Кто ты?

Чимин громко засмеялся, выслушав очередную глупую шутку одноклассника. Шутка и правда была не смешной, на уровне младшеклассников, коими они, в принципе, и являлись. Тэхен рядом хлопнул его по плечу, тоже закатываясь. Не так уж важно, смешно или нет, но если в компании царит веселая атмосфера, то засмеяться можно абсолютно с чего угодно. Весна была в самом разгаре, предвещая конец учебного года. Солнце ярко светило, молодая трава пробивалась на городских лужайках вместе с листьями-почками на голых пока еще ветках, а небо было светло-голубым. — Пока, Чимин-а! — крикнул ему в след Тэхён, складывая ладони в импровизированный рупор. — Не забудь, ты обещал мне в следующий раз помочь с той новой гадкой физичкой! Пак показушно закатывает глаза и показывает ему язык, а потом, уже отвернувшись, смеётся. Он поворачивается в сторону больших ворот, открывая их. Идет к входной двери, поднимаясь по крыльцу. Раз. Два. С каждой ступенькой как будто чувствуя, как его шею душат. Три. Четыре. Вздох. Пять. Дверь уже перед ним. Чимин останавливается, замирая перед ней. Он делает шаг, протягивает к ней руку и сглатывает, поджимая пальцы. Рука замирает. Из дома тишина, а по улице иногда проезжают редкие машины или люди. Он тянет руку дальше, слегка боязливо поджимая губы. Дверь отворяется, открывая его собственный дом. Чимин глубоко вдыхает и делает шаг вперёд, зная, что шагает в собственный кошмар. — Привет, Чимин, как прошел день? Чимин не дергается, предугадывая вопрос. Голос холодный и отстранённый, в предверии услышать лишь то, что сам хочет. Человек сидит на диване в гостинной, которая занимает почти весь первый этаж, а поэтому слышит и видит всех, кто входит в дом. У Чимина всегда были непонятные чувства к нему. Но даже не совсем такие, какие бывают у любого ребенка, сумевшего познать только небольшую часть этого мира. Он чувствовал родство, чувствовал его кровь в своих жилах, но чувствовал ли этот человек то, что Чимин был отдельным человеком, со своей судьбой и своей волей? — Хорошо, отец, — тихо, но достаточно, чтобы его услышали и даже приняли за нормальный ответ, ответил Чимин. Он закрыл дверь, не поворачиваясь, и, снимая портфель, слегка прислонился к ней спиной, опираясь на свои руки. Ручка щелкнула, оповещая о том, что дверь окончательно закрыта. В доме было тихо. Слышно было только часы и негромко включенный телевизор с каким-то документальным фильмом. — Ты же принес хорошие отметки? — спросил отец. — Да. Я получил пять по Искусству и четыре по Математике, — ответил Чимин, поджимая губы. Математика была его слабым звеном, еще и учитель объяснял так себе, поэтому приходилось часто заниматься лишнее время дома. Отец замолчал, откладывая газету и очки на небольшой кофейный столик. Чимин, знающий, что ни к чему хорошему это не приведет, напрягся. — Ты ведь знаешь, что наша семья знаменита во многих кругах? — спросил он вкрадчивым, но тяжелым тоном, заставляющим кровь в жилах стынуть. Чимин сглотнул, не став кивать, зная, что тот все равно не увидит. Плечи мужчины не колыхнулись. — Тогда ты знаешь, как важна для нас хорошая репутация, — продолжил он. — В том числе и... Нет, особенно важна репутация моего единственного сына, — он впервые за весь разговор посмотрел на него, и у Чимина, который еще мог сопротивляться пугающе спокойному голосу, от тяжёлого взгляда страх начал пробираться под кожу. — Да, — ответил он ломким голосом. Отец встал с дивана. Глаза его были холодны, как лед, который плавает в отцовских бокалах с виски, что