— Мой сын угрожает мне. Неужели я дождался момента, когда родной человек готов вставить мне нож в спину? Не ожидал, не ожидал. И что же за доказательства, которые позволят тебе взять верх над волей самого императора и отобрать у него жену?
— Практически жену, она даже не невеста. Свадьба была сорвана, насколько помнишь.
— Это сути не меняет, — шипит мужчина, заставляя Пита внезапно улыбнуться. Этим он злит отца ещё больше и храбро поднимает глаза, подходя всё ближе и ближе к трону. Пит обязательно получает то, что хочет, и это даже не воля мальчишки, который не знает слова «нет», абсолютно не так. Просто в нём есть стержень правителя, он добьётся того, что люди сделают как ему нужно, он настойчив и хитёр внутри, это как его собственный козырь в рукаве ханбока. — Не смей приближаться. Тебе не позволено. Особенно в такой момент, когда ты мне угрожаешь.
— Отец, я не угрожаю, а просто предупреждаю и говорю не расслабляться,
я многие твои секреты знаю, очень многие, — тихо-тихо произносит принц, наблюдая за растерянным выражением лица императора. — Ты не думаешь, что это слишком? Ёнэ — юная девушка, которая вдвое младше твоих жён и наложниц. А тебя их втрое или вчетверо. Отдай мне её в жены. Я прошу по-хорошему, тогда дворец не узнает о прошедшей ночи.
— Что ты несёшь, щенок?
— Не ты ли напился вчера до беспамятства и залез в кровать к моей невесте?
В зале для аудиенций наступает тишина: Пит позволяет ей на время овладеть пространством между ним и императором. Тот шокировано раскрывает глаза, и внезапно начиная хохотать на истерический манер. Он и не знал, что у Пита так много глаз и ушей во дворе, только за это уже стоит его уважать — так пробираться в доверие простого люда… Потрясающе.
— Да как ты это можешь доказать? Я вчера ночевал у наложницы, и она может это доказать. Я чист, я не трогаю женщин без их же согласия.
— А как же Ёнэ? Ты, насколько я помню, даже не спросил её согласия.
— Она — дар за закрытые глаза! Даже не смей ставить её и близко с моими остальными жёнами и наложницами! Ты и так слишком многое себе позволил сегодня! — кричит правитель, вскакивая со своего места. — Даю тебе минуту, чтобы ты убрался с глаз долой. Живо!
— Думаю, если скажу тебе это, то напомню кое о чем, поэтому… — принц хмыкает. — Отец. Третьи гостевые покои слева от главных. От твоих. Покои наложниц находятся справа, но вчера ты был в настолько невменяемом состоянии, что перепутал и пошёл не в том направлении. Вот мой тебе вопрос: как ты мог довести до сильнейшего испуга Чхве Согён, мою невесту?
— Ты лжешь! — император всё по-прежнему пытается уйти от ответственности и доказать, что сын нагло лжет, но внезапно двери распахиваются и в проёме появляется Канталуп, следом за которым следует Согён и ее отец, премьер-министр Чхве Лиён. Правитель лихорадочно переводит взгляд с сына на своё доверенное лицо и лучшего друга, пока с ним здоровается Пит и хитро посматривает за реакцией отца. Он выиграл этот бой — вот что виднеется в испуганных глазах напротив. — Не делай этого, Пит.
— Выполни мою просьбу.
У мужчины дрожат руки, пока он стоит и просто смотрит на картину, развернувшуюся перед ним. Лиён с дочкой просто заинтересованно переглядываются и пытаются разобраться, что здесь вообще происходит и почему их так внезапно вызвали. Особенно Согён, которая до сих пор не может прийти в себя после вчерашнего: она взволнованно одергивает подол одежд и вся внутренне сжимается.
— Дочка? С тобой всё в порядке? Ты выглядишь не очень, может, я отпрошу тебя у императора и отправишься в свои покои, отдыхать? — премьер-министр трогает лоб побелевшей от нервов Согён, пока та несколько раз отрицательно мотает головой. Может, это было бы лучшим решением — уйти подальше от этого зала, императора и принца, перед которым Чхве ужасно стыдно, хоть она и смогла выдержать ситуацию под контролем и оттолкнуть в нужный момент — но её слишком сильно заинтриговал тот азарт в глазах Пита, поэтому Согён и полюбила его.
