бесполезность бытия понятна даже школьникам. зачем жить, страдать? в чем смысл? есть ли он вообще? или мне нужно его придумать, чтобы жить дальше и оправдывать свое существование каким-то его жалким подобием? для чего? что я достигну в конце своего пути? почему никто не отвечает?
Глава 5. Два одиночества
Белоснежная палата, залитая ярким утренним солнцем, легкий светлый тюль колышется от ветра из открытой форточки, и разбитый Ким Тэхён, сидящий посреди этой комнаты. Он не помнит, как оказался в больнице, но помнит уколы, переливание крови, красные глаза Чимина и, почему-то, крепкую хватку Чонгука. Опять. Шевелить левой рукой совсем не получается, а тугие повязки уже надоели. Он смотрит в окно и всё думает: «почему я не мог умереть». Дверь открывается, и в белую палату заходит такой же белый тучный врач. Поправляет толстые стёклышки на носу, смотрит на Кима, бегая глазами туда-сюда, и присаживается на соседнюю пустующую койку. Льются вопросы под звуки шаркающей о светлый лист ручки, что оставляет синие кляксы повсюду. Спрашивает, спрашивает, спрашивает. Тэхён отвечает скупо, нагло врёт, где-то не договаривает. Сам не знает зачем, но точно не хочет, чтобы кто-то копался на клумбах его души, хоть и не осталось там цветов. Врач уходит, тяжело вздыхая, а Тэхён остается единственным тёмным пятном в белоснежной палате. Он слышит голос Чимина, кричащий что-то несвязное, чувствует холод на запястье и пристальный взгляд; слышит сирену и уже заранее знает: я выжил опять. Чонгук и правда не очень хотел появляться в этой квартире в тот вечер. «Я знаю, что далеко, но будь другом» — устало трёт глаза Мин Юнги. Нужно отдать дубликат ключей. Заехать получится только к вечеру, на что продюсер жмёт плечами, мол всё равно, только отдай. И Чонгук послушно едет из студии после работы прямиком в этот страшный район. На стук никто не отвечает, и Чон пользуется ключом, ведь ждать сил уже нет. Хочется спать, поскорее домой и в душ, потом в постель под одеяло, и забыться крепким сном. Однако бодрость окатывает с головы до кончиков пальцев, когда, зайдя внутрь, он видит кровавую лужу и человека, лежащего в ней. Он несётся быстрее к нему, успевает подумать обо всём на свете, начиная от убийства и заканчивая разлитой гуашью. У Тэхёна лицо такое, будто смерть уже жмёт ему руку, ту самую, из которой всё бежит темно-бордовая жидкость. Кожа бледнее обоев на стенах, а кровь всё льёт, льёт, льёт. Чон хватает пакет целлофановый, делает жгут, смотря на часы, звонит в скорую, протирая холодным полотенцем кровоточащее запястье, а в глазах паника, страх и слёзы. Тэхён поднимает веки, но как-будто не видит совсем ничего. «Ты зачем так? Снова спешишь умереть. Почему же твой безжизненный мутный взгляд совсем не отличается от того, каким был он сегодня утром? Почему?» Домой приходит Чимин, напевая мелодию, но замечает быстро, что что-то неладно и льёт слёзы, разбавляя густую кровь. Мигалки-сирены, белые халаты, кровь, кровь, кровь. Красные глаза Чимина и крепкая хватка Чонгука. В дверь в белоснежную палату стучат как-то тихо, и в комнате становится на три пятна больше. Юнги тащит корзинку с кучей тех самых яблок и моркови, Чимин улыбается, и глаза-щелки снова выглядят так искренне и ярко, но Тэхён замечает, как сильно они опухли и как покраснел нос. Чонгук просто медлит позади Юнги, даже не вынимая наушник из левого уха, но почему-то всё время бегает глазами к повязке на запястье и обратно. В комнате висела тишина: никто не знал, что сказать можно, а что нельзя; хотелось спросить о многом. Корзинка тяжёлым грузом опустилась на колени Тэхёна, и тишина, казалось, становилась такой же тяжёлой. Не вынеся густоты воздуха, Чон едва различимо шепчет: «Зачем?» -, но все слышат отчетливо и тоже хотят знать ответ. Никто не может понять Тэхёна, да и не сможет, наверное. — Это была случайность, — как-то безвкусно тянет Ким хриплым сухим голосом и отворачивается снова к окну. Никто не верит. Юнги мычит, щурит глаза на часы, тяжело вздыхая, и атмосфера почему-то становится легче. Они ещё недолго сидят в этой белой холодной палате, пока не приходит медбрат и не гонит их прочь. Мин прощается скупо, а Чон так и не говорит больше ничего и глаз не поднимает. И даже за плотной