он иногда пьет со своими коллегами, пришедшими в дом. Мама не любит их и обычно забирает Чимина она с собой наверх. — Тогда ты понимаешь, как ты меня подвёл. Его голос так же разливался по венам, как и тот алкоголь, заставляя колени подкашиваться от страха. — Конечно, — вопреки всему своему существу, ответил Чимин, подвластный своему страху и привычкам уважать отца. — Ты должен стараться лучше, — он остановился, наполняя все помещение своей подавляющей душной аурой. Чимин, не достающий ему даже до плеч, казался на его фоне совсем крошечным. Или он сам себе таким казался. Отец посмотрел на него, и его взглядом, казалось, можно было ковать железо. — Ты должен исправиться и не позорить меня. Ты получил недостаточно хорошую оценку, и это только твоя вина. — Но... — Никаких но. Ты должен больше работать. Чимин почувствовал, как мозоли на пальцах, натершиеся из-за долгой и объемной писанины, зазудели. Не только та математичка была ужасным учителем, поэтому приходилось компенсировать это дома. — Но я стараюсь! — не выдержал он, вскрикивая — Недостаточно, — холодно ответил мужчина. Он схватил его за подбородок, почти что больно сжимая. — Ты должен работать больше, — заглядывая в глаза своими, ужасающими. — В будущем ты займешь мое место управляющего. Я хочу, чтобы мой наследник был достойный этого места... — Ты опять на него напираешь? — послышался женский голос. Он, как и обычно, имел оттенки мудрости и почти ребяческого упрямства, и сейчас был окрашен гневом. Отец отпустил его, и Чимин, не выдержав тяжести собственного тела, упал на пол. — Это ты с ним слишком мягка, — надменно ответил он. Но даже так, было ясно, что ей он, как бы не шипел и не карабкался по скользким стенам самомнения, противостоять не мог. — Твои методы никого до добра не доведут, — презрительно-спокойно сказала она, прищурив и без того раскосые глаза. Классический костюм на ней был идеально выглажен, а из прически даже если и выбивались пряди, то все равно выглядели органично. — Зато они воспитают идеального наследника. Женщина на это заявление нахмурила брови. Взгляд ее стал свирепым, будто, если он скажет еще хоть одно лишнее слово, она будет готова перегрызть ему глотку. Отец еще раз посмотрел ей в ответ, и, то ли не выдержав под напором стального взгляда, то ли просто, чтобы не терять лишнего времени, все-таки ушел громкими шагами. Женщина подошла к Чимину, садясь коленями к нему на пол, обнимая худые мальчишеские плечи и прижимая к себе. Она немного отстранилась, заглядывая в его все еще наполненные страхом и недоумением глаза. В ее же глазах Чимин, как ребенок, видел величие и мудрость. — Не слушай его, Чиминни, — серьезно сказала она. — Никто не может быть идеальным. Ты волен сам выбирать свою судьбу. Ее красивое лицо стало вдруг расплываться. Чимин попытался ухватиться за этот мираж, но её тонкие, изящные даже в своем возрасте руки оставались вне его досягаемости. — Запомни... Будущее не даровано нам. Ты должен взять его сам... Чимин резко проснулся. Будильник, звеневший своей мерзкой мелодией, звонил уже третий раз. На часах было показано «07.01». Пак тяжело вздохнул, спиной плюхаясь обратно на кровать и закрывая лицо рукой. Сон. Сны о прошлом снились ему не так уж часто, но все-таки, иногда давали о себе знать. Мать он сейчас даже почти не видел. Да и он сам уже давно не был сопляком, боящимся своего отца. Отец был владельцем большой кампании, помешанный на карьере и мнении окружающих. Как-то, именно из-за этого он и женился на матери. Красивой, умной, из