***
Это был тренировочный бой. Но тело у сира Харраса ломило, как при настоящем. По полю носились кони; летали стрелы, точно кометы, над головами, измождёнными и мокрыми, и всякую секунду о щит ударялась облачённая в наточенную сталь опасность, в щепки превращая деревянную защиту. Харрас прикрывался лишь верным Сумраком. Он сошёлся в вихревом танце с прытким Губителем Сердец. Звон ударов мечей поселился глубоко в ушах. Белые лезвия исторгали огненные искры. Того и гляди, разгорится всё. Крупные капли пота застилали глаза, не давая простора обзору. Харрас не видел, он помнил достаточно ясно кипящие бурей очи Эурона. Мечом король владел худо, но старался не осрамиться перед Рыцарем. Он приноровился скоро. Бой увлёк его настолько, что кончик Губителя Сердец полоснул открытую щёку сира Харраса. Король не долго ждал ответа. Сумрак обогнул Губителя Сердец и ткнулся в запястье. Рыцарь отдыхал возле своего государя, вальяжно устроившись на поднесённых стульях, пока тому останавливали хлещущую из вены кровь. Надрез вышел небольшой. Сиру Харрасу нравилось, что можно не извиняться — Эурон позволил действовать, как на поле брани. Самому сиру Харрасу лишь обожгли щёку разогретым вином. — Ваша милость, — сир Харрас заговорил первым. — Если вы позволите, я бы хотел отправиться на Драконий Камень сегодня же, дабы выиграть время. Эурону натянули повязку. Он стиснул зубы, не глядя на руку, а затем сказал: — Задержись на денёк, Рыцарь. — Король выдавил ухмылку. — У твоего короля именины. — Близ сидящие железнорождённые насторожились, случайно услышав. Эурон переглянулся с ними, притихшими, испуганными, старающимися глядеть в другую сторону. — Закатим пир в мою честь, покуда есть возможность! — объявил он. На радостях его отнесли на руках к Красному замку. Харрас узрел его только вечером. Великий чертог Красного замка вместил в себя более тысячи человек. Знатные и незнатные, весёлые и хмурые люди сошлись под единым сводом ради того, чтобы поздравить короля с днём его именин. Лорды Вестероса поглядывали искоса на зарождающееся веселие. Железнорождённые прежде не были знакомы с такой роскошью, но они брали её, будто она издревле принадлежит им, и вкушали, прорываясь зубами к жирному соку. Они пили, разливали эль и вино, надкусывали беспощадно каплунов и вепревые стейки, разваренных фаршированных крабов и рыбу с лимонами на глазах. Здесь Харрас встретил лорда Грейдона Гудбразера с его людьми. Парни хорошо проявили себя в тренировочном бою, только Грейдон сорвал голос и хихикал теперь с хрипотцой. Недалеко от него располагалась леди Талла Тарли и её скромный отряд. Когда Грейдон кидал в её сторону жадные взгляды, она опускала свой в тарелку и покрывалась багровыми пятнами. Харрас посмеивался — ей уже не отделаться. Но Грейдону непременно стоило быть осторожней. Либо, наоборот, шустрее… За противоположным столом расселись лорд Дорэл из Штормового Предела, дорнийцы и ланнистерские солдаты. Несмотря на рыцарское звание, Харрас не считал их близкими по духу людьми. Лорд Дорэл, узнав, что сир Харрас — единственный рыцарь на Железных Островах, почтенно удивился, но чести ему не выказал. В Вестеросе Харрас оставался железнорождённым, хотя славы пирата за ним не водилось. В стане войск Эйегона Таргариена Рыцаря бы тоже считали Железнорождённым. Он это понимал и хлебал вино за своего короля. Король Соли и Камня, Сын Морского Ветра, Лорд-Жнец… за Эуроном тянулась добрая вереница титулов. Но сиру Харрасу не довелось хоть раз услышать хотя бы одно из имён. Ворота отворились, пропуская через себя королевскую чету и свиту. Эурон вёл Серсею под руку. Они оба сверкали золотом и серебром. На челе короля плотно сидела зубчатая корона, сделанная, вероятно, из железа, и инкрустированная серебром. На тиаре Серсеи распускал серебряные щупальца кракен с изумрудным брюшком. Позади четы шли десница и новый верховный жрец Утонувшего бога — Карс. Сир Харрас был знаком с ним. Он проповедовал на Харло, крепко сдружился с септонами, пособляющими в библиотеке Родрика, отчего принял совершенно противоположные Мокроголовому взгляды на религию Утонувшего бога. Чтец его тоже привечал. Карс даже прочитал «Историю Железных Людей», а это весьма почётно. За ними шествовали две молодые женщины. Харрас широко улыбнулся Яре Грейджой. Теона Харрас не нашёл. А подле неё шла девушка, которую сир Харрас встретил по прибытии сюда. Она ему не назвала имени. Харрас просто помог ей справиться с комнатным замком, но больше они не виделись. Девушка ступала грациозно и степенно, опустив застенчивый взор. Ощутив его внимание на себе, она чуть обернулась, но тут же, столкнувшись с его взглядом, вновь спрятала от него свои круглые зелёные очи, походившие цветом на весеннюю траву. Её фигуру украшало белое платье с багровыми кружевными вставками. Сиру Харрасу образ показался романтичным и нежным. Он провожал её глазами до помоста. — Мы собрались здесь, — начал старческим приятным голосом десница, — чтобы поздравить Его Милость с именинами, сказать ему добрые слова и… — Железнорождённых не прельщали его речи. Они выглядели траурно. Заметив скуку на лицах людей, Эурон сам поднялся у своего места, взял кубок в руку и с улыбкой заговорил: — Полно, Квиберн, это всего лишь именины. Я рад, что на этот праздник явились вы все! Что вы дошли со мной до этого дня и пируете в чертогах былых драконьих королей. Помните, я обещал подарить вам мир? — Все забили днищами кружек и кубков о столы в подтверждение. — Мы уже забрали его половину. Пойдёте ли вы со мной до конца? — Зал оглушило громкое «да». — Что ж, это самое хорошее слово, какое вы можете сегодня сказать вашему королю. Я прошу от вас