Ночные тайны

Детройт плывет в утренних сумерках, в молочно-розовом тумане, безлюдный, бесшумный, он ухмыляется темными витринами и окнами, стучит по стеклам злым моросящим дождем. Гэвин покупает отвратительный кофе в ближайшей круглосуточной забегаловке и едет по практически пустой дороге к выезду из города. Мимо пролетают знакомые низкие покосившиеся дома, около которых неизменно стоят старые пикапы и легковушки, выцветшие от солнца коляски, столбы, обклеенные листовками, иногда — баскетбольные кольца сбоку от дома, велосипеды и собачьи будки, в которых прячутся от дождя огромные ободранные псы. Гэвин передергивает плечами. Все это настолько знакомо, что у него кружится голова от воспоминаний. Он не выдерживает кружения и тормозит около одного заброшенного дома. Его практически полностью оплел плющ, который уже много лет никто не обстригал. Крыша покосилась и выглядит теперь так, словно в любой момент может окончательно обрушиться. В кирпичной стене около окна уже который год зияет трещина. На ступеньках крыльца валяются банки пива и сигареты — Гэвин так и знал, что соседская шпана захочет воспользоваться пустым домом, чтобы скрыться от злых мамаш и спокойно пьянствовать и курить. Он подходит ближе, смотрит на знакомые ржавые качели — единственное хорошее, что соизволил сделать отец для него, смотрит на хлипкий деревянный забор — он сам когда-то красил его в светло-желтый, который сейчас едва сохранился и больше не похож на тот солнечный приятный цвет, что они с мамой долго выбирали в магазине. За забором раскинулся синий от рассеивающихся сумерек лес. Все дорожки к крохотному озеру заросли. Озеро почти полностью высохло — не надо идти туда, чтобы убедиться. Повешенная им тарзанка кем-то отрезана. От маминых пионов и кустов роз около забора не осталось и следа. Остался только высокий разросшийся клен. Остался только Гэвин. Он стоит, давая воспоминаниям наплывать и струиться по его памяти, размывая выстроенные им хлипкие баррикады. На ветку клена садится черный дрозд. Пялится прямо в глаза Гэвину. Он отворачивается и идет в машину. Волосы и одежда намокли, и Гэвину холодно и неприятно. До кладбища ехать минут двадцать, и Гэвин включает радио, чтобы не ехать в тишине. Туман только сгущается, а мертвый Эллиот Смит поет под гитару, и Гэвину становится еще паршивее. Он переключает станцию и попадает на что-то электронное и бесталанное. В шесть утра кладбище выглядит, как в фильмах ужасов: окраина города, туман обнимает могилы, спускающиеся в низину, ветер хаотично мотает ветви деревьев и ни души вокруг, кроме Гэвина. Он идет к могиле матери. Ему было десять, когда она умерла. Точнее когда отец свел ее в могилу вечными побоями, пьянством и наркотиками. Самое большое сожаление Гэвина — что это не он убил отца, а какой-то его пьяный дружок. Он много раз представлял, что именно бы сделал: как привязал бы его обдолбанного к стулу на кухне, взял бы его же биту, лежащую в кладовке, дождался бы пробуждения, сломал челюсть битой, переломил кисти рук, включил бы газ… Он бы хотел увидеть, как этот урод горит. Похороны он плохо помнил, но зато слова отца у могилы матери запомнились ему на всю жизнь. Он стоял почти трезвый — что уже было удивительно, курил вторую сигарету и все время норовил взлохматить грязные волосы. Потом повернулся к Гэвину и сказал: «Знаешь, хорошо, что она умерла. Теперь никто не сможет ее забрать от нас. Она всегда будет тут. Теперь она навсегда останется нашей с тобой». Потом он хохотнул, дернул себя за волосы и пошел, шатаясь, к их пикапу. Гэвин еще раз бросил взгляд на могилу и пошел следом, желая этим же вечером убить отца. Но он не смог. А пока собирался с силами, это сделали за него. К своему ужасу он понял логику отца, когда от него ушел его первый парень, первая влюбленность. Их отношения нельзя было назвать серьезными, да даже чувства еще не успели сформироваться в любовь, однако когда он застал его с другим, ему вдруг вспомнилась фраза отца на похоронах. Ужас мурашками пробежался по позвонку. Он решил найти специалиста. Сначала терапия приносила плоды. Приятная женщина сказала ему, что так случается с большинством: дети, видя, как отец избивает и гробит мать, как бы сильно они ее не любили и как бы сильно ненавидели отца, где-то в подсознании осознавали: я выживу, если буду агрессором, а не жертвой. Только так я защищу себя от таких, как отец. Гэвину стало легче, когда он понял, что его странности распространены и обычны. Гэвин хотел работать полицейским и защищать жертв. Он был уверен, что вылечился. Что он здоров. До Тома. Гэвин сбрасывает видение и идет обратно к машине. Ему хочется поскорее уехать. Неясно, зачем он вообще приехал. Ему уже ничего не поможет, никто не в силах помочь.

