Чувства - огонь, мысли - масло. Белинский В.
Никто не взялся бы судить однозначно, что послужило началом трагедии. Если б спросили о том Вронского - он бы ответил, что театр. Анна промолчала бы, лишь поджав губы и стиснув кулаки до крови. Что до Алексея Каренина, то он бы пожал плечами, а в глубине души подумал: "Побег". Однако судьба не задаёт таких вопросов своим игрушкам, и остаётся лишь гадать, как следует поступить, да надеяться на лучший исход. За несколько дней до катастрофы оба Каренина отдыхали после службы в домашней библиотеке: Алексей Александрович привычно разбирал почту, в то время как его самостоятельное отражение наводило порядок на полках, расставляя книги в алфавитном порядке в пределах одной смысловой категории. В отдельной тетрадке двойник фиксировал, какие издания нуждаются в ремонте или замене, на полях помечая особенно ценные экземпляры. Солнце клонилось к закату, однако окна в комнате ради лучшей сохранности коллекции почти всегда были зашторенными, отчего ни один из мужчин даже не догадывался о текущем часе. - Тебе не кажется, что мы с тобою как-то... засиделись? - не отвлекаясь от собственного занятия, вдруг произнёс Каренин реальный. - Ты утомился? - тут же с оттенком взволнованности уточнил Алексей Игоревич, и получив в ответ лёгкий кивок головой в сторону, рассеянно добавил: - Не припомню, чтобы прежде тебя смущала бумажная работа вне зависимости от времени суток... - Я не о сейчас. Я о вообще. Не услышав на эту реплику ничего, кроме подозрительного молчания, мужчина всё-таки оторвал взгляд от писем, встретившись тем самым глазами с откровенно рассматривающим его собеседником. На лице зеркального, казалось, крупным шрифтом поступал немой вопрос - или это просто Каренин так хорошо знал визави? Чуть усмехнувшись и поймав себя на странном желании запечатлеть этот момент на холсте, с некоторых пор зовущий себя Александром откинулся на спинку стула, скрестив руки. - Наша жизнь вращается между домом и работой, между семьёй и долгом. Иногда мы посещаем конюшни - и это, кажется, единственный вид выхода в свет за последнее... - мужчина пощёлкал пальцами, вспоминая, после чего беспомощно махнул рукой. Ему не хотелось напоминать ближнему, что к закрытому образу жизни они возвратились после достопамятной встречи с Ландо на вечере у графини. Стоит отметить, что пару дней спустя им приходило анонимное письмо с извинениями, синтаксис которого не позволял сомневаться в авторстве - но Каренины так и не сошлись во мнении, считать ли данные слова искренними или продиктованными давлением общества и репутации. - Прежде, - подчёркнуто, - тебя это также не смущало. - Оно не смущает меня и сейчас, - вздох. - И к слухам о, скажем так, нашей персоне я нынче гораздо равнодушнее, нежели ещё несколько лет назад. Но... есть ты. Постой, дай мне закончить!.. Да, есть ты. И ты заперт здесь, со мной. В твоей жизни не происходит ничего, кроме означенного мною выше круговорота дел и обязательств. И, может, ты не замечаешь этого, но временами ты выглядишь гораздо бледнее обычного, и мне даже чудится, что при ярком свете сквозь тебя просматривается мебель, как через густой туман. Тебе должно отдыхать, я думаю, ведь ты не ешь и не спишь, подобно существу из плоти. Откуда-то ведь черпается энергия. Алексей Игоревич стоял, невидящим взглядом вперившись в друга. Он и сам со временем начал ощущать лёгкую слабость, иногда перед лицом всё плыло, будто во сне. Он думал, что это его личные трудности и не желал огорчать того, кем дорожил - а оказалось, что проблема сама проявила себя. Всё ещё не испытывая желания нагружать Алексея Александровича, но уже ощущая благодарность за его чуткость, он осторожно спросил: - А