малого: храните память об этом слове, как о клятве. И не нарушайте её. За нас! — Гости повторили «за нас» и все разом глотнули вина. Эурон поставил кубок и дал волю музыкантам и певцам играть. Он снял с головы венец: — Это не только моя корона. Это наша корона! Пусть её примерит каждый. Железный обруч под дикие возгласы понёсся по головам людей. Началось с Квиберна, Карса, Яры и фрейлины королевы. взрослые мужчины улыбались, как дети. Пусть некоторые оцарапались, на их губах всё равно держалась улыбка. Они с удивительной лёгкостью купились на простодушный жест. И сир Харрас тоже. Под общий шум он поднял кубок и со всеми прокричал: — За короля Эурона! За королеву Серсею! Ему не хотелось покидать этого тёплого места, полного вкусных блюд, вина, танцев и музыки. Он беспечно наблюдал за фрейлиной королевы. Девушка знала морские песни, и голос её походил на голос мифических сирен. Когда на лютне заиграли стародавнюю песню о речке, фрейлина тихо тянула вместе со всеми. В тот миг она смотрела на него. Сир Харрас бесшумно двигал губами в такт её розовым губам, понемногу погружаясь в глубину её очей. Он не заметил, как перестали петь. Один из пажей приблизился к нему тихо и сообщил, что король хочет с ним поговорить. Эурон не принял его у своего стола, он возвышался здесь. — Рыцарь, мою королеву смущает, как ты глядишь на её фрейлину, — насмешливо произнёс Эурон, стиснув его плечо твёрдой рукой. Фрейлина тихо стояла рядом, розовая от вина и смущения. — Прошу прощения, миледи. — Рыцарь и сам смутился. — Если я обидел вас своим нескромным взглядом. Ваша красота украла моё сердце. — Эурон при этих словах деловито хмыкнул и переглянулся с девушкой. — Её зовут Линель Грейджой, — сказал король. — Она узаконенная дочь моего покойного брата Эйрона. Девушка пуще зарделась. Её руки теребили платье. Сир Харрас удивился. — Не знал, что у Эйрона есть дети. Даже вне брака. — Есть! — отрезал Эурон. — Единственное, что я уберёг. — Море в глазах короля приняло тёмный оттенок. — Эйрон успел взять себе морскую жену ещё при первом восстании Бейлона. До того, как «утоп». Бейлон определил её мать в кухонные девки, стыдясь. Поэтому её мало кто видел. Надеюсь, больше этого взгляда не повторится. — Эурон нахмурился и вместе с Линой отошёл. — Ваша милость! — недолго думая, выпалил сир Харрас. Эурон остановился. — Могу ли я, чтобы доказать преданность семьи Харло дому Грейджоев, взять в жёны вашу племянницу? Чтобы вы не сомневались во мне. Эурон, будто пропустив его вопрос мимо ушей, наклонился к Лине, вмиг похолодевшей, что-то спросил и пихнул её в спину к сиру Харрасу. Опустив глаза на руки, она быстро, напевно проговорила: — Я согласна быть вашей женой, милорд Харрас. Он обнял её и поцеловал в щёку. Наверно, в его жизни не было счастливее дня. Сир Харрас верил, что с Эуроном железнорождённые способны победить армию Таргариенов. После ему кинули топор прямо в тарелку, разрубив ту пополам. Молодой Грейдон Гудбразер на противоположной стороне стола ядовито скалился. При отце он таких шуточек не выполнял. А здесь ему позволяли всё. Сидевшие подле него мальцы рассмеялись, увидев реакцию Рыцаря. — Простите, сир Харрас, забыл, что вы не участвуете в танце пальцев, — громко, будто объявляя это, сказал Грейдон. — Рыцарю такое не к лицу. — Харрас осмотрел разбитую тарелку, выдернул из стола топор и метким движением послал его обратно. Владеть оружием он умел лучше многих, сидевших здесь. — А вы, молодой лорд, не страшитесь бросать вызов рыцарям? — сир Харрас поймал улыбку Таллы Тарли. — Вы совершенно правы, юноша, если я снесу вам несколько перстов, я нарушу клятву защищать юных и невинных. — В зале раздались смешки, поддерживающие Рыцаря. К сожалению, пыл младшего Гудбразера это не охладило. Сегодня он выглядел симпатично. Нацепил кожаный чёрный дублет с красными полосами. На плечах лежал чёрно-алый плащ с застёжкой в виде боевого рога. Но Рыцарь не дерзнул спросить, к чему мальчик так принарядился. Даже сверху, над выбритыми висками, была заплетена коротенькая коса. — Желаю вам удачи, лорд Грейдон, — с улыбкой сказал сир Харрас, поднимая кубок. — Имей в виду, Грейдон, свои пальцы сам понесёшь отцу! — рыкнул с помоста Эурон. — А остальные скормят их псам. — Он посмеялся, но разрешил. Искоренять привычки народа в последнее время стоило ему многого. Поначалу вышло десять молодцов. Трое дорнийцев. В их телах играла буйная кровь. Пятеро железнорождённых и один ланнистерский воин. Им подыграли на лютне и маленьких барабанах сидевшие в галерее музыканты. Зрители в такт музыке били кулаками о столы и дико ухмылялись, делая ставки. Ритм был тихий, медленный, то и дело нарастающий. На десять человек взяли три топорика, чтобы не усложнять жизнь дорнийцам и ланнистеру. Воины плавно ходили по кругу, приседая и приподнимаясь на носках. Харрас подметил, что Талла Тарли затаила дыхание, наблюдая за Грейдоном. Он улыбался. Наверно, из-за неё это и делал, глупец. И где только научился? Его отец так бы заколотил его за это, что месяц бы не мог спину разогнуть или сесть. Сам Рыцарь по юности тоже участвовал до принесения священной клятвы. Барабаны начали ухать быстрее. Топорики в это время только-только вступают в игру. Их весело перекидывают, будто подушки, да не забывают пританцовывать. В пластичности Грейдон уступал разве что одному чернявому дорнийцу. Они бросали друг другу красноречивые взоры. Остальные им соперниками не казались. Грейдон шустро предугадывал, когда топорик летел рукоятью, и тут же ловко схватывал его, а если сверкало лезвие, Грейдон мастерски уворачивался, предоставляя другому игроку ловить. Ронять топорики нельзя. Тот, кто уронит — выходит. Ланнистер игру покинул первым. Его не освистали, для своих людей он выглядел всё равно что победителем битвы. Тихие флейты ворвались в мерный ритм барабанов и лютен. Чем быстрее били барабаны, тем чаще над головами взлетали топорики. Несколько дорнийцев поранились. Но не тот, кого преследовал Грейдон. Он помогал себе возгласами, и люди с его стороны беззаветно поддерживали своего земляка. Грейдон ловил сразу два топорика и посылал их в разные стороны. Он успевал смотреть на Таллу. Девушка побледнела, с трудом удерживая самообладание. Пальцы её сжимали серебряную вилку. Она напряглась всем телом и всё же не сводила глаз с танцующих. Круг постепенно уменьшался. Побеждённых железнорождённых провожали на их места с традиционным и всем понятным свистом негодования. Они нервничали и утоляли злость в эле и мёде, после чего добрели. Одни боги знали, как удаётся Грейдону держаться столь долго. — Ставлю на Грейдона! — крикнул кто-то. — Грейдон! — полилось за столами. — Грейдон! Грейдон! То ли возгласам, то ли и вправду помощью свыше, молодому лорду удалось взять верх над дорнийцем. Он получил царапину, но ушёл довольным. А Талла Тарли всё никак не успокаивалась. Когда Грейдон снял плащ и подошёл с ним к ней, она опешила. — Вы моя королева любви и красоты! Подарите победителю один танец! — вдоль его лба тёк ручьём пот, а губы растянулись в привычной улыбке. Талла встала, гневно нахмурив брови: — Если это всё вы делали ради танца, то вы поступили глупо! — дыхание её было сбитым, словно и она принимала участие в танце пальцев. — Разве не в этом смысл любви — совершать ради кого-то глупости? — усмехался Грейдон в надежде получить танец. Талла оперлась на стол ладонью: — Боюсь, вы путаете любовь и шутовство, милорд. — За их спором наблюдали с удвоенным интересом. Грейдон хмыкнул: — Но ведь вам нравятся мои глупости. — Он кривлялся, и его люди с Большого Вика это поддерживали. Талла помолчала. Видимо, успокаивала гнев. — Видимо, симпатию и жалость вы не различаете тоже, — с напором, присущим многим напуганным леди, действительно переживающим за судьбу своих кавалеров, которые, впрочем, ещё кавалерами им не были, сказала девушка. В радиусе нескольких столов замерли все. Узнать продолжение истории двух влюблённых не дали. Ворота распахнулись с ужасным грохотом, пропуская внутрь взволнованного Теона Грейджоя, одетого в новые серые доспехи с чёрно-жёлтым плащом. Капли воды стекали по его растрёпанным волосам и панцирю. Плащ надоедливо лип к спине и ногам. Лёгкие сапоги с поножами оставляли мокрые следы. Так вот, где был этот мальчик. Теперь его вряд ли принято величать малышом Теоном. Он — Лорд-командующий. Он безапелляционно подобрался к столу, что-то прошептал Эурону. Король кивнул ему и покинул вместе с Квиберном зал, предоставляя людям возможность продолжать веселие, но на его лбу сошлись складки, говорящие о том, что веселие самого короля улетучилось.***
Теона поселили рядом с Квиберном. Эурон нашёл в его комнате связанного по рукам и ногам пленника, что пришлось королю по душе. — Он пытался поджечь корабль, там мы его и поймали. — Теон редко глядел ему в глаза, но сейчас смотрел пугливо, будто собачонка. — Язык он себе откусил. — Эурон заметил и без пояснений, что губы у мужчины окровавлены. — Но с ним была шкатулка. — На прикроватном столике располагалась аккуратная шкатулочка, выполненная из чёрного дерева. Торчащий из неё чёрно-алый флаг настораживал. Эурон немедля поднял крышку. В нос ударила вонь, характерная для мертвечины. Вверх закружили чёрные мушки. Эурон насилу отмахнулся от них и заглянул на дно коробочки. Внизу лежала отрубленная длиннопалая кисть. Когда-то изящные пальцы потемнели, но золотые перстни всё ещё ярко блестели на них. На указательном пальце сиял агат, на среднем — изумруд, на безымянном — рубин, а на мизинце — сапфир. Меж пальцев белела крохотная записка. Эурон, не доставая её, узнал, кому принадлежали пальцы. — Однажды я охотился за этими кольцами, и они, спустя полтора года, вернулись. — Жизнь оказалась весьма хорошей шутницей. Эурон нервно усмехнулся и продемонстрировал содержимое шкатулки Теону и Квиберну, чтобы они поняли, о чём идёт речь. — Это рука Инхо Левентиса, — сказал он уже гораздо серьёзнее. — Нашего доброго друга из Железного банка. Квиберн безмолвно подошёл к шкатулке и, выудив записку, прочитал: — Железный банк отныне наш, Эурон Грейджой. — По дерзкому началу Эурон догадался, кто был отправителем. Не иначе как сама Бурерождённая. — Твой союзник Инхо Левентис поплатился за попытку пленить Дейенерис Таргариен и её дитя. Если ты не сдашься нам, остальные твои союзники умрут один за другим. — Голос Квиберна дрогнул при прочтении имени: — Дейенерис Таргариен, законная Королева Андалов, Ройнаров и Первых Людей, Кхалиси Великого Травяного Моря… — На третьем титуле Матери Драконов Квиберн запнулся, уловив грозный взгляд Эурона. Не время и не место, чтобы перечислять её имена. У Эурона были свои, которые он называл редко, ибо если называть их без повода, вся их суть теряется. Однако там было и продолжение: — И Эйегон Таргариен, законный Король Семи Королевств, Севера, Вольного народа… — Квиберн потупил взор, допустив ту же ошибку. Эурон выхватил флаг со стола и приблизился к пленнику: — Знаешь, что принято делать с людьми, приносящими дурные вести? — с доброжелательным оскалом король обернул раскрытую белую шею гонца. — Ты вздумал жечь корабли моих людей в день моих именин. — Эурон скрестил позади оба конца ткани. Пленник напрягся, но держал шею гордо. Видно, он беззаветно любил своих королей и готовился к смерти давно. — Спасибо тебе за столь щедрый дар. — Повязка