Индейцы считали, что люди заболевают от несбывшихся желаний. Коэн Л.
Анна чувствовала себя загнанной в ловушку. Тяжесть собственного положения, непонимание окружающих, слухи... Всё это давило на несчастную усталую женщину, и та в конце концов начала сдаваться. Она практически перестала следить за собой, перестала посещать балы и приёмы, всё больше времени проводила одна. Она тосковала в разлуке, когда рядом не было её милого Алексея, но стоило появиться Вронскому - и она мечтала об уединении. Ей казалось, что никто в мире не понимает всю глубину её боли и страха. Анна боялась. Анна была абсолютно уверена, что умрёт родами. Пожалуй, за всё это время только один раз ей было немного легче. В тот день дома с утра появился её всё ещё законный муж - Алексей Каренин. Мужчина заглянул ненадолго, только забрать сына: он намеревался отвезти его куда-то, выйти в общество вместе с ним, провести время. Серёжа был безмерно счастлив таким перспективам, и Анне ничего не оставалось, кроме как отпустить его. Да, в глубине души Каренина испытывала странное чувство ревности к мужу и жалости к себе, но она всё ещё любила сына. А потому могла сколько угодно ненавидеть Алексея Александровича за сам факт того, что Серёже вместе с ним интересно - но становиться между этой неожиданно развившейся дружбой не собиралась. Вернулись оба только под вечер. Алексей Каренин остался на ужин, с улыбкой прислушиваясь к неумолкающему ребёнку: Серёжа восторженно пересказывал матери события дня, то, как они с отцом посетили ипподром и как его прокатили по кругу на одной из смирных лошадок. Анна тоже не могла укрыть улыбки, глядя на это воодушевлённое личико, и отчего-то даже не испытывала обычной своей неприязни к мужу. Да и сам Алексей Каренин выглядел как будто бы немного непривычно, ново: вроде ничего не изменилось, но взгляд точно светится изнутри. Пожалуй, если бы Анна могла видеть себя со стороны, она заметила бы странное сходство между этим взглядом мужа и тем, как неизменно вспыхивало её собственное лицо при всякой встрече с Вронским... Вскоре, утомлённый насыщенным днём, Серёжа ушёл в детскую, а его родители остались завершать трапезу. И тогда Анна, почувствовал невесть откуда взявшееся спокойствие в присутствии супруга, как на духу высказала ему все свои переживания, опасения и ожидания скорой кончины. Каренин вздрогнул и надолго замолчал, видно, пытаясь осмыслить и уложить в голове эту пугающую информацию. А затем пересел на соседнее кресло, взял в свои ладони её прохладную руку и, глядя в лицо, негромко сказал: - У тебя всё будет хорошо. Слышишь меня? Всё уладится. При этих словах взгляд его был столь внимательным и пронизывающим, что Анне невольно казалось, будто муж видит её всю насквозь. И она поверила. Пусть ненадолго, но она искренне поверила его словам. И впервые за долгое время улеглась спать со спокойным сердцем. На следующий же день к ней от "господина в круглой шляпе" прибыл именитый доктор. Обследовав Анну и подтвердив неутешительный диагноз, врач пообещал, тем не менее, сделать всё возможное во имя предотвращения трагедии. Тем более что, по его словам, спохватились вовремя - значит, ещё есть шансы выходить больную. Во имя душевного спокойствия Карениной у неё в комнатах допустили присутствие Вронского. А вот Серёжу отправили под крыло к отцу, чтобы не смотрел лишний раз на болезную мать и не волновался чрезмерно. Мальчик, конечно, всё равно волновался, но умеренно (никто не говорил ему степень тяжести состояния Анны), строчил, насколько умел, письма и отсылал подарки. Иногда вместе с ними Анне передавали и краткие записки от мужа, которые так же не вызывали отторжения или неприязни. Оказавшись фактически перед лицом смерти, Анна, казалось, вовсе перестала испытывать ранящие душу чувства.* * *