***

Гэвин сразу выбрал себе жертву — красивый и высокий темноволосый парень сам обратил на себя внимание, танцевал рядом с ним, то и дело «случайно» задевая его задницу. Гэвину хватило пару коктейлей и флирта, чтобы убедить его пойти к нему, не прощаясь с его друзьями. Его, кажется, зовут Трэвис. Или, может быть, Трой. Гэвин не собирается запоминать. Они вваливаются в квартиру, целуясь. Трэвис-Трой напорист и любит кусаться — в принципе все, как Гэвину нравится. Но что-то ощущается не так. Не то. Чего-то не хватало — может быть, диода сбоку. Когда Трэвис-Трой решает сделать ему минет, Гэвин понимает, что он его слишком сильно раздражает. Ничего не выйдет. Поэтому Трэвис-Трой умирает без оргазма. Гэвин смотрит на его труп и злится сам на себя. Он не мог обмануть себя, как бы не пытался. Ему придется прятать тело самому — почему-то стыдно признаться Ричарду, что он снова сорвался, тем более раньше его обычного графика. И только когда он топит труп в реке, он осознает, что так торопился, что не проверил, насколько этот тип был маргинальным и как быстро его хватятся и хватятся ли вообще. Он на время перестал быть хладнокровным и продуманным убийцей и стал простым идиотом, которого быстро найдут. Хорошо хоть, он не позволил этому придурку сказать друзьям, куда он пошел — хоть здесь не проебался. Осталось надеяться, что труп не найдут. Камер наблюдения в этом клубе точно не было — здесь он уже убивал и точно знал. И сначала все идет неплохо — Ричард ничего не подозревает, заезжает за ним и даже целует — такой поцелуй обычно обещает горячие продолжение вечером. Но, конечно, все идет по пизде — как иначе, это же Гэвин. Ближе к вечеру в участок приходит какая-то девушка. Она бледная и явно витает где-то в облаках — Коннору приходится пару раз спросить ее имя. Гэвин видит это: ее губы, форма лица и голубо-серые глаза один в один как у брата, и понимает, что попал. И верно: она заявляет о пропаже младшего брата Тоби (так вот как его зовут!), он не берет трубку и не пришел до сих пор домой. Конечно, ее убеждают, что еще мало поводов для паники — никто не знает, что ее Тоби пожирают сомы, если в Детройской реке они вообще есть. Девушка истерично требует, чтобы ее брата все равно начали искать. Ричард выразительно на него смотрит, как бы спрашивая, не его ли это рук дело. Как будто все жмурики Детройта на его совести, ей-богу. Хотя в этот раз он, черт возьми, прав. Гэвин отводит взгляд — и Ричард, ясное дело, теперь на сто процентов уверен в своей правоте. Чтобы не тянуть, Гэвин выходит на парковку в пяточек, куда никто не суется, потому что тут стоят мусорные баки и запах здесь отвратительный. Ричард приходит почти сразу. — Ну? — Это я, — не собирается тянуть Гэвин. — У этого есть семья, — говорит обманчиво спокойно Ричард. — Черт, его сестра выглядит так, будто заканчивает колледж и снимает квартиру! — Я не знаю, что на меня нашло, я был как под кайфом, — признается Гэвин. Ричард качает головой. — Где? — Река. — Я надеюсь, ты удосужился привязать его к бетонной плите или чему-то такому. Ричард выглядит злым, но не настолько, чтобы весь день потом Гэвина игнорировать. Гэвин чувствует себя паршиво: свалить не на кого, а Коннор и Хэнк рано или поздно подумают о том, что это серия и что тот наркоша не убивал Майкла. Еще вчера не было никакой опасности, а сегодня — все могло рухнуть как карточный домик. — Я не был не в себе до такой степени. — Хорошо, — выдыхает Ричард. — Хорошо. В клубе нет камер? — Нет. — С этим можно работать. Но диод у Ричард все равно мигает красным — и почему он до сих пор с ним ходит? Гэвин не знает, что сказать. Он стоит с минуту, засунув руки в карманы, а потом идет обратно в участок. Ричард молча приносит