Не всё, с чем ты сталкиваешься, можно изменить. Но ничего нельзя изменить, пока ты с этим не столкнёшься. Болдуин Дж.
Алексей Каренин заперся в своём кабинете и невидящим взглядом сверлил дверь, через которую несколькими минутами ранее спешно выпроводил сына. У него создавалось странное ощущение, будто внутри что-то надломилось и грозило вот-вот разбить вдребезги его такую привычную и устоявшуюся жизнь. Обрывки общей картины витали вокруг, и он понимал, что надо бы их собрать воедино - но отчего-то боялся этого. Боялся, что если он сам для себя разрешит эти вопросы, то уже не сумеет повернуть назад, изменит этим не только свою жизнь - но и самого себя. И он страшился того, каким мог бы стать. Алексей Александрович не отдавал себе отчёта в том, что боится, но это вовсе не мешало ему испытывать всю соответствующую гамму эмоций. Накладывал отпечаток и хронический недосып, теперь ставший для него обыденностью. К тому же, по зиме Каренин всякий год серьёзно подрывал здоровье, чрезмерно увлекаясь работой, а в совокупности данные факторы оказывали и вовсе удручающий эффект. Картинка перед глазами у него временами то плыла, то двоилась. Иногда накатывало и вовсе странное ощущение, словно он глядит на себя со стороны сквозь плотную ширму и видит одинокую сгорбленную фигуру. Алексей старался глубоко дышать и механически потирал пальцами лоб, словно пытаясь то ли унять головную боль, то ли стереть свалившуюся на него чертовщину. Каренин не мог знать, сколько времени уже так сидит. Он чувствовал усталость, но вместе с тем понимал, что уснуть не сможет даже при всём желании. За окном было непривычно тихо, и мысли в его голове сами собою начали собираться в какую-то вязь - подсознание, привыкшее к систематическому складу ума своего владельца, видно, включилось в работу. Перед внутренним взором мелькали частички прошлого, будто страницы в книге: сны, отражения в зеркалах, встреча на перроне, шахматы, разговор с Анной... Мужчина хотел спросить у Серёжи, каким образом сдвинулась фигура на доске - но иррационально опасался того, что может услышать в ответ. Хотя сейчас, казалось, он и сам уже мог это объяснить себе. Алексей Каренин медленно приблизил руки к своему лицу, вглядываясь мутным от усталости взором в переплетение линий на бледных обтянутых тонкой кожей ладонях. Словно вспышкой зажглись в сознании встревоженное лицо Серёжи и умиротворённое - Анны. Встревоженное и умиротворённое. Не испуганное. Для его близких не происходило ровным счётом ничего необычного. - Неужели... - голос Каренина звучал сипло, горло его пересохло, но про существование графина с водой он сейчас даже не вспоминал. - Неужели это всё... был я? Мужчине показалось, что в этот момент он услышал звон - но в кабинете стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени. Гудение ещё некоторое время слабо отдавалось в ушах. Он бессильно закрыл глаза, понимая, что отныне пути назад нет. А только в неизвестность. Туда, туда... Алексей Александрович встряхнулся и резко распахнул веки. Теперь, когда общая картина происходящего наконец-то открылась ему, у него было два выхода: постараться забыть обо всём либо принять это и действовать соответственно. Первое уже было ему недоступно, да и настроение как-то незаметно переменилось. Алексей Каренин более не чувствовал страха, им овладевали какие-то будто бы незнакомые прежде чувства, казавшиеся теперь столь естественными и правильными, единственно уместными в сложившихся обстоятельствах. Первым делом Каренин поднялся с кресла и привёл себя в более-менее пристойный вид. Всё это время он старательно ни о чём не думал, но глаза его полыхали какой-то затаённой и тщательно сдерживаемой решимостью. Затем мужчина, едва удерживаясь от чеканки шага, прошёл к окну и последовательно распахнул шторы и ставни, впуская в кабинет морозную свежесть и несколько снежинок, плавно опустившихся на ковёр. Стояла глубокая ночь, но из-за покрывавшего землю ровным слоем снега казалось, будто мир вокруг освещён неестественным болезненным светом. Некоторое время стоя у окна и наблюдая падения редких снежинок, Алексей Александрович пришёл в состояние абсолютного спокойствия. "Пора", - кивнул он сам себе и, прикрыв окно, дабы не простудиться, двинулся обратно вглубь комнаты. Переставил кресло, установив его ровно напротив зеркала, и уверенным мощным движением сорвал покрывало, усаживаясь. Напротив сидел гость его сновидений и с плохо скрываемым интересом наблюдал за Алексеем Александровичем. Каренин потянулся за стаканом и сделал несколько глотков воды - отражение не шевельнулось. И тогда мужчина, глядя прямо в глаза напротив и стараясь не задумываться об адекватности того, что делает, как можно спокойнее произнёс: - Что происходит?* * *
"Что происходит". Какие простые слова, но как сложно дать на них ответ, когда ты и сам того не знаешь. Как сложно рассуждать и делать выводы, когда ты не понимаешь даже собственной природы. Как сложно оставаться собой, когда ты не ведаешь, кто ты. Взгляд. Внимательный, отчасти требовательный, наконец-то спокойный, а не удивлённый или испуганный. Уверенные жесты, подчёркнуто прямая осанка. Казалось, во всём облике визави сосредоточилась некая неизъяснимая строгость. Он смотрел и был готов слушать, был готов услышать и понять. Хотя бы попытаться понять. От этого осознания на губах сама собою мелькнула слабая улыбка. Улыбка благодарности.* * *