хорошей семьи. Навряд-ли он ее когда-то по-настоящему любил, а она его. Чимин думал о том, что мама могла давно уже бросить его и пойти жить своей жизнью, скорее всего, добиваясь даже больше, чем отец. Но она не делала этого. Наверняка, как он понял, из-за самого Чимина. Она не могла его оставить. В раздумья погрузиться ему не дали. Вместо выключенного будильника зазвенел дурацкий рингтон с музыкой из «Angry Birds», которую ему как-то поставил Чонгук, падкий на бесполезные массовые игры. — Алло, — сонно пробубнил в трубку Пак, даже не удосуживаясь посмотреть контакт. — Доброе утро, Чиминни, — бодро поприветствовал его Тэхен. Чимину спросонья даже удивляться было лень. Тэхён обычно, как и сам Чимин, особой бодростью по утрам не отличался и вообще поспать любил ровно так же, как и свои безделушки, которыми у того была наполненна вся комната. Так что, вариант был только один: Тэхен этой ночью не спал, а сейчас наверняка надулся кофе и пытается выбесить Чимина. — Тебя чего, Чонгук укусил, что ты с утра такой бодрый? — недовольно спросил он. Тэхен по другую сторону трубки хихикнул, наверняка показушно зарываясь лицом в ладонь, как шальная девчонка. — Ну, и это тоже, но... — Избавь меня от этих подробностей, — поморщился Чимин. — Как будто я тебе их собирался рассказывать, — надулся Ким. Чимин даже мог поспорить, что в реальности он бы показал ему язык. — Мы с Гукки вчера нашли у него дома старую монополию. Ты знал, насколько этот мелкий засранец удачлив? Мы даже создали общий капитал. Это ведь почти что семья! — восторженно повествовал он, добавляя уже чуть тише: — Правда, потом поругались из-за одной фабрики и, не поделив, уничтожили его. Вообще-то, мы собирались порубиться в приставку, но... — Вы играли в монополию? Всю ночь? Серьезно? — переспросил Чимин, поднимая брови. Правда, Тэхёну это было не видно, но он наверняка понял все по интонации. — Ну... Не всю ночь. Позже мы занялись чем-то поинтересней, — объяснил Ким немного игривым тоном, хихикая. Чимин закатил глаза. — А потом все-таки достали приставку. — То есть, ты сейчас весь такой бодрый, потому что не спал всю ночь, звонишь мне в такую грёбаную рань, чтобы об этом сообщить? — отчеканил Пак. — Нуу... Вообще-то я звонил, чтобы предупредить, что мы сегодня прогуляем, — немного виновато проговорил Тэхен в трубке. Чимин увидел у себя в голове, как он поднимает слегка стыдливые глаза на потолок. — Гукки достал билет в Парк Аттракционов, и поэтому сегодня у нас день отдыха, - он сделал небольшую паузу, будто задумываясь о чем-то. — Ну, а вечером мы все вместе можем сходить посидеть в кафе. Ну как? Чимин прикрыл глаза, держа трубку у уха. — Ага, — немного устало ответил он. Настроение почему-то было паршивое. Хотелось просто валяться на кровати и никуда не ходить. И дело было даже не в том, что Чонгук и Тэхён решили устроить себе очередное свидание. Просто было паршиво... — Эй, — остановил его от отключения связи Тэхен, замечая подозрительно безразличные нотки в его голосе. — У тебя все нормально? Звучишь не очень, — обеспокоенно пробормотал он. — Может быть, мы отменим это все? Билеты еще можно обменять, да и... — Все нормально, — перебил его Чимин. — Повеселитесь там, - отключая трубку. Он потёр глаза, роняя телефон на подушки, думая, что, может, ему тоже прогулять сегодня. Но, кое о чем вспомнив, он вдруг хитро улыбнулся, после садясь на кровати, словно зомби, вылезший из своей могилы, зевая и раскрывая глаза уже только тогда, когда потянулся к краю кровати.