ему кофе — и это лучше любых слов говорит о том, что он не один, что Ричард даже после такого не собирается его бросать. Будь он человеком, наверняка был бы из тех сумасшедших, которые, найдя в лесу медвежонка, тащат его домой, в надежде сделать из дикого зверя домашнюю зверюшку. Только чтобы потом этого горе-хозяина нашли мертвым, потому что — вот удивление! — медведь его случайно прибил. Или, например, Гэвин легко мог представить, как Ричард покупает себе питона или крокодила. Господи, что за глупости лезут в голову от нервов. У него снова кружится голова. — Это дело чем-то напоминает то, с Майклом, — слышит Гэвин голос Коннора. Они собираются в тот клуб расспросить свидетелей. — Знаешь, сколько дерьма происходит в этих клубах! Удивительно, что в них все еще спокойно ходят, — брюзжит в ответ Хэнк. Они уходят, и Гэвин выдыхает — и что он так разволновался? Камер нет, с друзьями Тоби не попрощался, а тело не всплывет, потому что он не идиот забыть привязать к нему что-то тяжелое. Всем прекрасно известно, что из-за газов все трупы всплывают. Он откидывается на стуле и выдыхает.

***

Ричард

Ричард не мог долго злиться на Гэвина. Он сам частично виноват: видел же, как Гэвина напугали их отношения и скорость их развития. Надо было постепенно, по шажочку — а он как будто забыл, с кем имеет дело. Ладно, паниковать пока рано. Домой они едут вместе. Ричард хочет уйти к себе, но Гэвин просит остаться. Они даже не целуются — Ричард просто лежит в темноте под боком Гэвина и слушает, как тот спокойно дышит. Ричард аккуратно касается его руки. Еще есть время, чтобы все исправить. В участок они приезжают едва ли не первыми — Гэвин почему-то вскочил ни свет ни заря. Хотя Ричард догадывался, что его мучают кошмары — выдают круги под глазами. Завтра последний день перед выходными — возможно, есть смысл прикупить снотворное, чтобы хотя бы в субботу и воскресенье Гэвин нормально поспал. У двери стоит какая-то девушка. Гэвин остался внизу, чтобы выкурить утреннюю сигарету и, честно говоря, и так понятно — чтобы побыть немного одному. Девушка стоит неподвижно и сверлит взглядом дверь. У нее голубое длинное пальто и блестящие кудри — как у куклы, даже не секутся концы. Удивительно, что люди этого не видят — андроиды легко выделяются. Как эта — идеальными волосами, позой или кожей. Даже те, кто снял диод. — Вам помочь? — спрашивает Ричард. — Я детектив Ричард. Девушка поворачивается к нему и вежливо кивает. — Да. Я по поводу пропажи того парня в клубе — Тобиас, кажется. Ричард напрягается, понимая, к чему это идет. Девушка мило улыбается, словно ожидая от него чего-то — должно быть, реакции. Ричард когда нервничал, иногда забывал, что нужно показывать эмоции. — Конечно, — приветливо улыбается он, — у вас есть информация? Были бы очень благодарны. Теперь девушка успокаивается и перестает смотреть на него оценивающим взглядом — будто решая, доверять ему или нет. — Меня зовут Джуди, — говорит она. — Я была в тот день в клубе и могу предоставить запись — вдруг пригодится? Там же, вроде, давным-давно сломались камеры. Она откидывает волосы назад и ждет. — Как мило с вашей стороны, — говорит он, словно удивленный своей удачей, — вы очень бы нам помогли! Как удачно, что в Детройте еще есть сознательные граждане. Она коротко хихикает. — Я думаю, вы бы, — она явно намекает на его принадлежность к андроидам, — поступили бы точно так же. Ричард впускает ее в участок, раздумывая, как бы побыстрее взять у нее запись, переделать, чтобы нигде не мелькнул Гэвин и отдать Коннору — до его прибытия. Они идут к его столу, Джуди усаживается напротив и протягивает руку без скина. Времени мало, поэтому он быстро хватает ее за запястье и перекачивает себе запись.