затянулась. Эурон ощутил, как она сжала податливое горло в тугих объятиях. Гонец забился в трепетных конвульсиях. От полоски ткани до лба кожа его окрасилась в алый цвет. Эурон насладился видом выпученных глаз и покрывающих белок красных нитей. — Пусть его сбросят в море, вместе с его знаменем. — Труп свалился ему под ноги неудачным поклоном. — Инхо Левентис был вашим другом? — спросил Квиберн, когда тело выволокли из комнаты. Теон стоял неподвижно, глядя на то место, где свалился этот человек. Эурон налил в кубок вина и покачал головой: — Левентис был другом разве что себе. Хотите знать, как я его встретил? — приближённым оставалось только безмолвно кивать. — Я тогда путешествовал ещё, гонялся за мелкими караванами, но один знакомый пират дал наводку на золотую жилу — караван из трёх кораблей, плывущий прямо в Пентос. В последний момент мой корабль настиг шторм у Пентоса, и мы немного сбились с курса. Нашёлся добрый человек, который после рассказал, что этот караван пленили работорговцы. Мне не особо нравилось делить добычу. Работорговцы были лёгкой мишенью, поэтому мы двинулись в погоню. — Эти дни ясно возникали перед глазами: квадратные кирпичные башни, багряная черепица на домиках в городе, мелкие Бархатные холмы. Теон при этом поднял голову и слушал его внимательно. — Через пару дней мы нашли их лагерь и разгромили. Остались пленённые рабы, которых мне следовало перерезать, но тут один из них показал мне золотую пластину с его именем и фамилией. Это был знатный человек. Он учился драться у первого меча Браавоса. Его отец владел огромной шахтой и был приближён к Железному банку. Он назвал пластину пайцзой. В ней было сказано, что этот мужчина назначается в Железный банк одним из банкиров. — И вы его пощадили, — догадался Квиберн. Эурон улыбнулся ему: — Пощадил? Я хотел его продать Железному банку, но потом нашлась идея лучше. По пути до Браавоса мы разговорились. Он спросил, куда я еду. Я ответил, что еду стать королём. Он усмехнулся и сказал: если ты станешь королём, то я стану главным банкиром в Железном банке. Так и начался наш союз. Мы условились помочь друг другу. Я помог ему подставить Тихо Несториса: команда справилась с вынесением золота и подложкой в дом банкира. Дни Несториса были сочтены. Однако я и подумать не мог, что Серсея отважится отравить его. Тогда пришлось раскрывать подлость Несториса очень быстро, чтобы нас не обвинили в убийстве банкира, а поблагодарили за услуги. — Удивительно удачно всё сложилось для вас, — без стеснения пробормотал Квиберн. — Удивительно удачно, — согласился Эурон. — Но Левентис только простил мне половину долга за Золотых Мечей. Всего-то. Ибо я ещё не стал королём Семи Королевств. А теперь Таргариены вероломно забрали у Железного банка возможность забрать своё, и освободили меня от долга. Однако платить Золотым Мечам я обязан. — Эурон провёл рукой по гладкой поверхности столика. — И удивительно удачно, что у нас есть Хайгарден. — Напоследок Эурон потрепал Теона за плечо: — Благодарю тебя. Ступай в зал и отдохни. Теон неуверенно кивнул. На выходе из Башни десницы король остановился и как бы невзначай обратился к Квиберну: — В наших борделях найдутся женщины, которые могли бы удовлетворить моего племянника? Существуют ли шлюхи для евнухов? — Мысль показалась Эурону глупой и несбыточной, он выдохнул краткий смешок, пустив пар в воздух. — Есть, Ваша милость. Одна. Одна в Королевской Гавани и во всём Вестеросе, полагаю. — Эурон, не дождавшись окончания слов Квиберна, велел проводить его в бордель. В борделе было душно. Совсем как в Великом чертоге. На него дышали запахи масел, пота, дешёвых вин и дорогих женщин. В не столь далёком времени это место содержал Петир Бейлиш, и оно до сих пор цвело, пустив корни в землю Королевской Гавани. Эурон проходил мимо голых тел, распластавшихся на широких кроватях, узких диванах, на шерстяных коврах и даже на подоконниках. Но в этом не было праздности. Зимой им доставало клиентов. Женские стоны и всхлипы мужского удовольствия эхом разносились по залам. Он медленно обходил эти простые соблазны, пока не нашёл ту, о ком ему рассказывали. Она жила в отдалённом крохотном помещении. Маленькая, худенькая, черноволосая и смуглая. Парча и бархат окружали её. Тяжёлые сундуки с её пожитками стояли у стен, под кроватью. Тут же стояла высокая золочённая арфа. По её телу струилось пенистое мирийское кружево, на острых плечах держащееся благодаря двум серебряным заклёпкам в виде головы женщины со змеями вместо волос. В такой-то холод в не протопленной комнате она не мёрзла. Эурон удивился, что женщина читала. Очевидно, желавшему её мужчине следовало иметь толстый кошель. Квиберн, будто уловив его настроение, робко постучал костяшками пальцев о дверной косяк. Даже ему не хотелось прерывать её созерцательный покой. Женщина бережно отложила книгу на стеклянный столик, расправила платье и подошла на носках, нежно и воздушно, словно вовсе не ступала. — Ваша милость. — Женщина присела в реверансе, достойном истинных леди. В её крупных карих глазах отражалась спокойная уверенность дикой оленихи. — Это ты способна удовлетворить евнухов и им подобных? — Если её обнаружат другие мужчины, населяющие Красный замок, внутри него вспыхнет война, Эурон был уверен. Она скромно улыбнулась: — Любого, Ваша милость. Эурон отвёл её в следующую комнату, наказав Квиберну и страже оставаться здесь. — Ему обрубили член, оставив шары и часть древка. Мейстер говорит, что милосерднее убрать остатки. — Ему казалось, что ей можно доверить страшные тайны семьи. В крайнем случае, женщине можно обрубить язык, а затем скормить её вечно голодному морю. — Мейстеры не знают, как