чёрной маской, как будто бы видно, как сжались в тонкую линию губы. Чимину хочется остаться здесь ещё немного, он умоляюще смотрит на улыбчивого темноволосого парня в мятном врачебном костюме, но тот жмёт плечами и качает головой. Приходится встать с места и отправиться хоть куда-нибудь, лишь бы прочь из палаты. Напоследок Пак тянет: «Прости», — и уходит за белоснежную дверь. Это ведь Чимин виноват. Во всём. Виноват, что не смог выдавить и слова и поддержать, что ушел вчера, что не был рядом и не помог, что привёз его в чёртову столицу, не предупредив, он просто ворвался в жизнь Тэхёна и разрушил всё. Он и правда хотел, как лучше… Всю ночь Чимин сидел в приёмной и ждал. Грыз ногти, а потом пальцы, терзал губы и забыл про сон. Перед глазами испуганный Чонгук с синими от ледяной тряпки пальцами и такой же синий Тэхён. Чон всё трёт куском холодной ткани исполосованное запястье и огромными мокрыми глазами смотрит прямо на Пака. Чимин падает на колени и трясёт за плечи друга, говорит ему что-то совсем невнятное, кричит, зовёт по имени, а Гук сжимает слишком сильно чужое кровоточащее запястье и пытается успокоить Пака. Приезжает скорая, всех увозят, и Чимин думает, что ему врач тоже не помешал бы. Когда в приёмную наконец зашёл белый халат, в глазах у Чимина не осталось жизни. Совсем тонкий врач тянет таким не подходящим ему низким пустым басом: «Кто ожидает Ким Тэхёна?». Чимин откровенно хочет его ударить. Этот вопрос можно проводить саркастическим взглядом и многозначительным молчанием, потому что в этой комнате Пак сидит совсем один. Он просто поднимает тусклый уставший взгляд на кривой нос врача, и тот начинает говорить. — Ким Тэхён-щи уже переведён в обычную палату, ему наложили швы и сделали переливание крови. Порезы повредили сухожилия, поэтому рука будет слабой около трёх-четырёх недель, но в целом ваш приятель уже в порядке и через десять дней, когда ему снимут швы, он сможет поехать домой. К вам только один вопрос: с его стороны это было намеренным увечьем или же нет? После специалисты проведут с ним беседу, но хотелось бы узнать и ваш ответ. Чимин тушуется и молчит, потому что ответ так очевиден. Тэхён же не мог не специально себе вскрыть вены. У него шесть долбаных порезов прямо вдоль синих ниточек. Пак тяжело вздыхает и трёт уныло глаза. — Это была случайность, — сухо тянет он, и отворачивается к тёмному окну. Врач тяжело вздыхает, пачкая ручкой бумагу и уходит из комнаты. Чимин мечтал, что жизнь наладится, но не успел он распаковать чемодан, как реальность ткнула носом в жестокость мира. Жизнь не изменится сама только от переезда на новое место, чтобы её изменить… Что нужно сделать, чтобы её изменить? Совсем не хотелось ехать домой, потому что без Тэхёна там, наверное всё снова покрылось пылью. Чимин волочил ноги, едва передвигаясь, а на выходе его, как ни в чём не бывало, ждал Мин Юнги. — Прогуляемся? Чонгук плетётся в студию, ставшую вторым домом, всё прибавляя звук в наушниках. Музыка глушила шум улиц, и даже собственные мысли он уже почти не слышал. Голос разума всё просил вернуться и спросить ещё. Спрашивать, спрашивать, спрашивать, пока Тэхён не ответит. Но Чон противился, делая музыку громче, и шёл совсем в противоположную сторону. Иметь дело с такими людьми совсем не хочется. Чужие проблемы всегда кажутся тяжёлым грузом, а они и есть, ведь решить ты их всё равно не можешь. Лучше не связываться с такими людьми. Лучше не связываться с Ким Тэхёном. Главное остановиться вовремя: ни шагу ближе. Сейчас ведь на счётчике отношений чуднОго Тэхёна и Чонгука почти ничего нет. Один тяжёлый безжизненный взгляд, холодные пальцы сжимающие чужое запястье и много-много вопросов. И ведь ничего совсем между ними нет, тогда почему так сильно хотелось спасти? И мысли тогда так быстро сменяли друг друга, но все об одном: ты только не умирай. Вибрация в кармане прерывает поток мыслей, а содержимое сообщения выбивает из колеи. Сначала Мин пробурчал что-то вроде, «иди вперёд, я догоню», а теперь: «Отдохни сегодня» — пишет Юнги, а Чонгук забыл, как отдыхать. Он сворачивает во двор и петляет к пустой квартире. Окна дома открыты нараспашку, и комната встречает холодом — Чон ёжится, покрываясь мурашками. Он забыл, как