***
Девушка не спеша шла чуть впереди, оставляя гостю возможность рассмотреть дом. Они поднялись на второй этаж, и Джексон не смог не заметить разительные различия в оформлении этажей — первый был просторный, светлый, с большим количеством светильников и подсвечников, а второй, напротив, в темно-коричневых тонах с золотой отделкой. Все свободные стены были завешаны картинами в золотой оправе и настенными светильниками, слабо освещающими коридор, а углы заставлены высокими, узкими книжными шкафами. Арлет ключом отворила массивную дверь (предпоследнюю вдоль коридора) и пропустила гостя. Джексон молча кивнул, проходя внутрь. Комната, на время ставшая его, не была похожа ни на одну из тех, в которых юноше доводилось бывать. В ней не было много вещей или мебели, лишь широкая кровать с кремового цвета покрывалами и подушками, кушетка такой же отделки у подножия, широкий комод у стены и дубовый стол со стулом, стоящий в углу с противоположной стороны. Вся комната была заполнена теплым желтым светом, исходящим от свечей (что стояли, сдается Джексону, на каждой свободной поверхности). Чуть позже композитор заметит канапе похожий на тот, что стоит в гостиной, и оставит на нем сумку, не имея вдохновения разбирать ее сейчас. — У тебя замечательная семья, Арлет, — сказал юноша, мягко улыбаясь девушке. — Спасибо, — смущенно ответила она и собралась уйти, как вспомнила об еще одном… моменте. — Я совсем забыла… — девушка замялась на мгновение. — Джексон, я тебя не со всеми познакомила. Композитор поднял удивленный взгляд на Арлет, все еще не снимая приветливой улыбки с лица. — На этом же этаже, но чуть дальше от твоей комнаты живет Марк. Не знаю, насколько должна посвящать тебя во все это… Он чуть старше тебя, кажется, на два-три года. Сомневаюсь, что вы вообще встретитесь и будете общаться, он не сильно разговорчивый. Иногда я и сама могу не видеть его днями, потому что он сидит у себя и практически не выходит, — грустно усмехнулась она. — Он ваш родственник? Слуга? — Нет, ничего из этого. Он сын старого друга моего отца. Мисье Туан попросил приютить мальчишку, если с ним что-то произойдет, так и случилось. Марк уже два года живет с нами и помогает слугам по хозяйству, пока никто не видит, хотя его никто не заставляет. Джексон внимательно слушал и пытался в голове нарисовать образ парня, о котором говорила Арлет. — Мама пыталась его разговорить, но не смогла. Представляешь? Даже она не смогла! — рассмеялась девушка. — В общем, это я к тому, чтобы ты не пугался, если вдруг встретишь его. Композитор кивнул, глядя куда-то в пол. — Я пойду, — сказала напоследок Арлет и, пожелав хорошего вечера, ушла.***
За ужином родители Арлет поделились своими планами на ближайшее время, расспросили гостя интересующие их вопросы, а затем по просьбе Джексона рассказали тому немного больше о себе. Мисье Аделард поведал, что ведет дела фамильной компании уже больше десяти лет — семья Бейль владеет ведущей строительной компанией Франции, и пока мужчина занят бюрократической частью работы, мадам Фабиан ловко управляется со всеми организационными вопросами. Супруги выезжают в город непозволительно рано (как для Джексона) и возвращаются лишь к позднему вечеру, потому заранее извинились перед композитором за свое предстоящее отсутствие. Взамен они пообещали, что скучать гостю не придется — в его распоряжении вся территория дома, персонал, готовый помочь с любым вопросом, а также внимание Арлет, когда девушка не на занятиях. Отведя гостя чуть поодаль от дам, мисье Аделард рассказал, где хранит алкоголь и табак, на что Ван улыбнулся — он никогда не курил и не собирался, но вот пригубить пол бокала виски (для вдохновения) иногда мог, потому поблагодарил мужчину и обещал не сильно налегать на его запасы. Когда все стали расходиться, чтобы подготовиться ко сну, Джексон