далеко прячется удовольствие. — Она мотнула головой, и чёрные волны открыли смуглые плечи. Светлая ткань идеально сочеталась с её цветом кожи. — А тебе известно лучше, когда следует отсекать, а когда — нет? — Эурон насмешливо хмыкнул. — Мне известно, что удовольствие не замыкается на палке между ног, и даже не в шарах, как вы говорите, Ваша милость. — Её тёплый голос с акцентом одного из Вольных городов нравился ему и пробуждал спящее возбуждение. И всё же мысли его возвращались на супружеское ложе. К ненасытным губам Серсеи, её безумным ласкам. За ночь она его измотала. — Хорошо. Ты будешь жить при дворе, около моего племянника. Будешь получать достойное жалование. Взамен я прошу немного воодушевить его, сделать его мужчиной… Она удивилась: — Ваша милость, думаю, вам и без меня известно, что мужчину можно воодушевить лишь искренней любовью. Не разовой вспышкой, не театральными вздохами в постели, на которые способны подобные мне… Я попробую выполнить вашу просьбу, но взамен осмелюсь просить у вас исключительно одного: если у меня не получится, вы позволите мне уплыть из Вестероса, и не станете наказывать. Эурон осмотрелся. Если у неё не получится, он просто утопит её, не дав распространиться слухам о Теоне. — Как твоё имя? — Лагерта, — ответила она. Имя, более подходящее девушкам с Островов, смутило его. — Я обещаю тебе, Лагерта. — Она иронично улыбнулась — не поверила. Впрочем, пожала его руку и согласилась. Теон отворил ему дверь сразу. В комнате дымилась только что набранная ванна. Он выглядел растерянным и сонным. — Ваша милость, — обратился племянник трясущимися губами. То ли замёрз — ставни были ещё открыты, то ли вновь боялся. Видеть его загнанной овцой было отвратительно. К Эурону ночью пришёл отец и говорил сквозь чёрную густую бороду непонятные вещи: «Крепкий дом. Возложи крепкий дом» — твердил старик Квеллон. Он не ведал, что это значит, но отец никогда не говорил зазря. — Вижу, ты готовишься ко сну, дорогой племянник. Позволь дать тебе лекарство, что скрасит его. — Эурон притянул жмущуюся к его спине Лагерту. Теон замер в проходе, увидев женщину. Она тоже удивилась и сперва посмотрела на Эурона. Нашарив в небольшой сумочке одного золотого дракона, Лагерта протянула его Теону: — Я помню ваше добро, милорд. — Мне не нужно, — твёрдо проговорил Теон, глядя на Эурона. Король сжал его худое плечо: — Вкуси немного, а после рассудишь, нужно или нет. Если не понравится, выставишь за дверь. Стража её уведёт. — Лагерта поклонилась ему вслед. Удалялся Эурон довольно поспешно. В успехе дела он не сомневался. Теон уже клюнул на Лагерту. Завтра в его комнату перенесут её вещи и, возможно, ночами замок будет слушать песни под аккомпанемент арфы. Эурон нёсся к своей королеве. Серсея ждала его в постели, одетая в полупрозрачную ночную сорочку, простоволосая, с тенью нескромного желания в львином взоре. Она встала, порываясь что-то сказать, но он заткнул её хлёстким ударом губ о губы. На этот раз королева легко сбросила с него плащ и дублет. Снимая белую нижнюю рубашку, в три невесомых поцелуя преодолела расстояние до зашнурованных портков и, улыбаясь, стащила вниз чёрные вельветовые бриджи. Её правая рука вытянулась вверх по напрягшемуся застывшему животу. Эурон накрыл её ладонь своей, чувствуя выпуклые кольца. Это, с зелёным камнем, подарил Карс. Зелёное сочеталось с её глазами и было символом Утонувшего бога. Эурон внутри себя посмеялся — глупый жрец влюбился в королеву. Но она любила бога, а богом считался Эурон. Влажные губы резко сомкнулись горячим кольцом в навершии его мужества, и, прикусив нижнюю губу, Эурон, уже давно готовый, на третьем скользком поцелуе притянул её за руку к себе и толкнул на расстеленную постель. Её отросшие волосы золотом растеклись по белой простыне. Эурон скрылся под сорочкой. От Серсеи всегда пахло приятно. Губы источали пряный аромат летнего вина, а тело — множества цветочных масел. Она вдыхала воздух помещения, а выдыхала его имя и ёрзала, подставляя тёплую кожу порывистым ласкам. Её лоно приняло его в себя с упоением, окутывая горячей влагой. Серсея всхлипнула сквозь сомкнутые губы. Она притянула его для поцелуя и не размыкала объятий губ до самого конца. Она оставила его в себе напоследок и лежала так, поглаживая вдоль древка. Может быть, думала, что у них получится… Эурон нежился под действием её рук и уже закрывал глаза. — Что-то случилось? — спросила она, некоторое время погодя, заботливым тоном домашней кошечки. Он распахнул налитые блаженством приходящего сна веки. Будь проклято женское любопытство! Не забыла о его уходе из зала. — Да, — сказал он тихо. Молчать долго не следовало. Тайна всё равно не была тайной. — Таргариены. — А затем, вымученно разомкнув губы, добавил: — Случились.***
Когда Санса приезжала в Орлиное Гнездо, она ощущала себя королевой. Покидая его даже на время, Санса чувствовала облегчение. Ничто не будет ей домом, кроме Винтерфелла. А Винтерфелл теперь — руины, и она вынуждена метаться от дома к дому, вымаливать снисхождение у суровых лордов и леди, как делала это с детства. У одинокой леди не бывает дома. Но не ради молитв она выехала из замка и припустила так сильно, что охраняющим её рыцарям оставалось только поспевать за ней. Арья нашла ей доброго жеребца. Лорд Ройс предоставил людей и птицу — сокола. «Выпустите его в миг опасности, и это станет сигналом для стражников Кровавых Врат», — сказал ей напоследок старый рыцарь и чмокнул в щёку железными губами. Санса держала и гонца на всякий случай. Он плёлся позади всей её худой колонны в десять человек, не считая самой леди. Ближе всех к ней ехала Бриенна. Её было сложнее отговорить, чем