Мужчины предают из ненависти, женщины - из любви. Сафир М.
О готовящихся скачках Алексей Каренин был наслышан по своему возвращению из заграницы. Он не слишком вникал в списки участников и потенциальных гостей, но волей-неволей узнал и о заявке Вронского, существование которого обычно старался даже не держать в уме во имя душевного спокойствия. Анна очевидно собиралась посетить данное мероприятие, и Алексей Александрович, хоть и был далёк от спорта лично, понимал необходимость быть там в заветный день. Но, в общем и целом, Каренин ценил скачки как способ проверить не столько свою удачу, сколько аналитические умения и наблюдательность. Физическая форма никогда не позволила бы мужчине участвовать в подобных мероприятиях, поэтому он с радостью и интересом тренировал на них ум. Однако сейчас голова Алексея Каренина была занята не только предстоящими скачками: всё не давали покоя строчки письма, адресованные ему Серёжей. И в конце концов глава всё ещё существующей семьи решил в день события разобраться с делами пораньше и навестить ребёнка. При этом он отдавал себе отчёт, что не хотел бы видеть Анну - однако избегать далее общества жены становилось попросту неприлично. Присутствие же сына вполне могло сгладить некоторую натянутость и неловкость, сквозящую в отношениях супругов, что было весьма кстати. Определившись с этим, Каренин отдал несколько распоряжений на завтра и отправил Анне предупредительную записку о своём визите. Только после этого он позволил себе отдохнуть. На следующий день Алексей Александрович испытывал странное чувство лёгкого беспокойства. Он ехал в карете, задумчиво наблюдая окружающий пейзаж, а в руках сжимал небольшую коробочку - подарок сыну, приобретенный по настоянию и совету Алексея Игоревича. Там, за красивой ленточкой и хитроумным замочком, прятался небольшой, но изящно выполненный кораблик. Погода как раз позволяла устраивать заплывы, и Каренин надеялся, что подобный европейский сувенир придётся по вкусу сыну. На самом деле, странное волнение накануне встречи казалось непривычным, пока Алексей Александрович не осознал простейшую истину: волнуется сейчас вовсе не он. Пусть с двойником они и воспринимали друг друга самостоятельными личностями, но всё же часто сильные переживания ощущались оппонентами почти как собственные. Мужчина чуть повернул голову: Алексей Игоревич с подчёркнуто равнодушным видом сидел напротив и сосредоточено глядел в окно, бросая иногда быстрые взгляды на подарочную коробочку. Каренин улыбнулся такой очевидной заботе. Да, он любил сына, насколько вообще способен был испытывать привязанности - но и его отражение явно ощущало к ребёнку не меньшее чувство, при этом не стесняясь и не боясь его показывать. Это отчасти восхищало Алексея Александровича, а отчасти вызывало необъяснимую признательность и благодарность: ведь с такой же заботой Алексей Игоревич относился и к нему самому. Двойник поднял глаза и встретился взглядом с оппонентом. Каренин молча кивнул ему в ответ, успокаивая и поддерживая. Тот небрежно пожал плечами - мол, не стоит беспокойства - но в глубине глаз его загорелась знакомая искра. Так они и доехали до дома, бывшего дачей семейства Карениных. Встречать вышел слуга, поклоном приветствуя барина и провожая его в сад: именно там сейчас, по его словам, гуляли Анна с Серёжей. Ребёнок первый заприметил появление отца и с несвойственной ему обычно в таких ситуациях радостью помчался встречать. Каренина, бывшая свидетелем данной сцены, вновь испытала смешанное чувство: с одной стороны, она была рада счастью сына, но с другой лёгкий укол ревности и стыда перед мужем отравлял этот светлый порыв. Но в следующее мгновение, видя горящие глаза Серёжи и слыша его восторги от полученного подарка, женщина забыла обо всех своих тяжестях, отдаваясь взаимному с мальчишкой веселью и перенимая его лёгкость. И даже муж сейчас не казался ей суровым и отстранённым: в глазах его плескалась улыбка, хотя он продолжал, соблюдая строгий этикет, спокойно стоять чуть поодаль, наблюдая. Такое поведение Анны было очевидно приятным для Алексея Александровича, который ещё со времён памятного разговора испытывал особого рода беспокойство по поводу верности супруги. Алексей Игоревич тоже глядел на Каренину словно бы иным взглядом, но внутренних подозрений эта сьюминутная радость, к его величайшему сожалению, нисколько не умаляла. Ему было искренне жаль эту падшую женщину, но воспоминания о давешней лживости и пренебрежении светскими приличиями мешали полностью её простить. Поэтому двойник старался лишь скрыть свои беспокойства от Алексея Александровича, чтобы не портить ему наслаждение моментом. Семья вместе пообедала, обсуждая сперва ничего не значащие светские темы, а затем - успехи ребёнка в учёбе. Серёжа за столом молчал, но глядел на отца внимательно, точно пытаясь проникнуть сквозь внешнюю маску и увидеть двух разных людей (иногда он бросал незаметные взгляды на зеркало, висящее тут же, и улыбался, фантазируя, как отражение подмигивает ему). Наедине им побеседовать так и не довелось, но Каренин-старший обещал, что обязательно переговорит с ним вечером, после скачек. Анна не возражала, и на мероприятие они отправились вместе.* * *
