Резкий, булькающий кашель прервал странный разговор эльфов, и Лагор открыл глаза. Корабельщики разом склонились к нему, позабыв о недавних разоблачениях Леголаса. Лихолесец уже тянулся к нему, собираясь проверить, какие раны еще угрожают Лагору, но руки его застыли в воздухе: потрескавшиеся губы нолдо дрогнули, и лицо его озарилось широкой, искренней улыбкой, становясь невероятно красивым наперекор бледности, ссадинам и запутавшимся в мокрых волосах щепкам. Все еще холодные пальцы охватили запястье Леголаса и сжали: - Я всегда догадывался, что ты морготов самозванец. Леголас почувствовал, что готов разразиться бессмысленным хохотом. Перенесенные испытания в сочетании с сюрреализмом ситуации поднимали в нем волну необузданного веселья. - Неужто и ты догадался? Я бесталаннейший из самозванцев, не иначе. Лагор примирительно качнул головой, в серых глазах зажегся озорной огонек: - Не горюй, мы и так знаем, что ты умом не вышел. Хирингель был мне не по душе… Он здесь потонул – туда ему и дорога. Рад познакомиться с тобой, Леголас… … С треском догорали пиратские брандеры, над флагманом вспыхивали последние вскрики и брань. На каменном мысу к югу от Митлонда два недавних врага крепко пожали друг другу руки.