Арью. Она тоже устала за пару дней ехать без перерыва, но не смела даже сказать об усталости. Санса видела только узкую полосу дороги перед глазами. Седло натёрло ей бёдра, но она упрямо шла к своей цели. Очень долго она не получала вестей от Эйегона. Ей хотелось вновь увидеть его, услышать его голос, почувствовать тепло его объятий и ревностный взор королевы Дейенерис. Может быть, увидит её стёртые ляжки Эйегон и вразумится не раздавать земли лояльных лордов железнорождённым, и сестру — в жёны морским разбойникам… В то время ей доставались сухие замечания Бриенны да шутки молодых рыцарей. Крупный привал устроили на пятый день шествия. Кони выдохлись и требовали заботы. Они сидели молча с Бриенной у костра, пока рядом ходили рыцари. Но потом, чуть только рыцари отошли, кто для охоты, кто для смены караула, Бриенна поделилась мыслями, что долго мучили её. — Сдаётся мне, людей вам дали хилых, — шепнула она, подвинувшись ближе. — Насчёт четверых я уверена, но их не хватит, если нас окружит громадный отряд горцев, а они ездят табунами. — Санса ела хлеб с мёдом и смотрела в костёр. От огня её щёки стали розоватыми. Её разморило дорожным уютом, в голову закралась мысль устроить привал на два часа дольше, чем они запланировали. — Не волнуйся, Бриенна. — Санса поворошила угли, снисходительно улыбаясь. — Лорд Ройс должен защищать Долину Аррен и своего лорда. С нашим отрядом мы проедем не замеченными. — Её слова звучали уверенно, но Бриенна всё же чувствовала подвох. Поэтому Санса добавила: — Он весьма добр, и не хотел меня отпускать. — Не хотела её отпускать Арья, а Ройс наспех подготовил ей отряд и провизию. Поначалу Санса думала выпустить сокола без причины и развернуть коней назад, чтобы удивить лорда Ройса и поглядеть на его реакцию. Только она покинула Долину не ради Ройса и доказательства его желания извести её. Она трепетно жаждала встречи с Эйегоном. Наверно, у него и наследник успел родиться… Санса легла на расстеленный полог с мягкими большими подушками и уснула, подставив лицо тёплым солнечным лучам. В быстром, как течение горной реки, сне к ней пришла Леди. Она стояла, оскалившись, меду Сансой и дремучим лесом. Высокие дубы шуршали тёмно-зелёной листвой, а за ними белели остроконечные вершины Лунных гор. Было тихо и спокойно. Санса обернулась назад. Там ничего не было. Пустая белая равнина тянулась бесконечно далеко. Санса двинулась в лес, но Леди зарычала, бросилась на неё и куснула за руку. Мир окрасился в алые цвета хлынувшей из запястья крови. Она проснулась с шумным вдохом. Солнце к тому времени уже заходило, и серые облака, витающие над горами, окрасились в кисло-розовый. Санса пугливо осмотрела руку. Запястье осталось целым. Бриенна очнулась следом за ней. Женщина-рыцарь спала достаточно чутко, что услышала её вздох и шорох подушек. — Собираемся, мы должны ехать, — сказала леди Санса без обиняков. Рыцари поникли, услышав о немедленных сборах, но подчинились беспрекословно. И вот снова ловко и горделиво затопали копыта по каменистой узкой горной дороге. Рыцари шутили и пели. Бриенна тяжело молчала, осматривая округу, будто могла объять взором всю местность. — Леди Санса, я бы предложила послать разведчика, — промычала Бриенна. Санса хмуро кивнула ей. Один из рыцарей мигом помчался вдаль. — Нам чуть меньше дня до первой гостиницы, леди Санса, — сказал один из молодых мужчин. — Разрешите остановиться в ней? — Санса напряжённо улыбнулась. Туда нужно ещё добраться. — Скоро повернём на более удобную тропу. — Продолжал вещать он. — А там и до Риверрана рукой подать. Вы были в Риверране, миледи? Санса помнила Риверран лишь мельком, когда они проезжали мимо него по дороге из Близнецов. Пустынное место. Трава уже лезла вдоль стен. — Нет, я не была в Риверране, сир, — терпеливо ответила Санса. Они помолчали. Если бы она нашла достойного мужа, скромного, доброго человека, жить стало бы гораздо проще. Но женихи её окружали никудышные. Всё время ей подавали приторно улыбающихся рыцарей с маской учтивости на лицах. Ей нужен был решительный и твёрдый человек, как Джон (то есть, Эйегон). Копыта лошади вздымали дорожную пыль. Сансе казалось, что поворот к Риверрану уже близок. Немного ещё, и она узреет родных, примет ванну и вдоволь отоспится. — Кажется, разведчик возвращается… — пробормотал едущий рядом рыцарь, вглядываясь в горизонт. Санса подняла шею, чтобы разглядеть. Чёрная кобыла несла облачённого в серые латы человека. Он то и дело поддавал ей пятками и прикрикивал. — Поворачиваем назад, живо-живо! — держа кулак вверху, воскликнул разведчик. Санса остановила коня, не понимая его возгласов. — Там горцы, — надрывно заголосил он. — Горцы! — повторил молодой человек. — И их много! — Санса уже не слушала его. Земля под её конём дрожала, и он уже не мог стоять на месте. Вместе с землёй дрожали и руки леди Старк. Бриенна отвлекла её от раздумий. Она развернула жеребца, взявшись за уздечку, и шлёпнула его по крупу. Конь дико заржал и двинулся вперёд. Санса не сразу заметила, что едет. Страх засел у неё в голове, не давая пошевелиться. — Вы, едете со мной, — командовала Бриенна мощным голосом. — А вы — езжайте вместе с леди Сансой. — Пятеро человек на лошадях рысью промчались мимо неё. Они выхватили серебристые мечи из ножен. Другие пятеро пропустили её вперёд. Санса остановила жеребца: — Выпустите сокола! — птица в клетке отозвалась буйным клёкотом на её слова. — А ты, — она повернулась к гонцу, не обращая внимания на раздающиеся за спиной бряцание стали и дикий свист, — что есть мочи отправляйся в Гнездо и приведи нам подмогу. — Свист раздался буквально за спиной. Она ясно различила среди прочего звук