Баланс

Пётя сидел в коридоре и смотрел на Отабека, как на сбежавшего из котла грешника. Отабек присел и протянул к нему замерзшие руки, Пётя был горячий, почти обжигающий, руки мигом согрелись. — Ты был у него, — пробормотал Отабек, ткнувшись лицом в сухую кошачью шубу. — Он тебя гладил, я чувствую. Как я тебе завидую. Что мне делать? У тебя есть знакомые ангелы? А… ты же не ходишь наверх. Так кто мне нужен? Собака? Мысли путались. Отабек разделся по пути в душ, настроил такую горячую воду, какую только мог вытерпеть, ванную наполнили клубы пара, зеркало запотело. Он сел, нащупал пробку, заткнул слив и опустил лейку душа на дно, струи били в эмалевую стенку и стекали по ней, ванна наполнялась. Отабек тупо наблюдал, как поднимается вода, голова была противно легкая после бессонной ночи. Что-то было не так, но только когда вода добралась ему до колен, он понял — что? Трусы не снял. Перестал хохотать, только когда застучали по трубе. Ох, блин, часов семь ведь утра, не больше. А какой день? Суббота, наверное. Выходной, неловко. И пофиг, в общем-то. У соседей хорошая понятная жизнь, а у Отабека? У Отабека локальный ад. Хуже. Если бы у него был свой собственный ад, Юра мог бы там жить, а так он сидит в общем, и выйти не может. И Отабек не может его достать. Ангел. Спустить на землю ангела, да? А как насчет взломать врата ада, чтобы оттуда выбрался на землю кто хочет, а Юра под этот шум сбежал, как заключенный из тюрьмы во время бунта. М? Чем не идея? Вода почти выплескивалась через край. Отабек вытянул ноги, устроил голову на сложенном полотенце, как делал Юра, и смотрел в потолок. Дверь он закрыл, но Пётя всё равно появился, запрыгнул на раковину и смотрел оттуда, как Отабек подтягивает ноги, разводит колени и водит по члену кулаком. Медленно, словно бы и не сам себе, а кто-то другой его трогает. Иногда Юра звал его полежать в ванной вместе. Они, оба маленькие, помещались легко. Юра закалывал волосы, укладывался спиной Отабеку на грудь, брал его руку в свою и направлял вниз, к паху, где шелковые светлые волоски обрамляют ствол. Юра, как же так вышло? Ты говорил, что ничего не будет, что за любовь нельзя наказать. Только человека нельзя, так? Демона можно. Юрочка. Почему Отабек не может провалиться в ад тоже? Что ему сделать? Ограбить банк и пустить себе пулю в лоб? Пусть не в отдельный котел, но в какой-то же попадет, а там уже разберется, куда идти и где искать. — Это хороший план? Ну?! Хороший? Пётя прекратил лизать лапу, посмотрел на него и отвернулся. Дурак ты, человек, и планы у тебя дурацкие. Кончить получилось с трудом. Вода быстро остыла, Отабек выдернул пробку и вылез, затолкал мокрые трусы в барабан к остальной одежде и запустил стиралку. Пётя поморщился на запах порошка, спрыгнул с раковины, но из двери не вышел, просто пропал и всё. Несладкий кофе оцарапал рот горечью, а Жан ответил на звонок таким голосом, будто полночи жевал ежей. — Дорогой мой друг, — сказал он, и Отабек явственно представил картину: Жан лежит на свисающей с постели подушке, а телефон, ничем не придерживаемый, просто прилеплен экраном к его щеке, динамиком бог знает с какой стороны, — я лег в половине пятого, и даже если разверзлись врата адские, и оттуда вылез сам дьявол, я выбираю разобраться со всем, когда высплюсь. И не смей говорить, что названивать мне ни свет ни заря стало твоей новой традицией. А когда я спал, подумал Отабек, касаясь губами края кружки. Сутки тянулись так долго, а со встречи с Виктором не прошло ведь и двенадцати часов. Что творится со временем? Вернее, что творится с самим Отабеком. — Мне жаль, что я тебя разбудил, — повинился он без особой, впрочем, виноватости в голосе. — Я только хотел узнать, у тебя же есть знакомые медиумы? Мне нужен надежный. Настоящий. Жан пообещал сдать всех медиумов города хоть Битве экстрасенсов, если