Каренины прибыли, как и подобает супружеской чете, под руку и расположились среди знакомых лиц. Анна принялась с плохо скрываемым волнением всматриваться в едва видных отсюда участников забега, а Алексей Александрович здоровался со знакомыми, перебрасываясь случайными фразами, и наблюдал за Алексеем Игоревичем, который, ловко маневрируя между зрителями, обходил их кругом и молча выражал лицом свои впечатления. Это было познавательно и отчасти забавно, что вызывало едва заметные искренние улыбки на губах обоих неизъяснимо сходных мужчин. Начало гонки отвлекло их от данного нехитрого занятия, и Алексей Игоревич застыл возле того единственного, кто мог сейчас его видеть, устремляя внимание на гонку. Предчувствие чего-то то ли нехорошего, то ли просто очень серьёзного кольнуло сердце, но на лице нисколько не отразилось. "Сегодня будет важный день", - подумал он невольно, но чем именно важный, знать не мог. Алексей Александрович же молча следил за отдаленными скачущими фигурами и краем глаза - за Анной. Сперва всё происходило в рамках приличий, но затем поведение жены стало излишне вызывающим. Она проявляла гораздо больше волнения по отношению к "постороннему" человеку, нежели подобает выказывать в обществе. Сама Каренина просто не в силах была удержать лицо: страх за любимого затопил её с головой. Ещё недавнее примирение с мужем теперь казалось ей чудовищной слепотой: как она только могла хоть на мгновение поверить, что этот безучастный строгий взгляд способен лучиться теплом? Анна следила за Вронским и нервно подскакивала всякий раз, как его Фру-Фру взмывала в воздух. И вполне естественно всем существом своим ужаснулась, когда на её глазах лошадь буквально перед самым финишем на последнем препятствии подкосилась... Жив ли? Пострадал ли? В эти мгновения она могла думать только о нём, не замечая боли, сквозившей во взгляде супруга. Алексей Каренин почти насильно увёл свою взволнованную жену в уединённую карету, тут же поскакавшую к дачному дому. Какое-то время молчали: Анна думала о состоянии Вронского и о том, когда сможет теперь его увидеть; Алексей Александрович внимательно изучал её, силясь отыскать хоть каплю раскаяния; Алексей Игоревич хмурился, глядя в окно, и вспоминал свои недавние предчувствия. Наконец Каренин первым нарушил молчание: - Анна, я должен сообщить, что сегодняшнее твоё поведение было совершенно неуместным. Мне казалось, мы уже обсуждали этот вопрос... - Обсуждали? - вдруг неожиданно гневно взвилась она. Мелочная, как ей сейчас казалось, забота законного супруга о мнении света виделась Анне оскорбительной. Она беспокоилась о любимом и ненавидела холодный взгляд мужа, в котором не отражалось ни капли сочувствия к возможно раненому всаднику. - Обсуждали этот вопрос, - с горечью повторила она. - Да, обсуждали, - отрезал Каренин, но тут же немного смягчился, ощутив на своём колене предупредительно опустившуюся и чуть сжавшуюся руку двойника. - Ты должна понимать, что общество полно слухов. Они не дадут тебе спокойной жизни, если... - Спокойной жизни? - вновь перебила Анна, невольно распаляясь. Пережитое волнение придало ей смелости, и она продолжила говорить: - Но у меня нет и не может быть спокойной жизни! Не так, как сейчас. - А как? - растерянно отозвался Алексей Александрович. - С ним, - Каренина особым тоном выделила последнее слово, с затаёнными стыдом и непонятным мрачным удовлетворением наблюдая пременившееся выражение лица супруга. - Да, я люблю его, люблю Вронского. И я жду от него ребёнка. Послышался треск. Это сломался напополам карандаш Каренина, которым он делал себе пометки о возможных ставках и который так невовремя оказался в его пальцах. Анна же отвернулась к окну, испытывая ни с чем не сравнимое облегчение. Карета остановилась. Алексей Александрович всё ещё не мог произнести ни слова, и тогда его двойник, откашлявшись, чётко высказал, что решение своё по поводу сложившейся ситуации сообщит завтра, а пока не желает её видеть. Анна, ожидаемо услышав эту фразу, вздрогнула от холодности тона, но поспешила покинуть карету. Алексей Игоревич отдал распоряжение отправляться к дому, оставляя позади дачу и женщину, когда-то считаемую им своей женой. За всё это время Алексей Александрович не проронил ни слова. Он молча следил за пейзажем за окном, но не видел ничего. Ещё утром он, казалось, полностью успокоился - но теперь оказался брошен, унижен и разбит. И только сочувственно поддерживающая ладонь, крепко сжимающая его собственные пальцы, не давала окончательно отречься от мира.