◆◇◆

— Ты мог бы и не ходить со мной, — сказал Юнги, поворачиваясь лицом к Хосоку, вышагивающему по правую сторону тротуара от него. Тот в это время как раз зевал, думая, что он не видит. — Да нет, — он резко встрепенулся. Зевок резко перерос в слова, из-за чего Мин испугался, что у того заклинит челюсть. — Я даже рад, — Чон сделал усилие над собой, возвращая лицо в нормальное состояние. — К тому же, это хорошее упражнение — пробежка с утра, — он сделал вид, что бежит, только все еще с прежней скоростью. Юнги вспомнил, что еще минуту назад тот сонно плелся рядом, словно медведь после спячки. — А ты не думал о том, что я не просто так отказался от того, чтобы Джин меня подвез? — «мягко» намекнул Юнги. — Это меня и насторожило, — вздохнул Чон, заканчивая всю эту показушно херню и выстраиваясь в нормальный шаг. — Ты понимаешь, что когда сам «Мистер-Супер-Ленивая-Жопа-Мин-Юнги» отказывается от того, чтобы его подвезли до школы, до которой топать пол часа, — то случается что-то действительно страшное?! — он широко раскрыл глаза, активно жестикулируя и задумчиво поднимая глаза на небо. - Апокалипсис, там, или осенью цветы вдруг начнут распускаться... — Не преувеличивай, я просто хотел прогуляться, — закатил глаза Юнги. — Так в том то и дело, что я не преувеличиваю! — Чон развел руками, забегая перед ним и шагая спиной вперед. — Ты вчера весь день злой, как собака, был! И сейчас не намного лучше. — Это не правда, с чего ты взял? — недовольно спросил Мин. — Ну, во первых: ты вчера завалился в кафе, повторяюсь: «злой, как черт», потом хотел напиться, а когда тебя отговорили, назвал Джин-хёна «ебанной Барби», съел большой кусок торта, и все это время ты не мог усидеть на месте, а когда я шутливо ударил тебя по заду, ты взбесился и наорал на меня! Юнги слушал весь этот пересказ вчерашних событий с недовольной, но явно пристыженной миной на лице. Серьезно, но он ведь не виноват, что кое-кто — мудак. — Э... У меня просто был плохой день в школе, — неуклюже оправдался он, отводя глаза. — Плохой день? — округлил глаза Хосок. — Плохой день?! Да ты же, блять, психанул из-за чего-то!! - он резко приблизил лицо, что Юнги пришлось слегка отпрянуть от подозрительного взгляда. — Это что-то, о чем я не знаю, Юнги-хен? Почему ты мне не рассказываешь? Мин тяжело вздохнул, закатывая глаза и поднимая взгляд на него. Из-за несоответствия в росте нужно было поднимать голову чуть вверх. Это бесило. И вообще, слишком уж много этих переростков в мире развелось. — Все нормально, — немного раздражённо сказал он, слегка поджимая губы. — Я просто немного повздорил с Чимином. И все. Хосок прищурил глаза, будто пытаясь просверлить его рентгеновским лучом, чтобы выведать все, что тот недоговаривает. И, как бы Юнги не упирался и как бы его это не раздражало, но обычно у него это получалось. Просто, слишком уж много всего они вместе пережили, чтобы не уметь разгадывать настроение друг друга в считанные секунды. — Ладно, — он отстранился, вставая нормально. Мину так и не удалось понять, догадался он или нет. — Только пообещай, что не будешь ссориться с Чимином. Я знаю, что вы оба упертые бараны, но постарайся быть Бараном Разумным. Чиминни может быть действительно страшным в гневе. — Я тоже, — сказал Юнги. — Я знаю, — серьезно ответил Чон. — И именно поэтому это может зайти намного дальше, чем обычная перепалка. Юнги промолчал, отводя взгляд и смотря прямо перед собой. Он, блять, уже испытал это на себе. Просто, какого хера он тогда ничего не мог сделать? Ни врезать, ни вырваться, будто заковали в кандалы. Если это его голос виноват, то Юнги признает, что, может быть и залипал на него иногда. Ладно, часто. Как музыкант, правда. Просто, какой бы удивительный вокал получался. Пробирающий до самой души. — Просто, пожалуйста, не делайте глупостей, — еще раз тяжело вздохнул Хосок. Юнги ничего не ответил.