— Думаю, премьер-министру Чхве стоит знать о том, кому он подчиняется. Что за человек кроется под маской правителя, — ровным тоном произносит Пит, на лице читается безразличие, но в глазах — вместо того азарта — плещется ярость и злоба, пока принц поднимается всё выше по ступенькам к трону. — Ты и так слишком задержался на троне, па-поч-ка.
— Хочешь меня убрать с трона? — хихикает глупо тот.
— Никак нет, — тут же отзывается парень, — я просто хочу избавить нашу империю от такого правителя. Я на многое закрыл глаза, премьер-министр Чхве, — он обращается уже к мужчине, всё ещё стоящему около главных дверей и сжимающему руку дочери всё сильнее с каждой секундой, — и, уверен, вы также о многом знаете, но вот не задача. — он ловит всё ещё испуганный взгляд императора
(пока ещё императора) и хитро усмехается, что было не в его стиле немного, но как-то всё равно, если на кону стоит честь его друга, его подруги. Чхве Согён — человек, с которым он мог общаться без всяких границ, мог услышать и похвалу, и укор; такие люди, как она, всегда бесценны в окружении принца, потому что надоедает постоянная лесть со стороны окружающих. Пит знал, что нравится Чхве, конечно, знал. Как тут не заметить? И вот ради их дружбы и ее чувств, он должен так поступить прямо сейчас. — Вчера поздно вечером я проходил мимо покоев госпожи Согён. И что вы думаете я увидел, премьер-министр Чхве? Как наш многоуважаемый император угрожает расправой юной девушке, если прямо сейчас ему не отдастся, не так ли, отец? Он чуть было не изнасиловал мою невесту. И я не могу это так оставить.
— Я этого не делал! — взрывается мужчина, практически хватая Пита за ворот одежд, но тот проворно уворачивается из захвата и быстрыми шагами сходит с лестницы, преодолевая в пару секунд расстояние между ним и Согён с отцом. Он аккуратно берет ее за руку, как раз ту, что она всеми силами пыталась сегодня скрыть под длинными рукавами цветных одежд, и поднимает руку, одергивая ткань. Император и премьер-министр в очередной раз шокировано застывают: на руке девушки виднеются следы вчерашнего рукоприкладства со стороны правителя.
— Думаю, этого достаточно, чтобы я пустил слух. Любая придворная дама и служанки, которые будут помогать госпоже принимать ванну, увидят эти следы, и тогда мне даже не стоит прилагать усилий. Трон больше тебе не принадлежит. Император не смеет так себя вести.
***
—
Я ухожу.
Это заявление заставляет всех собравшихся министров резко опуститься на колени, прося его величество передумать. Все понимают, что именно имеет в виду император, и всем страшно за себя, за свои жизни. Жизнь во дворце — и дар, и проклятие, на которое должностные лица себя сами подписывают: нет никаких гарантий, что их головы останутся на месте, когда нынешний император покинет трон и придёт новый правитель. Возможно, более суровый, более честный, более человечный. Текно подходит на эту роль. Пит даже не пытается скрыть презрение ко всем, кто сейчас на коленях, он приравнивает их к грязи на ботинках, что мешает двигаться, заставляет поскальзываться, что оскверняет такую важную должность. Он бы их всех казнил, зная, что успели наворотить эти люди.
— Ваше величество! Как же так! Кронпринц ещё так молод!
— Это уже решено, и оспариванию не подлежит, — грубо отзывается мужчина в ответ. И Пит удивляется, хоть и старается этого не показать: это первый раз, когда император пошел против воли своего совета.
«Интересно. Отец, вы так храбы стали перед своим уходом», — это была фраза, что крутилась на языке, ему ещё представится возможность её высказать, сейчас не время, поэтому Пит прикусывает ощутимо язык, и кривится. Не получается скрыть победную ухмылку, когда правитель сходит по ступенькам, опускается до уровня простого люда.
У Пита получилось. Получилось.
Эта эйфория победы настолько прекрасна, что принц скашивает взгляд на проходящего отца и уже во все тридцать два улыбается. Лучший момент за все двадцать лет, не считая его встречи с Э, которого он спас.
«Э, Господи, у меня получилось. Ты в безопасности. Я так рад.» Текно весь сжимается рядом, и это не укрывается от глаз второго принца.