ему дадут поспать. По-настоящему добудиться Жана получилось только к полудню, но и тогда он сказал, что раньше, чем побреется и позавтракает, из дома не выдвинется. К чему такая спешка? Отабек скрипел зубами и уговаривал себя успокоиться, Жан всё-таки друг, и он всё-таки помогает. — Я не ослышался, — спросил тот, садясь в машину, — теперь тебе нужен медиум? Медиумы с демонами дел не имеют. — Я знаю, Жан. — И зачем тогда? Отабек посидел, держа руки на руле и, избегая подробностей и имен, пересказал Жану своё ночное приключение. Под конец рассказа тот уже не мог усидеть спокойно, ерзал на сидении и дергал ногой, а потом, не успел Отабек закрыть рот, сообщил: — Ты псих. — И это я знаю. Познакомишь с медиумом или нет? — Боже правый, как будто у меня есть выбор! Но я хочу, чтоб ты знал, что ты чокнутый. Чокнутый! И любой нормальный медиум тебя просто пошлет. — Тогда давай обратимся к ненормальному. Жан застонал и дернул за концы шарфа. Шел снег, оседал на капот, и Отабек подумал, что давно не было такой снежной зимы, как на открытках, как в книжках про Рождество. Юре понравилось бы. На сколько затянется это всё? Что если Юра пропустит эту зиму, и следующую, и все за ней? Мимо, размахивая рюкзаками и сумками, пробежала стайка школьников и один за другим скрылась с глаз, вниз по тротуару уже накатали горку. — Помнишь, после школы катались? — улыбнулся Жан. — Здоровые уже были лбы — и всё равно. Отабек кивнул. Он смотрел перед собой не моргая и всё крепче тискал руль, а потом наклонился и побился о него лбом. — Приплыли, — сказал Жан. — Мозги последние не выбей, приятель. С придорожного баннера им улыбался и обещал лучшую жизнь кандидат в губернаторы Виктор Никифоров. Красивый, холеный и внушающий доверие. — Отабек, ты меня пугаешь. — Самому страшно. — Ты спал? — Пару часов, кажется. Не уверен. Но я пил кофе. — Капельницы с кофе тебе ставить пора, — высказал Жан и вышел из машины. Ну вот, подумал Отабек, если ты идиот, то ты идиот во всем. Не узнает человека, портрет которого развешан по всему городу, не может позаботиться о себе, обижает друга. Дверца открылась, и бедро обдало холодом. — Выбирайся. Я понимаю, что ты спешишь навстречу возлюбленному, но я с тобой за рулем никуда не поеду, суицидник. Отабек послушно выбрался под снег и, огибая капот, стер ладонью выведенную пальцем надпись «Отабек — дурак», но мысленно согласился. В комнате шагу нельзя было ступить, чтоб не наткнуться на подлокотник, спинку стула или угол стола. Стола классического — для вызывания духов, то есть круглого, не было. Не было и магических шаров, доски Уиджа, и вообще никаких спиритических атрибутов. Полки, полки, два книжных шкафа, три кресла, журнальный столик, диван, а на диване собака. И, что удивительно, не темно! Большое окно пропускало достаточно света даже в снегопад, и не было нужды щуриться и вглядываться в лицо медиума, знакомясь. Лицо яркое, такое точно невозможно забыть: задорный нос, большие глаза и яркие, как огонь, волосы. — Отабек? Тот самый Отабек Алтын? Отабек покосился на Жана. — Что значит, тот самый? — Ну ты что, о тебе же все знают! Даже мои клиенты, хотя они вообще по другим вопросам приходят. Ты понимаешь, что мы с тобой антиколлеги: ты выгоняешь из этого мира, а я наоборот — вызываю ушедших. Ирония! Медиум Жана — «лучше ты никого не найдешь, там действительно дар, и пути налажены, я мало кого знакомлю, считай, отрываю от сердца» — оказался медиумессой по имени Мила. Большая овчарка, подняв уши, косилась на неё с обожанием, с которым собаки смотрят на своих хозяев, а на Отабека — с недоверием, с которым смотрят на посторонних людей. — Буран, свои. Овчар опустил уши и сразу будто бы задремал. Мила предложила чаю, потом посмотрела на Отабека и поправилась: кофе. С тремя чашками кофе на подносе и пришла через пять минут, рассовала по журнальному