◆◇◆

Чимин потянулся, разминая затекшие конечности и зевая. Без Тэхёна и Чонгука было не просто скучно. Было Скуучно просто с большой буквы. Конечно, они не так уж и много влияли на его учебу. Но при этом оказывали свое большое влияние, разбавляя школьные будни. Он привык, что они всегда рядом, но, в принципе, и без них мог справиться. В конце концов, этим кроликам тоже нужно свое личное время. Но зато сейчас было кое-что поинтересней. Мин забился в свой угол на последней парте у окна, раздраженно уставившись в учебник и как-то машинально-зло перелистывая страницы. Он вообще сегодня на Чимина внимания не обращал. Ну, или самому Юнги так казалось. На самом деле Пак буквально чувствовал, как ему прожигают спину взглядом. От чего самодовольная ухмылка, которую он, может, и пытался скрыть от преподавателя, своевольно расплывалась на лице в любое другое время. Что вызывало удвоение злости у него за спиной. А у него самого уголки губ все шире. Юнги сжал учебник в своих руках так, что тот грозился разорваться под напором тонких пальцев. Пепельная макушка, сидящая от него через несколько парт, явно так и просила того, чтобы этот самый учебник в неё запульнули. Или чего потяжелее. Портфель там, или стол… Чимин ухмылялся. Юнги не видел, но чувствовал. Всем своим шестым чувством, блять, ощущал, как эти округлые, слегка покусанные без бальзама губы расплываются в гадкой ухмылке. По ней хотелось проехаться кулаком. Чтобы губа лопнула, чтобы у того были окровавленные зубы и привкус железа во рту. Чтобы было больно. Очень. Потому что, блять, никто не смеет командовать Юнги, помимо друзей. А Чимин посмел… Пак откинулся на спинку стула, прикрывая растопыренными пальцами жутковатую улыбку и запуская пятерню в мягкие волосы, стирая её с лица, чтобы учитель не косился. Стул чуть качнулся, когда он уперся ботинком о ножку парты. Юнги захотелось треснуть его головой об эту же парту. Довольный он, блять. Мысли читает, что ли. Юнги не был настолько вспыльчивым. Он мог вытерпеть и просто злобно подышать, когда, например, проходил Намджун со своей разрушительной аурой и ломал какую-то хрень, вроде дверных ручек или самих дверей, когда Сокджин сказал, что в его квартире слишком мрачно и не хватает цвета, и принес отвратительную розовую лампу с диснеевскими принцессами (которая до сих пор пылится где-то в шкафу), или когда Хосок случайно порвал его Кумамона, а потом заявил, что его плюшевая лягушка все равно лучше. Юнги, блять, серьёзно не был настолько вспыльчивым и мстительным, но Чимин медленно подводит его к этой грани на протяжении всех уроков. И все это охуеть как мешало сконцентрироваться на учебе. Даже если Чимин ничего в общем, не делал, то все равно заставлял отвлекаться от ссохшейся руки, выводящей мелом на доске очередную формулу. Отвлекал и притягивал взгляд просто одним своим существом. И все это при том, что сам Пак спокойно записывал лекцию, вслушиваясь в слова преподавателя. Что-то было в нем такое, что пиздецки раздражало. И нет, это не желание отомстить, такое раздражение было и раньше. А сейчас — просто удвоилось, учетвертилось, десятикратно. Эти чертовы глаза, всегда со всезнающим прищуром, что выглядит осточертеть как загадочно и заставляют легкомысленных девушек влюбляться с первого же взгляда. Но Юнги, блять, не девушка. От этих раздумий он пропустил звонок с последнего урока. Из-за этого мудака даже здесь проблемы. Мин встал, складывая учебники в портфель и не замечая, что в классе уже почти никого не осталось. Чимин встал со стула, и, с играющей на губах улыбкой, насмешливо произнёс: — Я думал, что ты мне на затылке дыру просверлишь. Юнги не дернулся, предвидя что-то