— Брат? — окликает его, немного потеребив за рукав одежд. — Ты как? Всё нормально?
— Да, Пит, всё хорошо, — Но натягивает улыбку; рука Пита рефлекторно сжимает крепко пальцы наследника, так, что тот даже неслышно вскрикивает, но он всё равно благодарен. Не смотря на мужчину, что вынужден называться отцом, с детства у мальчишек были они сами, их братские отношения были показательные, хоть и удавалось им встречаться не так часто с возрастом. Текно любил Пита, а Пит видел в старшем наставника и уважал его по-своему. — Спасибо тебе.
— За что? — не понимает тот.
— За всё, — загадочно улыбается в ответ Но.
— Ох, и не люблю же я, когда ты вот так вот темнишь.
— Но что поделать? — он пожимает плечами. — Я таким родился.
— То есть мне обвинять твою матушку в том, что ты такой?
— Пит! — страдальчески тянет старший, но всё равно улыбается. Теперь уже искренне.
***
В это же время Э бегал в своих покоях, не находя себе места и расхаживая туда-сюда под угрюмым взглядом Канталупа. Тот так же был на иголках, но понял, что не стоит подавать виду. Это заявление его величества повергло всех в шок, страх перед неизвестностью. Редко, когда правители сами уходят с трона, в основном — их убивают те, кто хочет взайти на их место. Но эти глупцы не понимают на что подписываются. Они видят только власть. А на желании быть выше всех из корыстных целей далеко не пройдешь. Они либо приводят к убытку и распаду государства, либо…
— Кан, Господи, я не могу так. Мне нужно знать, что происходит!
— Наверное, и хорошо, что Ёнэ не жена императора, — бурчит Кан беззлобно, а потом обращается громче: — Госпожа, вам нельзя появляться на подобных собраниях.
— Это женщинам нельзя! — гаркнул Э прежде, чем подумал. Он чертыхается. — То есть. Я… Ну… Я, конечно же, женщ…
— Вы — мужчина, — утверждение. — Поверьте. Было бы странно не заметить этого.
Э застывает на месте, чем выдает себя полностью без возможности начать оправдываться. Глаза слуги словно смотрят насквозь, хоть Кан и улыбается, подходя ближе, и сжимает плечи парня напротив. Как же он понимает его: быть не тем, кем хочешь… Так… Унизительно.
***
Все усложняется в сотню раз, когда ты любишь не противоположный пол. Но даже не это страшно, а осознание, что любишь человека не по статусу. Сложно отдаваться с головой и открыто признаваться в том, что любишь парня, который занимает высокое место при императоре.
— Тин, ты уверен? Может не стоит? Твой отец… Слуги и вообще… — Кан уже битый час пытался остановить человека, с которым был готов совершить любое нарушение (почти).
— Кан, хватит! Ты помогаешь всем, но только не себе. Не надоело? — губы Тина настойчиво пытались убедить, что именно сейчас и никак иначе. — Ты свёл Текно и Кенгла и ещё несколько придворных парочек. Пора бы о себе подумать или хотя бы обо мне.
— Но, Тин, тебе нельзя быть со мной. Даже законы против, — Кан честно старался отталкивать, но, как только зубы Тина сомкнулись в лёгком укусе на мочке уха Кана, тот перестал сопротивляться.
— Ты — мой, а значит, я сделаю то, что так хочу! — это последнее, что было слышно в покоях из разборчивых слов.
Последующий час можно было слышать лишь брань Кана, рычание Тина в перемешку с нарастающими стонами, вскриками и шумным дыханием. После этого пунктик «почти» отпадает, а значит, Кан готов абсолютно на все ради этого невозможно красивого и умного юноши, который так прочно живёт в сердце юного слуги.
***
— Ну что, не жалеешь о содеяном? — спросил Тин, когда процесс был завершён, пытаясь попутно восстановить дыхание.
— А какая теперь разница? — Кан кинул на Тина злобный взгляд и ущипнул за бок. — Почувствуй хотя бы толику той боли, которую ты доставил мне вначале! — следом за тирадой последовал поцелуй в ту точку, которую укусил минутой ранее. — А это спасибо, за твои чувства и то, что я испытал после боли.
Еще какое-то время парни ворковали о себе, о своих отношениях и вскоре уснули, крепко друг друга обнимая.
***
— Я хочу сбежать. Ты ведь мне поможешь?