столику, сдвинув книжки на край, блюдца с конфетами и печеньем, села в потертое кресло, сложила по-турецки обтянутые зелеными брюками ноги и попросила изложить суть. Услышав, что нужен ангел, расхохоталась. — Ну, это не повод, конечно, не поить вас кофе, так что можете считать, что вы просто мои гости, ребята. Не клиенты. — Не отказывай вот так сразу, — попросил Отабек. — Я знаю, всегда есть способы… — В твоей работе — да. В моей — нет. Я же говорила, мы антиколлеги с тобой, ну, если не считать, что оба работаем с существами не нашего мира. Но ты, при достаточной силе, своими вертишь, как хочешь. Выгоняешь, призываешь, запечатываешь, огораживаешься — да, сплошные способы, не поспоришь. Мои ребята — другие. Ангела нельзя заставить прийти в этот мир. Я работаю не с ними, раз уж на то пошло, а с душами. Видишь разницу? Ангелы являются по собственному желанию, а желание это возникает, скажем так, достаточно редко. Очень редко, я бы сказала, что бы кто ни говорил. Одна дамочка ухитрилась даже серию книжек выпустить «Беседы с ангелом-хранителем» или вроде того, но это чистой воды шарлатанство. У меня нет прямого канала связи с существами верхнего мира. Увы. Кофе не лез в горло, Отабек держал чашку на ладони. Жан подался вперед. — Мил, я не просто так привез его именно к тебе. — Ох, божечки! Спасибо за доверие. Жан поднял брови, Мила развела руками, и так они, в понятной только им пантомиме, переглядывались с минуту, а потом Мила сказала: — Разве что поможет твой дедушка. — Нет! — Но это выход! — Я не буду обращаться к деду! — Он о тебе спрашивал. — Что? Ты с ним говорила?! — Он сам выходит на связь и спрашивает о тебе, надеется, что ты возьмешься за ум. — Да что ему не так? Я же всё делаю, всё! — Он боится, что тебя пожрет гордыня. — Я слышу его интонации! — Он так и говорит: «пожрет». Жан откинулся на спинку кресла с таким шумом, что Буран вскинул голову, потом вздохнул и уложил сонную морду на лапы. Воспитание подсказывало Отабеку молчать и делать вид, что его здесь не было и он ничего не слышал, страх, что Юра пропустит эту и ещё неизвестно сколько зим на земле (может быть, все зимы, что Отабек будет жить), подстегивал переступить через воспитание. — Ты связывался с дедушкой, Жан? С тем, который в раю? — С тем, — буркнул Жан, отвернувшись, — который не в раю, я могу связаться по телефону. А с этим бы сто лет не связываться. Молодость, глупость. Последний раз всё не очень хорошо кончилось. — Ты проявил к нему неуважение, — сказала Мила. Жан выставил руку вперед, мол, закрыли тему. Мила встала и вышла, вернулась с заварочным чайником и чистыми чашками. — Дело в том, — сказала она так, словно всю свою легкость и веселость оставила в кухне, — что для пребывания ангела в нашем мире, нужен повод. Бесам это не нужно, они пробираются сами, отсюда вся ваша работа. Это совсем иного характера существа, им плевать, нарушают они что-то или не нарушают, расшатывают ли этим баланс. — Не всем, — сказал Отабек. — Демоны высшего порядка… — и не договорил. Не из-за Юриной ли легкомысленности всё вышло именно так? Отабек его не винит, нет, ни в коем случае, но если посмотреть объективно... — Ангелам, — продолжила Мила, — не плевать. Они придерживаются правил. Даже говорят с людьми редко, не то чтобы спускаться на землю и жить. Тем более, зачем им? Почему все бегут из ада? Да потому что там плохо! Жан с Отабеком переглянулись и синхронно пожали плечами. — А в раю хорошо, на то он и рай! И чтобы уйти из этого рая и поселиться здесь, у ангела должна быть причина. Вы можете эту причину ему предложить? Жан с Отабеком переглянулись снова, и опять растревожили собаку непонятными телодвижениями. Потом Отабек спросил: — А что это может быть? Например? Мила запустила руку в волосы, и алые ногти слились с яркими волосами. — Трудно сказать. Они мало об этом