поинтересовался, может ли он пройтись по дому, и в ответ получил добродушную улыбку мадам Фабиан: — Конечно, милый. Ты можешь гулять, где тебе хочется, в любое время. Только, прошу, если решишь играть ночью, постарайся не разбудить весь дом, — рассмеялась она. Глядя на женщину, Джексон увидел, насколько они с Арлет похожи — даже манера речи у них одна на двоих, не говоря уже об огромном сходстве во внешности. Пожелав мадам Фабиан спокойной ночи, юноша поднялся в свою комнату, на мгновение задумавшись о том, почему же он ни капли не похож на своих родителей — даже при строжайшем воспитании Джексон все равно вырос вовсе не таким, каким его всегда хотели видеть старшие. Вспоминая об этом, композитор улыбнулся, в очередной раз убеждаясь в правильности принятого им решения. Закрыв за собой дверь, Джексон снова беглым взглядом осмотрел спальню, остановил взгляд на сумке, одиноко стоящей в углу комнаты, и решил наконец разобрать ее. Вещи, на удивление не помявшиеся после долгого путешествия, заполнили лишь половину комода — на первое время их было бы достаточно, но совсем скоро композитору придется прикупить новых рубашек и брюк, которые непременно будут выделяться из стопки имеющихся — Ван давно размышлял о смене своего стиля и наконец готов воплотить давнее желание в жизнь. Для этого он готов даже ринуться в Париж. Широкий, до этого совсем пустой стол практически сразу затерялся под грудой нотных листов, записных книжек и альбомов композитора, а уже начатые работы неаккуратно лежали на кушетке у кровати. Даже поверхность комода Ван заставил своими вещами, различными флаконами и парой шкатулок, отставляя подсвечники как можно дальше. Джексон заведомо знал, что непременно устроит (творческий) беспорядок в месте, где будет жить, потому просил слуг очень осторожно наводить порядок и не выбрасывать никаких записей, пусть даже выглядящих, как исписанный кусок мятой бумаги. Практически пустая комната постепенно стала заполняться***
Утром следующего дня никого из семьи Бейль в доме не было. Джексон, как и предполагал, проснулся гораздо позже каждого в этом доме, но довольно скоро приведя себя в порядок, спустился по лестнице вниз и остановился на последней ступеньке, неспешно закрепляя золотистые запонки на манжетах белой рубашки. Он с интересом наблюдал за людьми, снующими по всему первому этажу, где с самого рассвета кипела жизнь: Луиза ловко управляла слугами, поручая работу по дому всем, кто был свободен, и время от времени контролировала поваров. Композитор мягко улыбнулся, глядя на все со стороны — в этом доме, что с виду не сильно отличался от его родного, даже обыденные вещи казались более теплыми и уютными; пусть каждый был занят и сосредоточен на своей работе, находиться в самом жерле кипящей работы не было испытанием ни для кого, что стало приятной непривычностью для Джексона — в доме Ванов все было совсем не так. Луиза ненадолго отвлеклась, когда заметила юношу, и с теплой улыбкой пригласила того к обеденному столу, но композитор вежливо отказался, поклонился в благодарность и пообещал отведать непременно вкуснейших блюд чуть позже. Джексон чувствовал едва уловимое дыхание невидимой музы, пленяющей разум в считанные мгновения, и мигом ринулся в музыкальную комнату, к белоснежному роялю, на крышке которого заранее лежало несколько чистых нотных листов. Композитор погрузился в свои чувства и ощущения, выражая их через немыслимые сочетания аккордов, кончиками пальцев рисовал материю нежной мелодии и пачкал ладони в чернилах, наспех выводя неаккуратные***