Коннор

Хэнк каким-то образом уговорил заехать за кофе, поэтому они едва не опоздали к началу рабочего дня. Коннор не любит опаздывать, а вот Хэнк привык выходить из дома впритык. Приходится будить его на десять минут раньше — его утренние процедуры всегда идут одна за другой и перенести хоть одну невозможно, даже если это бессмысленное стояние под душем. — Придется закрыть то дело и заняться этим Тобиасом, — говорит Хэнк. — Хотя мне кажется, что-то тут нечисто. Может, это старческая паранойя. Коннор хмыкает, заруливая на парковку. — Если тебя это утешит, мне тоже кажется, что что-то тут нечисто. Не могу понять что. Он замечает курящего Гэвина около двери, который старательно их игнорирует. Детектив стоит и смотрит вдаль, наверняка раздумывая над своими идиотскими остротами. Коннор почти уверен, что у него есть книжечка с пометками кого и как высмеять. Он с трудом понимает, почему Ричард дулся и замыкался, стоит Коннору показать, что Гэвин ему не симпатичен. Не то чтобы он его ненавидел, но было в нем что-то… Наверное, он просто не его человек. Заносчивые грубияны нравятся только его собрату, который, словно в отместку, не особо любит лейтенанта. Коннор давно решил держать нейтралитет, и у него прекрасно получалось. А в день, когда Ричард застрелил андроида, даже почувствовал к Гэвину что-то вроде сочувствия. Он сидел тогда на диване, какой-то отрешенный и взбудораженный, но все еще пытался казаться спокойным. С того дня Коннор решил узнать его получше и начать налаживать общение. Вот было бы здорово, если они с Ричардом стали бы приятелями без всякого «я не уважаю твой выбор, но притворяюсь, что мне все равно». Коннору иногда трудно сознаться даже самому себе, что он жаждет общения с другими андроидами. И никакие вредные Гэвины Риды не должны были ему в этом помешать. — Детектив Рид, — доброжелательно тянет Коннор, выйдя из машины, — доброе утро! Гэвин окидывает его хмурым взглядом и хмыкает. — Доброе утро, жестянка номер два. Коннор старательно тянет лыбу и пропускает его слова мимо ушей. Хэнк подходит к двери и обращается к Гэвину: — Проснулся не с той ноги опять? Интересно, хоть раз в году у тебя бывает хорошее настроение? Ну знаешь, как у всех нормальных людей? Опять они начали. Коннор чувствует смутное раздражение — как ток по проводам. — Это моя фишка, старик. Как у тебя пьянство. — Ну все, закончили? — спрашивает недовольно Коннор. — Рабочий день идет уже как пять минут. Гэвин явно хочет продолжить перебранку, но пожимает плечами и просто проходит в открытую дверь. Хэнк кидает в мусорку бумажный стаканчик и следует за ним. В участке пока еще тихо, все еще просыпаются, идут за кофе или покурить перед работой, а некоторым просто не известно, что такое приходить вовремя. Коннор замечает отходящую от Ричарда девушку. Она вежливо напоследок кивает, а он, заметив в дверях их компанию, небрежно поднимается и решает ее проводить. Хэнк уже проходит к своему терминалу и не обращает внимание на нее, и Коннор уже готов пойти за ним, но, присмотревшись, понимает, что девушка — андроид. Он как бы невзначай подходит к ним ближе и спрашивает: — Не нужна моя помощь? Он полагает, что это лишний раз подчеркнет их своего рода родство. Просто друг-робот подходит к другим, чтобы показать свою готовность помочь там, где люди никогда не смогут. Диод Ричарда мельтешит желтым, и лицо его не выражает ни капли братского расположения. — Джуди уже уходит. Но Джуди поворачивается к нему и останавливается, видимо, желая поболтать с еще одним андроидом в органах, и говорит: — Я просто передавала вашему коллеге, — с явным удовольствием говорит она, — сведения о той ночи, когда пропал тот парень, Тоби. Я была там, в клубе. Коннор удивленно смотрит на Ричарда, как бы спрашивая, почему тот сразу не сказал. Хотел передать, когда она уйдет? Может, она торопится и не может повторно дать запись? — Вы сейчас свободны? — он дожидается ее кивка. — Не затруднит ли вас перекачать запись и мне? Джуди радостно кивает. Ричард выглядит очень хмурым и раздраженным. Видимо, эта Джуди вовсе не такая приятная, как кажется на первый взгляд. — Пришло новое дело, Гэвин! — громко зовет Ричард. — Поехали! Теперь Коннор расслабляется: вот почему диод пожелтел. Пришло новое дело. Да и отчужденность Ричарда наверняка связана с ним, а не с Джуди, которая молчала всю дорогу до стола и не донимала разговорами. Они выходят из участка — Гэвин разворачивается, едва зайдя, и Коннор оставляет себе напоминание подойти и спросить, все ли у Ричарда в порядке. Самое время начать план по сближению.