распространяются, но если судить по тому, с чем я сталкивалась… это… — Любовь? — осторожно подсказал Жан. Мила рассердилась. — Дурак! Какая ещё любовь? Нет, конечно! Но да, это обычно связано с человеком. Не с простым, а с тем, который делает мир лучше. Кто возвращает им веру в людей. Потому что, похоже, небо давно махнуло на нас рукой, и я всё чаще думаю, что правильно сделало. Кажется, даже Буран вздохнул. Отабек положил руку себе под ключицу, сердце колотилось, будто он выпил не чашку кофе, а ведро. Но он просто не может сдаться! — А если как-то договориться? Что-нибудь предложить. Выполнить для них что-нибудь. Мила, пожалуйста. — Не знаю, — она зачесала волосы, крепко стянув пряди на висках, и Отабек увидел темные корни. — Понимаешь, я не общаюсь с ними вот так, у них своя мотивация, людям трудно это понять. Бывает, что небо не поддержит человека, который мне лично кажется буквально святым, а бывает, поддержит будто безо всяких причин. Понимаешь? Я не знаю, что именно нужно сделать. Ты можешь тыкаться наугад всю жизнь, но так и не угадать. Мы можем поговорить с ушедшими, но они и сами знают не много. Может, в раю им становится всё равно. — Ага, — отозвался Жан. — То-то дед никак не уймется. — Так всё-таки свяжемся с ним? Жан вскинул руки, вскочил и отошел к окну. Снегопад прекратился, но уже темнело. Мила дотянулась до выключателя, вспыхнула желтым светом массивная старая люстра. Пес тяжело слез с дивана, подошел, сел перед Отабеком и положил голову ему на колено. — Ого! — удивилась Мила. — Даже так? Как — так? Отабек погладил овчара, но не стал спрашивать. Мила попивала чай и поглядывала Жану в спину, потом сказала: — Оставь свои контакты. Сегодня у меня сеанс, я попытаюсь продвинуть твой вопрос наверх. Может быть, ты обратился в удачное время. Вы правы, ребята, попробовать стоит. Но я ничего не обещаю. Позвоню сама. Провожать их вышел и пёс тоже. Может быть, время прогулки? Отабек присел и потрепал его по ушам на прощание. Надо же, от него стопроцентно пахнет адским котом, а собаке будто бы всё равно. — Какой дружелюбный у Милы пёс, — сказал Отабек, когда сели в машину. Жан расстегнул куртку, перекинул ремень безопасности через грудь и пояснил, явно думая совсем о другом: — Это пес её девушки. Виктор ушел, а Отабек всё сидел, сидел над опустевшей чашкой и крутил в руках папочку, в которой принесли счет. Искусственная кожа нагрелась от кожи рук, папочка выскользнула и упала с громким хлопком. Женщина за соседним столиком на секунду оторвалась от смартфона, поглядела на Отабека, потом на бар и, похоже, вспомнила, что зашла не почитать, а поесть. Перед ней стояла тарелка с блинчиками, у Отабека вдруг набежал полный рот слюны. Правильно, это хорошая идея, надо поесть. Когда последний раз ел, он точно не вспомнил бы, хотя наверняка хоть чем-то питался всё это время. Кажется, Жан что-то готовил в свой последний к нему визит. Варил пельмени? Но это не точно. От кофе на пустой желудок уже подташнивало, а сладкого Отабек в этот раз не заказал. Виктор тоже ограничился фруктовым салатом. — Слуга народа, — прокомментировал он, — должен быть бодр и подтянут. Отабек принес с собой газету с интервью на первой полосе, там же поместили и портрет, не такой удачный, как на баннерах, но тоже вполне симпатичный, правда, Виктор на фото казался не платиновым, а седым, качество типографской краски подкачало. Он ни грамма не смутился, даже обрадовался и предположил, что Отабеку было нелегко, как обычно бывает, когда пытаешься вспомнить строчку из песни или где видел какого-то человека, а не получается. Зато какое потом облегчение, да? А почему сразу не сказал, когда Отабек спрашивал? Виктор загадочно улыбнулся. — Твоя проблема, — сказал он, когда принесли заказ, — как я понимаю, всё ещё не решена? Задача не из простых, трудно спорить. — Я говорил с