вонзающегося в тело топора. Бриенна рявкнула. Санса хотела обернуться на её крик, но кто-то пихнул её в плечо, призывая бежать. Санса ударила коня по бокам. Выпущенная птица с звонким клёкотом взвилась в небо. Сокол сделал пару больших взмахов широких крыльев так, что едва не обогнал жеребца Сансы — он только начал ускорять прыть. Поравнявшись с нею, сокол болезненно взвыл и пал замертво, сражённый вражеской стрелой. Леди Старк оглянулась. Руки её, цепко схватившиеся за узду, похолодели. Бриенна сражалась с тремя. Двое человек уже были мертвы, ещё четверо вступили в кровопролитный бой с волосатыми дикарями. Санса остановила жеребца, надеясь на богов. — Я Санса Старк из Винтерфелла! — грозно провозгласила она. Горцы остановились. В их буйных глазах промелькнул рассудок. В глазах Бриенны — отчаяние. — Именем короля Эйегона, Последнего дракона, я приказываю вам сдаться и сложить оружие, — она старалась говорить столь же властно и упрямо, как это делала королева Дейенерис. — Если вы не тронете меня и моих спутников, я пощажу вас! — Горцы усмехнулись. Один, низкорослый, но крепкий, закутанный в полосатую шкуру сумеречного кота, громко расхохотался. — Здесь, в горах, один король, девочка. — Он рубанул топором одного из её людей. Санса прикусила губу с досады. Её уже никто не спасёт. Нужно было уходить. Она взялась за поводья, поглядывая то на Бриенну, то на горцев, сидевших на высоких и узкомордых конях. Жеребец под ней пугливо тюкнул копытами по земле. Она поддела его задками сапог и направила поводья к Орлиному Гнезду. — Король гор! — выкрикнул кто-то. Она стукнула жеребца, но он не двинулся с места. Санса повернулась к тому, кто вопил. Высокий и черноволосый направлял в её сторону тонкую стрелу. — Беги! Беги! — Она шлёпнула коня по взмыленному крупу, и он поскакал прочь. Небо затягивалось крупными тучами. Санса взглянула на него, как в последний раз, и успела произнести краткую молитву Матери, прежде чем её плечо пронзила боль.***
Они приостановили лошадей у маленького горного ручья, чтобы накормить и напоить их, и самим подкрепиться — съестного им хватало. В горах было прохладно, однако ветер имел запах свежести. Здесь дышалось легче. Рик глядел на облака. Солнце катилось за снежные пики Лунных гор и сбрызгивало тучи персиковой, малиновой и розовой красками. Дети играючи так раскрашивают чистые холсты. Ему доводилось держать в руках кисточку художника лишь однажды. Лорд Родрик поручил мастеру исписать стену в своей опочивальне мозаичными узорами тёплых оттенков, ибо на Харло он редко видел приветливое солнце. Рик случайно вошёл, когда покои проветривали. Краски пахли отвратительно. Он знал, что касаться их нельзя — поругают, а ещё хуже — дадут тумаков. Но он взялся за кисть, обмакнул её в синий цвет. Мастер вошёл вместе с лордом Родриком, напугав Рика до полусмерти. Кисть выпала из его руки, и брызги синего залили песочные квадратики. Мастер начал пыжиться и топать ногами. А лорд Родрик, увидев испуг на лице ребёнка, добродушно рассмеялся. И вместе с ним смеялись стены, кровать, даже кисточка, и Рик тоже весело захохотал, держась за плоский мальчишеский живот. Капли синего и по сей день на той стене. Лорхан и Урцен вернулись с разведки мокрые, запыхавшиеся и довольные. — Там рыцари, милорд, — сказал Лорхан, втянув в широкую грудь больше воздуха, а потом подавился им, и Урцен его заменил: — Десять рыцарей, с ними какая-то леди. — При упоминании о леди Рик встал, протягивая ему бурдюк с водой: — Леди? У неё рыжие волосы? — Урцен развёл руками и поглотил предложенную воду. — Платье с лютоволком? — Урцен пожал плечами, недоверчиво глядя на него. — Хоть какие-то приметы… — Рик начинал злиться. Леди в Орлином Гнезде много. — У них ручной сокол, добрые лошади, — отозвался передохнувший Лорхан, заваливаясь на траву. — Тюфяки дорожные парчой обшиты. Шуба у неё из серого меха и платье в цвет. А ещё… — Лорхан криво ухмыльнулся. — Ещё с ней баба в доспехах. Высокая, крепкая. Небось, медведя руками завалит. — Не спешите радоваться, милорд, — угрюмо сказал Урцен. — Неподалёку горцы. Их целая пещера. Человек двадцать женщин с дитями. Мужики, верно, охотятся в лесу… или на дороге. У Рика в животе похолодело. — Ты уверен, что вас не видели? — Урцен помотал головой. Рик подозвал жестом остальных. Люди с Харло лучше всех ездили на конях, поэтому не выглядели уставшими. У них горели глаза в предвкушении скорой добычи. У Рика — тоже. — Полагаю, что мы наткнулись на кого-то из Старков. Если это сама леди Санса, нам крупно повезло. Мы разобьём её отряд и помчимся назад, прихватив с собой добычу. Но стоит делать это осторожно. Нас могут увидеть рыцари или горцы, рыскающие здесь. Железнорождённые маялись в Королевской Гавани, поэтому они охотно двинулись в путь. Хватило с них тренировочных боёв. Они жаждали рубки и крови. Даже на тихом Харло жили беспокойные мужи. Урцен и Лорхан ехали в начале колонны. Журчание ручья всё отдалялось, а в какой-то момент пропало совсем. Рик оборачивался и прислушивался, нет ли погони. — Что-то не слыхать рыцарей! — заметил Галмар с неудовольствием. Другие зашептались, боясь, что Лорхан и Урцен затеяли свою игру, но Рик пригрозил шептунам. Лорхан не растерялся и согласился с ним: — Слишком тихо, может, рыцари не храпят, когда спят? — он подмигнул. Галмар расхохотался и пошатнулся в седле. — Слишком громко, — предупредил Рик и, натянув поводья, приказал лошади ступать. С востока шли тяжёлые серые облака. Понемногу стал крапать дождь. Ветер принёс за собой тяжёлый смрад крови. Рик услышал, как лошадь под ним шумно втянула аромат и заупрямилась идти дальше. Он приласкал её, коснувшись рукой шеи, но