- Что происходит? Оппонент из зазеркалья молчал, будто бы изучая произошедшие в Алексее Александровиче перемены, и лишь едва заметно улыбался. Этот странный и неясно зачем вообще только использованный жест чем-то необъяснимо поразил Каренина, вызвав в нём смутные отголоски из глубин души. Понять сейчас свои эмоции мужчина и не пытался, но взгляд его невольно смягчился, а пальцы, до того опасно крепко сжимавшие стакан, наконец-то расслабились. И он услышал голос, прежде звучавший в основном только во снах, но хранившийся в памяти ещё с момента первой встречи: - Мне жаль, но я буду вынужден Вас разочаровать - ответ на этот вопрос мне неизвестен. И, я полагаю, вряд ли существует, - человек в отражении, казалось, тоже немного расслабился и теперь смотрел на Алексея Александровича спокойно и немного задумчиво, с почти исследовательским интересом. Каренин нахмурился, осмысливая ответ. Впрочем, наивно было полагать, что всей этой мистике возможно дать простое рациональное объяснение. Но если нет ответа на один вопрос - следует задавать другие. Следует собирать каждый факт, каждую крупицу информации. Только тогда можно делать выводы и расчёты, а иначе риск оказаться в проигрыше слишком велик. Эта простая истина не раз подтверждалась, когда Каренин делал ставки в скачках, но ведь жизнь в этом плане куда как важнее. И тут любая осечка приводит к полному краху. - Тогда кто Вы? - наконец заговорил Алексей Александрович вновь, остановив выбор на наиболее кратком из сформулированных вопросов. Попутно он неосознанно подлил в стакан воды: пересохшее горло так и не желало проходить, но сам Каренин, сосредоточившись на складывавшейся беседе, не замечал этого. - Я - это Вы, - пожал плечами собеседник. - Я Алексей Каренин, видный работник министерства, верный супруг и гордый отец. - Но разве такое возможно? Разве можете Вы быть мною, если... - мужчина немного замялся, подбирая слова и едва не начиная невольно путать слоги, что случалось с ним иногда при сильном волнении. - Если Вы существуете отдельно от меня? И если Вы вовсе существуете, конечно. Гость в зеркале долго молчал, размышляя. Ответ его был кратким и тихим, и прозвучал в тот момент, когда Алексей Александрович уже почти перестал рассчитывать на него: - У меня есть прошлое. Я помню свою жизнь. - Свою? - Вашу? Нашу?.. - мужчина вздохнул и слегка покачал головой, окидывая беглым взглядом комнату. - Я помню, как рос, учился, работал. Помню брата, земля ему пухом. Помню свою женитьбу и рождение сына. Это всё у меня есть, всё хранится, всё это когда-то происходило - и происходило со мной. Но сейчас... сейчас всё переменилось. И я сам не могу понять, что происходит. Мне кажется, что временами я вижу больше, чем другие, а иногда напротив - не вижу ничего. Меня не замечают, но в то же время меня слышат и видят последствия моих действий. Я будто бы стал призраком или попал на спектакль, даже не покупая билета. Но при этом я вижу Вас - того, кто живёт той жизнью и теми правилами, что существуют в моей собственной голове. Того, кто отзывается на то же имя. Я вижу в Вас меня. Алексей Каренин молчал, не зная, что можно сказать в ответ на подобное признание. Слова оппонента с трудом укладывались в голове, но он дал себе зарок, что попытается разобраться во всём и хотя бы попробует поверить. Кабинет погрузился в тишину, но это совершенно не угнетало собеседников. Наконец, мужчина в зеркале устало махнул рукой, указывая на свечу, прогоревшую за прошедшее время почти до основания: - Отправляйтесь спать. Анна будет волноваться, если не обнаружит по утру Вас, - последнее слово было произнесено с какой-то затаённой горечью, но Алексей Александрович не был уверен, что ему не показалось. - Но как тогда нам обращаться друг к другу? - чтобы завершить диалог хоть сколько-нибудь пристойно, проговорил Каренин, поднимаясь с кресла и убирая опустевший стакан. Одной только этой фразой он ясно дал понять, что впредь не планирует прятаться и бегать - напротив, собирается повторить опыт взаимодействия. За что и получил очередную искру благодарности, мелькнувшую во взгляде оппонента и отозвавшуюся теплом в сердце. Его собеседник, пока не спешивший покидать насиженного места, равнодушно пожал плечами, выражая тем самым готовность принять любой выбор Алексея Александровича. И тот, скользнув взглядом по полкам с книгами и невольно цепляя имя кого-то из авторов, предложил: - Что насчёт Алексея Игоревича Каренина? Да, мне сложно представить, чтобы Вы были мною, но это не значит, что я стану отнимать Ваши имя и фамилию. Но одному Господу ведомо, кого считать нашими отцами, если сказанное Вами - правда. Мужчина в отражении кивнул, после чего выпрямился и вежливо поклонился, желая покойной ночи. Алексей Александрович повторил его жест и удалился в спальню. Остаток этой ночи он спал крепко и без сновидений.