медиумом. — Разумно. Не в церковь же идти. В юности Отабек удивился, узнав, что у церкви (какой угодно) нет прямой связи с небом. Он догадывался, что связаться с созданиями верхнего мира куда сложней, чем с выходцами нижнего, но полагал, что храмы (или люди, которые в этих храмах служат) имеют если не прямой выход наверх, как, скажем, лифт или дверь, то хотя бы возможность взаимодействовать, как, например, по телефону, пусть даже проводному. Оказалось, нет. Вот просто нет и всё. Религия отдельно, небо отдельно. А большинство священнослужителей даже не в курсе, как в действительности устроен мир и как связан (а вернее, не связан) с другими мирами, а те, кто знал, редко задерживались на церковной службе. Отабек вкратце, не вдаваясь в подробности и не озвучивая имен, рассказал, что узнал у медиума. — Я даже не знаю как тебе и помочь, — признался Виктор. — У меня нет выхода наверх. Могу, разве что, посоветовать другого медиума, но он скажет всё то же самое. Придется проявить фантазию, мой дорогой коллега. — Я уже проявил. Виктор подпер ладонью щеку: — Я весь внимание. Отабек без слов подвинул газету по столу. Но быть честным политиком, на помощь которому снизойдут даже ангелы, Виктор наотрез отказался. — Не понимаю, — настаивал Отабек. — Ты не занимаешься благотворительностью? — Занимаюсь! — Виктор всплеснул руками. — Конечно же, занимаюсь! Вот к Новому году уже закупили подарки для детишек, планирую навестить минимум четыре детдома лично. Но для твоего дела это бессмысленно. Детишкам я помогаю не первый год, а ещё на моём попечительстве дом инвалидов, но за всё это время ни один ангел не постучался ко мне и не предложил помощь. Я могу взять на содержание зверушек в зоопарке, запустить действительно работающую соцпрограмму и выполнить все свои предвыборные обещания, но это не будет значить ничего. Я уже связан с противоположной стороной, Отабек. Понимаешь? — Как и любой экзорцист! — Не-ет, — Виктор покачал головой, странная улыбка, не веселая и не грустная, растянула ему губы. — Любой экзорцист контактирует с нижним миром, но больше тем, что отправляет его обитателей назад, в ад, то есть работает на общий баланс миров. Но не любой заключает контракт с сильным демоном… —…и использует это для своих земных дел, — докончил за него Отабек. — Я с первой же переписки оценил твой живой ум. Пальцы неприятно похолодели, а чашка уже успела остыть, как ни обхватывай — не согреешься. А Отабеку-то показалось, что это удача, и так удобно, вот человек, который может сделать много и сразу, почему бы небу ему не помочь? А оно вот, оказывается, как. Плохо. Не стоило надеяться. Теперь такое противное чувство в груди, будто оттуда вынули теплую сердцевину, и стало пусто, и ветер гуляет, как в чистом поле. — Приходи на выборы, — сказал Виктор, сжав перчатки в руке. — Приду, — пообещал Отабек. — На президентские. Виктору очень понравилось, а улыбнулся он так, что разночтений не могло быть: это и есть цель, так и случится, что однажды миллионы поставят птичку в клеточке напротив отпечатанного в бюллетене «Виктор Никифоров» и, наверное, даже не ошибутся. Но проблеме Отабека это не поможет ничем. Блины здесь пекли славные! Отабек даже подумал, не заказать ли вторую порцию, с шоколадом, но ужавшийся от нерегулярного питания желудок уже наполнился. От сытости начало клонить в сон. Мороз укусил за нос, едва Отабек вышел на улицу. Сонливость развеялась. Домой идти желания не было. Там, может быть, ждет Пётя, но не ради Пёти затеяна вся эта круговерть с политическими экзорцистами, медиумами и ангелами. К кому обращаться теперь? Впервые за все годы практики Отабек действительно пожалел, что так сторонился магической тусовки. Нет, у него, конечно, есть какие-то знакомые, но ни один, что называется, не потянет. И опять остается Жан. Отабек позвонил ему, но Жан на звонок не ответил.