у тебя есть... варианты? Каренин материальный облегчённо выдохнул, чуть улыбаясь. Ему иррационально казалось, что двойник станет спорить с необходимостью принимать меры, но либо его состояние и вправду критическое, либо он наконец-то смирился с осознанием собственной значимости. Жестом фокусника раскрыв стопку писем в веер, мужчина взял одно и протянул собеседнику. Отражение приняло уже распечатанный конверт и занялось изучением содержимого. Там не было приглашений на вечера или балы (это оказался пример личной переписки), однако в конце текста упоминалась некая Патти, её исключительность и грядущее её же выступление. Каренин вопросительно приподнял брови. Его живая копия со всё той же улыбкой достала из стола два билета в театр. - Общество решит, что я взял второе место для жены. Тебя не побеспокоят. - Ты... уже... Но почему? - Потому что тебе надо отдыхать. Тебе необходимо хоть какое-то разнообразие. А я... А я очень не хочу потерять тебя. Если бы кому-то из слуг пришло в голову побеспокоить главу дома сегодня, вряд ли бы этот кто-то понял, что происходит и почему на лице Каренина-старшего застыло столь расслабленное и счастливое выражение. А вот Серёжа, возможно, заметил бы краем глаза двоящуюся тень. И не счёл бы её оптическим искажением - и был бы прав.* * *
В театре оказалось довольно многолюдно. Что неудивительно, учитывая популярность этой Патти. Кто-то был здесь впервые, кто-то, напротив, попадал прежде на концерты и теперь делился впечатлениями и советами. Алексей Каренин же заранее выяснил ряд фактов о певице и полагал теперь себя выше творящейся суеты. Он остановился у случайного столба в вестибюле, чуть в стороне от общего шума, и с интересом рассматривал поток людей, пытаясь выцепить в нём знакомые лица. Время текло неспешно, позволяя вдоволь насладиться незамысловатым развлечением, прежде чем настанет необходимость проходить в зал. Дамы в пышных нарядах гордо несли себя подле кавалеров или, прикрыв губы веерами, шептались друг с другом. Господа щеголяли фраками так, словно дороговизной ткани пытались продемонстрировать положение и достаток. "Смешно, - шёпотом комментировал это Алексей Игоревич на ухо другу. Такая физическая близость их очевидно не беспокоила. - Складывается впечатление, что они пришли не Патти слушать, а собою похвастаться". Собеседник едва заметно кивал, соглашаясь. Да, в такой толчее никому не было дела до солидного мужчины, замершего в стороне будто в ожидании кого - но осторожность ещё никогда не лишалась смысла. Каренин как раз хотел указать на ещё одну забавляющую его деталь, как воздух будто выбили из груди вместе с удивлённым вздохом: "Она?" Ошибиться было невозможно: порог театра, горделиво подняв голову, словно неся корону, переступала Анна. Она шла под руку с человеком, который, судя по выражению лица, не очень-то и жаждал здесь сейчас находиться. Его очевидно не прельщал театр, или же ему не нравилась идея появляться на людях в такой компании - но в глазах проступила толика заинтересованности, стоило лишь увидеть сослуживцев. Оба коротко переговорили друг с другом, после чего Анна, с тенью обиды поджав губы, отвернулась, медленно двинувшись к ближайшей стене, а её кавалер устремился в гущу людей, на ходу кого-то приветствуя. Потеряв всякое стремление и дальше наблюдать за Вронским, Алексей Каренин, постояв лишь минуту, всё же оттолкнулся от столба и направился к женщине, которую до сих пор именовал своей женой. - Ах! - обернувшись и чуть ли не нос к носу столкнувшись с отцом своего сына, Анна явно пришла в замешательство. Нервно перебирая пальцами платок и смотря по сторонам, она тихо сказала: - И Вы здесь. - Как видите, - самым мягким и успокаивающим