подобное. Но его плечи почти незаметно напряглись. — О чем это ты? — делая вид, что не понимает, повернулся он, одаряя его безразличным взглядом и прижимая к себе учебник. — Ты знаешь о чем, — улыбнулся Чимин, слегка отталкиваясь от парты, к которой до этого прислонялся задом и шагнув вперед. — Не имею малейшего понятия. Если уж он и собирается играть в эту игру, то только по своим правилам. Чимин сделал шаг к нему. Ладонь плавно соскользнула с парты, а взгляд изменился. Из игриво-нахального стал острым и пронзительным. Юнги под ним чувствовал себя будто под прицелом. Однако, улыбка осталась, позволяя беситься от одного только ее вида, не взирая на остальное пугающее выражение лица. — Ты злишься, — прозвучал вкрадчивый голос в почти пустой аудитории. Но в его интонации не было слышно и капли сожаления. Юнги готов был пожать ему руку за такую догадливость. Конечно, он, блять, злится. Кто вообще делает что-то подобное? — На что? — безразлично спросил Мин. Уголки его губ почти незаметно дрогнули. Пак посмотрел на расстояние между ними: чтобы добраться до Юнги, нужно было сделать всего два шага. — Я не думал, что ты такой, Юнги-хен, — улыбка шире, голос пронизывает своей прямотой и природной звонкостью и мягкостью, что странно-завораживающе действует на слух своей неожиданной совместимостью с этим холодным тоном. Шаг вперед. Юнги сжал одной рукой учебник крепче, сжимая кулак в свободной руке и вскидывая вверх. Чимин перехватил его руку, занесенную в ударе. Цепочки с браслетами на худом запястье звонко звякнули, но, из-за своего количества и длинных рукавов, не намного сместились. Мин на секунду обеспокоенно на них посмотрел, будто боясь, что они вдруг отвалятся. — Я все еще не понимаю, что за бред ты несёшь, — по-змеиному прошипел он, чуть наклоняясь к нему. — Все ты понимаешь, — прошептал Пак в ответ. Юнги выглядел, будто загнанный в клетку зверек, не смерившийся со своей участью. Учебник полетел на пол, раскрываясь на полпути и падая страницами вниз. Чимин перехватил вторую руку, сжимая ее и напирая еще ближе. Юнги пришлось облокотиться задом о парту. Взглянув на Чимина, на первый взгляд, в школьной форме парень казался довольно худощавым, но сейчас, да и тогда, можно было прочувствовать подтянутый торс с четкими кубиками пресса под белой тонкой рубашкой, и силу, которая от сидения на диване не появляется. Пак приблизился к его лицу, отвечая ухмылкой на оскал. — Тебе так сильно нравится боль, Юнги? — прошептал он почти что в самые губы, глядя своим острым, с пляшущим огоньком насмешки, взглядом прямо в глаза. — Кончил только лишь от того, что я тебя отшлепал, — Юнги сжал кулаки, но Пак накрыл его ладони своими, сжимая сверху и прижимая их к столу. — Мне даже не пришлось к тебе прикасаться. Чимин улыбался, щуря глаза, в глубине которых сияли искры, детский интерес и восторг, будто он был маленьким мальчиком, увидевшим так обожаемые им фейерверки. Но почему-то взгляд этот показался жутким и дьявольским. Юнги расширил глаза, тут же прищуривая их и заламывая брови. Он вдруг почувствовал себя ребенком, увидевшим свой детский, нелепый для взрослого, кошмар. Слёзы почему-то подступили, так и застывая в уголках глаз немой обидой и злобой. Ладони Чимина соскользнули с уже не так сильно сопротивляющихся рук, и те, звякнув браслетами, упёрлись назад, чтобы удерживать равновесие, сидя на парте. Пак уперся ладонями рядом, размещая их по обе стороны от его бедер и не разрывая зрительный контакт. — Иди к черту, — дрогнувшим голосом. Пак заметил. Если нужно, то он может хорошо чувствовать такие тонкие вещи. Однако, вместо печали в голове возник только Юнги. То, как красиво старший