- А мы сегодня можем пойти к маме? - тонкий голосок Серёжи отвлёк Каренина от заполнения очередной бумажной формы (последние дни он предпочитал большую часть работы забирать на дом, чтобы не оставлять подолгу ребёнка без личного присмотра). - Вряд ли она чувствует себя лучше. Я бы не стал её беспокоить до тех пор, как разрешит врач, - задумчиво отозвался Алексей Игоревич, пока Алексей Александрович дописывал предложение и ставил свою размашистую подпись. Со стороны это выглядело так, будто бы Алексей Каренин без труда совмещал разговоры и письмо, не слишком беспокоясь абсолютно разнящимся содержанием того и другого. Мальчик немного сник, но затем его лицо озарилось очередной "гениальной" идеей и он побежал в выделенную ему комнату, выбирать одну из игрушек для очередного подарка маме. Отец - или, пожалуй, уместнее будет сформулировать как "отцы" - проводили его взглядами и обернулись друг к другу. - Ты всё ещё думаешь, что стоит рассказать ему обо всём? - устало потерев переносицу, уточнил Алексей Александрович, точно продолжая давно начатый разговор. - Да, - развёл руками его собеседник, как всегда беззвучно опускаясь в кресло напротив. - Он всё равно рано или поздно узнает. Или сам догадается. Остаётся радоваться лишь тому, что он всё ещё не задался вопросом, отчего Алексею Вронскому можно посещать Анну, а нам с ним - нет. Алексей Александрович промолчал в ответ, задумчиво уставившись куда-то в окно. С Алексеем Игоревичем они нечасто расходились во мнениях, и всякий раз без особенных проблем приходили к компромиссу. Данный вопрос они обсуждали уже не первый раз, и пока действовали по желанию "условно реального" Каренина, который как можно дольше не хотел рассказывать сыну о грядущей кончине Анны. Он беспокоился о том, как ребёнок к этому может отнестись. Да и шансы-то на выздоровление есть! Значит, если Анне в итоге полегчает, то и вовсе не надо расстраивать Серёжу. Алексей Игоревич же придерживался мнения, что сын имеет право знать обо всём, происходящем в семье. Ну или хотя бы почти обо всём... По крайней мере, если его мать всё же умрёт - он будет к этому морально готов. В итоге же Каренины смиренно ожидали вердикта врача, умалчивали о состоянии Анны и передавали ей письма и подарки. Алексей Александрович перевёл взгляд на оппонента, как раз взявшегося перечитывать рабочий бланк. За последнее время между ними фактически не происходило ничего нового, но создавалось ощущение, точно они стали значительно ближе и роднее друг другу. И ощущение это пришло ещё с того ужина у графини, уединённого балкона и вальса. Сколько бы ни пытался Алексей Александрович припомнить подробности того вечера - они всякий раз ускользали от него. Но и тех моментов, что он смог выудить, с лихвой хватило бы для того, чтобы смутить какую-нибудь невинную девушку. Впрочем, сам Каренин невинной девой, по известным причинам, не являлся - но поначалу искренне опасался, что происшествия тех часов могут вылиться в неловкость при общении с двойником. На деле же вышло ровно наоборот: их отношение, казалось, наконец-то полностью установилось и пришло в гармонию. Они не предпринимали никаких действий, даже не упоминали в беседах тот вечер - просто стали практически неосознанно вести себя так, словно всё происходившее (и происходящее) в порядке вещей. Будто абсолютно нормально, когда один из Карениных придерживает другому стул или как бы невзначай касается руки. И совершенно нормально, когда они сидят вплотную на слишком узком для одного человека диване, наблюдая за игрой Серёжи. И уж точно не вызывают вопросов и пререканий лёгкие прикосновения губ к виску или тыльной стороне ладони, которые вряд ли бы хоть кто-то мог назвать дружескими, если бы имел возможность увидеть. Тем не менее, сейчас Каренины были слишком сосредоточены на болезни пусть неверной, пусть предавшей, но всё ещё супруги, чтобы обращать внимание на изменения в собственных взаимоотношениях. Состояние Анны заметно волновало обоих, к тому же, Каренина в предчувствии кончины была удивительно похожа на прежнюю Анну - ту, которую оба ценили, уважали и которую когда-то звали замуж (будучи ещё, строго говоря, одним-единственным человеком). Да и надсмотр за сыном отнимал немало времени и внимания, что, в общем-то, шло только на пользу. Некогда было излишне волноваться и предаваться отчаянию, что, насколько Каренины были осведомлены, происходило сейчас с Вронским. И им его было даже почти что жаль... Ведь перед лицом смерти, как говорится, все эти человеческие склоки вдруг становятся такими мелочными и непринципиальными! Ещё с месяц или около того всё семейство находилось в напряжённом ожидании. И вот, однажды под вечер Алексею Каренину передали письмо от лечащего врача. Там доктор в скупых выражениях доносил, что Анна находится в состоянии отвратнейшем и желает видеть своего супруга. Мечтает о прощении и прощании. Каренины ничего не ответили на это письмо, молча собрались, уложили Серёжу спать и, не теряя больше ни минуты, отправились к ней.