из доступных ему тонов сообщил Алексей Игоревич, жестом приглашая отойти подальше от охочей до слухов толпы. И они пошли вдвоём, как когда-то давно, до побега, до скачек, до Вронского... Набравшись смелости, Анна вновь заговорила: - Вы присылали мне письма. - Да. - Зачем? - Мне казалось, они будут Вам приятны, - с лёгкой улыбкой мужчина чуть склонил голову, означая приветствие мимо прошедшим коллегам. Если те и оказались удивлены наблюдать Карениных за беседой, то виду не подали. - Мне казалось, мы расстались не на такой ноте, чтобы мне были приятны известия от Вас, - резко бросила женщина, сама в тот же миг испугавшись своего голоса. Впрочем, более она боялась того, что эти самые письма с рисунками и черновиками Серёжи исчезнут из её жизни. Однако, вопреки ожиданиям, Каренин не разозлился, а лишь аккуратно, почти отечески накрыл её ладонь своей: - И всё же они были Вам по нраву. Если бы Вы не хотели их получать, уверен, Вы отыскали бы способ сообщить мне о том. Либо же просто наказали слугам сжигать всю корреспонденцию. Но Вы не сделали этого, как и не отвернулись молча, когда я подошёл к Вам. Значит, моя компания Вас также не утомляет, - в последней фразе отчётливо слышалась шутка, и Анна невольно улыбнулась. За время жизни практически наедине с Вронским она успела позабыть то, каким был её юридический муж, и сейчас почти жалела, что до начала представления так мало осталось. Хотя, конечно, ни за что бы себе в том не призналась. - Ни разу я не видела в них посланий от Вас - только творчество Серёжи. Я полагала, что мертва в глазах Ваших и его. Отчего же сейчас Вы говорите со мною? - Мне и самому это могло бы быть интересно, если бы я задавался таким вопросом, - уклончиво ответил Каренин, пожимая плечами и протягивая спутнице розу, незаметно вытащенную из оконной вазы. - Но если я стану задавать вопросы о своих поступках и искать на них ответы, не останется времени, чтобы эти поступки совершать. Анна опять растерялась, принимая негаданный подарок и едва ощутимо краснея. Ей уже слишком давно не удавалось просто находиться рядом с кем-то, не испытывая бури эмоций: страсти или страха, ревности или обиды. Она вращала тонкий стебель, разглядывая полураскрытый бутон, и не знала, как себя вести и о чём думать. Положение её спас сигнальный звонок. Вежливо поклонившись напоследок, Алексей Каренин удалился в сторону зала. Анна же ещё почти минуту стояла на месте, после чего, спохватившись, бегом поспешила в ложу. Беседа с супругом лишь ненадолго отвлекла её от собственных переживаний. И стоило занять место, стоило поймать подозрительный взгляд Вронского и услышать негодующие шепотки за спиной, как карусель мыслей завертелась с удвоенной скоростью. И вот уже опять клокочет в груди гнев, и боль, и обида. И пальцы сминают стебель розы до бурых капелек на ладонях. А Алексей, милый Алексей, так хмуро на неё смотрит и осуждающе шепчет в ухо прямо перед тем, как поднимается занавес: "Что за беспутство? Общаться с этим... Карениным!" В устах Вронского фамилия мужа звучит, как оскорбление, и Анна чувствует оскорблённой себя. Слёзы, так и не сорвавшись, застывают в глазах, роза летит на пол, а затем в её истерзанную душу бальзамом вливается пение Патти. И на какой-то миг настаёт решимость - и опустошение. В антракте Алексей Каренин хотел вновь переговорить с Анной, но встретил только Алексея Вронского. Тот явно был чем-то озабочен, и лишь боязнь за сохранность супруги вынудила мужчину подойти к ненавистному офицеру с вопросом. Собеседник в первое мгновение взорвался, начиная обвинять Каренина в несчастьях своих и Ани, но затем всё же признался, что они успели поругаться - и женщина умчалась, но вот куда? Он не ведал.