***

Коннор весь день посвящает выписыванию всех, кто мелькает на камере. Список внушительный. Нужно будет проверить, знакомы ли они с пропавшим, и если да, допросить. Его друзья были так же бесполезны, как сгнившая в глубине холодильника лейтенанта цветная капуста. Хэнк выписывает всех пропавших парней в клубах города. Скорее всего это бесполезно, но Коннор знает, что Хэнк не сможет ни на что переключиться, пока все не проверит. Лучше дать ему это сделать, чтобы он сам убедился в том, что не прав. — Интересная закономерность, — подает голос Хэнк, — среди пропавших все ходили в клубы без камер, все примерно одного возраста и все были отбросами: наркоманами или алкоголиками или сиротами. Тобиас выбивается. — Наверное, это просто совпадения, — говорит Коннор, не глядя, сосредоточенно смотря сотый повтор записи. — Половина сбежала сама, часть убили их же друзья, а другая часть — случайные жертвы. Может, лучше мне поможешь? Хэнк сворачивает страницу на терминале и вглядывается в темное видео. Какое-то время они сидят молча, пока Хэнк не говорит: — Смотри-ка, этот тип очень похож на Рида. И правда: хоть мужчина стоит спиной далеко от Джуди, он явно в Ридовской куртке, по-ридовски пожимает плечами, и на секунду — Коннору даже неудобно, что это не он заметил очевидное — поворачивается к бару, где стоит Джуди, и если приблизить, что Коннор и делает, становится предельно ясно, что это он и есть. Гэвин Рид. — И что он тут делает? Почему не сказал? — раздраженно цокает Хэнк. — Может, у него информации нет. А может, он стесняется своей ориентации? Я читал, что такое бывает. — Боже упаси, Коннор, — коротко смеется Хэнк. — Ты совсем не знаешь Рида. Ему не будет стыдно, если мы с тобой застанем его в разгар оргии. Он как-то раз отчаянно флиртовал с молоденьким свидетелем — бедняга аж испугался, не понял, что это флирт. Умора. Хэнк хлопает его по плечу, видимо, вспоминая тот день. Коннор фыркает. — Все равно стоит спросить его, как они придут. Однако вечером их все еще нет. Коннор плюет на это, больше занятый подозреваемыми, и вспоминает об этом, только встретив Фаулера около кофейного автомата. — Извините, сэр, — доброжелательно начинает он, — не подскажите, будут ли Ричард с Гэвином завтра с утра в участке? Фаулер отходит от автомата, помешивая кофе, и говорит: — Они до сих пор не отчитались, за какое дело взялись. Так что я сам надеюсь спросить у Рида, нормально ли не отвечать на имэйл начальника, — и он качает головой без капли злости, видимо, смирившись. — Я думал, RK-900 научит его собранности, но, видать, хаос и небрежность Рида заразнее, черт бы их побрал. Капитан не злится слишком сильно — знает, что, как и Коннор с Хэнком, Гэвин и Ричард лучшие в участке. Им четверым готовы простить многое, если не наглеть. Коннора слова Фаулера почему-то очень настораживают. Ричард совсем не выглядит так, словно может отмахнуться от отчетов, докладов и других официальных бумажек. Кинуть ответное письмо — дело пяти секунд. Тогда почему… Коннор набирает его. Отправляет сообщение с вежливым «у вас все в порядке?». Даже звонит Гэвину. Ничего. Странность происходящего набирает обороты. — Фаулер не знает, где они. Они не отвечают на звонки и письма, — встревоженно докладывает он Хэнку. Лейтенант с грустью и усталостью осматривает Коннора и не находит желанного кофе. Трет глаза. Уточняет: — Кто? — Гэвин и Ричард. Хэнк пожимает плечами. — Может, решили забить денек на работу. Не делай из мухи слона. И сам поднимается за кофе. Коннор скептично поднимает брови и, сам того не замечая, начинает крутить монетку в руках, чтобы отвлечься. Смотрит на список всех пропавших парней из клубов, в