Твое сердце не сковано льдом (ведь оно обжигает)

      Все снова поменялось после Бейрута.       Ученые оказались выбиты из колеи, но перед проектами они не подавали вида. Впрочем, они не утруждали себя поддержанием фасада перед Радугами, потому что не видели в этом смысла, и Шузо читал их, как открытую книгу.       Он привыкал носить маску равнодушия, как остальные Радуги. Это было необходимостью — не только чтобы не привлекать лишнего внимания со стороны ученых, но еще и потому что не носи он эту маску, он бы каждый раз срывался в крик. Это было непросто, находиться с Чудесами. Совсем не так, как когда он делил боль со своим поколением. Теперь боль не оставляла его ни на миг.       Он уловил, что у Джаббервок была миссия в Бейруте, и что закончилась она очень и очень плохо. Семеро проектов — все, что осталось от Джаббервок — были отправлены в Бейрут, и только трое из них вернулись. Но что бы там ни произошло, это напугало ученых. И неслабо.       Насколько Шузо мог судить, последний раз так же плохо закончилась разве что миссия Чудес в Каире. Но тогда Чудеса по большей части вернулись живыми, и это не встревожило ученых до такой степени. То, что произошло с Джаббервок, заставило их трястись от страха.       — Пустим их в расход, — услышал Шузо краем уха. — Возьмем отдельные части…       — Ты издеваешься? Они там устроили кровавую баню, мы не оставим от них ничего.       — Черты личности же не передаются…       — Учитывая раздвоение личности, обнаруженное у 0102, мы уже не можем быть так в этом уверены. Просто избавимся от них, сожжем тела и посыплем чертов пепел солью. От Джаббервок не должно остаться и следа.       — Возможно, — сказал тертий ученый, явно обладавший куда большими полномочиями, чем остальные. — Но у нас в некотором смысле связаны руки, друзья мои. Слишком много людей погибло — слишком много наших людей погибло. Нам надо купить себе немного хорошей репутации, так сказать. Большая часть наших инвесторов умыла руки, скоро нам понадобятся средства. Почему бы не убить двух зайцев одним выстрелом?       — Ты хочешь их продать? — воскликнул кто-то из них. — Это как продавать бешенного пса. Да кому вообще хватит ума… — он умолк на полуслове, осененный какой-то мыслью.       — Именно, — сказал третий. — Возможно, мы убьем даже не двух, а трех зайцев. В Самезуке хотели проект, а учитывая их долю участия в произошедшем, они тоже будут более чем рады… обойтись малой кровью, если угодно.       — А американцам действительно приглянулся Золотой, — задумчиво протянул второй ученый. — Можем подкинуть им Серябряного в довесок.       — Даже американцы не настолько тупые, чтобы купить этих двоих, не имея никакой возможности их контролировать, — отметил еще кто-то.       Последовал вздох.       — Что ж, тогда продадим им Радугу. За очень приличную сумму. Нам и правда нужны деньги.       И Шузо уже тогда знал, что его жизнь снова изменится. Потому что посмотрим правде в глаза — какую еще Радугу они могли бы решиться продать? *       — Береги свою свою семью, — сказал он Красному перед отъездом.       — Я не нуждаюсь в чьих-либо указаниях, чтобы следить за собственным поколением, — ответил 0102.       У Шузо это вызвало улыбку. Красный всегда отвечал что-то подобное, сколько бы Шузо ни пытался говорить с ним о важности семьи. Поначалу его это задевало — эта холодность, которую он ненавидел в Чудесах больше всего. Но со временем он начал думать, что дело было не в том, что Чудеса не заботились друг о друге, а скорее в том, что они попросту не умели это делать.       Но кто знает, быть может однажды они научатся.       — Я знаю, — сказал он. — Для этих ребят нет и не будет лучшего лидера. Я уверен, что ты их не подведешь.       Вид у Красного сделался глубоко оскорбленным. И самую малость самодовольным. *       В ночь пред тем, как он покинул Тейко (навсегда), Шузо наконец-то рассказал другим Радугам о том, что тогда сказал ему Цукаса. Он все еще не мог с уверенностью сказать, что доверяет им, но он все равно рассказал, потому что это было последнее обещание, данное им кому-то из его поколения, и он не собирался его нарушать.       