может выгибаться, как сильно на худой спине в этот помент видно позвонки и грудь вздымается под рваными, дрожащими стонами, а на лбу под тёмной растрепанной чёлкой появляется испарина. Как открывается в немом крике рот, если сжать слишком сильно и как беспомощно он смотрится с запрокинутой головой и прижатым к дивану запястьем. — Я приятно удивлен, — Чимин усмехнулся, и его тёплое дыхание опалило Юнги губы, будто забираясь под кожу и превращая его в жженый пепел. — А в особенности, меня удивили твои слёзы, — соскальзывая рукой с парты на худую поясницу, что уже мелко дрожала, и задирая школьный пиджак, он коснулся прохладными пальцами голой кожи под незаправленной рубашкой над ремнем, и спустился вниз, сжимая еще больную ягодицу, заставляя Юнги дёрнуться и зашипеть от боли. — Ты красивый, когда плачешь от того, что тебе так хорошо, — шепча в чужие мягкие губы. И его шепот был словно шепот самого дьявола. Искушающий, заставляющий горько-сладкий яд проникнуть внутрь и подчиниться своим или его желаниям. Мягко. Сладко. — В следующий раз я сделаю ещё лучше. — Завались, — еле слышно. Чимин касается его губ своими, сминая и проводя по ним языком. Юнги смотрит блестящими от подкативших слёз глазами на него ещё раз, не думая, прежде чем прикрыть тяжёлые от чуть слипшихся ресниц веки и ответить, впуская чужой язык и цепляясь пальцами за полы чужого пиджака. Слёзы так и остались в уголках глаз, не превращаясь в полноценные полупрозрачные дорожки.

◆◇◆

— Ты думаешь, что нужно было остаться с Чимином? — спросил Чонгук, изучающе трогая одно из больших торчащих кроличьих ушей розового цвета на ободке, который нацепил на него Тэхён. Сам он купил себе ободок с аккуратными ушками тигриного окраса. Здесь пахло попкорном и кое-где — выпечкой. Вокруг ходили смеющиеся люди, в основном — семьи. — Я ничего не думаю. Я надеюсь на совесть и благоразумность Чимина, — ответил Ким, вышагивая рядом и задумчиво-недовольно кривя тонкие губы. — Но надеяться не на что, потому что ничего из этого у него никогда и не было, — он театрально развёл руками, размахивая при этом своей огромной розовой сахарной ватой на палочке и чуть не заезжая ей Чонгуку по лицу. — Ну да, ты прав, — уворачиваясь от сладости, которая в руках Кима превращалась в опасное оружие, Чон задумчиво дотронулся до подбородка. — Ты думаешь, что-то могло произойти, когда Юнги приходил к нему домой? — Возможно... Нет, скорее всего. Тэхен прикусил ноготь большого пальца, сосредоточенно смотря в пустоту. Он всегда так делал, когда задумывался или нервничал. Чонгук поджал губы, оглядывая его лицо. Красивая смуглая кожа, слегка подведенные глаза и алый тинт на губах. Большая футболка с Минни Маус, которую тот купил прямо тут, вместе с тигриными ушами смотрелась немного странно, но зато гармонично вписывалось в виды Парка Развлечений. Но его взгляд выглядел слишком задумчивым и серьёзным для этого места. — Мы же еще не ходили на вон тот аттракцион! — широко улыбнулся Чон, указывая пальцем на машину, поднимающую наверх на много метров и резко опускающая громко кричащих людей вниз. — Давай, доедай свою вату и пойдём покатаемся. — Ты уверен, что хочешь туда? — поежился Тэхен, мигом забывая, о чем думал. — Мне он не внушает доверия. — Тогда ты всегда можешь схватиться за меня, если тебе страшно, хен, — счастливо заявил Чонгук. Он выигрывал в любом случае. — Обойдусь, — недовольно поморщился Ким, пихая кулаком счастливо смеющегося мелкого и откусывая большой кусок сладкой ваты, которая частично осталась и на щеках. — Да я даже не закричу, — уверенно сказал он, гордо поднимая подбородок. Это, конечно же, неправда. Потому что Тэхён боится высоты.