попытке найти закономерность и в то же время надеясь ее не отыскать. Удивительно, как много отбросов погибают в Детройте и никто их толком не ищет. Хотя раньше из клубов исчезали не так часто, а вот два… нет, три года назад что-то будто произошло. Коннор смотрит на фотки пропавших рядом/после/из клуба за последние три года. Кроме молодости и пола взгляд ничего не цепляет. Вернувшийся Хэнк пьет кофе и возится со своим терминалом, но все же бросает взгляд на его семь фотографий в ряд. — Ну и? Неужели ты хоть на секунду подумал на Гэвина? — спрашивает он насмешливо. — Коннор, я знаю Гэвина очень давно, он мерзавец, конечно, еще тот, но сколько раз он брал мои ночные смены или не сдавал Фаулеру, серьезно… Погоди-ка. — Что? Хэнк не отвечает, что-то ища на своем терминале. Коннор подбрасывает монетку и ловит, крутит ее между пальцев. На пятом кругу Хэнк откидывается на спинку со странным выражением лица — смесь недоверия и испуга. Хмурится и что-то перепроверяет. — Очень интересное совпадение, — медленно выговаривает он, словно заставляя себя, — три года назад Рид расследовал пропажу некого Томаса Дэя, причем безрезультатно. И он тыкает на первого из семерки выведенных на экран парней. Томас на фото улыбается, у него черные раскосые глаза, широкие скулы, прямой нос и еще по-детски пухловатые щеки. Брови скрыты под черной небрежной челкой. Он выглядит как беспечный молодой человек, разумом все еще не вышедший из подростковой фазы. О пропаже заявил дядя. Гэвин Рид искал его два месяца и закрыл дело за неимением ни тела, ни следов. — Смотри, — почему-то шепчет Коннор, указывая на фотографию пропавшего спустя четыре с половиной месяца парня — тоже темноволосого и черноглазого. Сироту. — Это бред, — говорит Хэнк, всматриваясь в фотографии. — Глупо даже на секунду подумать, что это… — ему как будто неудобно даже назвать, кого они на секунду начали подозревать. — Давай мы забудем эту идиотскую мысль и продолжим расследовать пропажу Тобиаса. Какое-то время они молча пялятся на фотографии. После этого десять месяцев никаких пропавших кроме одного пожилого мужчины — но его фото Коннор решил не включать — не тот типаж. Потом убийства возобновляются, но убитые перестают быть похожи на Томаса. У них нет ни челок — волосы короткие и аккуратные, ни щек — наоборот, у всех выраженные скулы, ни черных глаз. — Знаешь, они чем-то на тебя похожи, — замечает Хэнк, — вот у этого похож нос, у этого подбородок с губами один в один… Коннор вздрагивает — диод мигает красным. — Нет, не на меня, — не соглашается он, монетка перелетает с указательного пальца к среднему и обратно, — на Ричарда. У всех светлые глаза. Даже у Тобиаса. Они молчат. Жуткая теория без каких-то доказательств просто возникает и зависает между ними. — Третье убийство как раз происходит спустя четыре месяца после появления Ричарда, — говорит Хэнк. — Но не думаем же мы, в самом деле, что Рид серийный маньяк. И нервно хмыкает. — Мы можем… можем съездить к нему и спросить про Томаса? Посмотреть на реакцию? Чтобы выбросить из головы… — предлагает Коннор, откладывая монету. Они собираются и едут в тишине, думая каждый о своем. Хочется поскорее спросить, посмотреть, как Гэвин кривит лицо и даже посылает их, не помня никакого Тома и «вообще, идиоты, вон из моего дома, завтра посмотрю, что там вам надо». Чтобы всякие идиотские теории выветрились из головы и не возвратились, потому что, ну правда, что ли? Гэвин Рид убивает похожих на своего напарника парней, потому что почему? Забавы ради? Так бесит напарник? Да скажи они кому свою идею, над ними же посмеются и посчитают сбрендившими. Только вот дома Гэвина нет. Там пусто.