Радуги восприняли эту информацию с абсолютным отсутствием реакции, что лучше всяких слов характеризовало их всех.       — Почему ты рассказываешь это нам? — спросила 62.       — Потому что я пообщал Цукасе, что расскажу, — не задумываясь ответил Шузо.       — И что нам делать с этой информацией? Воспрепятствовать Чудесам в их намерении?       Эта мысль ни разу даже в голову ему не приходила. К этому вело предсказание Цукасы?       — Тейко должен настать конец.       — А нам? — уточнила 62. — Означает ли это, что нам тоже должен настать конец вместе с ними?       Вопрос удивил Шузо, но только потому что он не ожидал подобного вопроса. Но, видимо, даже Радуги не были лишены инстинкта самосохранения.       — Возможно, — ответил Шузо. — Возможно, мы все должны умереть. Мы не должны были существовать. Но, — он подумал обо всех проектах. — Я хочу жить. — Хотел ли Цукаса, чтобы кто-то остановил Чудеса? Почему он думал, что это знание так важно для всех Радуг? — Вы могли бы им помочь, — закончил он внезапно.       Понять, о чем они думали, когда так смотрели на него, было все еще невозможно.       — Чудесам. Вы могли бы помочь им преуспеть. Им не помешает кто-то еще на их стороне. Чтобы у них все получилось.       Захотят ли они им помогать? Их первой мыслью было попытаться остановить Чудеса.       — Твой Золотой должен был знать, что умрет, — произнесла 62, заставив Ниджимуру слегка вздрогнуть. Он все еще мог ощутить тот миг, когда Цукаса умер…       — Он знал, что умрет, но он увидел будущее, которое стоило того, чтобы за него умереть, — продолжила 62. — Увидел то, что показалось ему стоящим даже смерти остальных Королей. Такое нельзя сбрасывать со счетов.       У Шузо перехватило дыхание, потому что раньше он не думал об этом в таком ключе, и теперь это убивало его снова. Цукаса умер за это будущее. Короли умерли за это будущее. И теперь, когда он смотрел на остальных Радуг, он понимал — они пытаются решить, стоит ли это будущее того, чтобы и они за него умерли. И они умрут. Цукаса предвидел и это. Должен был. Он предвидел, что Радуги принесут себя в жертву ради Чудес.       — Вы можете делать с этой информацией все, что захотите. Можете остановить Чудеса, можете не останавливать. В любом случае, я буду в Америке.       Он попытался, чтобы в его голосе не звучала горечь. Чужие жизни шли в размен, и это казалось так нечестно. Казалось нечестно, что однажды Чудеса будут свободны, а Шузо — нет. Нечестно, что Чудеса будут жить, а все остальные — нет. Они хоть узнают когда-нибудь, как много людей умрет ради их свободы? Им хоть будет до этого дело?       62 коснулась его руки, и он с удивлением перевел на нее взгляд. Обе ее ладони легли на его левое предплечье.       — Ни у кого из нас нет страховочного заряда взрывчатки, — сообщила она своим невыразительным голосом. — В отличие от других проектов. В этом нет смысла. Мы никогда не покидаем здание. Мы не нарушаем приказов.       — Да, я знаю, — подтвердил Шузо, несколько сбитый с толку. У него был такой заряд, но его удалили, когда ученые истребили его поколение и стали держать безвылазно в здании Тейко. (И как, скажите на милость, подумалось ему мимоходом, Чудеса обойдут этот нюанс? Хотел бы он оказаться поблизости, когда до этого дойдет, и посмотреть).       — Но у нас есть маячки, — продолжила 62 как ни в чем ни бывало. — И они помещают их прямо сюда.       — А… — заговорил Шузо, глядя туда, где ее руки накрыли его предплечье. Он не знал, где именно был маячок. Она посмотрела ему в глаза и спустя пару секунд он повторил другим тоном. — А.       Она отпустила его руку и отошла. Остальные Радуги последовали за ней.       Никого из них он больше никогда не видел. *       На полпути в Лос-Анджелес Шузо вытащил перочинный нож и начал методично кромсать свое левое предплечье. Было адски больно, но он был Радугой. Он привык к боли.       Потом он выскользнул из грузового отсека самолета, пока никто не смотрел в его сторону, и растворился в толпе Лос-Анджелеса.