— Луиза? Джексон с осторожностью передвигался по дому и заглядывал во все комнаты в попытке отыскать хоть кого-нибудь живого, но все словно сквозь землю провалились. Прошло не так много времени с тех пор, как он ушел играть, а людей, работающих здесь, и след простыл — испарились, не иначе. Не найдя себе занятия увлекательнее, композитор решил, что давно хотел осмотреть дом полностью, и лучшего времени для этого, пожалуй, было не найти. На первом этаже помимо общих комнат было несколько дверей, ведущих в спальни — комната Арлет и её родителей находились рядом, чуть поодаль — кабинет мисье Аделарда, а буквально сразу за ним было несколько небольших, практически идентичных спален — скорее всего, комнаты для прислуги. Джексон не задерживал взгляд надолго ни на одной из них, лишь кабинету уделил чуть больше времени — «Пожалуй, одна из самых впечатляющих комнат в доме». Второй этаж мало чем мог удивить композитора — комнат здесь было в разы меньше, половину из которых молодой человек посещал уже не раз. Проходя мимо своей спальни и музыкальной комнаты, композитор заглянул в небольшое помещение, оборудованное под библиотеку, и улыбнулся. «Так вот, куда Арлет приходит каждый вечер», — думал Джексон, проводя ладонью по ряду книг, аккуратно выставленных на полке. Он не раз замечал расстроенную девушку на втором этаже, несмотря на то, что её комната была на первом, и задавался вопросом, чем она может заниматься здесь. Находясь в этой комнате, композитор чувствовал, насколько в ней уютно и спокойно — отличный уголок для того, кому захочется спрятаться ото всех на время. За библиотекой оставалось всего две двери, порог которых композитор не переступал никогда прежде. Джексон стоял у ближайшей двери, держался за ручку и искал в себе решительность отворить её. Юноша не мог понять своей внутренней дрожи, ведь без капли сомнений обследовал практически весь дом, открывая дверь за дверью, а сейчас как-то несмело проворачивал ручку двери, которая все-таки оказалась не заперта. Комната по размеру оказалась сродни любой кладовой, что композитор видел в этом доме. Все пространство было занято чем-то, но большую часть комнаты занимала кровать — аккуратно заправленная, не такая большая, как в комнате Джексона, но очень мягкая и уютная на вид. Юноша не спеша вошел, словно крадясь, с первой же секунды подмечая мелкие, несущественные для чужих глаз вещи, и по крупицам собирал портрет хозяина комнаты у себя в голове. Тот, кто здесь жил, должно быть, жуткий педант — каждая вещь имела свой угол, ни на одной из множества мелких статуэток и картин не было ни пылинки, что наверняка пропустили бы даже внимательные слуги, страх сдвинуть любую мелочь с ее законного места ощущался буквально физически, отчего вызвал легкую улыбку на губах композитора. Несмотря на большое количество картинок, рисунков и фотографий, Джексон не нашел ни единого снимка, на котором мог быть запечатлен хозяин комнаты. Композитор продвинулся вперед и обвел взглядом стопки книг на небольшой полке, отмечая себе в голове несколько интересных произведений, которые позже стоит прочесть, и остановился у рабочего стола. Из абсолютного порядка выбивались желтоватые, в некоторых местах обожженные листы, словно небрежно брошенные кем-то. В потрепанных жизнью страницах композитор узнал нотные листы, а присмотревшись, сумел прочесть мелодию в (чудом) не выгоревших нотах и знаках. Юноша поднял листы со стола и стал вчитываться, с упоением воссоздавая в голове что-то абсолютно невероятное и непривычное, напрочь забывая обо всем вокруг. — Что вы здесь делаете? — позади раздался тихий мужской голос. Джексон обернулся, все еще не выпуская чужое произведение из рук, и отвечать не спешил — он с ног до головы осматривал парня, подмечая уже знакомую скрупулёзность в мельчайших деталях его внешнего вида, и пришел сразу к двум выводам. Первый — скорее всего, молодой человек перед ним и был тем самым хозяином комнаты, за вторжение в которую стоило бы попросить прощения немедленно; второй — Джексон мог поклясться, что красивее юноши, чем тот, что стоял сейчас перед ним, он еще не встречал. — Марк?