отдыхать. Приехал в большой город и забыл. Учёба, подработка, бессчетные попытки осуществления мечты — за ними забылись и друзья, и личная жизнь. Но всё не напрасно, он ведь на верном пути. Надо жертвовать чем-то, чтобы получить что-то взамен. Не бывает, что всё и сразу. Не бывает. Он снимает толстовку, оставаясь в футболке, и вяло тянется к холодильнику. За белой дверцей повесилась крыса и уже, похоже, не одна, ведь Чон приходил домой, только чтобы поспать. На кухне из еды только закуски и пачка макарон, наверное, из прошлого века. Как их вообще готовить? И с чего вдруг Юнги так резко расщедрился на выходные? Особенно перед выходом сингла Чонгука, который ещё, как бы кстати говоря, не закончен. Стрелка часов едва переваливает за три дня, а Чон, откровенно, помирает от голода и скуки. Он быстро пробегается пальцами по экрану, отправляя сообщение Юнги, даже не надеясь на ответ, и думает, чем себя занять. Чонгук студент вообще-то, хоть и на пары не ходит, но сессию закрывает исправно. Если подумать, то Хосок-хён ещё должен быть в ВУЗе, наверняка танцует в тренировочном зале совсем один, остальные придут позже или не придут вообще — пятница как-никак. Чон хлопает холодильником, натягивает толстовку, хватая ключи, и набирает знакомый номер. Всё лучше, чем сидеть одному дома. — Чонгуки! — почти кричит танцор, узнавая знакомый голос в трубке. — Я как раз иду с работы. Ничего не говори, я отказы не принимаю. Сегодня мы будем пить. — Хён, мне завтра в студию… — возражает младший, но того ни в какую не слушают. Хосок качает головой, мычит в динамик и, действительно, не принимает отказ. Юнги убьёт Чонгука, если тот не сможет петь завтра, хотя сейчас Мину не до этого. — О чём ты хотел поговорить? — вяло тянет Пак, устраивая голову на столе. Зачем было идти в кафе, чтобы просто поговорить? — Слушай, Чимин, — совсем осторожно и одновременно устало проговаривает Мин. Как будто эта тема ему уже заранее надоела, — я не знаю, где та черта, за которую мне нельзя ступать, так что можешь заткнуть меня в любой момент, — Пак поднимает макушку, направляя свои мешки под глазами прямо на такие же у Юнги. Чимин, кажется, знает о чём пойдёт речь, — Тэхён…ему очевидно нужна помощь, — Пак открывает рот, чтобы что-то сказать, но Юнги не замолкает. — Дослушай сначала. Это не моё дело, возможно, но мне хочется помочь. Мин не знает, откуда этот приступ альтруизма, это ведь он — тот самый безразличный, покрытый корочкой льда, каменный продюсер, не понимающий людских чувств. Пока Юнги ведёт монолог для Чимина, к ним за столик присаживается розовая макушка. Пак удивлённо смотрит на коротко стриженного парня, пожимающего руку мятноволосому, и тот, замечая взгляд, открывает рот: — Приятно познакомиться, — показывая все тридцать два, произносит парень. — Приятно…? — неуверенно отвечает рыжий. Мин вздыхает и хлопает незнакомца (или нового знакомого) по плечу, как будто утешая. — Не переживай, Намджун, медузы тоже живут без мозгов, — Чимин тихо прыскает смехом в ладонь. Розовая макушка не может понять что к чему. — Ты не сказал своё имя, — и Намджун, словно повторяя за Паком, прыскает в ладонь. — Ким Намджун, извиняюсь, — улыбчиво мажет он, протягивая руку. — Пак Чимин, — устало улыбаясь, отвечает на рукопожатие рыжий. Ким Намджун, двадцать три года, студент медицинского ВУЗа и будущий психиатр, очень приятно. В основном таким не занимаюсь, но мог бы помочь поправить душевное здоровье, если вдруг надо, нет, нет, денег не беру, я ещё не профессионал. Как, почему? Это и мне польза, и вам, правильно? Я опыта наберусь и помогу. Всё казалось таким чудесным, даже идеальным, но где-то там, в тени от этого яркого лучика надежды пряталась мышеловка. Намджун в силу своей неопытности мог не только не помочь, но и сделать хуже, но не пробовать совсем…разве не хуже? Чимин не знает. Психическое здоровье ведь не игрушка и не тренажёр, чтобы учиться, и никакого доверия нет к этому человеку с розовой макушкой. Повесить выбор на Тэхёна? Тот откажется, не раздумывая. Но нельзя оставлять всё так, как оно есть, потому что Тэхён не сожалел, совсем не сожалел, а в глазах его всё ещё только пустота и туман, и от жизни ему уже ничего не нужно. — Хён, мне очень нужна твоя помощь.