от пути не отклонился. У Лорхана лошадь была посмелее. Он поскакал на запах, а Рик приплёлся позже и обнаружил его застывшего в седле с остекленевшим взглядом. Торрен, Галмар, Урцен, Дрейк, Дарр добрались опосля. Но им увиденное тоже не понравилось. — Чтоб меня рыбы сожрали, кто это? — подивился Даррен. Мёртвые тела мужчин, раздетых почти догола, были разбросаны вдоль дороги. Рядом с трупами вперемешку лежали знамёна, отрубленные руки, ноги, головы. Девять рыцарей и все всмятку. Рик застопорился, глядя на вечереющее небо. Путь до сих пор казался ему предельно ясным: прибыть от имени сира Харраса в Орлиное Гнездо, жениться на Сансе Старк и увезти её в Десять Башен как пленницу. Куда же следовать теперь? Он не хотел терять доблестных людей, что пошли за ним. Ответ нашёлся под копытами его лошади. Серое знамя с испачканной в крови головой лютоволка. Поодаль, затоптанное и пыльное, валялось чёрное с красным трёхглавым драконом. Дракон и лютоволк пали. — Вы женщин не нашли? — сказал, а не спросил Рик. Дрейк покачал головой — ими здесь и не пахло. — Я бы сразу отыскал деву-рыцаря, — щёлкнув языком, ответил Лорхан. — Уж больно мне не нравится, милорд, что нашу добычу увели. — Разумный человек в таком положении сто раз подумает, прежде чем отважиться на нападение. Но Рику тоже не нравилось. — Мы ответим им, — сообщил он. — Готовы провернуть одно дельце? — железнорождённые угрюмо покивали. Деваться им было некуда. Надо исполнять приказы своего лорда. «Разделимся. Некоторые из нас будут изображать путников на дороге. Другие отправятся к той пещере. Те, кто будет отвлекать, возьмут наших коней для подстраховки. Мы пойдём пешими». Ночью дождь успокоился. Тучи открыли ясное звёздное небо с горящей факелом луной. Она блекло освещала семерым мужчинам лесную тропу. В пещере, которую показали Лорхан и Урцен, горел костёр: бабы готовили ужин, рядом носились дети. Мальчики помогали взрослым разделывать козлиные туши, девушки нарезали репу и кидали в кипящий бульон. Запах разносился по всей округе и привлекал диких зверей. Рик пару раз заметил прячущегося за тенью деревьев сумеречного кота. Однажды он подошёл столь близко, что казалось, вот-вот подымет рёв и устремит на затаившийся отряд внимание горцев. Мужчин, к счастью, он насчитал немного. Всего пятеро крепких увальней. В углу пещеры громоздился склад добытых в налётах вещей: доспехи, мечи, уздечки и сёдла, меха, и в том числе драгоценные камни, отражающие свет пламени. Перед входом в пещеру развешивали добытые на охоте тушки животных. Для Рика и его малого отряда это был шанс. Лёжа в колючем кустарнике, он без устали следил за разделывающими козлов мужчинами и ждал, пока они выйдут из тёплой пещеры, чтобы повесить мясо, но они всё никак не выходили. Совсем близко послышался топот копыт и фырканье. Мимо затаившегося отряда промчался горец в полосатом плаще, а за ним ещё двое. Они везли на спинах коней некие мешки и громко хохотали. Один из мешков болезненно простонал женским голосом. Рик кивнул людям на них. Если это те, что поймали леди из Орлиного Гнезда, то следовало действовать быстро. Он приказал Урцену поджечь стрелу и пустить её в того, кто вёз леди. Урцен исполнил приказ, но промахнулся. Горцы в мгновение ока развернули лошадей на них. — Пекло, — выругался Лорхан. — Это мне было и нужно, — шепнул Рик. Спрятавшись за дерево, он услышал, как колотится в эту секунду его сердце. Листва пела древние песни, а кони дикарей позади топтали павшую листву. Как только цокот стал громче, Рик открылся и занёс клинок над ничего не подозревающей лошадью.***
Она думала, что величайшее зло побеждено. Приход ночи, полной ужасов, остановлен. Но её бог направлял её своей широкой дланью в Королевские земли, где не было белых ходоков, зато там возвышалась новенькая септа в честь Утонувшего бога, считавшегося прародителем всех железнорождённых. Проплывая мимо громадной и дурно пахнущей Королевской Гавани, Мелисандра чувствовала холодок, бегущий по спине. И не от вида стоявших на воде кораблей. И не от запахов. Огни Королевской Гавани горели ярко. В каждом из них Мелисандра видела кошмары из своих снов. А теперь к ним прибавился облик Эурона Грейджоя. В водах Черноводного залива плавала смерть. И Мелисандра всю ночь до прибытия в Крабовый залив просидела в своей каюте, молясь и держа в руках свечу, что отгоняла от неё порождения тьмы. В Крабовом заливе был человек, способный пресечь жизнь короля Эурона. Этот человек нуждался в её помощи. Пламя подсказало ей название таверны, где его держат. «Добрый конь». Обыкновенное и непримечательное название тугого на ум крестьянина. Да и выглядело эта двухэтажная ночлежка весьма уныло. Крышу стоило починить, заменить дверь, прочистить окна. Когда Мелисандра вошла, петли не издали ни звука. Она молчаливо прошлась меж столами, проследовала к заднему двору. И никто не обратил на красную жрицу внимания. Владыка вёл её в тенях туда, куда ему было нужно. Во дворе стоял амбар, где держали зерно. Зерно давно склевали мыши. Замок поддался Мелисандре сразу. Войдя внутрь, она коснулась потухшего факела в подставке и прошла до конца, минуя разбросанное сено. В углу помещения, прицепленный кандалами, сидел тот, кто был ей нужен. Она взяла его за рассечённый подбородок, и он нехотя проснулся. — Кто ты? — открыв зелёные глаза, он прищурился. Губы скривились. — Мелисандра из Асшая, служительница Владыки Света — представилась она. — Я пришла освободить тебя. Ты слишком долго пробыл во тьме, Джейме Ланнистер. Услышав своё имя, он шире раскрыл глаза. — Чем обязан жрице какого-то там владыки? — Ты убил одного безумного короля. Тебе выдано бремя убить второго.